Узник

Придя в библиотеку я застала старушку, которую завтра должна была сменить. Она была в восторге от того, что я пришла именно сегодня и ей не придется передавать мне свои дела завтра. Рассказав мне всё в мельчайших подробностях от правил пожарной безопасности до картотеки посетителей, при этом постоянно разбавляя инструктаж рассказами о личной жизни, она провозилась со мной до девяти вечера, хотя рабочий день заканчивается в пять.

Возвращаться домой было страшно. Мысль о том, что незнакомец выбрался из своей клетки и ожидает меня дома, заставляла кровь стынуть в жилах. Потоптавшись возле закрытого здания библиотеки еще с полчаса, я всё таки решилась пойти к Максу. К моему удивлению в окнах его дома не горел свет, однако я всё же зашла на крыльцо и постучала в дверь. Спустя пять минут настойчивого биения в дверь и вглядывания в окна без тюлей, я окончательно потеряла надежду на то, что ко мне кто-нибудь выйдет. Уже медленно идя к своему дому я думала о том, что увидела в окнах дома, который больше походил на сарай – это запущенность. Ощущение, словно в нём никто не обитает уже очень давно, при том, что сейчас в нём живет сразу четыре человека. Возможно, они стеснялись состояния своего дома, поэтому ни разу за всё время регулярного посещения меня, не приглашали к себе.

Зайдя домой, я сделала пару быстрых шагов внутрь и включила свет в гостиной. Посмотрев вверх, я с облегчением выдохнула увидев незнакомца запертым за решеткой. Разувшись я также быстро, как и вошла, отправилась на кухню. Только сейчас я ощутила сильный голод и подумала о том, что человек за решеткой должен быть невероятно голоден, а значит и смирным.

Сделав на быструю руку десяток бутербродов, разложив их на фарфоровой тарелке, накрытой белоснежной салфеткой, и грузно выдохнув, я отправилась на верх.

Медленно поднимаясь по лестнице, тяжело хромая на правую ногу, я оторвала взгляд от бутербродов лишь после того, как на достаточном, для своей безопасности, расстоянии остановилась напротив запертой узорчатой решетки. Мой взгляд мгновенно пересекся со взглядом незнакомца, стоявшего напротив меня, и в воздухе повисла минутная тишина.

– Я раньше не видела тебя в городе, ты наверное недавно приехал, – я запнулась, смотря в холодно-отчужденные глаза молодого человека, – кхм… Сколько часов ты пробыл в этой комнате и как сюда попал?

– Часов, – с непонятной мне иронией повторил незнакомец. Только теперь, при свете ламп я могла четко разглядеть говорившего со мной. Это был парень лет двадцати трех\пяти, высокий, идеального телосложения, с изумрудными глазами и прекрасным гладким лбом.

Я назвала текущую дату и время, так как решила, что его ирония связана с тем, что он не до конца ориентируется во времени, но он молчал.

– Вот, ты, должно быть, голоден, я сделала бутерброды с сыром и ветчиной.

Всё еще стоя максимально далеко от решетки, боясь что он резко высунет руку и притянет меня к себе, я протянула бутерброд с ветчиной. Около пяти секунд он смотрел прямо мне в глаза, после чего опустил руки, до этого скрещенные на груди, и сделал полшага в мою сторону. Медленно, чтобы, как мне показалось, не спугнуть меня, он протянул руку через решетку. Как только он дотронулся кончиками пальцев до протянутого мной бутерброда, я сразу же выпустила его из рук и отпрянула.

Дальше мы не продвинулись.

X

Осень окончательно вступила в права, утверждая свою позицию осыпая с деревьев позолоченную и окровавленную листву, сокращая часы дня, нагоняя сумерки с каждым днем на несколько минут раньше положенного им прежде времени, крича через дымоход камина необузданным воплем ветра и заставляя воробьев, в долгие холодные вечера, сбиваться в стайки под стрехой моего ветхого дома.

Уже больше недели я ежедневно хожу на работу. Мой рабочий день начинается в девять часов утра и заканчивается в пять часов вечера. Однако всё это время у меня отсутствовало желание возвращаться домой, поэтому я засиживалась в библиотеке до девяти вечера, перечитывая в очередной раз “Грозовой перевал” или наводя порядок в старых стеллажах, заполненными пыльными, много лет никем не читаемыми, книгами.

Каждый день просыпаясь в восемь утра, я шла в ванную, приводила себя в порядок, после чего завтракала, кормила Маффина и относила завтрак наверх молчаливому незнакомцу. Затем шел длинный, почти без посетителей, рабочий день, который заканчивался плотным ужином (так как я давно лишила себя нормального обеда). Каждое утро и каждый вечер я относила наверх порцию завтрака и ужина, и каждый раз пыталась заговорить с незнакомцем: спрашивала как ему спалось, желала приятного аппетита, говорила о хмурой погоде, – но всё тщетно. Незнакомец оставался молчаливым узником, которого я боялась выпустить, так как опасалась его агрессивного поведения направленного на меня, которое он проявил в самом начале и не позволял себе проявлять впоследствии. Однако я не забывала о том, наше знакомство чуть не стоило мне ноги, на которую я уже почти перестала хромать.

Всё дошло до того, что на выходных я также решила уйти на работу, а затем в лес, чтобы не оставаться в одном доме с тем, кто непрерывно, молча наблюдает за моими передвижениями по дому. Единственное место, где меня не было видно из его “клетки”, за исключением ванной, была кухня, на которой я начала проводить большее количество своего времени. Но жуткое чувство присутствия в доме живой души, которую я считала агрессором, заставляло меня дергаться даже здесь. Мне казалось, что он и здесь меня видит, из-за чего по спине часто пробегали холодные мурашки.

После завтрака я сразу же ложилась спать, чтобы не чувствовать себя подопытным зверьком, за которым наблюдают по другую сторону решетки. Однако сон ко мне не шел. Хотя я и накрывалась с головой тонким одеялом, поверх которого лежал красный шотландский плед, всё равно я всей спиной чувствовала, как оттуда, сверху, из-за решетки за мной наблюдает два холодных колких глаза. Засыпать приходилось в течении безумно длинного, вязкого часа и просыпаться по несколько раз за ночь из-за холода или воя ветра в дымоходе.

Сегодня, десятого октября, я впервые вернулась домой раньше прежнего. В библиотеке стало настолько холодно, что изо рта валил густой пар, и, как назло, дряхлый чайник, который достался мне по наследству от старухи-библиотекарши, отказался работать в самый ответственный момент – когда я хотела вскипятить себе первую кружку.

Так и не дождавшись окончания рабочего дня, я ушла без пятнадцати пять. По дороге домой я встретила Регину. Старушка стояла на крыльце своего дома с уже состряпанным яблочным пирогом. Она ежедневно передавала свои пироги через, всё более клеящегося ко мне, Макса. Эти малиновые, яблочные и черничные пироги, если честно, уже не лезли в горло. Вчерашний пирог я выкинула даже не попробовав. Маффин отказывался есть подобную пищу, по непонятным мне причинам узник также не любил пироги, каждый раз оставляя большие сдобные куски нетронутыми.

С Максом мы проводили ежедневно минимум час вместе. Он иногда заходил ко мне на работу и я позволяла проводить себя до дома, но с появлением узника в моей жизни, я перестала приглашать Макса в дом ссылаясь на жуткий беспорядок, не смотря на его настойчивые попытки проникнуть внутрь. Он мне нравился, честно, как только может нравится друг – он всё это время был со мной рядом, если не учитывать онлайн-переписку с друзьями и менее частые созвоны, он – единственный, с кем я в живую так много общалась за прошедшее время. Однако я понимала, что я не смотрю на него, как на парня, которого хотелось бы поцеловать. А он на меня так смотрел. Это мешало нашему общению, поэтому я старалась не впускать его в свою душу дальше пределов моего разума.

Взяв пирог у дряхлой старухи с доброй улыбкой и необычайно синими глазами, я поинтересовалась её самочувствием, поблагодарила за подношение и отправилась к своему дому. Оставив тарелку с пирогом на крыльце, я открыла дверь в дом, после чего развернулась и зашла за северную стену дома, к которой прильнул сарай с дровами. Набрав большую охапку, я отправилась назад, и уже выходя из-за угла в испуге дёрнулась. Передо мной стоял высокий Макс и смотрел на меня своими большими черными глазами. Одно полено свалилось с верхушки пирамиды, которую я несла с немалым усердием, и чуть не отбило мне мою многострадальную правую ногу, но я вовремя подпрыгнула и еще два полена полетело к моим ногам.

– Что ты здесь делаешь? – Не очень дружелюбно спросила я.

– Бабушка сказала, что передала тебе пирог и я подумал, что мог бы составить тебе компанию за чашкой чая, – весело ответил Макс, нарочно не замечая моего недовольного тона в вопросе, подобрав три упавших полена и сейчас идя за моей спиной.

– Напрасно ты так думаешь, – ответила я, остановившись на крыльце, напротив открытой входной двери, – сегодня я хочу провести вечер с котом. Можешь положить это сверху, – сказала я, указывая взглядом на поднятые им поленья.

– Но кот не умеет рассказывать анекдоты, – укладывая поленья поверх всей охапки, отшутился он.

– Хорошее замечание, но сегодня в другой компании я не нуждаюсь.

С этими словами я закрыла входную дверь ногой и отправилась к камину, который находился между кухней и прихожей, вглядываясь своим открытым черным ртом в гостиную. Аккуратно уложив дрова возле камина, я выглянула в окно, и дождалась, когда Макс скроется за входной дверью своего дома, после чего отправилась за очередной охапкой дров. Когда я возвращалась из сарая с третьей охапкой, я остановилась и, не обращая внимания на тяжесть дров, с минуту смотрела вверх, на нависающие прямо над головой низкие серые тучи. Они словно замерли над моим домом и не собирались двигаться с места, ожидая, опаздывающего на встречу, поводыря-ветра. На улице было очень тихо, словно вся природа замерла, собираясь с силами перед тяжелой битвой. Было так тихо, что я услышала мерные шаги, доносящиеся через дорогу от меня. Обернувшись я заметила Катерину, тётку Макса, которая быстрыми шагами направлялась в мою сторону. Сделав вид, что я не поняла, что она идет именно ко мне, я отчего-то внутренне напряглась, как напрягаются перед какой-то неизвестной опасностью и таким же быстрым шагом, которым ко мне приближалась Катерина, отправилась к дому. Поспешно заперев за собой дверь, я с грохотом кинула брёвна рядом с прежде аккуратно сложенной кучей дров, после чего раздался стук в дверь. Такой гулкий, мощный, тягучий удар обычно принадлежит мужской части населения планеты, поэтому я немного вздрогнула от удивления, так как ожидала более слабый стук. И откуда в женской руке такая мощь? Пока я рассуждала об этом, в дверь снова постучали. Не знаю почему, но меня эти удары раздражали.

– Что-то важное? – Прокричала я не сходя со своего места так громко, что за дверью меня точно должны были услышать.

– Соль закончилась, не могла бы ты одолжить? – Наигранно молящим голосом попросила соседка.

– Ничем не могу помочь, – всё еще продолжая кричать со своего места, откликнулась я.

– Жаль соли? – Уже более прямым тоном послышалось в ответ.

– У самой закончилась вчера. Сходите к соседке через дорогу.

Еще полминуты я наблюдала через витражные окна прихожей за неподвижной тенью Катерины, но внезапно моё внимание отвлек ощетинившийся кот, который до этого спокойно сидел на подоконнике и смотрел на улицу, а сейчас лихо пробежал мимо меня на кухню. Переведя взгляд с убегающего кота на дверь, я не заметила больше признаков присутствия Катерины на своём крыльце и присела на корточки.

В доме было достаточно темно и очень холодно, поэтому когда огромный чёрный рот камина озарился ярким оранжевым светом, на душе стало немного лучше. Я решила заняться обрядом, который проделывала каждую ночь перед сном, немного раньше, а именно – закрыть огромные шторы в гостиной. Когда дело было сделано я обернулась и посмотрела вверх. Незнакомец сидел неподвижно, облокотившись спиной о южную стену, положив левую руку на левое подтянутое к груди колено и смотрел на неровный разгорающийся огонь в камине.

Подойдя к камину я подкинула пару пален и осталась довольна тем, что после зимы тётка решила почистить его, чем спасла меня сейчас от задымления. Отправившись на кухню я запекла большую, красивую картошку в мундире и состряпала огромную тарелку салата, заправленную моим любимым видом оливкового масла.

С каждым днём мне становилось всё сложнее жить под одной крышей с незнакомцем. Ощущение, будто я преступник, удерживающий против воли человека и выжидающий момента, когда можно будет попросить за него баснословную сумму денег, начинало выжигать меня изнутри. В эти дни мне было очень тяжело психологически, возможно именно это и сказалось на моём прерывистом сне. Однако выпустить незнакомца не зная, переживу ли я этот момент, а если переживу, не вернется ли он по мою душу, я тоже не могла.

XI

Как обычно принеся поднос с едой узнику, я поставила его на пол. Весь процесс передачи еды был достаточно прост – на его стороне находилась, ранее переданная мной, одноразовая посуда, на которую, на безопасном расстоянии, я аккуратно перекладывала еду. Сейчас я аккуратно вилкой клала в его тарелку картошку в мундире.

– У тебя неправильное понятие о ужине.

– Прости? – Я не ожидала, что он заговорит со мной, поэтому сейчас выглядела очень глупо. Находясь в позе сэйдза (прим.*японская поза сидения на коленях) я умудрилась лечь грудью на свои ноги и сейчас, с протянутой рукой, смотря на него снизу вверх округленными глазами и чуть приоткрытым ртом, я действительно выглядела глупо. Почувствовав, что картошка соскальзывает с вилки я быстро докинула её до пункта назначения и выпрямилась.

– Ты плотно ешь на ужин.

– Это потому что я лишена нормального обеда.

– Почему во время обеда ты не идешь в кафе или столовую?

– Проблема с деньгами.

– Тогда почему не приходишь обедать домой?

Я не хотела говорить правду о том, что его присутствие меня угнетает, поэтому сначала решила солгать о том, что работа слишком далеко, но потом решила просто перенаправить вопрос.

– Ты что, голодаешь?

– Выпусти меня и не придется заботиться о моей пищи.

– Конечно не придется, ведь ей стану я.

Собеседник многозначительно посмотрел на меня.

– Последние десять дней я не расставалась с блогом, посвященному вампирам…

– О нет-нет-нет, только не говори, что ты отсталая.

Я смутилась.

– Вообще-то ты высосал не менее трехсот миллилитров из меня при нашем знакомстве.

– Однако ты сейчас кормишь меня обычной едой и я не загибаюсь от жажды крови и даже не иссох.

– Однако именно иссохшим я тебя и нашла.

– Один-один.

– Я не согласна на ничью.

– Хочешь выйти победительницей?

Я быстро перекинула в его одноразовую тарелку огромную порцию салата и, резко вскочив, отправилась вниз. Уже через минуту я снова стояла перед ним.

– Вот, съешь.

Он съел перекинутый через решетку зубчик чеснока не поморщившись.

– Не сегодня.

– Что “не сегодня”? – Не поняла я.

– Не сегодня тебе быть победителем.

Я выдохнула с облегчением. Он вопросительно на меня посмотрел.

– Стало легче, выкинув из головы всякий мистический подтекст о твоей личности, – пояснила я, садясь в позу лотоса на расстоянии, на котором до меня невозможно было бы дотянутся его крепким длинным рукам.

– Можешь выкинуть осиновый кол из-под подушки.

– Не смешно.

– Да, не смешно, – подтвердил он, доедая картошку.

– Если ты не вампир, тогда зачем кусал меня?

– В крови содержатся белки, железо, соль…

– Ладно. – Остановила его я, воспринимая его слова как издевательство. Наверное из-за теории о вампиризме он навсегда внес меня в список слабоумных. – Если я тебя выпущу, ты не причинишь мне вреда?

– Не хочу тебе врать. Я тебя убью.

Я напряглась.

– Тогда почему не убил меня сразу? – Бурно вырвалось из моей груди. – Только не говори, что из-за того, что я тебя укусила – не поверю. Я тебя даже прокусить не смогла, в отличии от…

– Я мог бы тебя прикончить даже через решетку, пока ты была в моих руках, – отрешенно прервал он меня, – достаточно было нажать на твою шею в нужном месте или перервать жилы на твоем запястье. Однако в какой-то момент я понял, что если не прекращу тебя загрызать – твоя гибель неминуема и никто не сможет меня выпустить.

– Моё отсутствие первыми заметили бы соседи, вскоре взломали бы дверь и увидели мой хладный труп у двери. Ты бы дождался, когда они откроют твою дверь и переломал бы им всем хребты – вуаля и ты свободен.

– Я не серийный маньяк.

– Хочешь сказать, что ты маньяк, который заинтересован в убийстве всего одной персоны?

Молчание.

– За что меня убивать?

– “Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать” – он процитировал Крылова, – кстати, почему ты не попросишь помощи у соседей? Давно бы вместе меня открыли. Или ты действительно думаешь, что я всех перебью? У меня даже ножа нет.

Я молча встала и отправилась спать, закинув в камин с десяток поленьев. Было ужасно услышать, что он серьезно настроен покончить с моим существованием, при этом не рассказав за что. Однако я стала меньше его бояться. Ключ от замка у меня, клетка крепкая, и главное – я разозлилась. Я была зла на человека, который критикует мой рацион, при этом уплетает мои припасы и угрожает мне лишением жизни.

И в правду, почему я не попрошу помочь соседей? Я ссылалась на то, что самое безопасное – это держать хищника за морду, а не бежать от него в ожидании, когда он нагонит тебя и разорвет на части. Если я отпущу его на волю или даже сдам в правоохранительные органы, я не смогу контролировать его действия и буду находиться в вечном напряжении, боясь, что он ожидает меня в тёмном углу дома или придет однажды в пустующую библиотеку… Но, если честно, даже не поэтому я не просила помощи у соседей. Я просто не хотела пускать их в дом после того как поняла, что они слишком навязчиво просятся в гости.

На этот раз сон был крепкий. Я рано легла спать и проспала до половины восьмого утра. Отправившись на кухню я наткнулась на вчерашний яблочный пирог. Съев четверть пирога с тёплым чаем, я разрезала оставшееся и отнесла своему узнику вместе с чаем, думая о том, что злость делает меня храбрее, так как сегодняшнее утро выходного я решила провести в лесу, наслаждаясь осенью, а оставшийся день смело расположусь дома.

– Вот, – сказала я и, не теряя бдительности, аккуратно передала через решетку кусок угощения.

– Обычно ты говоришь “доброе утро”.

– Ты всё еще желаешь меня убить, выйдя за пределы своей клетки?

– Всё еще.

– Тогда ты не заслуживаешь моего “доброго утра”.

Я хотела уйти, но он меня остановил, что-то сказав.

– Что? – Переспросила я понимая, что не он тихо говорит, а я вдруг стала слышать хуже. Даже собственный вопрос в моих ушах прозвучал как приближенное эхо.

– Оставь пирог.

Я поставила пирог перед решеткой и отправилась вниз. Почему-то мне вдруг показалось, что я совсем не выспалась. На плечи упал груз минимум трехдневного недосыпания и я, еле как волоча своё тело, медленно опустилась на успевшую остыть кровать. Укутавшись в одеяло и плед, я провалилась в глубокий сон на большой пышной подушке.

Когда я проснулась в восемь вечера, я думала, что еще утро. Посмотрев на тихо тикающие часы, я пришла в ужас и хотела быстро встать, но у меня не получилось. Тело словно выдохлось, легкие отказывались нормально функционировать, а свинцовые ноги еле как передвигались по комнате, но мне безумно хотелось в уборную.

В доме было очень холодно, на улице тихо и мерно моросил осенний дождик, словно пытаясь не досаждать мне своим присутствием.

После туалета мне стало гораздо лучше. Однако тело всё еще двигалось медленнее, чем хотелось бы. Разведя огонь в камине я отправилась на кухню и, поставив кастрюлю на плиту, ожидала кипения воды, чтобы закинуть упаковку магазинных пельменей. Казалось, что вода не собиралась сегодня закипать вообще и я, съежившись и подобрав ноги под себя, обняла подрагивающие колени. Сидя на стуле я смотрела на капающие с крыши слёзы дождя. Наблюдая за их мерным отрыванием от края крыши, мне вдруг захотелось пить, однако я не сдвинулась с места, чтобы не спугнуть то незначительное тепло, которое я успела создать вокруг себя в этой холодной комнате.

Около пяти минут я варила пельмени, после чего залила их кетчупом и отправилась наверх. Впервые я взяла с собой две порции, решив поужинать с узником.

– Как ты не сходишь с ума, сидя вот так вот в четырех стенах и ничего не делая? – Спросила я после того, как его порция была перекинута через прутья клетки.

– Кто сказал, что я ничего не делаю?

Я вопросительно посмотрела на своего собеседника.

– Я собираю вот это, – и он показал потертый старый кубик Рубика.

– Раньше не видела его у тебя.

– А я раньше не ел пельмени с кетчупом и убежден, что это ужасно.

– Странно, я была уверена в том, что завернутое в тесто мясо, политое соусом кровавого цвета, тебе придется по душе.

– Мне было бы по душе, если бы начинкой этих пельменей была ты. Но – да, теперь мне действительно приятнее это употреблять.

– Наверное ты сектант.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.