Магиер Лебиус

Два копья ударили в массивный нагрудник. Толстые древка разлетелись в щепу. Голем не сдвинулся с места и, разведя руки в стороны, легко остановил обоих противников.

Конь всадника, нападавшего слева, в галопе налетел грудью на тяжелый шипастый кулак. Как на крепостную стену наткнулся. Всхрапнув, рослый жеребец вдруг встал на полном скаку. Всадник, не удержавшись в седле, перелетел через лошадиную голову, грохнулся оземь всей тяжестью турнирного снаряжения.

Конь осел, упал, забил ногами в предсмертной судороге. Кольчужный нагрудник был впечатан боевому жеребцу в ребра. Из рваной попоны и драной металлической сетки торчали сломанные кости.

Вылетевший из седла рыцарь остался лежать, как упал – на спине без чувств, не шевелясь. С гербовой котты в небо скалилась медвежья морда.

Всаднику, атаковавшему справа, повезло еще меньше. Один-единственный взмах длинного клинка – и страшный поперечный удар снес голову лошади и рассек напополам укрывшегося за лошадиной шеей рыцаря. Обезглавленное животное по инерции пролетела мимо, неся на крупе нижнюю часть человеческого тела: ноги, болтающиеся в стременах и щитках-дильжах, а выше тассеты и подола-набрюшника – ничего.

Безголовая лошадь с застрявшим в стременах обрубком человека рухнула уже за спиной голема. Следом катились, вываливаясь из доспешной скорлупы, окровавленные куски. Кровь и грязь скрыли герб несчастного.

Меч голема тоже проследовал по инерции дальше, по кругу. Чуть развернувшись, железный рыцарь достал оглушенного и обездвиженного Генриха-Медведя. Кончик длинного клинка довершил расправу, превратив тело барона фон Швица из бесчувственного в бездыханное.

Следующего нападавшего, сломавшего свое копье о броню монстра, голем встретил мощным продольным ударом, рассекая надвое и всадника в латах – от головы до паха, и лошадь – по крупу.

Еще одна пара… Первый рыцарь чуть ближе. Второй – чуть дальше. Турнирные копья – хрусть! хрусть! – снова ломаются, как сухой хворост – без толку, без видимого результата. Зато меч голема…

Размашистый удар. Оба всадника вылетают из седел и падают замертво. Из-под разрубленных доспехов обильно течет и льется красное.

Следующий конный остландец…

Подставленный под копейный наконечник клинок легко разрубает древко. И – замирает на краткий миг. Острие длинного меча опущено и смотрит вперед. А затем – резкий выпад навстречу скачущему противнику.

Всадник с обломком копья в руке напарывается на заточенную сталь. Падает вместе с седлом, с опутанными ремнями и взметающимися, подобно диковинным крыльям дильжами. Меч голема обрушивается сверху вниз, добивая. И не спасают прочные турнирные латы. От такого удара не спасут даже они.

Новый противник. Слева. Спешит, пока тяжелый меч не поднят вновь. И успевает. Почти. Копье направлено в левую руку голема. Но копье не попадает в подвижную конечность. Только слегка скользит по шипастому налокотнику. Рука же…

Стальная рука – безоружная, однако сама по себе являющаяся грозным оружием – сдергивает рыцаря с седла. Бросает на землю. Голем наваливается сверху всем своим весом, сжимает пальцы, вминает защитный подбородник в горло противнику. Обезглавливает – не острым металлом, но чудовищным давлением. Отрывает голову.

И – еще один остландский рыцарь. Уже справа. Налетает на согбенную груду железа, используя благоприятный момент. Разогнуться, размахнуться для верхнего удара у голема времени нет. А потому он просто рубит мечом понизу. Падает конь с отсеченными ногами. Всеми четырьмя. Катится по земле всадник. Но длинный клинок дотягивается и до него.

Очередная пара нападающих. Еще два напрасно сломанных копья. И вновь голем рубит мечом и цепляет пальцами-крюками. Меч половинит остландского барона. Пальцы хватают графскую руку. Барон разваливается надвое. Рука графа отделяется от тела.

Крики, лошадиное ржание, звон металла, грохот падающих тел.

А голем уже поднимается с колена, встает на ноги и шагает… нет – бежит по ристалищу, громыхая железом, навстречу отставшим рыцарям.

Если кто и испугался, если кто и пожелал остановиться, – теперь уже поздно. Разогнанные для копейной сшибки кони не останавливаются сразу. Противник – вот он уже, совсем рядом. И свернуть в огороженном ристалищном коридоре, проскочить стороной, уйти от длинного меча в длинной руке нет никакой возможности.

Ни малейшей.

Меч голема снова описывал смертоносные дуги, и фонтаны крови брызгали аж за ристалищную ограду. Стальная человекоподобная махина переступала через трупы и куски трупов, через умерших и умирающих.

Только последнему из остландских поединщиков – графу Альберту Клихштейну удалось-таки, бросив копье, осадить коня. С пронзительным ржанием обезумевший жеребец вскинулся перед големом на дыбы.

Впрочем, это не спасло Клихштейна. Острие вражеского меча все же достало… Сначала открытое брюхо графского коня, а после – уже на земле – и самого Альберта.

Потом пришел черед поверженных, но еще живых. Немногих уцелевших в этой бойне. Раненых, искалеченных, оглушенных, сбитых с седла… Тех, кто еще шевелился. Голем добивал их быстро и методично. И изящной мезирикордии[9] для этого ему не требовалось. Победитель использовал свой громадный меч, действуя им со сноровкой мясника и несуетливостью потомственного раздельщика туш.

Только вылетевший за ограждения Дипольд Гейнский почему-то не привлек внимания голема. Впрочем, пфальцграф не подавал признаков жизни и не представлял никакой опасности для чужаков из Верхней Марки.

Глава 13

Залитое кровью ристалище являло собой границу. На той стороне турнирного поля – Рудольф Нидербургский видел торжествующих оберландцев во главе с Чернокнижником. И уже не важно было, что воинов у маркграфа так мало. Важно только одно: под знаменем с серебряной змеей выступил неуязвимый, непобедимый, несокрушимый голем. Великан не из плоти и крови, а из металла и черных колдовских токов сейчас вершил кровавое дело на кровавой ристалищной границе. Довершал. Доделывал…

С другой стороны ристалища, у зрительских трибун, теснились обескураженные, растерянные и напуганные хозяева турнира. Не участвовавшие в турнире бездоспешные нидербургские рыцари. Бледные как снег стражники. Пешие ландскнехты. Конные рейтары, которые больше не пытались отрезать оберландцам путь к отступлению, а напротив, сами отступили за турнирное поле. Первая и единственная сотня! Больше из-за городских стен никто на подмогу бургграфу не спешил. Город трусливо закрывал ворота.

Правда, к нидербургским воинам уже присоединились оруженосцы и слуги изрубленных остландских рыцарей. Да еще вон в сторонке – десяток оцепеневших от страха стрелков-арбалетчиков.

Арбалетчиков?

Арбалетчиков!

Рудольф встрепенулся. Как он мог забыть о своих бравых стрелках?! Самострелы в их руках взведены. И притом, не абы какие самострелы. Большие, массивные армбрусты со стальной дугой лука и крепкой тетивой, натянуть которую возможно лишь при помощи тугого реечного ворота или мощного рычага «козьей ноги». Такие арбалеты способны пробить любой доспех. Любой обычный доспех. И быть может… И может быть…

Это была последняя надежда.

Бургграф Рудольф Нидербургский встретился взглядом с начальником стрелков. Глаза десятника-цейнерманна выражали страх и готовность. Страх, потому что глаза эти видели то же, что видели глаза бургграфа. Готовность – потому что страх…

Во взглядах прочих арбалетчиков тоже читался ужас на грани паники. И – тоже готовность. Готовность обреченных. Готовность сделать хоть что-нибудь, хотя бы попытаться сделать… Лишь бы избавиться от этого липкого, сковывающего члены страха.

Бургграф молча и почти незаметно кивнул.

Краткий приказ цейнерманна был слышен едва-едва. Десятник отдавал команду хриплым шепотом… Однако те, кому следовало, расслышали. Почувствовали. Прочли по пересохшим губам.

Арбалеты поднялись.

Звонкие щелчки армбрустов прозвучали громче произнесенного приказа. Тяжелые стрелы срывались с массивных лож.

Одна,

вторая,

третья…

Единого залпа все же не получилось. Арбалетчики не смогли разом стряхнуть оцепенение и одновременно прижать спусковые скобы.

… четвертая,

пятая,

шестая…

Руки стрелков дрожали, но сейчас это не имело значения: мишень была близко, мишень была большой. Захочешь – не промахнешься.

Мишенью являлся голем, уже закончивший свою кровавую работу. Голем стоял неподвижно, спиной к стрелкам, видимо, ожидая от своего создателя и господина дальнейших распоряжений. А бить врага в спину всегда проще и безопаснее. Это известно любому стрелку.

Увы, зловещая фигура стального человека… нечеловека… сзади оказалась столь же неуязвимой для арбалетных стрел, как и спереди – для таранных копейных ударов. Короткие, толстые и массивные болты «армбрустов» даже не опрокинули гиганта.

Металл звенел о металл. Болты били вразнобой

в торс,

в шею,

в голову,

в поясницу,

в плечо,

в руку стального голема.

Звяк, звяк, звяк, звяк, звяк, звяк…

Тяжелые бронебойные болты отскакивали, лишь слегка оцарапав броню, скользили, отлетали, отклоненные… Вверх. Вниз. В сторону – далеко за ристалище.

– Не туда! – бургграф повернул искаженное лицо к арбалетчикам. Чувства смешались, и Рудольф Нидербургский кричал сейчас в гневе и в страхе. – Не в того! Маркграф! Магиер!

Раз уж нельзя остановить голема, следовало хотя бы избавиться от тех, кто отдает ему приказы! Пока эта машина смерти не получила новой команды.

Стрелки поняли. Стрелки успели, повернуть четыре неразряженных еще арбалета. Надавить на спусковые скобы самострелов.

Щелк, щелк, щелк, щелк… Стрелы полетели к новым целям. Две – в змеиного графа. Две – в беглого прагсбургского колдуна, состоявшего у него на службе.

Одна пара… Первая стрела сбила Альфреда Чернокнижника с коня. Вторая просвистела над опустевшим седлом и по самое оперение вонзилась в грудь сидевшего позади знаменосца.

Другая пара… Первая стрела бросила Лебиуса Марагалиуса наземь. Вторая сухо стукнула о борт шестиколесной повозки над поверженным магиером.

Дружина маркграфа ответила. И, надо признать, ответила достойно.

В свите Альфреда Оберландского тоже имелись стрелки. Вдвое больше, чем у нидербуржцев. Два десятка конных арбалетчиков со взведенными самострелами. Кавалерийскими, правда, не такими мощными и дальнобойными. Однако в меткости оберландцы стрелкам Рудольфа не уступали. А на малой дистанции и легкий, заряжаемый со стремени, арбалет будет смертельным оружием.

Самострелы ударили дружным залпом. Стрелы перелетели через ристалище и бургграф в одно мгновение лишился десятка своих арбалетчиков. Заодно досталось трем ландскнехтам, двум оруженосцам и одному герольду, случайно оказавшимся на пути оберландских стрел. Впрочем, эти потери не шли ни в какое сравнение с утраченной властью врага над големом.

Если власть, действительно, утрачена… хоть ненадолго. Если самонадеянный Альфред и проклятый Лебиус мертвы. Если некому больше управлять стальным монстром.

Тогда – можно атаковать. Опрокидывать, сминать и преследовать оберландцев. Отгонять врага подальше от голема. А уж там разберемся.

Рудольф Нидербургский открыл рот. Но приказ вдруг застрял в горле. Бургграф в ужасе воззрился на…

Оберландского маркграфа поднимали с земли двое оруженосцев. Альфред Чернокнижник покачивался и что-то рычал из-под опущенного забрала. На нагруднике, в который угодила тяжелая стрела, виднелась лишь небольшая вмятина. Ни раненым, ни, тем более, убитым властитель Верхней Марки не выглядел.

Рудольф перевел взгляд на…

Прагсбургского магиера вырвало. Распростертое под трехосной повозкой маленькое скрюченное тело Лебиуса Марагалиуса содрогалась от болезненных приступов. Под скошенным набок и едва не свалившимся с головы капюшоном слышались тихие стоны и всхлипы. Сухая костлявая рука цеплялась за толстые спицы огромного колеса. Колдун тоже пытался подняться. Сам, правда, без посторонней помощи. В мешковатом балахоне на уровне живота зияла прореха. Извергнутое содержимое желудка неаппетитной лужицей растекалось под повозкой, но сами потроха чародея, судя по всему, уцелели. Крови, по крайней мере, не было. И в брюхе магиера не торчало оперение. Стрела, сбившая Лебиуса с ног, валялась в стороне.

Нидербургский бургграф судорожно хватал воздух ртом, будто ему самому только что досталось болтом армбруста под дых. Проклятье! Колдовство! Опять! Снова!

В голове Рудольфа царил полнейший разброд. А сердце наполнял ужас.

Альфред же, как ни в чем не бывало, вновь садился в седло. Поднявшийся Лебиус стоял на ногах, опираясь о повозку.

– Господи Милостивый, сколько же здесь големов?! – в отчаянии простонал бургграф.

И не услышал собственного голоса.

Откашлявшись, отхаркавшись и отплевавшись, Лебиус что-то выкрикнул … Невнятное что-то. Впрочем возвышавшаяся среди ристалища груда ходячего металла поняла.

Перепачканный кровью голем вновь ожил. Повернулся к ристалищным трибунам лицом. Тем, что было у него вместо лица. Темной смотровой прорезью глухого шлема.

– Бургграф, сложите оружие! – сухо и властно приказал Альфред Чернокнижник. – Этот бой вы уже проиграли.

Голем сделал шаг по направлению к трибунам.

Оружие нидербуржцев посыпалось на землю.

Глава 14

Спешившиеся воины маркграфа деловито хозяйничали на ристалище. Уводили лошадей, собирали оружие, приторачивали приглянувшиеся трофеи к седлам. Нидербургский бургграф, его телохранители и приближенные, рыцари, оруженосцы и слуги, городская стража и наемники-ландскнехты ждали в сторонке – уныло, подавленно и покорно.

Кое-кто, правда, еще с надеждой поглядывал на городские укрепления. Но помощь из-за стен Нидербурга не спешила. Ворота были закрыты, а бомбарды, грозно торчавшие между каменных зубцов, молчали. То ли запершиеся в крепости нидербуржцы не желали раздражать Альфреда Чернокнижника, в чьей полной власти находился сейчас бургграф, то ли опасались ненароком задеть последнего ядром. А возможно, ристалище не обстреливалось до сих пор по причине полной растерянности, охватившей горожан.

Чудно́ было видеть, как горстка пришлых оберландских воинов ловко разоружает втрое больший отряд. Было бы чудно́, если б не голем. И если бы с меча и лат стального монстра не капала кровь павших рыцарей.

Из всех участников турнира выжил лишь гейнский пфальцграф Дипольд Славный, лежавший за ристалищной оградой. Но после сильного удара о землю, пфальцграф так и не пришел в чувство.

Альфред Оберландский и магиер Лебиус внимательно осматрели рыцаря со златокрылым грифоном на груди. Убедившись, что Дипольд жив, маркграф распорядился:

– Этого берем с собой. Латы снять. Связать. Кляп – в рот. Самого – в повозку.

– Это пфальцграф Дипольд Славный, сын Вассершлоского герцога и имперского курфюрста Карла Остландского! – возмутился Рудольф Нидербургский. – Он мой гость!

Отнюдь не случайное упоминание об остландском курфюрсте не произвело, однако, на Альфреда должного впечатления.

– Был ваш, теперь – мой, – пожал плечами оберландец. – Надеюсь, его сиятельство Карл Осторожный, действительно, будет в достаточной мере осторожным и благоразумным, чтобы не причинять мне вреда. И самому не причинять и не позволять делать это другим. Отец ведь должен заботиться о своем сыне, вы не находите?

Все было ясно, как божий день. Дипольд Славный становился заложником Альфреда, и не в силах Рудольфа этому помешать. Вот они, пресловутые гарантии безопасности, на которые намекал оберландский властитель!

– Ваш шантаж не может продолжаться вечно, маркграф! хмуро заметил Рудольф. – Как только Дипольд погибнет или окажется на свободе…

– Полноте, любезный бургграф. Я вовсе не зверь, чтобы убивать благородного гостя. Но и отпускать Дипольда в ближайшее время я тоже не намерен.

– А известно ли вам, что Его Сиятельство Карл Остландский в скором времени станет императором? – с вызовом спросил Рудольф.

Большой государственной тайны он не выдавал, но все же… Быть может, в закрытые земли Верхней Марки новости доходят с опозданием и там не вникают в суть внутренней имперской политики. Тогда, возможно, удастся смутить или даже образумить зарвавшегося маркграфа…

Не удалось. Видимо, Чернокнижник был все же в курсе грядущих перемен. Альфред спокойно кивнул:

– Это для меня не секрет.

– Но если захваченный вами Дипольд…

– Зачем же так грубо? – издевательский изгиб тонких бледных губ. Ну точно, будто на устах оберландца шевельнулась змея. – Не захваченный вовсе. Приглашенный. В гости. В го-сти при-гла-шен-ный, ваша бургграфская светлость.

Рудольф сглотнул. Продолжил. Заставил себя продолжить спокойным… по возможности, спокойным и ровным голосом:

– Если Карл станет кайзером, а Дипольд – соответственно – сыном кайзера…

Бургграф осекся. Оберландец смотрел на него своими немигающее-бесстрастными глазами. Этот Чернокнижник ведь просчитал и продумал все наперед. И любые разговоры с ним теперь излишни.

– Тем лучше, – усмехнулся Альфред, – тем выше честь.

– Выше? Честь? – тихо-тихо процедил Рудольф.

– Разумеется! Ведь у меня в гостях окажется уже не сын какого-то герцога-курфюрста, а целый кронпринц.

– Вы играете с огнем, маркграф. Это опасно.

– Для кого? – в гипнотизирующем змеином взгляде Чернокнижника промелькнула насмешка. – Для меня? Для Дипольда? Или для вас, горе-заговорщика, не уберегшего сына имперского курфюрста и отпрыска будущего кайзера?

Рудольф не нашелся, что ответить. И как ответить, чтобы ответ прозвучал достойно. А собраться с мыслями ему не давали.

– Собственно, если разобраться, любезный бургграф, то именно ваш подлый заговор, организованный под прикрытием турнира, привел к столь плачевным для вас лично и вашего остландского покровителя последствиям. Разве не так? Разве не вы заманили падкого до славы Дипольда на это ристалище? И разве не с вашего согласия состоялся бой ваших гостей с моим големом и по моим правилам?

– Я не знал, – подавленно пробормотал бургграф. – Я ничего не знал…

– А кто примет такое оправдание? Карл Осторожный, лишившийся единственного сына? Влиятельнейшие остландские фамилии, чьи представители порублены на куски под стенами вашего города?

– Вы… вы… – от сдержанности Рудольфа Нидербургского сейчас зависело многое, и все же бургграф чувствовал, что утрачивает контроль над собой. Он уже не мог остановиться. Впрочем, и высказать все, что накипело, не мог тоже: Рудольфа переполняла ненависть, в груди не хватало воздуха.

– Вы… вы…

Альфред со скучающим видом отвел взгляд от взволнованного собеседника. Потом, будто вспомнив о чем-то, вновь повернулся к Рудольфу.

– Да, забыл сказать, дражайший сосед. Вашу милую дочурку я тоже увожу с собой.

– Что-о-о?!

Бургграф вскинулся. Встрепенулись, подскочили обезоруженные и усаженные на голую землю рыцари и слуги из свиты Рудольфа. Всех их, впрочем, тут же усадили обратно. Кого усадили, кого повалили. Воины маркграфа не стеснялись применять грубую силу.

– Вы не посмеете! – Рудольф Нидербургский побагровел и затрясся. – Альфред, если вы человек чести…

– Посмею, – тихо и спокойно заверил его Чернокнижник. – И дело тут не в моей чести. Я забираю Герду для того лишь, чтобы уберечь остатки вашей. После справедливого ристалищного боя… справедливого не так ли, бургграф?

На заданный вопрос и пристальный взгляд Альфреда Рудольф не ответил.

– Так вот, после честного боя вы уже отдали бесчестный приказ своим арбалетчикам. Это может повториться. А зачем вам лишний позор? И зачем мне ненужные хлопоты? Я забираю вашу дочь, дабы у вас и ваших людей не возникло желание пальнуть нам вслед из крепостных бомбард или снарядить погоню. Герда поможет мне удалиться без м-м-м неприятных инцидентов. Ну, и потом… после… в общем, ей тоже придется некоторое время погостить в моем замке.

– За-а-ачем? – с превеликим трудом выдавил из себя нидербургский бургграф.

– Чтобы у вас больше не возникало охоты плести заговоры за моей спиной… – ответил Альфред. Тон, которым это было сказано, заранее отметал все возражения, угрозы и мольбы.

Герде, как и Дипольду, предстояло стать заложницей. Возможно – вечной пленницей маркграфа, гарантирующей лояльность непримиримого врага-соседа.

– …Чтобы впредь вы вели себя разумно, – вбил Альфред последний гвоздь.

Это был конец. Рудольф Нидербургский – поникший, ссутулившийся, разом состарившийся и вмиг охладевший ко всему на свете, опустился в свое кресло.

– Не стоит так переживать, друг мой, – с ухмылкой ободрил Альфред. – Если вас успокоит мое слово, то обещаю: я пальцем не трону вашу дочь.

Рудольф сидел неподвижно. Обещание змеиного графа не значило ровным счетом ничего. Даже если Чернокнижник сдержит слово… Сам-то Альфред, может, и не тронет Герду. Своей рукой – нет, но в оберландском замке хватает иных грязных рук. Руки Лебиуса, например. Что, если маркграф отдаст Герду прагсбургскому магиеру – для каких-нибудь колдовских опытов? Не исключено, что это будет хуже… много хуже и смерти, и бесчестия вместе взятых.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Зачинщик и защитник на турнире – вызывающий и вызываемый на поединок рыцари.

2

Небольшой щит, прикрывающий левое плечо и руку.

3

Реннен – дословно: бега, скачки (нем.). Так называемый «механический реннен» – один из зрелищных и относительно безопасных видов турнирных схваток в период позднего средневековья. В реальной Германии, каковая к описываемому миру имеет, впрочем, весьма условное отношение, подобная разновидность поединков известна с пятнадцатого века.

4

Турнирные латы, изготовленные для поединка-реннена.

5

Ратовище – древко копья или рогатины.

6

Тассета – железная «юбка», состоящая из подвижных сегментов, прикрывающих бедра и обеспечивающих рыцарю посадку в седле.

7

Гештех – одна из разновидностей средневековых турниров.

8

Бухурты – турнирные сражения на копьях между двумя рыцарскими отрядами.

9

Мезирикордия – длинный граненный кинжал, так называемый «кинжал милосердия», используемый рыцарем для умерщвления поверженного противника.