Дети Афродиты

Татьяна сидела за их столиком, внимательно изучала меню. А то она не знает, что в этой бумаге написано, ага. Можно подумать, впервые видит. А выглядит, между прочим, плохо. Какая-то припыленная вся.

– Добрый день… – сухо поздоровалась Ольга, как с чужой. Но ведь она и в самом деле теперь чужая, не своя же!

– Ой… Ты пришла уже? – подняла голову Татьяна. – Как это я тебя проглядела, Оль? Привет… Очень хорошо выглядишь…

– Спасибо. Слушай, Тань. Давай мы с тобой так поступим… обедать я не буду, я не голодна. А ты обедай, если хочешь. Я просто посижу, послушаю, что ты хотела мне сказать. Ведь ты хочешь от меня чего-то, правда?

– Да ничего я от тебя не хочу.

– Так уж и?..

– Нет, ну хочу, конечно. Просто поговорить хочу. И все. Как бы в последний раз… Марк ведь меня уволил, причем заочно, трудовую книжку с курьером на дом прислал…

– Да. Он очень деликатно с тобой поступил, Тань. У меня были другие предложения.

– Да знаю, знаю я твои предложения! Я же звонила Марку, он мне все рассказал!

– Ты ему звонила?

– Ну да… Надо же было его поблагодарить за благородство. Но я не об этом сейчас хочу поговорить… Вот скажи мне, Оль! Ну почему ты такая, а? Я что, из твоего кармана деньги брала?

– Я просто хорошо выполняю свои служебные обязанности, Тань. Я за это зарплату получаю. Я честный человек, только и всего.

– Я, я… Я… Я – самая любимая буква в алфавите… А на других тебе наплевать. Знаешь, ты не в свое время живешь, Ольга. Тебе надо было раньше на сто лет родиться, работала бы где-нибудь в аппарате Ежова или Берии… И твердила бы на каждом углу, как попугай: вор должен сидеть в тюрьме, вор должен сидеть в тюрьме!

– Тань, мне уйти? Я не собираюсь этого слушать, противно потому что. Тем более, я действительно считаю, что вор должен сидеть в тюрьме.

– Ну да, ну да… А если этот вор, к примеру, несчастная одинокая баба? А если эта баба влюбилась так, что… голову потеряла, ориентацию в пространстве и времени потеряла, власть над собой потеряла? И чужие деньги эта баба взяла вовсе не для себя, а для любимого, чтобы ему помочь? Если она панически боится, что он ее бросит? И тем более, если она сама себя за это презирает, но ничего, ничего сделать с собой не может?! Ее что за это, убить надо, да?

– Тань… Чего ты от меня-то хочешь? Чтобы я тебя поняла или пожалела?

– А есть разница, Оль?

– Не знаю… Говорят, есть. Нет, пожалеть я могу, наверное… А вот понять… Плохо у меня с пониманием, Тань. Может, потому, что я власть над собой никогда не теряю. Ни при каких обстоятельствах.

– Да, ты сильная, я знаю. Я даже в каком-то смысле завидую тебе. А я, видишь, слабой на поверку оказалась. Половой тряпкой. Нет, я правда сама себя за это презираю. Еще как презираю. Но знаешь, что я тебе скажу, дорогая моя? Вот если бы с тобой такое случилось… Да не смотри на меня так, всякое в жизни бывает! С любым человеком бывает! Так вот, если бы с тобой такое… Я бы никогда тебя Марку не сдала. Ни за что. Молчала бы до конца, как Зоя Космодемьянская. И наплевать бы мне было на собственную честность, уж не умерла бы как-нибудь.

– Со мной такое не может произойти, Тань. Априори. Уж извини.

– И очень жаль, что не может… По крайней мере, других бы научилась понимать и жалеть. Бабе сила не нужна, Оль. Бабе слабость нужна. А ты со своей силой никогда счастлива не будешь. Если, конечно, не пробьешь ее чем-нибудь человеческим. Так что, выходит, мы обе несчастные бабы, Оль. Ты – от своей силы, а я – от своей слабости. Как ни крути, а результат один получается…

– Ты именно это мне хотела сказать, да, Тань?

– Да. Именно это.

– И все?

– И все.

– Что ж… Считай, я тебя услышала. Спасибо за откровенность. Пойду я, пожалуй… Прощай, Тань. Будь здорова и счастлива.