Гастроль в мертвый сезон. Книга вторая. Стреляющие горы

По крайней мере, если нам не удастся вновь вернуться к прежней диспозиции, восстановив статус-кво. А для этого следовало исключить из уравнения этот назойливый винтокрылый гемор, присутствие которого сейчас жутко напрягало не только одного меня. Конечно, реально оценивая расклад сил, неизбежно посетила мысль, а стоит ли вообще вмешиваться в этот замес, и не проще ли попросту отсидеться. Но мелькнув где-то на периферии сознания, эта мысль была немедленно отброшена. Бежать и прятаться в тот момент, когда моя месть за смерть друга имеет все шансы достигнуть своего апогея, выглядела просто абсурдной.

Пока вся эта мешанина мыслей проносилась у меня в голове, словно живя своей жизнью, тело уже действовало на автомате. Чтобы стащить со спины ракетную установку, и привести ее в боевое положение, не рискуя быть обнаруженным с вертолета, мною была облюбована небольшая расщелина поблизости. Оставалось только порадоваться, что ракета уже находилась в установке, что позволило мне справиться с поставленной задачей в кратчайшие сроки. По крайней мере, пока заложив боевой разворот, вертолет возвращался на новый заход, я в точном соответствии с инструкцией, успел выполнить все пункты предстартовой подготовки. И когда это поджарое бронированное насекомое вновь пронеслось у меня над головой, захватил в прицел излучаемый им тепловой след, и хладнокровно нажал на спуск.

После довольно ощутимого толчка, с которым установка выплюнула свой снаряд, окатив меня эхом выхлопа реактивной струи, ракета стремительно рванулась вслед удалявшемуся “Апачу”. И если по характеристике эта ракета была способна угнаться за реактивным самолетом, то стоит ли удивляться, что она достигла вертолета раньше, чем ее обнаружили. По крайней мере, на это указывал тот факт, что до момента столкновения с боевой частью ракеты курс заходившего на цель вертолета не менялся. А после попадания его буквально переломило пополам, разорвав на две части, и обрушив неуправляемой массой к основанию гряды.

Возможно, ударив в основание хвостовой части вертолета, заряд ракеты угодил в своеобразный “нервный узел” конструкции. Вот только в полной мере насладиться произведенным мной фурором времени у меня не было. Вместо этого я начал спешно заряжать в недра установки очередной заряд. Ведь одного взгляда на расположенный внизу склон хватило, чтобы понять, что и там срочно требовалось мое вмешательство.

Возглавляемая танками бронированная колонна, уже преодолела большую часть склона, уверенно подбираясь к его гребню. Откуда наши позиции открывались для них в зоне прямой видимости. Радовало хотя бы то, что на зыбучей поверхности склона неуклюжие “Хамви” не могли соперничать со своими гусеничными предводителями, пытаясь преодолеть склон, двигаясь наискосок. В то время как танки, хоть и отчаянно буксуя, уверенно двигались напрямую к цели.

Несмотря на довольно приличное расстояние, отделявшее меня от бронированной колонны, захватить в курсор прицела жирное пятно теплового излучения головного танка особого труда не составило. И вновь нажимая спусковую клавишу, меня беспокоило совсем другое обстоятельство. Допустим, для тандемной части заряда ракеты справиться с динамической броней вполне по силам. Головная часть заряда активирует срабатывание направленного взрыва динамической секции, после чего броня прожигается расположенным позади кумулятивным зарядом. А вот как ракете удастся обойти активную защиту танка, предназначенную для защиты от ракеты еще на подлете?

Потому, забыв на время о необходимости вновь зарядить установку, я с волнением наблюдал за дальнейшей судьбой выпущенного мной снаряда. И в какой-то мере мои опасения сбылись в полной мере. Когда огонек выхлопа реактивной струи ракеты слился с контуром танка, бронированный монстр окутала дымовая завеса от сработавших зарядов, ударивших навстречу приближавшемуся снаряду. Только за долю секунды до этого, словно почуяв грозящую ей опасность, ракета резко изменила траекторию, взмыв круто вверх, уходя от устремившегося ей навстречу града картечи. После чего, так же внезапно сманеврировав, обрушилась сверху, угодив позади башни танка, где размещался двигатель.

И если первый хлопок, обозначавший подрыв головной части заряда особого впечатления не произвел, то ударивший следом сноп ревущего пламени ознаменовал последние секунды жизни бронированного монстра. О силе взрывной волны сдетонировавшей боеукладки можно было судить хотя бы по тому, что ударная волна достигла даже моей позиции. Что уж говорить о самом танке, с которого попросту сорвало многотонную башню, с легкостью отбросив ее на несколько десятков метров.

Не нужно говорить, что к моменту запуска последней ракеты от прежнего неуверенного настроя не осталось и следа. Впрочем, и не удивительно, учитывая, что у меня хватало беспокойства совсем другого рода. Вероятно, противнику удалось определить место старта ракеты, и теперь вершину скалы буквально поливали огненным свинцом из всех орудий. Чтобы иметь возможность произвести прицеливание, и не угодить под тяжеловесные очереди крупнокалиберных пулеметов, мне пришлось спуститься чуть ниже. И выбрав место у основания огромного гранитного монолита, в относительной безопасности я смог провести завершающий этап захвата цели.

Но, несмотря на огромный риск получить крупнокалиберный заряд в голову, не проследить за дальнейшим развитием событий было попросту выше моих сил. И оставалось только порадоваться, что после того, как ракета устремилась к цели, плотность огня значительно снизилась. Оно и понятно, ведь если не удалось воспрепятствовать запуску, продолжать курочить горную вершину уже не имело никакого смысла. И теперь всех присутствовавших не меньше меня интересовало, какой результат будет иметь атака на последний уцелевший танк.

Что и говорить, если после первого удачного подрыва одного из “Абрамсов”, я кардинально пересмотрел свое отношение к совсем недавно проклинаемой мной громаде установки. То после того, как сноп огня и дыма окутал и второй танк, восхищению этим оружием у меня не было предела. Напрасно механик-водитель пытался развернуть танк навстречу подлетающему заряду. Атаковать танк в лобовую броню, ракета по-прежнему не изъявила ни малейшего желания. Вновь заложив крутую “горку”, и в точном соответствии с заложенной программой, ударив в кормовую часть танка.

С той лишь разницей, что несколько дальше от башни, в результате чего подрыва боеукладки на этот раз не последовало. Хотя, это мало что меняло, и тугие снопы дыма и пламени, повалившие из всех щелей поверженного танка, наглядно продемонстрировали печальный конец этого бронированного колосса.

Учитывая, что боеприпасов к ракетной установке больше не осталось, оставаться на вершине скалы уже не имело смысла, как и тащить обратно саму установку. Только, учитывая тот вклад, который она внесла в ход боя, бросить этот уникальный образец вооружения у меня попросту рука не поднялась. Бережно замотав установку в покрывало, я поместил ее в неглубокую расщелину, после чего сверху завалил мелким каменным крошевом. Правда, напоследок я не смог отказать себе в удовольствии бросить взгляд на недавнее поле боя на склоне.

По понятным причинам самым эпичным зрелищем являлись два отчаянно дымивших “Абрамса”, еще недавно внушавших трепет одним только своим грозным видом. После их бесславной гибели, “Хамви” стали похожи на свору бродячих псов, лишившихся своего вожака. Три из них приблизились к поверженным гигантам, хотя было не сложно догадаться, что спасти членов их экипажей можно уже не рассчитывать. В то время как оставшиеся два, стремясь выполнить поставленную задачу, продолжали самоотверженно штурмовать склон. Вот только мне сверху было хорошо видно, что происходит на гребне склона. И промелькнувшая там фигура с четко узнаваемой трубой РПГ не оставляла сомнений, что броневики там ожидает в прямом смысле горячий прием.

Только если здесь ситуация опасений не внушала, то развитие событий на другом фланге вызывало у меня немалое беспокойство. Насколько я понял, первая атака “Апача” результата не принесла, по крайней мере, уничтожить пулеметную позицию Мустафы с первого захода ему не удалось. Только если раньше рокот его пулемета молотил ровно и монотонно, то теперь ритм стрельбы значительно изменился. Очереди стали рваными и бессистемными, словно на вершине шел бой, и Мустафа был вынужден отбиваться от наступавшего противника. Поэтому вместо того, чтобы спуститься вниз, где заняла оборону основная часть нашего отряда, я принял другое решение.

Пробираться среди каменного нагромождения гребня скалы доставляло довольно сомнительное удовольствие даже налегке. А если делать это в спешке, словно горный козел, перескакивая с одного валуна на другой, можно запросто переломать себе ноги или свернуть шею. Вот только все более различимый шум боя в районе стратегической позиции, на которой обосновался Мустафа, вынуждал пойти на определенный риск ради достижения максимальной скорости передвижения. И как оказалось не зря.

Когда я уже мог уверенно ориентироваться относительно места позиции Мустафы по грохоту его пулемета, последняя очередь оборвалась буквально на втором патроне. И если даже мне, не особо опытному, как вояке вообще, так и пулеметчику в частности, стал понятен смысл происходящего, то и противник, наверное, тоже в подсказках не нуждался. У Мустафы закончилась лента с патронами, и сейчас бравые спецназовцы наверняка бросились на штурм, чтобы максимально воспользоваться сложившейся ситуацией. И словно в подтверждение моих слов, впереди раздалось несколько гулких хлопков гранат. По всей видимости, амеры уже достаточно приблизились к позиции Мустафы. И перед решающим штурмом, решили таким образом обезопасить себя от возможных сюрпризов.

Что и говорить, в такой ситуации мое появление могло стать очень своевременным. Если бы не то обстоятельство, что я был практически безоружен. Ведь намереваясь прийти на помощь Мустафе, я рассчитывал воспользоваться оружием прикрывавшего его бойца. А теперь, не исключено, что в бой придется вступать “с ходу” с тем, что есть. И если раньше я мог рассчитывать только на верную Бабочку, неизменно сопровождавшую меня во всех испытаниях, то теперь у меня появился еще один фаворит. Несмотря на свой солидный вес и габариты, громада Кольта уверенно поселилась в кобуре на моем поясе. И теперь я мог лишь благословить свою эстетскую натуру, заставившую неразлучно таскать с собой это грозное оружие.

Выдернув из кобуры свою карманную артиллерию, и взведя курок, я преодолел последние метры подъема. И обогнув громадный валун, смог оценить сложившуюся диспозицию. Относительно того, что напарник Мустафы исключен из хода боя, я догадывался и раньше, потому как его автомат участия в перестрелке не принимал. И его окровавленное тело, лежавшее в позе изломанной куклы возле небольшой воронки, не стало для меня сюрпризом. Да и сам Мустафа выглядел не намного лучше. Окровавленная нога давала исчерпывающее объяснение, почему он пытается перезарядить пулемет в довольно неудобной для этого позе.

Привалившись к основанию скалы, и вытянув раненую ногу, непослушными руками он пытался установить в затворный механизм начало новой ленты. И виной его неуверенных движений являлась не раненая нога, а пятно крови на левом плече, густо пропитавшее рукав камуфляжа до самого локтя. Что и говорить, досталось здоровяку прилично, и уже сам по себе тот факт, что он до сих пор не свалился от потери крови и болевого шока, мог вызывать искреннее уважение. Но если подобный пример стойкости и мог произвести на кого впечатление, то только не на противоборствующую сторону.

Действуя грамотно и слаженно, в обход скалы двигались пятеро спецназовцев. И даже предчувствие скорой победы не смогло заставить их забыть о мерах предосторожности. Если двое, идущие впереди, увидев вытянутую ногу Мустафы, готовились покончить со своим противником, то остальные трое тщательно “пасли” свои сектора ответственности. Потому и мое появление не осталось незамеченным, не позволив во всей полноте использовать эффект неожиданности. Вот только если любой нормальный человек, оказавшись в подобной ситуации, инстинктивно пытается найти укрытие, то я уже давно расстался с иллюзией относительно своей адекватности. Сталкиваясь с превосходящими силами, предпочитая не искать путей отступления, а вопреки всякой логике, бросаясь навстречу опасности.

Во многом причиной дальнейшего развития событий послужило то, что двигаясь плотной группой, противник сам создал мне идеальные условия. Признаться честно, такое произошло со мной впервые. Я словно смотрел на себя со стороны, к тому же в состоянии замедленной съемки. Или это была своего рода игра подсознания, основанная на воспоминаниях об увиденных в детстве “вестернах”. Даже не задумываясь, чтобы увеличить скорострельность, я начал использовать запомнившийся в них прием. На ходу стреляя “от бедра”, после очередного выстрела, я как бывалый ковбой взводил боек ладонью левой руки. А когда после очередного нажатия на курок последовал лишь сухой щелчок, совсем не по киношному, со всей силы швырнул свой увесистый револьвер в лицо последнего оставшегося на ногах спецназовца.

Что в револьвере были за пули, оставалось только догадываться. Может быть и стандартные, а может для столь эксклюзивного ствола, его прежний владелец заморочился, и раздобыл какую-то особую “начинку”. И если изначально я рассчитывал исключительно на останавливающий эффект крупнокалиберной пули, если и не пробившей бронежилет, то сравнимой с ударом кувалды, то в результате меня ожидал приятный сюрприз. Выпущенные мной снаряды уверенно пробивали современные доспехи спецназовцев, о чем недвусмысленно свидетельствовали фонтаны крови в местах их попадания.

Моему последнему визави, в конечном счете, остановившему полет Кольта своей каской, повезло больше других. При общей “раздаче” он получил лишь ранение плеча, да и то по касательной. Но даже это ранение заставило его потерять равновесие, а прилетевший в голову револьвер окончательно сбил с толку. Чем я и не замедлил воспользоваться. Стремительным рывком сокращая разделявшее нас расстояние, одновременно я выхватил из кармана пиджака Бабочку. Молниеносным движением кисти, выпустив наружу ее смертоносное жало, я с ходу нанес удар выше ворота бронежилета в горло своего противника. Продолжив движение кистью с зажатым в ней ножом, резким движением от себя я высвободил Бабочку из шеи спецназовца, попутно перебив трахею и обе сонные артерии.

Усвоив уроки прошлого, в последний момент я отпрянул в сторону, уворачиваясь от мощного фонтана крови, густым потоком вырвавшегося из горла противника. И как не странно, эта чистоплюйская манера сослужила мне добрую службу. Двигаясь по инерции, туша спецназовца оказалась на моем месте, когда ему в спину ударила автоматная очередь. В очередной раз, поменяв направление движения, тело американца начало заваливаться мне навстречу, тем самым невольно прикрывая меня от незваного визитера.

По всей видимости, за передовым звеном двигалась группа их прикрытия, к данному моменту достигнув пулеметной позиции на вершине. Став свидетелями устроенной мною резни, бравые американские солдаты предпочли не бросаться в бой как их предшественники, а действовать с безопасного расстояния. И если раньше их останавливало наличие на линии огня своих сослуживцев, то теперь следовало ожидать массированного обстрела.

Прикрываясь телом так своевременно подвернувшегося благодетеля, я лихорадочно размышлял над создавшейся проблемой. В то время как моя рука невзначай наткнулась на гранату в кармане его “разгрузки”. Всегда думал, что выдергивать чеку, ухватив кольцо зубами, крайне непрактично, как верный путь к стоматологу. Только, одной рукой продолжая удерживать прикрывающее меня тело, другого выхода у меня не оставалось. Благо, что бросать гранату далеко не нужно, потому как из положения лежа делать это не совсем удобно.

Край склона, откуда по мне велся шквальный огонь не менее чем из трех стволов, находился не далее чем в двадцати метрах. Поэтому основная проблема заключалась как раз в том, чтобы не забросить гранату дальше, чем требовалось. Но даже из столь невыгодного положения мне удалось по широкой дуге отправить ребристый “гостинец” точно в ряды засевшего на гребне неприятеля. И после истошного вопля, грохот автоматных очередей, крупной дрожью терзавших прикрывавшее меня тело, наконец-то смолк. Ну а последовавший затем глухой взрыв прозвучал для меня почти как музыка, ставшая заключительным аккордом исполненной мною увертюры.

Но останавливаться на достигнутом успехе никогда не являлось моим правилом. Выдернув из разгрузки спецназовца две оставшиеся гранаты, я отправил их вслед за первой, постаравшись, чтобы сектор разлета осколков накрыл наибольший периметр подхода к нашей позиции. После чего, вооружившись изъятым у него же автоматом, рискнул выяснить обстановку. Тел на склоне не обнаружилось, что меня нисколько не удивило. После первой гранаты амеры предпочли благоразумно отойти вниз по склону, где имелось достаточное количество надежных укрытий. И стоило им заметить на гребне мое появление, как они азартно открыли по мне шквальный огонь.

Но только долго “отсвечивать” я здесь не собирался, и быстро выяснив обстановку, вновь исчез из их поля зрения. Да и вообще, воевать с ними в мои планы не входило, учитывая, что у меня хватало и более важных дел. Шум боя у основания хребта, где происходила основная схватка, не умолкал ни на минуту. Можно было не сомневаться, что после того как Мустафа перестал “кошмарить” боевые порядки противника с фланга, те значительно приободрились. И воспользовавшись численным преимуществом, попытались предпринять решительное наступление, с целью окончательно сломить последние очаги сопротивленья.

Но прежде чем спутать противнику все планы, вновь ударив ему во фланг, требовалось обезопасить себе тыл. Поэтому первым делом я метнулся к Мустафе, продолжавшему ошарашено наблюдать за моими действиями. Выхватив по пути у одного из мертвых спецназовцев аптечку, первым делом я вкатил Мустафе двойную дозу противошокового препарата. Учитывая его габариты, “передоза” можно было не опасаться. Зато это гарантировало, что он сможет продержаться какое-то время, прикрывая меня от попыток противника вновь захватить вершину.

Дождавшись, когда под действием препарата его взгляд вновь примет осмысленное выражение, я ткнул пальцем сначала ему в грудь, а после указал в сторону склона. После того, как тот с готовностью кивнул, полностью согласившись с предложенным мной планом, я помог ему подняться на ноги, и доковылять до гребня. Пока он устраивался на позиции, я “метнулся” к трупам спецназовцев, вернувшись, сгибаясь под грузом массы самого разнообразного барахла. Чтобы больше не отвлекаться, я принес Мустафе три автомата, четыре разгрузки, в которых находились запасные рожки с боеприпасами и гранаты. А так же аптечки, чтобы при возможности он смог сам сделать себе перевязку и остановить кровотечение.

Вот теперь со спокойной душой можно было заняться наиболее важными делами. Подхватив громадину “Утеса” с уже заряженной Мустафой лентой, я расположился на его прежней позиции. Что и говорить, вид на поле боя отсюда открывался просто идеальный. И даже, несмотря на то, что расстояние до противоборствующих сторон составляло не менее километра, мне быстро удалось разобраться в ситуации. Противник наступал широким фронтом, полукольцом уверенно охватывая позиции нашего отряда. Грамотно используя пересеченный рельеф местности, настойчиво тесня значительно поредевшие остатки нашего отряда. В результате чего боевые порядки американских солдат уже миновали мою позицию, открывшись мне даже не с фланга, а скорее с тыла.

Пристроив “Утес” на плоском валуне, я поймал в прицел группу спецназовцев, расположенных ко мне ближе всего, и нажал на спуск. Учитывая калибр этой “махины”, практически вдвое превосходящий привычный ПКМ, и отсутствие штатной треноги, ответственной за его устойчивое положение, результат оказался вполне предсказуемым. В сторону выбранной мною цели отправилось разве что два первых заряда, в то время как остальную часть очереди разметало в разные стороны. Конечно, пулемет весит почти тридцать килограмм, и сама станина столько же, вот Мустафа и предпочел этому на его взгляд бесполезному грузу набрать больше патронов. Но если этому “лосю” без особых проблем удавалось сдерживать бешеную отдачу “Утеса” и без станины, то моего веса на это было явно недостаточно.

В результате, чтобы хоть как-то справиться со своенравным характером пулемета, работать приходилось короткими очередями по три – четыре патрона. После чего приходилось буквально ловить пытавшийся вырваться из рук пулемет, и вновь производить прицеливание. Но даже столь малая плотность огня возымела поразительный эффект. Оно и понятно – вертолет сбили, танки спалили, а судя по отсутствию на поле боя броневиков, на них тоже можно не рассчитывать. Тут кто угодно запаникует, особенно если в тылу вновь активизировалась пулеметная позиция, про которую думали, что она давно уничтожена.

Только следует признать, что решающее влияние на перелом в ходе боя произвели действия моих новых соратников. Словно почувствовав неуверенность противника, перешедших в решительное наступление. В результате чего мои приоритеты в выборе цели значительно изменились. Теперь я не обращал внимания на открывшихся солдат противника, которые отступали, накрывая позиции тех, что продолжали вести прицельный огонь по нашим атакующим порядкам. И если даже мне не удавалось их уничтожить, крупнокалиберные заряды, превращающие в каменное крошево прикрывающие их валуны, игнорировать было сложно.

Тем временем, боковым зрением я отметил, что в ствольную коробку заползает остаток ленты с последними патронами. И как только вместо выстрела послышался сухой щелчок бойка, а из ствольной коробки выпал конец пустой ленты, я немедленно приступил к перезарядке. По крайней мере, еще один короб с полностью укомплектованной лентой я нашел неподалеку, что позволило произвести все манипуляции в сжатые сроки. Процедура перезарядки “Утеса” мало отличалась от привычного для меня ПКМ. С той лишь разницей, что из-за более жесткой возвратной пружины, взводился он не напрямую, а через привод троса, с рукояткой на конце, как на стартере бензопилы.

Дальнейшее развитие событий мало отличалось от уже отработанного алгоритма. Я продолжил подавлять очаги сопротивления отступавших спецназовцев, предоставив своим однополчанам выцеливать тех, кто пустился в откровенное бегство. В результате до спасительного входа в ущелье удалось добраться единицам. Но преследовавший их по пятам отряд Аслан-Бека не оставлял сомнений в том, что вскоре им предстоит разделить участь своих соратников. Если у кого и имелись шансы уцелеть, то только у тех, что остались от группы, штурмовавших нашу вершину. Сообразив, что бой проигран, они решили уходить самостоятельно, не пытаясь объединиться с основным подразделением.

Проследив, как последний боец из этой группы скрылся из вида среди скалистого нагромождения, я обернулся к Мустафе. Что и говорить, выглядел он неважно. Тяжело дыша, он сидел, привалившись к обломку скалы, глядя на меня помутневшим взглядом. По крайней мере, в сознании, что само по себе уже неплохо. Чем следовало незамедлительно воспользоваться, потому как волочить на себе эту тушу вниз в бессознательном состоянии, одному нечего даже и браться. Повесив “Утес” себе за спину, я без слов помог подняться ему на ноги.

Когда с огромным трудом нам удалось добраться до места стоянки, следовало еще разобраться, кто из нас нуждается в помощи больше. Встретившие нас бойцы приняли у меня уже с трудом передвигавшего ноги Мустафу, которого последние пару сотен метров я тащил практически на себе. Благодаря чему, хоть и шатаясь от усталости, в лагерь я вошел с относительно независимым видом. Сгрузив “Утес” в Телегу, я в изнеможении опустился на землю, привалившись к колесу спиной. Аслан-Бек, молча наблюдавший эту картину, лишь одобрительно кивнул головой, вновь погрузившись в круговорот свалившихся на него забот. Но стоило мне немного отдышаться и прийти в себя, я сам обратил на себя его вниманье.

– Нужно уходить, и чем раньше, тем лучше, – не вдаваясь в долгие объяснения, как можно уверенней заявил я.

– Как думаешь, сколько у нас времени? – со свойственной прямотой спросил он.

– Не более получаса, учитывая, что за это время желательно отойти отсюда как можно дальше, – так же прямо ответил я.

На что Аслан-Бек лишь задумчиво кивнул, вновь вернувшись к организационным вопросам. А дел у него хватало. Нужно было проконтролировать прием и сортировку многочисленных трофеев. Не говоря уже об его личном участии в отношении раненых бойцов, и тех, для кого этот бой стал последним. Вопреки моим опасениям, в произошедшей заварушке погибло всего семь бойцов нашего отряда. Раненых было значительно больше, только как я успел выяснить, тяжелые ранения имели только трое, в то время как остальные могли передвигаться относительно самостоятельно.