Полная версия
Как убить свою семью
Белла Маки
Как убить свою семью
Папе, за сотни сказок про убийства на сон грядущий.
Маме, за сотни сказок про волшебство.
Обещаю никогда вас не убивать
Пусть женщина умрет во мне.Пусть будуЯ лютою жестокостью полна.Сгустите кровь мою.Уильям Шекспир. Макбет[1]Bella Mackie
HOW TO KILL YOUR FAMILY
© Bella Mackie 2021
© Новикова П.С., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Предисловие
Тюрьма Лаймхаус, как вы можете себе представить, отвратительное место. Хотя, нет, не можете. Здесь нет ни игровых приставок, ни телевизоров с плоским экраном, несмотря на то что пишут газеты. Нет дружеской коммуны или сестринства – тут обычно царит хаос, заключенные орут, и все время кажется, что вот-вот вспыхнет драка. С самого начала я старалась не высовываться. Я остаюсь в камере в промежутках между приемами пищи, которую с натяжкой можно назвать перевариваемой. И стараюсь избегать мою соседку по комнате – ей нравится называть себя именно так.
Келли из тех, кто любит «поболтать». Когда я здесь только появилась четырнадцать месяцев назад, она присела на мою койку, сжала мое колено рукой с длиннющими ногтями и сказала, что в курсе моего дела и считает его удивительным. Такая похвала была приятным сюрпризом, учитывая мои ожидания: приближаясь к воротам этого убогого места, я ждала жестоких побоев. Вот она, невинная овечка, которая черпала все свои знания о тюрьме из низкобюджетных сериалов по ящику. После нашего знакомства Келли решила, что я ее новая лучшая подружка и, что еще хуже, не просто сокамерница, а подарок судьбы. За завтраком она подбегает ко мне, берет за руки и шепчет так, будто мы ведем тайную беседу. Я слышала, как она театрально намекала другим заключенным, что я призналась ей во всех подробностях своего преступления. Ей хочется поддержки и уважения со стороны девочек в колонии – если кто-то и может ее этим обеспечить, то убийца Мортон. Это чрезвычайно утомительно.
Хоть я и говорю, что Келли в курсе деталей моего преступления, это несколько умаляет совершенное мной. Для меня само это слово звучит убого, неизящно и банально. Шоплифтинг[2] – преступление. Разгоняясь до тридцати пяти миль в час вместо положенных двадцати, чтобы выпить теплый латте перед очередным скучным днем в офисе, вы совершаете преступление. Я же сделала кое-что посерьезнее: задумала и осуществила сложный и тщательно продуманный план, начало которого было положено задолго до неприятных обстоятельств моего рождения. Учитывая, что мне практически нечем заняться в этой уродливой и скучной клетке (заблуждающийся психолог посоветовал мне посетить урок художественной декламации, и я была ужасно довольна, когда одного моего выражения лица хватило, чтобы она больше никогда такого не предлагала), я решила рассказать свою историю. Это непростая задача, раз у меня нет привычного ноутбука.
Недавно мой адвокат обнаружил брезжащий свет в конце этого туннеля, и я решила отмечать время, поведенное здесь, и делать записи. Визит в столовую позволил заполучить тонкий блокнот и исписанную шариковую ручку – удалось сэкономить пять фунтов на еженедельных расходах из пятнадцати с половиной. Забудьте о журнальных статьях, в которых советуют не тратиться на кофе с собой. Если вы действительно хотите научиться правильно планировать бюджет, проведите недельку-другую в Лаймхаусе. Писать может быть бессмысленно, но я должна что-то сделать, чтобы облегчить отупляющую скуку этого места. Надеюсь, если будет видно, что я занята, Келли и ее неиссякаемая группка «леди» (она настаивает на таком названии) перестанут спрашивать, не хочу ли я посмотреть с ними реалити-шоу в комнате отдыха. «Извини, Келли, – скажу я, – пишу важные заметки по делу для своей апелляции, давай поговорим позже». Ей только намекни на сочную байку из жизни, как она поднесет палец к губам и удалится, как настоящая заговорщица.
Конечно, моя история не для Келли. Сомневаюсь, что у нее хватит ума понять причины моего поведения. Эта история принадлежит только мне, хотя читатели наверняка проглотили бы ее, если б я решилась на публикацию, – не то чтобы у меня есть возможность. Но приятно знать, что люди все же покопались бы. Это был бы бестселлер, и народ толпами устремился бы в магазины, надеясь больше узнать о привлекательной и печальной девушке, которая совершила такой страшный поступок.
Газеты уже несколько месяцев пишут обо мне статейки, и общественность, кажется, не устает слушать двуличных психологов, готовых поставить диагноз на расстоянии, или тех, кто, в противовес мозгоправам, от возмущения защищают меня в «Твиттере». Публика настолько увлечена мной, что готова смотреть сырую документалку на Пятом канале, где толстый астролог объясняет, что было предсказано моим знаком зодиака. Только вот он даже не смог его правильно определить.
Так что я знаю, люди поверят моим словам. Без всяких комментариев с моей стороны это дело уже приобрело дурную славу. По иронии судьбы никто не знает о моих настоящих преступлениях. Система правосудия в этой стране больше похожа на несмешную шутку, и лучше всего это иллюстрирует предложение: я убила несколько человек (некоторых жестоко, некоторых гуманно), и все же мотаю срок за убийство, которое не совершала.
Если о совершенных мной преступлениях станет известно, гарантирую, меня запомнят на десятилетия, возможно, даже на века – при условии, что человечество столько протянет. Доктор Криппен, Фред Уэст, Тед Банди, Лиззи Борден[3] и я, Грейс Бернард. На самом деле это меня немного не устраивает. Я не дилетантка и не слабоумная. Я из тех, на кого вы смотрите восхищенно, заметив на улице. Возможно, поэтому Келли держится за меня, вместо того чтобы выбивать последние жизненные силы, как ожидалось. Даже здесь я сохраняю определенную элегантность и хладнокровие, чего отчаянно хотят лишить меня те, кто слабее.
Говорят, мне пришла куча писем с восхищениями и признаниями в любви, вопросов, откуда то платье, которое я надела в первый день суда («Роксанда», если вам интересно. К сожалению, чертова жена премьер-министра надела что-то очень похожее буквально через месяц). Иногда ненавижу почту. Порой приходит полный бред. Например, один тип думает, что я отправляю ему сообщения по воздуху. Похоже, люди и правда хотят меня узнать, произвести впечатление, подражать, и если не моим действиям, то хотя бы выбору одежды. Это не имеет значения, поскольку я никогда ничего не читаю. Мой адвокат собирает и уносит всю писанину. На самом деле меня не интересует, что обо мне думают незнакомцы, готовые взять ручку и строчить письма в тюрьму.
Пожалуй, я слишком добра к широкой публике, приписывая им более сложный набор эмоций, чем они того заслуживают. Может быть, причину такого долгого и неистового интереса к моему делу лучше всего свалить на бритву Оккама – теорию, что самый простой ответ обычно является правильным. В этом случае мое имя еще долго будет отдаваться эхом даже после моей смерти просто потому, что идея любовного треугольника кажется такой драматичной и грязной. Прозаично, не так ли? Но когда я думаю о том, что на самом деле совершила, мне становится грустно. Никто и никогда не узнает о сложности той операции. Само собой, намного лучше, если это сойдет мне с рук, но, возможно, после моей смерти кто-нибудь откроет старый сейф и найдет это признание. Все вздрогнут. В конце концов, почти никто в мире не сможет понять, как кто-то в нежном двадцативосьмилетнем возрасте смог спокойно убить шестерых членов своей семьи, а затем счастливо прожить остаток жизни, ни о чем не сожалея.
Глава первая
Я схожу с самолета, встречая порыв горячего воздуха, от которого британцы всегда драматично восклицают в теплых краях и вспоминают, что большая часть мира наслаждается климатом, в котором холод сменяет не только серость. Искусство быстрого перемещения по аэропортам я освоила давно. Сегодня это особенно актуально – хочу избежать встречи с человеком, неудачно оказавшимся рядом со мной в самолете. Амир представился, как только я пристегнула ремень безопасности. На вид ему было за тридцать, одет в рубашку, которая обтягивала его мышцы на груди почти как в комиксах, и он необъяснимым образом сочетал ее с блестящими спортивными брюками. Худшей частью его наряда, вишенкой во всей этой мешанине, была пара шлепок «Гуччи» для бассейна, да еще и с носками того же цвета. Боже. Я хотела попросить бортпроводницу пересадить меня, но нигде ее не нашла, и когда самолет начал взлетать, я уже была зажата между нарядным мачо и окном.
Амир, как и я, направлялся в Пуэрто-Банус[4], хотя я бы никогда ему об этом не сказала. Ему было 38 лет, занимался чем-то, связанным с ночными клубами, и любил «отрываться». Я закрыла глаза, пока он ностальгировал по своей жизни в Марбелье и сетовал на проблемы перегона его любимых автомобилей на летний сезон. Несмотря на весь мой нерасполагающий к общению вид, тип не унимался, заставив меня наконец поддержать разговор. Я сказала, что собираюсь навестить лучшую подругу. Нет, она жила не в самом Пуэрто-Банусе, а дальше, вглубь страны, и мы вряд ли рискнули бы отправиться в город, чтобы исследовать прелести ночного клуба «Блеск».
– Нужна машина? – спросил громила. – Я мог бы подогнать тебе лютую тачку, просто дай мне знать, и я подберу хорошенький «мерс» на каникулы.
Я как можно вежливее отказалась, прежде чем решительно заявить о намерении проработать вплоть до посадки. Когда мы приземлялись, Амир не упустил возможности и напомнил мне закрыть ноутбук. Вновь меня втянули в разговор. Но я помнила, что нужно быть осторожной: не упоминать свое имя и информацию о себе. Этот повышенный интерес бесил, ведь я специально надела черные брюки, рубашку и не нанесла макияж, чтобы привлечь как можно меньше внимания. Никаких украшений, никаких лишних акцентов, ничего такого, что могло бы заинтересовать окружающих. Я просто девушка, собирающаяся в отпуск в Марбелью, как и многие этим летом.
Все, что Амир мог получить, – совместный перелет, и то не по моей воле. Приходится протискиваться сквозь толпу народа, сверкая улыбкой, в надежде попасть в начало очереди на паспортном контроле и прямо к получению багажа. Зал заполняется людьми, я встаю за колонной и начинаю залипать в телефон. Несколько минут спустя вижу свою сумку, хватаю ее, прежде чем развернуться и уверенно направиться к выходу. Тут мне приходит в голову одна мысль, от которой я замираю как вкопанная.
Стою, прислонившись к перилам снаружи аэропорта, когда появляется Амир. Его лицо сияет, стоит ему втянуть живот и выпятить грудь.
– Я искал тебя! – начинает он и активно жестикулирует, а я замечаю блестящие золотые часы.
– Да, извини, я очень спешу на обед к своей подруге, но не могла уйти, не попрощавшись.
– Ну что ж, давай сходим куда-нибудь вечерком, дай мне номерок, будем на связи.
Это вообще не вариант, но я должна его задобрить, если хочу получить желаемое.
– У меня новый телефон, Амир, я, хоть убей, не помню номер. Давай, ты дашь мне свой, и я тебе наберу, – улыбаюсь и слегка касаюсь его руки. Сохранив его контакт и отказавшись ехать с ним, машу на прощание.
– Амир! – кричу ему вслед. – Твое предложение насчет машины все еще в силе?
* * *Добираюсь до арендованной квартиры чуть меньше чем за два часа на машине, без каких-либо неприятностей по дороге из аэропорта. Я нашла жилье на «Эйрбиэнби» и договорилась заплатить хозяйке наличными, чтобы не засветить свое имя. Она была не против анонимного бронирования, когда я сказала, что заплачу вдвое больше. Это жутко дорого, особенно в разгар сезона, но у меня отпуск только на неделю, и я очень хочу осуществить свой план, поэтому не жалею на это денег. Крошечная душная квартирка напоминала кабинет косметолога восьмидесятых годов, но с добавлением фарфоровых кукол. Отчаянно хочу увидеть океан, а еще размять ноги, но у меня не так много времени и есть работа, которую нужно сделать.
Я провела свое расследование, насколько это возможно по отношению к двум старым расистам с минимальным интересом к социальным сетям, и у меня есть неплохая идея, где они будут сегодня вечером. Если верить информации на странице Кэтлин в «Фейсбуке»[5] (у бедняжки открытый аккаунт, к счастью, старики не разбираются в настройках конфиденциальности), похоже, в перерывах от злости на количество проживающих испанцев в Испании, пожилые Артемисы проводят большую часть своего времени, перемещаясь от ресторана «Вилла Бьянка» на набережной до казино «Динеро» за городом. Я зарезервировала там столик на вечер.
Позвольте внести ясность. Я понятия не имею, что делаю. Мне двадцать четыре года, и я уже много лет думаю о том, как лучше всего отомстить за свою мать, а это самый грандиозный шаг на данный момент. Большую часть времени я продвигалась по карьерной лестнице, копила деньги, изучала семью и пыталась сблизиться с ней. Это полезно, но так нудно. Разумеется, ради достижения цели я готова пойти на эти жертвы, но, мой бог, просто невыносимо делать вид, будто мне есть дело до опросов клиентов и всяких необязательных (читайте: обязательных) пьянок по пятницам для укрепления командного духа. Если б я знала, что мне придется пить «Ягер Бомб»[6] с людьми, которые по своей воле работают в маркетинге, я бы дала себе чуть больше времени для изучения трепанации черепа.
Может быть, именно поэтому я тороплюсь сделать этот шаг, всеми силами пытаясь доказать себе, что добилась успеха и способна на то, о чем твердила с тринадцати лет. И все же я недостаточно подготовилась. Предполагалось, что к тому времени, когда доберусь до Марбельи, у меня будет четкий план, спланированный маршрут, время и невероятная маскировка. Вместо этого я прячусь в квартире с запашком сдохшего под шкафом хомяка, который чья-то мать вот уже полгода пытается вывести отбеливателем, теряясь в догадках, откуда берется этот ароматец. У меня готов план, но я понятия не имею, смогу ли его осуществить. Еще имеется парик, купленный в магазине косметики в Финсбери-Парке, довольно убедительный при искусственном освещении, но под испанским солнцем он может легко сгореть. Несмотря на тревожность из-за скудной подготовки, меня охватывает азарт. Поправляя парик и накладывая макияж, я чувствую себя так, словно готовлюсь к незабываемому свиданию, а не к убийству своих бабушки и дедушки.
* * *Вот это драма! Я не собираюсь убивать их сегодня вечером, это было бы глупо. Мне нужно увидеть их, подслушать разговор, не намекнут ли они о своих планах на эту неделю. Надо несколько раз проехать по маршруту до их виллы, и, что важно, забрать обещанную машину у Амира. Это либо признак моей глупости, и следует отложить свои дела, либо это маленький подарок от какого-то неизвестного божества. Проверим!
Я давно решила: Кэтлин и Джереми Артемис будут первыми, кто покинет нас. На то было несколько причин, а главная заключалась в том, что они старые, и их жизнь мало кого волнует. Старики, которые только и делают, что тратят пенсию и тупеют в своих любимых креслах, на мой взгляд, не лучшая реклама рода человеческого. Это, конечно, здорово, что мы придумали способ жить дольше с помощью медицинского вмешательства и ЗОЖ, но, к большому сожалению, со временем люди становятся оккупантами кровати, постепенно превращаются в старых маразматиков, живущих полумертвым грузом в комнате, где вы хотели устроить кабинет.
Не надо удивляться, я знаю, вы тоже так думаете. Наслаждайтесь своей жизнью и покиньте бренный мир лет в семьдесят. Только зануды хотят дожить до ста лет: единственная награда – безличное и коротенькое письмецо от королевы[7]. Так что фактически я делаю всем большое одолжение. Они старые и ненужные, их существование просто бессмысленно. Вино за обедом, сон, поездка по городским магазинам, чтобы купить безобразные украшения и безвкусные часы. Он играет в гольф, а она колется препаратом, превращающим ее в очень старого младенца. Трата жизни впустую. Это все, прежде чем я расскажу вам, какие они расисты. Да пошло оно – вы таких уже видели. Они живут в Марбелье и при этом не знают ни слова по-испански. Больше объяснений не требуется.
Разумеется, риск в этой игре велик. Я не Гарольд Шипман[8], который весело разгуливает, убивая стариков направо и налево. Мне надо убить только этих двоих, остальные могут спокойно смотреть «Фермы Эммердейл»[9] и покупать стремные подарки внукам, недовольным их скучными визитами. Технически эти люди – мои бабушка и дедушка, хотя я никогда с ними не встречалась и не получала шоколадки в подарок. Но они знают обо мне.
Позвольте объяснить. Очень долго я была не в курсе и думала, что мой отец Саймон успешно держал все в тайне, но Элен, мамина подруга, которая недавно была в Лондоне, за бутылкой вина призналась: еще до ее переезда в Париж она их навестила. Ей казалось, она подвела мою замечательную мамулю, бросив меня. Бедная мертвая Мари. Единственная вещь, которую Элен додумалась сделать, чтобы ослабить чувство вины, – прошерстить интернет. Она нашла лондонский адрес бабушки и дедушки в регистрационной палате. Почти распластавшись на столе, я слушала рассказ Элен и пыталась запомнить до мельчайших деталей.
Конечно, я уже много раз бывала у них дома, еще до того, как они окончательно обосновались в Испании. Я провела несколько часов на улице, наблюдала, выжидала, преследовала их машину с шофером, когда они куда-то выбирались. Но общение с ними было совершенно новым уровнем, и я была одновременно и впечатлена Элен, и зла на то, что она никогда раньше не рассказывала мне об этой встрече.
Элен явно не горела желанием вспоминать о том ужасе. Избегая зрительного контакта, она описывала события по порядку: перед ней захлопнули дверь, как только узнали, кто она такая, но уходить Элен не стала. В конце концов, они позволили ей войти и холодно сообщили, что знают все обо мне и моей «кошмарной» матери.
В ушах зазвенело, я почесала шею, ожидая комка в горле, который норовил подступить в любую секунду. Они знали обо мне с самого начала, объяснила Элен, когда их «бедный» сыночек внезапно появился поздно вечером на пороге дома и, расхаживая по гостиной, признался, что вляпался. В основном говорил Джереми, в то время как Кэтлин неподвижно сидела на диване, потягивая здоровенный джин-тоник. Саймон спросил, как сообщить об этом его жене Джанин, и сказал отцу, что для меня потребуется некоторая финансовая поддержка.
– Значит, он действительно хотел поступить правильно, – заявила Элен почти извиняющимся тоном, допивая вино и теребя волосы.
Я проигнорировала данный комментарий и попросила продолжить. Меня не интересовали жалкие попытки этого человечишки успокоить свою совесть.
Джереми с гордостью рассказал Элен, как они с женой несколько часов пытались вразумить сына. Внушили, что Мари сделала это ради денег, а Джанин никогда не оправится после такого удара.
– Саймон совершил глупую ошибку, как и многие мужчины, – сказал он Элен, – и мне жаль, что этой девочке приходится расти без родителей, но бывает и хуже. Я и сам потерял мать в юном возрасте, но подачек у незнакомцев никогда не просил.
Элен стала ругаться, кричала, что Мари не собиралась водить их сына за нос, ведь даже не знала ни о богатстве, ни о жене. Но они ничего не хотели слышать.
– Эта девчонка пыталась развести моего сына на деньги! – крикнула Кэтлин, внезапно поднимаясь с места. – Если ты думаешь, что дочь твоей подружки снова начнет всю эту чушь, ты не умнее ее матери.
Вот и все. Со слов Элен, которая допила вино и яростно размахивала руками, Кэтлин внезапно начала рыдать и бить мужа в грудь. Он схватил ее за руки и с силой толкнул на диван, прежде чем повернуться к ошеломленной Элен, стоявшей у двери.
– Ты расстроила мою жену и испортила нам вечер. Выметайся и даже не думай впутывать Саймона. Мы наймем адвокатов, и ты не успеешь опомниться, как превратишься в гребаную бомжиху еще до нашей встречи в суде.
– К тому моменту меня немного трясло, – поведала мне Элен, – он был похож на сумасшедшего. Глаза почти вылезли из орбит, аккуратно причесанные седые волосы растрепались. Но самое странное, его акцент совершенно изменился. Сначала он говорил как настоящий английский джентльмен, но под конец разговора его голос стал грубым и жестким. Он напоминал уличных торгашей из моего родного города. Мне правда жаль. Я пыталась. Надеялась, его родители добрее и отзывчивее. Господи, я думала, они захотят познакомиться со своей прекрасной внучкой! Но нет. Они производят впечатление приличных людей, но на самом же деле, Грейс, они уроды.
Итак, они старые, злобные и занимают драгоценное место в мире. Этого более чем достаточно, чтобы помочь им попасть на тот свет не так приятно, как могла бы уготовить им судьба. Но если быть до конца честной, то это все в основном потому, что они знали. Они знали о моей матери. Знали обо мне. Они не просто бездействовали, махнув на нас рукой, а активно промывали своему сыну мозги, обвиняя Мари, Элен, клубы, друзей, которые довели его до такого. Они поливали грязью всех, но не Саймона. Он уклонялся от родительских обязательств, а семья только потворствовала ему. Я думала, они живут своей жизнью, даже не подозревая обо мне и о моей маме. Они хотели, чтобы все было так. В конце концов, именно это и подтолкнуло меня к решению. Они умрут первыми.
* * *Я прихожу в ресторан на пляже в шесть вечера – наверняка дедушка и бабушка ужинают рано, как и большинство пожилых людей. Я попросила место на террасе, но ресторан намного просторнее, чем на фото в интернете. Главное не оказаться слишком далеко от них, иначе не услышу ничего полезного. Заказываю бокал белого вина (люблю вино; Латимеры всегда пили только хорошее; я выбрала риоху) и заставляю себя открыть книгу, которую захватила с собой, чтобы не выглядеть слишком подозрительной. Я выбрала «Графа Монте-Кристо». Возможно, чересчур очевидно, но мне показалось это забавным.
Долго ждать Артемисов не пришлось. Едва дочитав первую страницу, краем глаза улавливаю движение. Два официанта сопровождают четырех пожилых людей мимо бара к террасе. Я замираю, не позволяя себе поднять глаза, и чувствую их приближение. Слышу громкий женский голос: «Нет, не этот стол, Андреас, он же прямо под солнцем. Посади нас вон туда». Они разворачиваются и направляются в другой конец помещения. Да пошла ты к черту, Кэтлин.
Когда они наконец уселись и заказали напитки – это заняло целую вечность из-за жалоб на ветер и метания по меню, – я приступаю к анализу. Увядающие Артемисы сидят ко мне лицом, их друзья – спиной. У Кэтлин такие кудри, что сама Джоан Коллинз харкала бы кровью от зависти. Светло-русые волосы уложены безвкусно, но так жестко, что ветер, о котором она так беспокоилась, не посмеет их даже коснуться. Косметолог хорошо поработал над ее лицом – это видно издалека. Глаза искусственно приоткрыты, будто в легком испуге. Скорее всего, это должно было выглядеть кокетливо, но получилось как-то безумно. На ней бежевая туника поверх бежевых брюк, на столе лежит ее огромная сумка от «Шанель». Шея украшена толстой цепочкой. Не могу распознать камень, но предположу, что это совсем не фианит. Я спокойно пялюсь, ведь все они уткнулись в меню. Интересно, есть ли во мне хоть что-то от этой недовольной женщины? Она поднимает руки, складывает их, и я вижу ее ногти. Острые, классического красного цвета. Вот оно что, Кэтлин. Мои пальцы, держащие уже забытую книгу, длинные и тонкие, совсем не такие. Но мои ногти… Мои ногти тоже ярко-красные и острые.
Через несколько минут притворного чтения подзываю официанта и прошу место подальше от палящего солнца. Самое время – парик вот-вот расплавится. Терраса занята, но не полностью, и меня ведут к соседнему от жертв столику. Так-то лучше. Я хочу слышать их разговор. Вряд ли узнаю что-нибудь полезное или интересное – они слишком недалекие, а вот информация об их планах на неделю не помешает. У меня есть всего пять дней – весь отпуск, который я могла себе позволить, – так что времени мало. Заказываю еще один бокал вина, несколько разных закусок и снова открываю книгу.
Джереми одаривает меня взглядом, который узнает любая женщина. Старый козел меня оценивает, и ни на секунду не задумывается, насколько жалко он выглядит. Я кротко улыбаюсь, отчасти от осознания того, что дедушка разглядывает собственную внучку, но и для того, чтобы убедить его в моей заинтересованности. Момент был прерван официантами, которые принесли еду. Никто не делал заказ, но, увидев блюдо, я не удивилась: стейк и картошка фри для каждого. Должно быть, это единственное, что они едят. Стейк с картошкой фри. Они не ступают на неизведанные территории, не пробуют ничего нового. Они мелочные и отвратительные. И все это вытекает только из стейка. Представьте, что вскрылось бы, взгляни я на их книжные полки. Шучу, у них в доме не будет никаких книг.
