Наследники Дерсу

– Это будет похоже на то, как уголовники себе авторитета выбирают, – заёрзал на чурке Болотов. – Народ что для тебя, весь уголовный элемент?.. Весь лесхоз из уголовников? Из кого ж тогда будет состоять коммунистическая партия?

– А ты не передёргивай! Я дело говорю. Я что? Против самой идеи коммунизма? Вступают из-за карьеры, должность повыше получить, продвинуться. Карьеристы принимают в свою обойму друзей, так по веревке в связке друг друга наверх и тянут… Наслушался я, пока в ресторане подрабатывал.

– А по-твоему получается, что у нас анархия, а не общество – народ сам по себе живёт, а партия сама по себе. В партию принимают самых достойных и не обязательно друзей, но за которых поручиться можно. Отбор проводится по жёстким меркам, и, если у коммуниста родители из рабочей среды, а сам получил хорошее образование, это только приветствуется. Я, к примеру, прошёл стажировку в райкоме партии: потолок у меня – должность директора лесхоза. А вот если бы я молодым быстро продвинулся до директора да проявил себя, внедрив какой-нибудь громкий проект, возможно, меня бы заметили, отправили на стажировку в краевой комитет партии, тогда возможен рост до высокой должности начальника управления лесного хозяйства Приморского края. Но об этом можно только мечтать.

– Ну, и кто тебе мешает проявить себя? Водка? Каждый вечер пьёте. Я же вот бросил, правда, с помощью директора, мамы да принудительного лечения. Но я всё равно для себя что-нибудь придумаю и без вашей партии. Коммунизм, он ведь где, по-вашему, начинается? В семье! Вот это для меня и подходит. Сам себе построю.

– И для тебя место в партии найдётся, у нас тоже план имеется по приёму в партию. Вон, наш радист в лесхозе стал начальником пожарно-химической станции, карьеру сделал, потому как подходит на должность секретаря партийной организации, в райком ходит, к собраниям готовится, проекты постановлений пишет в разрезе требований вышестоящих органов, так что рабочие у нас тоже принимают участие в руководстве страной. А там, глядишь, в институт поступишь, ты же учился, лесничим станешь, а там и директором, со временем, конечно.

– Насчёт партии ничего не скажу, а вот учёбы – подумаю.

– Мы всей планете показали, на что способен социализм, – Сергей слегка разгорячился от выпитой водки, в голосе появились слегка хвастливые и восторженные оттенки. – Идея коммунизма будоражит многие народы. Вон какой фестиваль в Москве прошёл! Молодёжь съехалась посмотреть, что это за люди такие – коммунисты и комсомольцы – и как они живут. Молодёжь-то из бывших колоний, считай, от рабства только-только освободилась…

– Фестивали проходят по очереди в столицах соцстран, – уточнил Болотов. – В Москве он удался на славу!

– Мы и за космос ещё повоюем! – горячился подвыпивший Сергей.

– А вот это может плохо закончиться для всех, – Болотов собрал косточки от рыбы и унёс в костёр.

– Это почему же?

– Космос завоёвывают не для того, чтобы на других планетах яблони сажать, как в песне поётся, а потому, что оттуда легче на военные объекты и на города атомные бомбы сбрасывать.

– Войны, я думаю, никто не хочет, – Сергей тоже стал убирать на столе возле себя, – а наше дело – растить лес да тушить пожары. Выше должности лесничего я для себя и не желаю. Да и к чему выше? Вот твой участок работы, больше ста тысяч гектаров тайги, трудись, береги природу, охраняй от пожаров, преумножай богатства.

– Благородней нашей работы нет, это правда, – согласился Болотов.

Поёживаясь от ночной холодной осенней сырости, он у костра подобрал недогоревшие сучья, аккуратно сложил в огонь. Костёр занялся вновь пламенем, затрещал довольно и выбросил в небо сноп искр, повеяло теплом, и Виктор, довольный, подставлял то один бок, то другой.

– А если подумать, велика ли цена городской жизни? – продолжал рассуждать он. – Суетятся занять должность с зарплатой повыше и, соответственно, дополнительными привилегиями и благами. Конечно, это развращает. Чем выше поднимаются по службе, тем больше голова кружится, и зависть как на дрожжах растёт, и хочется ещё большего… Самая первая ступенька – это должность директора, отсюда открывается административный простор. Вот парадокс то ли общественного строя, то ли так заложено в человеке стремиться к большему, чем у тебя есть: получить квартиру попросторнее, машину с личным водителем или свою, курортное обеспечение за счёт государства…

– Так и рабочим хватает домов отдыха и санаториев, езжай – не хочу. В профсоюз заплатил четырнадцать рублей – и отдыхай две недели на всём готовом, – возразил Владимир.

– Я слышал, – Сергей тоже подошёл погреться к костру от всё более проникающей под энцефалитку ночной свежести влажного холодного воздуха, – что для министров и секретарей партии, народных депутатов курорты правительственные, бывшие царские резиденции, дворцы князей. Это другой уровень обслуживания.

– А коммунистическое учение говорит об удовлетворении жизненно необходимых потребностей, которые должны быть разумны, просчитаны, скромны. – Болотов, взяв с земли сухую ветку, поправлял несгоревшие дрова, сгребая их в центр костра. – И примеры тому есть: тот же Христос, которого называют первым коммунистом, и Сталин скромно жили. Настоящие революционеры отказывали себе и отдавали тем, кому это нужно было в большей степени. Коммунист – это тот, кто снимет с себя рубашку последнюю и отдаст тому, кому она нужна, образно говоря. Главная ценность социализма в том, что государство обеспечивает все потребности для нормальной жизни человека. К примеру, биологическая потребность в мясе составляет десять килограммов на человека в месяц. Мы вышли на семь килограммов. При меньшем потреблении человек развивается с умственной недостаточностью. Правительство ставит задачу создавать мощные комплексные животноводческие хозяйства. А теперь посчитаем, сколько надо засеять дополнительно площадей под зерновые, подготовить специалистов всех уровней, выпустить сельхозтехники, удобрений, гербицидов, построить посёлков и сёл. Так что безработица социализму не грозит. На первом месте у нас забота о здоровье нации, духовном богатстве человека, образовании. В перспективе каждый человек должен иметь высшее образование и пополнять свою коробочку до старости, – Виктор постучал пальцем по голове, – чтобы остался в обществе только один класс – класс высокообразованных, высококультурных и абсолютно здоровых людей. Это и есть, по моему мнению, коммунизм, а словами церковников – рай на земле.

– Вот я и говорю, тормозов не стало. Сталина. Он бы навёл порядок. – Володя добавил в ароматный чай ложечку сахара, – у нас общество – это что?.. Курятник! Каждый пытается на шесток повыше запрыгнуть и обгадить того, кто оказался пониже.

– Грубо говоришь. Но в этом-то и проблема. Сергей прав: Кодекс надо бы чтить выше, чем попы «Отче наш». А мы ни того, ни другого толком не знаем и не признаём. А это чревато. Вот, к примеру, разбирали мы в райкоме одного, в кавычках, коммуниста. Судили развратника закрытым судом, лишили партбилета, посадили. Идейное воспитание, пожалуй, главнее всего прочего. Не менее важно, чем выполнение плана. Ведь, к примеру, один добросовестно кедры сажает, а другой пучок саженцев закопал в землю – вот и выполнил план, ещё и премию получил. Пойди, пересчитай за каждым, проверь в тайге, кто где прошёл. Мы и воспитываем, и контролируем, чтобы каждый работал честно, на совесть, грамотно. Надо, чтобы каждый молодой человек учился, хотя бы заочно, чтобы понимал профессию, для чего он трудится. А наиболее достойных выдвигаем в депутаты или назначаем на должность. Так оно и есть, но в жизни бывает всякое. Поэтому любое дело надо делать на совесть, призвания доводить до совершенства при воплощении, оттачивать свой ум и, конечно, не только иметь представление о чести и достоинстве, но и жить по этим высоким нравственным принципам.

– Политинформация на сон грядущий окончена. – Володя добавил дров в костёр, повернулся спиной, чтобы подсушить от влажного воздуха одежду. – Светка моя сейчас в постели пуховой, на подушке мягкой, а я тут, как король на именинах, на жердях месяц бока отлёживать буду. А пустой карман, он как бы и не тянет, по-вашему?.. С голодным брюхом ходить тоже комфорта мало. Кто заработать мешает? Трудись! Шишкуй, корнюй, охоться, рыбачь. Тайга богатая. Барахолка в городе есть, перепродавай, что под руку попало. А поиметь молодую девку при случае? Да какой же мужик откажется? Так что мораль пусть коммунисты для себя поберегут. Без неё спокойнее. Карьера мне не маячит, а красиво жить не запретишь.

– Ты хорошенько подумай, о чём говоришь. – Виктор устал от разговоров, пригревшись у костра, его клонило ко сну. – Одно дело, когда ты сам по себе живёшь, и другое, когда один за всех в ответе, а все за одного. Это разные ветви развития гомо сапиенса. Одни в орангутангах так и останутся, другие рай на земле будут строить. И вот возьмут ли тебя туда, это ещё вопрос.

Дым от костра разъедал глаза, ночная сырость проникала сквозь одежду и загоняла в палатку.

– Ладно. Подумаю на досуге. Мне, получается, либо в лесу землянку рыть от социализма подальше, либо с вами соглашаться, но это пока. А там видно будет, кто из нас прав окажется. Вон шмотки из Японии покачественней и красивей, чем наш ширпотреб. Не за горами, видать!.. Ну что, спать будем? – Владимир первым откинул полог палатки, разделся и стал вползать вперёд ногами в спальный мешок.

Сергей лёг спать в энцефалитном костюме, чтобы ночью вставать и подбрасывать дрова в костёр, отпугивая дымом и огнём зверей. Долго не мог согреться, крутился, мешая соседям, потом вспомнил, что голому человеку спать теплее. С трудом разделся в мешке, сложил одежду поверх спальника, вскоре согрелся. Сквозь мягкие мелкие пихтовые ветви, служившие матрацем, спиной ощущал жерди настила, долго не мог заснуть и от неудобства на новом месте, и от впечатлений прожитого дня.

Ему вспоминалось, как они втроём сидели у костра и беседовали, дым витал над тайгой, слышался скрипучий крик сойки, стерегущей покой зверей от тигра, гипнотизирующий взгляд в спину сковал на мгновение мышцы. Вспомнил свою родину, сосновый бор, июльский жёлтый дождь пыльцы, когда цвели сосны. Лучи солнца пробивались сквозь кроны на устланную хвоей землю, и всё вокруг сверкало позолотой. Сказочной красоты наваждение повторялось из года в год, и он с подругой детства бродил по лесу, окружавшему усадьбы лесников.

Однажды в тёплый летний вечер он и Марина остались в бору на ночь встречать зарю. Развели костёр и, сидя на корнях толстой сосны, прижимаясь друг к другу плечами от июльской ночной прохлады, мечтали, как будут строить свою судьбу и счастье. Под утро вдруг послышался треск сухой ветки, и совсем рядом они увидели дикую козу. Спасая жизнь, она выскочила к людям, к костру на поляне, на миг остановилась с мольбой в глазах, оглянулась и, не дожидаясь спасения, кинулась за деревья. Следом на опушку выскочил волк, оценивающе и, как показалось Сергею, с усмешкой посмотрел на влюблённых и кинулся вдогонку за козой. Тогда Сергей впервые пережил страх и за девушку, и за себя, и за козу. Не всё в жизни бывает так безоблачно, как мечтается.

Рассвет они встретили у калитки её дома, утро было омрачено. Они продолжали ходить на свидания, бродили по сосновому лесу, собирали поспевшую чернику, угощая друг друга из ладони, нежились в объятьях. Осенью он ушёл в армию, и до весны, всё реже и реже, она писала ему письма…

«Там Маринка моя, – вздохнул Сергей. – Да какая она теперь моя? Пусть будут счастливы… Но ведь бывает и такой судьба людей, когда верны друг другу оказались до гробовой доски. Это я понимаю…»

Вспомнился недавний случай. Он ехал из Владивостока в Кавалерово. За полдень в Каменке остановился автобус у столовой. У дерева на земле сидел мужчина. Он умер. Кто-то из пассажиров оказался свидетелем, и теперь ждали, когда приедет участковый и прокурор из райцентра. К месту происшествия подтянулись местные жители, говорили, что у мужчины умерла жена, он стал с горя пить. Какие-то дельцы давали деньги горемыке на самогон, затем, заставив подписать документы, у него за долги забрали дом, а его выгнали на улицу. Так он и умер под тополем, прижавшись спиной к стволу. Не сложилась дальше жизнь у него, не смог справиться с потерей подруги. «За собой увела», – шептали старухи.

Наконец, сон одолел, реальность переплелась с вымыслом. Лена приблизилась к нему, её глаза, ресницы, милое выражение лица очаровали нежностью, он осторожно стал её целовать. Она затаила дыхание, словно ждала этих поцелуев. Любуясь друг другом, растворяясь в чудесных чувствах, окутавших их, он всё глубже впадал в сон, а …Аня Титова с завистью смотрела на них.

Тайга доносила тревожные ночные шорохи и звуки.

Сергей проснулся. На каком-то животном уровне он почувствовал опасность, словно по коже прошлись катком из иголок. От страха он открыл глаза, ощутил, что голова замерзла, ухо касалось угла палатки, настил из жердей и веток хвойника надавил спину через спальник. В палатку сквозь полиэтиленовое оконце сочился слабый лунный свет. Сергей различил Виктора и Владимира, они мерно сопели, их спальники скатились друг к другу. Он уловил шорохи: скрип веток от лёгкого ветра, бойкие переливы шумевшей реки. Ему показалось, что он слышит мужской разговор.

«Ничего не понимаю! Но… почему так страшно?! – подумал Сергей. – Наверное, костёр догорел… Тигр пришёл?!» – пронеслось в голове.

Сергей вдруг почувствовал, что угол палатки, в который он так уютно уткнулся головой, кто-то нюхает!!! И это был вдох крупного зверя!!! Тело отказалось подчиняться. Мысли пролетали одна стремительней другой: «Что делать?» Сердце пыталось выпрыгнуть из груди, разгоняясь в бешеном ритме…

Сергей затаил дыхание. «Разбудить всех? Но… какая реакция будет у любопытного зверя? Добраться до ружья? Не успею!!! Расстегнуть спальник?..»

Сергей замер. Все тело пробивала дрожь. «Тихо. Не слыхать, чтобы кто-то ходил!.. Кто-то вздыхает?! Может, показалось? Но я же чётко только что слышал, как меня обнюхал сквозь стенку палатки зверь!!! Видать, ушёл! Выйти из палатки и развести костёр?»

После пережитого желание выходить из палатки пропало. Сон как рукой сняло, всё тело пробивала крупная дрожь, таёжные шорохи и звуки не давали покоя. Остаток ночи Сергей думал, согреваясь в спальнике и ворочаясь на жёсткой подстилке из веток. «Человек – хозяин тайги. Так говорят только те, кто не встречался один на один с хищным зверем, тигром. Человеку посильно и реки пустить вспять, и горы туннелями изрезать, и под землёй шахты построить. Всё подчиняется разуму и организованности. А одного человека в тайгу закинь? И всё!.. Выживет, конечно, но к тайге и лохматому хозяину быстро поменяет отношение. Со зверем человек вроде бы как и на равных, говорят же «не тронь его, и он тебя не тронет», а всё одно, лучше его стороной обойти. Какой я там хозяин?! Может, и хозяин, но не главный!.. Законы тайги суровы, и непринятие их означает одно – ответное непринятие зверем человека… со всеми вытекающими!»

Лесникам про ночной визит Сергей решил не рассказывать: «Посмеются и не раз припомнят историю о том, как помощника лесничего в ухо зверь нюхал… И чего, будут издеваться, он тебе на ушко нашептал?»

Утро наступило в поздних сумерках. Сквозь плёнку маленького оконца в палатку заполз рассвет. Таёжники нехотя заворочались. Сергей высунул руку, мурашки от холода побежали по телу, оделся, достал ледяные от легкого мороза портянки, обулся, собрал для костра недогоревшие обугленные ветки, сложил сверху наколотых с вечера дров, разжёг. Дымок пополз вверх, насыщая воздух запахом горящей бересты, кедровой смолы, сухой древесины. Вода в ведре и остатки чая в котелке взялись корочкой льда. Чуть в сторонке от бивака, сидя на мешке, бурундук завтракал орехами, шелуша шишку.

Вспомнив, Сергей подошёл к углу палатки, где обнюхивал его зверь, рассматривая землю: огромные кошачьи следы с отпечатками когтей…

Сергей осмотрелся по сторонам, вглядываясь в просветы между деревьев и кустов, осторожно пошёл от палатки в сторону слияния рек, к мысу, умыться, набрать ведро свежей воды.

По игристой ряби реки плыла медь листвы. Где-то вдали едва слышно перекликались сойки. Ледяная вода обожгла руки и лицо. Покряхтывая от удовольствия и свежести, Сергей как будто растворился, стал таким же, как мир вокруг, лишь тепло осталось внутри да в голове от холода едва шевелились мысли.

Не отдавая отчёта себе в том, что делает, он поднялся по тропе водораздела и увидел примятую траву от лёжки. Тигрица ночевала метрах в ста от палатки. Свежие следы говорили, что совсем недавно, в тёмных сумерках утра, она ушла на юг мысом в сторону Ольгинского перевала на охоту за кабанами. Ему стало жутковато, он задал себе вопрос «А зачем я сюда пришел, какого чёрта?» и быстро повернул обратно.

Приготовив на скорую руку завтрак и почаёвничав у костра, лесники собрали в рюкзак пустые мешки под орехи, сухой паёк на обед, наполнили водой полевые фляжки каждый себе и для чая на обед, прихватили котелок. Сергей приспособил на плече шишкорубку, засунул легкий плотницкий топор за ремень, Владимир забрал два сита, главный лесничий накинул на плечи рюкзак с пустыми мешками.

Тропа повела на водораздел между узкими распадками притоков Правой Грушевой и Левой Грушевой. Утренний свет наполнял тайгу полутенями, пряча урожай в рыжей хвое под кронами кедров. Лесники разбрелись по склону, не мешая друг другу собирать. Встречались россыпи по пять, а то и двадцать опавших шишек. Сергей, склоняясь над каждой, любовался этим чудом. Его путь пересекла тропа, истоптанная копытами кабанов. Потеряв из вида напарников и опасаясь заблудиться, крикнул: «Эгей!» Громкое эхо, стукаясь о деревья и затихая, полетело по распадку. Он услышал ответный крик и повернул на вершину водораздела. Мешок на плече давал о себе знать. Под кедром лежала кучка шишек, собранная Виктором и Владимиром, они перекликались меж собой. Сергей понял, что тут будет бивак, и попробовал высыпать собранные им шишки из мешка, но они слиплись, и каждую приходилось доставать перепачканными смолой пальцами. Подошли Виктор и следом Владимир.

– Завтра вверх поднимемся выше, соберём паданку. Будем держаться водораздела. По нему поднимаемся и по нему же спускаемся. Тут тропа. Не собьётесь, если что. За хребет и перевалы на юг не ходить, можно заблудиться, те реки в Ольгу ведут, к морю. А нам выходить по любому из склонов на восток к реке. Очередная зачистка склонов лишней не будет.

Владимир достал фляжку с водой, мелкими глотками утолил жажду.

– Поднимаемся выше по склону. Добавляем кучи. И так каждый день. Недели за три все эти хребты обработаем.

Передохнув, лесники побрели по пологому склону к следующей группе деревьев, путь им преградил усохший кедр, вывернутый бурей вместе с корнями. Голые ветви торчали частоколом, за ним на выступе в несколько метров шириной просматривалась на ровном месте полянка с рыхловатой почвой. Владимир остановился и загадочно поглядел на напарников:

– Ничего не заметили?

Сергей и Виктор осмотрелись по сторонам.

– Нет.

Владимир присел на корточки. Сантиметрах в сорока друг от друга торчали стебельки толщиной с соломинку и чуть больше, на них сохранились раскидистые сложные листочки нежного ярко-золотого цвета, на макушке самого крупного стебелька торчала усохшая цветоножка без семян.

Владимир шёпотом таинственно произнес:

– Панцуй[3].

– Женьшень, – пояснил Сергею главный лесничий, присаживаясь на корточки рядом.

– Такой правильный, просто ужас! – зло обрезал Владимир. – Ты его когда-нибудь искал с таёжниками? Сказал бы при них так, получил бы на орехи. Поиск корней на мистике замешан, назвал по имени – они и спрячутся, впустую в тайгу сходишь, ничего не найдешь. Зря я вам своё место показал, потеряю эту плантацию.

Сергей, наклонясь, стал рассматривать тонкие стебельки и золотые листья, по форме они выглядели точно так же, как и годовалые колючие всходы элеутерококка, растущие неподалёку, но меньших размеров и тоньше. Они чем-то напоминали кленовые – три острых кончика поболее и два поменьше. У некоторых стебельков было по два листика, и они расходились в разные стороны из одного междоузлия.

– А этим сколько лет? – Сергей показал пальцем на крохотные растеньица высотой до десяти сантиметров.

– Двухгодовалые. А вот эти, что ещё меньше, с одним листочком, годовалые.

– Обычная трава, пройдёшь мимо и не заметишь.

– На второй год на стебельке вырастают два листика. Иногда даже цветочек на ножке тонюсенькой выскакивает. А затем, по мере того как нарастёт корень в земле, появляются три листочка, а летом красные ягоды. Чем старше корень, тем больше листьев, по четыре и пять. На пятисучковом гроздь ягод. Чтобы сто граммов корень весил, ему надо расти сто лет, а то и больше, смотря какая почва под ним будет и склон какой, восточный или южный. А вот с этих я семена собираю и сею рядом под ёлкой, тут больше шансов, что зверь не затопчет.

– Давно у тебя эта плантация?

– Два года, прошлым летом корневал в окрестностях Самарки, самые крупные продал и посадил на этом месте нетоварные.

– И как ты это место выбрал?

– Слышал от таёжников, что под Ольгинским перевалом тоже корни ищут, пошёл и я, нашёл тут корень, выкопал, мелкие не стал трогать. Место понравилось тем, что буреломом прикрыто, и отыскать не сложно, рядом с тропой.

– Извини, конечно, но кипятишься ты зря, – укоризненно заметил главный лесничий. – Женьшень – такая же трава, как и любая другая, ничего особенного. Технология выращивания давно изучена. Институт лекарственных трав целые плантации заложил в Анучинском районе.

– Я же тебе не про культурный корень, а о таёжном говорю! Спрячется от меня корень на этой плантации, вот увидишь!..

– А в тайге семена принято на месте оставлять там, где рос женьшень.

– Ведь я так и сделал на этом месте. А из Самарки не я первый начал выносить! Выносят из тайги всё, что найдут. Каждый себе укромное место ищет подальше от сёл или у дома на грядке в женьшенарий высаживает.

Сергей подумал, что, пожалуй, и он разведёт для себя это легендарное растение, когда станет лесничим.

– Не очень-то дождёшься теперь семян, – продолжал Владимир, – то птицы склюют, а чаще корневщики в тайге прячут на своих плантациях. А у меня свой семенной фонд теперь появился. Вот моя сберкнижка, – и он плавным движением провёл рукой над поляной, словно делая заклинание.

– Семена – это серьёзно, – Виктор задумчиво вертел в руках золотистый стебелёк женьшеня с листьями, выдернутый из почвы. – В тайге как? Опали на землю и лежат годами. Кожура ягоды может в сухой год присохнуть к семечку, а в дождливый – сгнить.

– Что-то вы всё время про какую-то ягоду говорите. Какой ягоды? – удивился Сергей. – Я книжку про Дерсу чуть ли не наизусть помню, столько раз её прочёл. Там Арсеньев пишет: «Коробочки ещё не вскрылись и не осыпали семян».

– Напутал уважаемый Владимир Клавдиевич, – главный лесничий усмехнулся, – ягода с красной кожурой, мякотью, а внутри сросшиеся боками округлой формы семена, плоские, твёрдые, с мелкими рёбрышками косточки. Они в землю должны попасть. А как? Надо, чтобы кабарга или косуля копытцем наступила, вмяла. Или птица склевала, переварила в желудке мякоть кожуры, а семечко с помётом посеяла в тайге. Да чтоб дождём замыло. Вот потому и редкое это растение, семечко-то довольно крупное, надо его на сантиметр в землю заглубить. Без стратификации семена два года в почве пролежат. А можно сделать так: в августе собрал, а весной прорастут.

Переломив пополам стебелёк с листочками мягко-золотистого цвета, Виктор положил его в нагрудный карман энцефалитки.

– Заварим чай, – помолчав, разглядывая плантацию, добавил: – Ну, что ж, и у тебя лет через пять некуда будет семена девать.

Сергей задумался о том, какую ценность представляет сама природа с подходящим климатом и почвой.

– Тайга большая, а лесхоз в ней хозяин, можно бы попробовать выращивать женьшень в промышленных масштабах. Подходящие для этого места объявить заповедными, лесничество специализированное создать для выращивания женьшеня в диких условиях, посёлок построить, учёных пригласить, и можно на огромной площади плантации заложить. Кстати, а сколько стоит один корень?

– Это от веса зависит, – Владимир злился на себя за то, что показал плантацию. – Весом менее десяти граммов считаются нетоварными, их доращивают. А за корешки весом более ста граммов китайцы готовы отдать сумасшедшие деньги.

– Тогда, я полагаю, государство может иметь доход больше, чем от продажи кедра.

– Нам бы со своим планом справиться, – главный лесничий пропустил это замечание мимо ушей, – и ждать, пока стограммовые корни вырастут, двести лет придётся.

– Пусть будет для начала сто, а затем каждый год урожай снимать можно в геометрической прогрессии. Это лишь государству и под силу.

– Для этого надо проект составить, обосновать, продумать, чем люди будут заняты, это ж целая инфраструктура, это должен быть закрытый посёлок, чтоб дорог для посторонних не было. Кутелев, инженер, такую идею уже высказывал. Это нереально. Одна охрана чего стоит!.. Корневщики проберутся в глушь – и все старания коту под хвост.