Страх

В нижней части экрана высветились цифровые координаты.

Цифры с запятыми, как в заметках убийцы.

Тогда-то Люси и поняла, что две последние группы цифр, которыми заканчивалась каждая строчка, наверняка являются указанием места. Долготой и широтой.

В ту ночь она дождалась, когда Шарко заснет. Бесшумно встала и, оставшись одна в гостиной, снова бросилась к компьютеру.

На двенадцати страницах она нашла только три группы разных координат. Значит, априори на страницах блокнота были спрятаны координаты трех разных мест. Сгорая от нетерпения, она открыла Google Maps и ввела широту и долготу.

Кликнула мышью. На карте появился указательный значок, прямо посреди леса Алат в департаменте Уаза.

Сработало!

Люси ввела следующие координаты, потом последние. Все три места располагались в лесу Алат на расстоянии двух километров друг от друга. Она распечатала карту.

Дюжина татуированных девушек, три даты, три различных места. Сначала Люси думала, что эти сведения относятся к похищениям, но, учитывая положение мест в лесной глуши, это отпадало: никакая девушка не пошла бы гулять туда в ночное время. Хотя, может, им назначили там свидание?

А если это даты и место, где он их убил? Или где похоронил? Большинство серийных убийц записывали приметы места, где избавились от тел. Чтобы оживить свои фантазмы и время от времени выкапывать их из земли. Или просто потому, что слишком многих убивали, они хотели иметь возможность освежить свою память о жертвах.

Быть может, по этой же причине он зашифровывал данные в своем блокноте. Вопрос безопасности. А еще потому, что эти подонки обожают всякие разновидности игры.

Люси задумчиво встала и подошла к окну. Постояла там несколько секунд в тишине. Улицы были пустынны, свет в квартирах поблизости погашен… Люди были погружены в свои сны. Или в свои кошмары.

Она бросила взгляд на часы и вернулась к компьютеру. Стерла историю запросов в Интернете и закрыла его. Потом спрятала отпечатанные карты в книжном шкафу и как ни в чем не бывало легла.

Одинокий сыщик, дремавший в ней, только что пробил скорлупу материнства.

Охотничий инстинкт одержал верх над генами.

18

Камиль подумала, что, быть может, ответ на ее вопросы находится прямо здесь, у нее перед глазами.

Между двумя стеклянными пластинками.

Биопсия. Концентрированная ДНК ее донора.

Как же это не пришло ей в голову раньше? Начать с самого простого, самого очевидного. Начать поиск с генетического профиля сердца в национальной базе генетических отпечатков, общей для полиции и жандармерии. А вдруг обнаружится совпадение с чьими-нибудь данными, внесенными в базу? Весьма маловероятно, но, какой бы слабой ни была вероятность, она очень ее интересовала.

В два часа дня ей удалось дозвониться до специалиста по биологии из лилльской лаборатории судебной полиции, которого она знала еще с лицейских времен, Фредерика Кромбеза. В этот праздничный день он не работал, но по настоятельной просьбе Камиль наведался в лабораторию на бульваре Вобан, чтобы пропустить горстку клеток ее сердца через свои навороченные машины. Без запроса, без документов. Как говорится, втихаря.

Через несколько часов, отделавшись от бывшего однокашника обещанием сводить его в ресторан (после чего он надеялся затащить ее в койку), Камиль вышла из здания лаборатории с документом чрезвычайной важности в руке: с пресловутым генетическим профилем своего донора. С его уникальным штрихкодом, отличавшим его от всех прочих в этой огромной семимиллиардной колонии.

В конце дня она спустилась в метро на площади Республики и, усевшись в угол, рассматривала кривую этого пока неизвестного генетического профиля, его пики и впадины, набор разных данных. Это было так любопытно – держать в руках сокровенный код человека, не будучи знакомой с ним самим.

Она вернулась в Вильнев-д’Аск через полчаса и направилась прямиком в квартиру Бориса, расположенную в другом конце казармы. Позвонила, но никто не отозвался. Будь то пятнадцатое августа или нет, сегодня Борис, как и каждую среду вечером, наверняка качался в одиночестве. Утренних пробежек ему было недостаточно.

Действительно, она нашла его в спортзале, где он тягал чугун, накачивая мышцы. Большие плексигласовые перегородки накапливали жар за день, превращая место для тренировок в духовку. Но, несмотря ни на что, Борис в очень коротких шортах и с голым торсом распростерся под грифом штанги на скамье для жима лежа и заканчивал серию из десяти упражнений. Заметив Камиль, он снял наушники и натянул на себя майку, лежавшую на полу.

– Черт! И давно ты здесь?

– Очень давно. Знаешь, ты мог бы остаться и без майки. У тебя все такое гладкое и блестящее. Мне нравится.

Она не смогла бы сказать наверняка, покраснел он от усилий или от избытка стыдливости. По его вискам тек пот, дыхание было прерывистым. Пожав плечами, Борис стал снимать чугунные блины с грифа штанги. Камиль подошла поближе, заложив руки за спину.

– А ты подготовил запрос для судьи на нашего убийцу с пересаженной кожей? – спросила она.

– Да, пошлю ему завтра, с самого утра. Если отреагирует быстро, заверенный факс сразу же от него отправится прямиком к директору биомедицинского агентства. И мы получим имя нашего убийцы.

Борис отпил глоток воды, не снимая с рук перчаток для занятий тяжелой атлетикой.

– А ты уже собрала чемоданы в Аржелес?

– Да. Вполне возможно, что поеду завтра или в пятницу, чтобы избежать пробок в выходные. В таком случае я дам тебе ключи от квартиры, чтобы ты мог присмотреть за Веточкой.

– Завтра или в пятницу? Ты же вроде работать должна, разве нет?

– Мне плевать.

– Плевать?

Борис озадаченно посмотрел на нее. С некоторых пор у Камиль появились решительно странные реакции. Она помогла ему снять чугунные блины.

– Слушай, Борис, у меня есть к тебе последняя просьба.

Навинтив на гриф блокиратор, она протянула ему бумагу, которую принесла с собой. Лейтенант пробежал ее глазами и нахмурился:

– Генетический профиль? Так ты хочешь, чтобы…

– Да, чтобы ты заглянул в автоматическую базу генетических отпечатков. Надо проверить, соответствует ли этот профиль конкретному человеку.

Лейтенант сел на скамью с бумагой в руках:

– Вот, значит, что тебя так поразило в Институте судебной медицины… да ты и в машине об этом говорила – история с химерой. И теперь у тебя идея: хочешь залезть в базу данных, чтобы найти собственного донора, верно?

– Я думаю, что это, скорее всего, женщина. Там ведь собраны ДНК миллионов людей. Кто знает, вдруг получится?

– Может, да, а может, нет.

– Надо попробовать.

– Поди знай, чем это обернется. Может, твоя донорша преступление совершила, даже убийство?

– Там хранятся также пробы ДНК пропавших людей и их близких, неопознанных трупов или подозреваемых, которые не обязательно оказываются преступниками. Даже наши ДНК там есть, потому что мы постоянно присутствуем на местах преступлений и соприкасаемся с ними. В этой базе не только плохие люди.

Борис покачал головой:

– Да, не только. Скажем, девяносто пять процентов.

– Вот именно. Остается всего пять. А мне вечно везет на малые проценты.

– Слушай, Камиль, быть может, тебе лучше бросить свою затею? Как говорится, не буди лихо… Мне неохота это делать.

Камиль резко выдернула бумагу из его рук:

– Спасибо за помощь. Увидимся через пару недель. Если все будет хорошо.

И сердито пошла прочь быстрым шагом. Борис поколебался. Потом набросил полотенце на шею и догнал ее:

– Ты ведь ни за что не отступишься, да?

– Я пойду до конца. А если не сработает, гарантирую тебе, что явлюсь в биомедицинское агентство с пушкой, но получу имя. Мне больше терять нечего.

Борис не понял, шутит она или нет. Но по виду было не похоже, чтобы шутила.

– Кроме работы, тебе, конечно, терять нечего. Твое упрямство мне совершенно непонятно.

– Ты не живешь благодаря смерти другого. И тебя не мучают эти кошмары. И к тому же…

– Что «к тому же»?

– Нет, ничего.

Она опустила глаза. Он улыбнулся. Улыбкой сдающегося.

– Ладно, давай разделаемся с твоим профилем.

Они прошли по пустынным коридорам отдела криминальных расследований, поднялись на второй этаж и оказались в кабинете Бориса. Вообще-то, для того, чтобы войти в автоматическую базу генетических отпечатков, требовалось согласие заместителя прокурора, но Борис и его коллеги время от времени нарушали правила – сначала входили, а запрос подавали потом.

Лейтенант уселся перед компьютером, набрал коды доступа и вошел на сервер, расположенный в Экюлли, близ Лиона. Камиль положила ему руку на плечо:

– Спасибо.

– Ну да, спасибо. Терпеть этого не могу и надеюсь, что не делаю глупость. Давай сюда твой профиль.

Он ввел данные в компьютер, запустил поиск и протянул ей горстку монет.

– Пока он возится, сходи к автомату, ладно? Возьмешь себе чай, а мне колу. Колу лайт, пожалуйста.

– Настоящий кутеж… Вообще-то, на тебя было довольно приятно смотреть там, в спортзале. Наверное, у тебя крепкое сердце, превосходно питаемое, мускулистое, и желудочки работают, как клапаны «шевроле» модели «Корвет-Дайтон-1979». Кубатура у тебя – просто загляденье!

Она исчезла, сделав вид, будто расслабилась, но на самом деле все было совсем наоборот. Она напоминала настоящую электрическую батарею – напряжена была так, что чуть не искрила. Может, через несколько минут она узнает, кому принадлежало ее больное сердце. Тайна призывов о помощи будет раскрыта.

Дойдя до автоматов с напитками, Камиль вдруг скорчилась от боли, словно ребра врезались в мышцы. Она привалилась к стене, прижав обе руки к груди. Кровь пульсировала, оглушительно, точно тамтам, стучало сердце. Оно кричало, бунтовало, пыталось разорвать постепенно сковывающую его цементную оболочку.

Эта крестная мука длилась несколько секунд. Камиль с трудом выпрямилась. У нее все болело. Ей казалось, что она вот-вот упадет. Монеты покатились по полу.

Она собрала их трясущейся рукой и выбрала два напитка в двух разных автоматах. Быть может, окажись она во время приступа за рулем, врезалась бы в дерево. По крайней мере, все было бы кончено.

Ни боли, ни наваждений, ни страха смерти.

Прежде чем вновь войти в кабинет Бориса, она сделала глубокий вдох. Лейтенант неподвижно сидел перед экраном компьютера, приоткрыв рот, словно только что проглотил муху. Она застыла на пороге:

– Получил ответ, да?

Он кивнул. Камиль приблизилась к столу. Ее так колотило, что чай выплеснулся из стаканчика и обжег ей руку. Она чуть не выронила его и спешно поставила на стол вместе с колой.

Наконец-то она все узнает.

– Кто она? Да говори же!

– Ты ошиблась, это не женщина. Твоего донора звали Даниэль Луазо. Тридцать один год.

Камиль не сумела скрыть свои чувства, было заметно, что это ее задело.

– Мужчина, – повторила она. – Вот черт, я была уверена, что…

Она в задумчивости умолкла. Борис открывал бутылку.

– И… что плохого он сделал?

– Ничего. Работал в парижском предместье, в комиссариате Аржантея… Убит пулей в голову, похоже, во время совершенно банальной операции, если верить протоколу, который я обнаружил. Его какой-то торчок подстрелил. А дату ты и сама, наверное, знаешь: 27 июля 2011 года, как раз накануне твоей пересадки.

Он вздохнул и добавил:

– В общем, малышка, тебе досталось сердце легавого…

19

Четверг, 16 августа 2012 года

Камиль решила выехать рано утром, в 6:30. С вечера засунула в чемодан кое-какие вещи для отпуска: иммунодепрессанты, с которыми не расставалась, положенные в «еженедельник» – контейнер для таблеток с семью отделениями, потом метроном, книги, шорты, футболки, прогулочную обувь, шлепанцы-вьетнамки сорок третьего размера, летнюю одежду, но без купальников. Она ненавидела пляжи.

Кошкой займется Борис, у него есть ключи от квартиры и доступ к запасам кошачьего корма. Своих родителей она еще не предупредила, что может приехать раньше, чем предполагалось. Это будет зависеть от того, что ей удастся сегодня выяснить.

В 9:30 у нее была назначена встреча в комиссариате Аржантея с неким Патриком Мартелем, коллегой Даниэля Луазо. Она узнала его телефонный номер, позвонив накануне в комиссариат и представившись прапорщиком полиции, но фамилию назвала вымышленную, поскольку предпочитала действовать инкогнито.

Мартелю она сказала, что работает над важным делом, связанным с Луазо. Тот захотел узнать подробности, но Камиль уверила его, что все сообщит при личной встрече.

Молодая женщина чувствовала себя одновременно возбужденной и успокоенной. Расследование, которое она вела так давно, наконец достигло своей цели: выяснилось, что она носит в груди сердце тридцатилетнего мужчины, лейтенанта полиции. Человека, который погиб при исполнении служебных обязанностей. Который наверняка оставил семью, убитую горем из-за его смерти. Но эта ужасная кончина позволила ей жить и все еще дышать.

Камиль пока не слишком много знала о своем доноре. Как он выглядел? Была ли у него жена, дети? Она задавалась этими вопросами со вчерашнего дня и, кстати, опять почти не спала. И разумеется, думала о своем кошмаре. Может быть, Даниэль расследовал дело, в которое была вовлечена молодая женщина из ее сна? Может, он нашел ее где-нибудь запертой? Жива ли она еще?

Возможно, скоро она получит ответы.

Именно в этот момент она почувствовала себя близкой к Даниэлю, хотя ничего о нем не знала и ее ничто с ним не связывало, кроме его «дефектного» сердца. Еще один невероятный ход со стороны судьбы. Как странно, что жандарму досталось сердце полицейского, к тому же почти ровесника. Человека, решившего служить закону и Республике, как и она.

После пункта уплаты дорожной пошлины на автотрассе А1 перед Парижем движение заметно уплотнилось, но оставалось относительно плавным, без заторов. Либо люди уехали пятнадцатого августа, либо пустятся в дорогу завтра вечером в битком набитых машинах. После очередного года иллюзорных обещаний, кризисов и каждодневной каторги каждому требовалось расслабиться.

Включив кондиционер на полную мощность, Камиль добралась до Аржантея около 8:30. Она приехала даже раньше назначенного срока. Благодаря стараниям Бориса она знала, что Даниэль похоронен на кладбище Валь-Нотр-Дам, поэтому сделала крюк, завернув по пути в цветочный магазин. Могила нашлась быстро – плита из серо-розового мрамора с несколькими искусственными растениями, вазой с белыми камешками и совершенно сожженными солнцем хризантемами. Было только две памятные таблички: «Нашему племяннику» и «Нашему сослуживцу и другу…».

Камиль подошла, провела пальцами по второй части надписи: «Ты останешься в нашем сердце» – и снова сложила руки перед собой, стоя перед совершенно пустой стелой. Неужели никакой семьи? Ни одного слова от родителей?

Она почувствовала, что у нее невольно увлажнились глаза. «Ты останешься в нашем сердце». Было так странно сознавать, что часть существа, лежавшего перед ней в могиле, находилось теперь в ней самой. Она подняла глаза к деревьям на заднем плане и попросила прощения за то, что владеет его сердцем и живет, в то время как он, Даниэль, ушел так далеко.

– Я не сумела позаботиться о твоем сердце, – прошептала она, вытерев слезу. – Мне так жаль…

Она прибрала на могиле, вынула из вазы увядшие цветы, поставила купленное каланхоэ. На кладбище царило спокойствие, от которого ей стало лучше. Это помогло ей собраться с мыслями. Потом она вернулась к машине. С тяжелым сердцем.

В 9:35 Камиль явилась в комиссариат под именем Кати Ламбр, в жандармской форме, с вполне приметными знаками различия, и сообщила, что у нее назначена встреча с Патриком Мартелем. Как и в Вильнев-д’Аске, в это утро четверга тут оказалось не слишком много народа. Да к тому же было еще слишком рано. Что полицейские, что жандармы – один черт, и тем и другим хотелось оттянуть приход сентября, который явится с целой кучей проблем.

Лейтенант полиции Мартель принял ее в своем кабинете на первом этаже. У этого мужчины лет сорока, довольно симпатичного, были разного цвета глаза, один карий, другой голубой. Камиль всегда смущалась, когда встречалась с таким взглядом. У каждого глаза словно имелась своя история.

Он сердечно принял ее, предложил кофе, которому она предпочла чай, и пригласил садиться.

– Нечасто встретишь вашего брата, то есть жандармов, в наших стенах. Вы откуда?

– Из Нанта, – солгала Камиль. – Отдел криминальных расследований Ришмон.

Мартель пригубил свой кофе.

– Отдел криминальных расследований здесь, у нас… Ладно, расскажите мне о вашем деле! Какое отношение это имеет к Даниэлю?

Камиль в конце концов решила открыть свои карты. Из-за нехватки времени приходилось действовать напрямик.

– Честно говоря, никакого дела нет. Я пришла сюда по личным причинам. Вы правда были ближайшим коллегой Даниэля? Знали его лучше других?

– Вы меня уже заинтриговали по телефону, а теперь интригуете еще больше… Да, я был его ближайшим коллегой. Даниэль работал совсем рядом, мы порой выпивали, ели вместе.

В его взгляде появилась ностальгия. Полицейским трудно оправиться от гибели одного из своих при исполнении. Камиль оторвала его от этих мыслей:

– Очень хорошо. Но мне нужно ваше слово: то, что я вам открою, должно остаться между нами. Ни ваши коллеги, ни тем более семья Даниэля не должны об этом ничего знать.

– Это зависит от того, что вы выложите.

Камиль пристально посмотрела в голубой глаз:

– 27 июля 2011 года в 20 часов 20 минут Даниэль погиб при исполнении. 29 июля в 5 часов 10 минут я получила его сердце.

Она положила руку на грудь.

– Даниэль здесь. Его сердце бьется во мне.

Пораженный Патрик Мартель застыл с открытым ртом. Через какое-то время он наконец откинулся на спинку стула и частично вновь обрел дар речи.

– Извините. Но это так…

– Я понимаю.

Лейтенант полиции продолжал ошеломленно смотреть на Камиль, не шевелясь и не говоря ни слова. Но в конце концов нарушил молчание:

– Мы узнали от судмедэксперта, что у него взяли органы. Они куда-то ушли, но куда, мне так и не удалось… – Он покачал головой. – Я хочу сказать, что эта история с донорством органов была абсолютной абстракцией. И вдруг вы здесь, передо мной, с его сердцем, которое бьется в вас. Это так поразительно…

– Поверьте мне, дня не проходит без того, чтобы я об этом не думала. Я искала Даниэля больше полугода. Хотела знать, кем он был, как жил. Хотела, чтобы сердце ассоциировалось у меня с чьим-нибудь лицом. Не спрашивайте меня почему. Это так. И стало настоящим наваждением.

Она отпила глоток некрепкого чая. Мартель немного расслабился, порылся в ящике стола и, достав оттуда фотографию, протянул Камиль:

– Это мы вдвоем, во дворе комиссариата.

Сердце в груди Камиль забилось быстрее, словно оно услышало. Молодая женщина странно себя почувствовала. У ее донора были необычайно черные глаза – словно две дыры на фотографии. Трудно расшифровывать застывшие взгляды, но все же Камиль заметила в нем насмешливость, а также тайну. Луазо был невысоким брюнетом, коротко остриженным, довольно щуплым и не слишком красивым. Но тем не менее имелось в его внешности что-то по-настоящему притягательное.

И в его губах виднелась сигарета.

– Он курил, – пробормотала Камиль.

– Да, но заядлым курильщиком не был. В основном ударял по кофе, настоящий кофеман. Если не выдувал пятнадцать переслащенных чашек в день, считайте, что и одной не выпил. Хотя никогда не оставлял после себя немытую чашку. Такой вот чистюля. Ни крупинки сахара, ни окурка. У него в кабинете было чисто, как в хирургической операционной. У нас в уголовке его прозвали Мистером Пропером.

Он улыбнулся, но карий глаз задрожал. Его лицо снова стало печальным.

– Тем вечером он там вообще не должен был очутиться. Банальная операция, он просто подменил приболевшего коллегу. И бац – пуля прямо в голову… Мы все о нем по-настоящему горевали.

Он нахмурился.

– И это тем ужаснее, что он собирался бросить работу. Хотел подать в отставку, заняться чем-нибудь другим, начать новую жизнь.

– Какую именно жизнь?

– Понятия не имею. Но полицию в любом случае хотел бросить. И все-таки в тридцать один год… Ему дослужить-то всего семь лет оставалось.

– И вся жизнь впереди.

Камиль хотела вернуть ему фото.

– Оставьте себе, у меня еще есть.

– Спасибо. У Даниэля не было семьи?

– Его мать умерла несколько лет назад, а с отцом он не общался. Потому-то и проблем с донорством органов не было, старик сказал: «Делайте что хотите». Представляете? На похороны почти никто из его семьи не пришел, кроме одной тетки. Или двух. Тоскливо как-то.

Мартель допил свой кофе и бросил стаканчик в мусорную корзину.

– Ни жены, ни детей. Так что в итоге, может, оно и к лучшему.

– А подружки?

– Он был закоренелый холостяк. У него по этой части настоящая блокировка стояла. Женщин не мог не то что клеить, а даже заговорить с ними. Мямлил что-то, в словах путался… Его временами пытались пристроить, но он был слишком робок. Или, если угодно, не создан для этого… Хотя, думаю, ему на это было плевать.

Голубой глаз улыбнулся.

– Все-таки потрясающая проделка судьбы, что его сердце досталось женщине и теперь бьется в вас. В некотором смысле вы оба словно браком сочетались.

Камиль вежливо согласилась, хотя сам образ ее покоробил.

– Он был маленький, щуплый, а вы высокая и довольно крепкая, – заметил Мартель. – У вас не было проблем… из-за размеров сердца? Простите меня, я ничего в этом не смыслю и…

– Мужское сердце обычно больше женского. Я предполагаю, что эту разницу сгладил невысокий рост Даниэля. Впрочем, у сердца нет ни пола, ни религии, ни цвета кожи. Врачи всего лишь пытаются пересадить совместимый орган от одного человека другому: они должны быть примерно одного возраста, одной группы крови, и еще надо решить вопрос с одной сложной штукой – с антигенами. Никто не будет пересаживать сердце шестидесятилетнего старика двадцатилетнему. Но даже органы, зараженные, например, СПИДом или гепатитом, могут спасти людей с той же болезнью, ожидающих пересадки. У Даниэля была такая же редкая группа крови, как у меня, вот почему это… сработало. Я ответила на ваш вопрос?

– Полностью. Это же… замечательно.

– А что, Даниэль жил в Аржантее?

– Да, у него была тут маленькая квартирка. Насколько я знаю, его папаша продал ее буквально через несколько недель после его смерти. Этот старый козел времени не терял.

У Камиль было столько вопросов. Она попыталась сосредоточиться на главном.

– А каким он был на работе?

– Довольно упертым, надо сказать. Любил все доводить до конца, никогда ничего не бросал и всегда уходил с работы одним из последних. Он часы не считал. Потому-то меня и поразило, когда он объявил, что уходит. Ему нравилось это ремесло.

Камиль снова посмотрела на фото. Ее рука немного дрожала от волнения. Даниэль как будто приглашал на встречу, глядя своими большими интригующими глазами. Улыбался ей и звал за собой.

– Он был импульсивен? Мог раздражаться по пустякам?

– Да, частенько. Скажем так: не стоило ходить по его клумбам.

– Он курил «Мальборо лайт», пачки по пятнадцать штук?

Лейтенант полиции наклонился вперед:

– Нет, самокрутки. А к чему все эти странные вопросы?

Камиль была разочарована.

– Мне самой несколько дней назад захотелось покурить. Хотя меня мутит от табачного запаха и я никогда в жизни не курила.

Мартель помолчал несколько секунд.

– Что вы пытаетесь мне сказать?

– Что, несмотря на разницу в выборе сигарет, мне кажется, будто у меня появились ощущения, желания и воспоминания, принадлежавшие ему.

– Вот черт. Надо же.

Камиль решила, что настал момент довериться этому незнакомцу. На самом деле у нее не было выбора.

– Есть еще одна причина, из-за которой я приехала с вами повидаться. Мне с некоторых пор снится один и тот же кошмар. Я вижу молодую женщину, лет двадцати, которую, похоже, держат где-то пленницей, и она зовет меня на помощь.

Лейтенант полиции отпрянул:

– Вы… хотите сказать, что видите некоторые вещи глазами Даниэля?

– Точнее, его сердцем. Я знаю, это невероятно, немыслимо, все, что угодно, и при обычных обстоятельствах я бы и сама в это не поверила. Но сегодня я здесь, перед вами, доверяюсь вам… И мне надо понять…

– Думаете, это может быть связано с одним из его дел?

– Да. Эта женщина обращается ко мне. Следовательно – к Даниэлю.

Мартель задумался:

– Даниэль ведь работал в криминальной полиции и трупов достаточно насмотрелся. Убийства были его повседневностью. А грязными делами он занимался с тех пор, как поступил сюда на работу. Но вы даете мне слишком мало подробностей, чтобы я мог сказать вам что-то большее. Может, у вас есть что-нибудь поточнее? В каком месте, например, появляется эта девушка?