За Рифейскими горами

Этот нож был наверняка выменян удачливым охотником-камасинцем у кузнеца-кыргыза в обмен на соболиные шкурки или мясо лося. Ножи и другие металлические изделия ценились всеми самодийскими народами. Описывается один достоверный случай, когда русский купец, пришедший с казаками-первопроходцами в Сибирь, вел меновую торговлю с «чудью» и «карагасами» следующим способом. Сколько соболиных шкурок влезет в медный котел, такова и цена.

Может поэтому и затолкнул умирающий камасинец нож в дупло дерева, надеясь попользоваться им, в случае исцеления в земной, или же, грядущей загробной жизни.

Так или иначе, камасинский нож нашел в тот осенний день нового хозяина. Придя домой Захар отчистил найденное им сокровище от пятнышек ржавчины и отложил до поры до времени в сторону. Ножу требовалась новая рукоятка, а это вопрос времени, которого осенью не было.

Зимой Захар смастерил новую рукоятку из крученого ствола березы. Нож был на удивление острым, хорошо держащим заточку, или как говорили сибиряки «жало». Много лет сопровождал камасинский нож Захара в его странствиях по тайге. Ни одного марала и лося, ободрал он этим ножом. Слегка изогнутое лезвие, было в самый раз при свежевании туш добытых зверей. Даже одну шкуру с мишки, разумеется не живого, снял Захар камасинским ножом.

Но последние годы не ходил Захар в тайгу. Стар стал, немощен. Посмотрит на нож, вспомнит былые годы, закряхтит.

– И куда вся сила подевалась? Словно пень трухлявый стал.

В тот самый день, когда Матюша мастерил с дедом свой первый туесок и потом играл в лапту с друзьями, вздремнувший с часок Захар, решил заняться тем, что он давно уже собирался сделать. Новые ножны для камасинского ножа. Старые развались, того и гляди, пойдешь в лес, да потеряешь. Совсем то дома, на печи, дед Захар не сидел. Так недалеко от деревни ходил погулять, размять старые кости, поискать целебные травки, наломать метелку, да мало ли что. В деревне всегда забот полон рот. Нож же, он всегда брал с собой.

Выйдя на крылечко Захар потянулся, зевнул, прикрыв ладошкой рот, и неторопливой, по-старчески шаркающей походкой, пошел к себе в заветный уголок. К сараю возле бани, где на верстаке лежал столярный и прочий инструмент. Поковыряв в штабеле досок, нашел, то, что нужно. Колотая дощечка из ствола корявой березы.

– В самый раз, – произнес довольно старый камасинец.

Березки с крученным стволом, самый подходящий материал для изготовления хоть ручки ножа, хоть ножен или других предметов. Такое дерево очень крепко и плохо поддается обработке, но зато и служит долго хозяину. Не зря же деревенские курильщики изготовляли себе трубки из корневища или ствола крученой березы.

Захар выколол из выбранной им березовой дощечки две примерно одинаковые плашки и острогав их потоньше, положил на верстак. Достав нож, положил сначала на одну, пометив угольком контуры ножа, затем на другую. Зажав в деревянные тиски, выдолбил стамеской углубление, куда позже должно было лечь лезвие. Положив нож, примерил. В одной плашке выемка была еще недостаточна глубока. То не беда. Отложив стамеску в сторону, достал напильник по дереву. Мелкие опилки посыпались с верстака на земляной пол. Так, еще раз померить. Все. Теперь подходит. Можно переходить к следующей части.

Некоторое время спустя и вторая половинка будущих ножен приобрела желаемую форму. Столярная часть была закончена, пора было, перейдя к кожевенному делу, побыть скорняком.

Кряхтя Захар разогнул занемевшею спину и пошел в сени. Через несколько минут вернулся обратно, неся кусок мягко выделанной шкурки. Положив на верстак провел рукой по густому подшерстку, произнеся короткое.

– Ча[50].

Плотные, темно-каштановые волосы приятно защекотали загрубевшие мозоли на ладони белоголового старика.

Улыбка пробежала по его лицу. Старый охотник вспомнил о давно минувших днях чудесной молодости.

– О, как же было тогда все прекрасно! Охотничий сезон, начинавшийся поздней осенью, милое сердцу становище в тайге, тропить соболя, пока глубокий снег не заставит вернуться в деревню. А там уже дружки дожидаются! Вечерки с девчатами!

Ушедший в себя Захар присел на заскрипевшую табуретку. Положив руки на колени, он сидел умиротворенно вздыхая, витая в мыслях в том, таком чудесном прошедшем времени. Неожиданно его хорошее настроение сменилось старческим брюзжанием.

– А теперь что? Поясница разламывается, спасу нет! Силенка ушла! Не зря люди говорят, не зря – два века не изживешь, две молодости не перейдешь. Ох уплыли мои годы, как вешние воды.

Да ладно дед Захар! Что толку жаловаться-то. Есть у тебя еще порох в пороховницах! Давай, мало-помалу дальше, вон тебя ножны уже ждут дожидаются.

Словно услышав, Захар погладил ладонью мех выдры, положил шкурку на верстак мездрой вверх и отрезал ножом две полоски в три пальца шириной. Положив отрезанные полоски в приготовленные им половинки ножен мехом наружу, сложил деревяшки с вложенными в них полосками вместе и обрезал выступающий за край мех выдры. Оглядев сработанное изделие придирчивым взглядом, отложил в сторону. Закряхтев встал с насиженного места, шаркая ногами подошел к полке в углу сараюшки и достал оттуда кусок выделанной лосиной кожи. Пощупал ее пальцами, проверяя, мягка ли она, хорошо ли выделана? Желтая кожа нежно защекотала скрюченные пальцы старика. Улыбка расцветила его лицо. Довольный добротной кожей, моя работа, Захар обернул ножны лосиной кожей, и отрезав подходящий кусок, взялся за шитье. Сшитый чулком чехол, вывернул на правую сторону и натянул на полуготовые ножны – две деревянные половинки с зажатыми между ними полосками меха выдры.

Наконец пробил час старого камасинского ножа, вселиться в новый дом.

Справляя новоселье, нож плавно скользнул по шелковистому меху выдры внутрь ножен. Пошевелил за рукоятку, Захар убедился, крепко ли нож сидит в ножнах. Радостный вздох облегчения раздался из его груди. Ножны удались на славу.

Теперь небольшое пояснение. Что же делает мех выдры внутри ножен?

В старые времена людям был еще неизвестен секрет производства нержавеющей стали, поэтому изделия из железа становились легкой добычей ржавчины. Ножи тоже не являлись исключением. Если учесть тот факт, что металлические изделия в ту далекую пору были очень дороги, то будет понятно, почему их владельцы искали способы защиты и сохранения долговечности их любимцев.

Лезвия ножей смазывали маслом или жиром, и когда нож опускался в ножны, на мехе внутри ножен оставался тонкий слой масла (жира), который служил надежной защитой от ржавчины. Каждый раз, когда нож скользил из ножен, или в ножны, его лезвие покрывалось микроскопически тонким защитным слоем.

Камасинцы использовали для смазывания их ножей медвежий жир, или же это происходило при свежевании туш добытых зверей, или же, еще чаще, при трапезе. Нож являлся для камасинцев важнейшим, многофункциональным столовым прибором. Как и другие малые народы Сибири, камасинцы применяли во время еды особую технику пользования ножом. Мясо варилось крупными кусками. Проголодавшийся кочевник брал мясо в руку, впивался зубами в лакомый кусочек, оттягивая его рукой от лица. Затем следовало молниеносное движение ножа и отсеченный кусочек мяса исчезал во рту. Вся эта процедура приема пищи происходила в очень быстром темпе. Зубами хвать, ножом вжик, проглотил, и тут-же опять зубами хвать, и так далее. Те европейцы, кому посчастливилось видеть такое действо, были потрясены необычайной ловкостью сибирских аборигенов, но никто из них не рискнул повторить этот «танец с саблями». Носов своих длинных жалко стало.

Мех внутри ножен имел еще одну, очень важную функцию. Он предотвращал самопроизвольное выпадение ножа из ножен. При передвижении по пересеченной местности, лазанью в таежных буреломах, слабо сидящий в ножнах нож, мог бы выпасть, и наверняка потеряться, что являлось в то далекое время для охотника настоящей трагедией. Без ножа пришлось бы ему в тайге очень туго.

Кстати, ножны для мечей европейских рыцарей в пору средневековья были тоже выложены внутри мехом. Теперь мы знаем почему. Чтобы не ржавели. Ну а при еде рыцари пользовались все же вилками. Но обглоданные кости вокруг себя бросали и они[51].

Захар был найден в тайге маленьким ребенком, совсем не умевшим говорить по-русски. Живя в семье приемного отца Ильи Курохтина, которого он кстати до конца дней своих называл тятей, он казалось совсем забыл родной камасинский язык. Все друзья его детства, да и вообще все окружающие его люди, говорили только по-русски. Будучи ребенком, тогда еще Захарка, и не задумывался о своем происхождении, до того памятного дня, когда Илья привел его, тогда еще молодого парня, к могиле настоящих родителей.

С того самого дня в душе Захара начала исподволь незримую работу настойчиво зовущее к себе камасинское прошлое. Этот зов предков не мог поначалу перебороть его настоящую жизнь, со всеми ее каждодневными крестьянскими хлопотами и заботами. Лишь когда Захар стал дедом, и мог хоть иногда вздохнуть полной грудью, остаться наедине с обуревавшими его мыслями, к нему вернулись воспоминания из его детства. Поначалу во сне, затем и наяву. Он смог вспомнить когда-то услышанные им камасинские сказки, рассказанные в стойбище им, детям, старой шаманкой Коместай, которая так хорошо играла на хобысе.

Сам с собой, пытался Захар говорить на родном камасинском языке. Но все же пройденные годы вырвали из цепкой детской памяти многие слова, только некоторые из них, смог вспомнить старый камасинец Захар Ашпуров.

Дети относились к таким затеям отца, как с старческим причудам. Что это он опять там бормочет, совсем что ли с ума выжил? Они считали себя русскими и не интересовались своим прошлым. На что оно мне? Вон картошка подошла, копать надо.

Но один благодарный слушатель у Захара все же был. Матюша. Как губка воду, впитывал он рассказы дедушки. Много старых легенд рассказал Захар своему внуку. Вот и сейчас прибежал Матюша, набегавшись[52] вволю на улице, забрался к дедушке на колени, обвил ручонками шею, шепчет в ухо.

– Деда, расскажи мне снова сказку про рыбака и водяного духа?

– Хорошо Матюша. Но для начала я сделаю тебе небольшое испытание. Намедни я тебе загадки про калмажей[53] загадывал. Помнишь?

– Как не помню дедушка, конечно помню, – крутясь непоседой, застрекотал Матюша.

– Ну так вот, если все отгадаешь, расскажу тебе я снова ту сказку. Лады?

Матюша закивал головой в знак согласия, и весь напрягшись, приготовился слушать дедушку.

Захар погладил внука по голове и начал «экзамен камасинских загадок». Проводил он его не в первый раз, восхищаясь всегда цепкой детской памяти Матюши.

– Что такое, один кувшин о семи дырках?

– Голова, дедушка, голова, – закричал радостно Матюша. Такую простую загадку, и не знать.

– Ну хорошо Матюша, слушай следующую, она будет посложней первой. Что это такое – хоть и маленький, а шапка больше самого?

И тут Матюша выдал сразу ответ.

– Гриб, гриб!

– Хорошо. Слушай следующую. К какому дереву снег не прилипает?[54]

– Но это же рога деда, неужто ты не знаешь.

– Ну молодец Матюша! Ну молодец! Ну вот если сейчас отгадаешь последнюю загадку, сразу расскажу тебе сказку про рыбака.

Матюша весь сжался, приготовившись к последнему дедушкиному испытанию.

Захар сделал небольшую паузу, разгладил ладонью реденькие усишки. Это были действительно усишки. У него, как и у всех сибирских аборигенов, растительность на лице была скудной, не то что у русских мужиков. У тех у всех бороды, что лопаты.

Ну да ладно, не будем Матюше зубы-то заговаривать. Ждет ведь мальчонка.

Захар все же огладил еще раз реденькие усы и выдал на-гора.

– Старик, имеющий лисью шапку, перевалил через стоящую гору. Кто этот старик?

Матюша, как назло, запамятовал ответ. Ну вылетел из головы. Надо же так. Такая досада!

Захар, заметив растерянность внука, решил прийти ему на выручку. Заходящее солнце позолотило макушку горы Кияшки, еще несколько мгновений и спрячется оно за каменной громадой, чтобы вернуться к жителям Чаловки следующим утром.

Словно невзначай, Захар обернулся и поглядев щурясь вслед последним лучам садящегося солнца, пробормотал.

– Ну скажи на милость, как в глаза светит-то, ничего не вижу!

Матюша перевел взгляд на солнце, и тут же радостно закричал.

– Да это же солнышко заходит! Старик в лисьей шапке- это вечерний закат! Вон он деда, сейчас спрячется за Кияшку!

Захар довольно усмехнулся в усы. Фу! Пронесло! Хватит на сегодня загадок, пора сказку рассказывать, да потом и на боковую. Утра вечера мудренее.

Сев поудобней, Захар принялся рассказывать Матюше его любимую сказку.

В старые, старые времена жил в одном отдаленном озере, богатом рыбой, водяной дух. Никому из людей не разрешал скупой хозяин вод рыбачить в том заветном озере. И стар и млад боялись его, и не решались нарушить неписанный запрет, который передавался из поколения в поколения у калмажей[55].

Но один из людей, молодой и сильный рыбак по имени Будюрак[56] из рода Ургуне[57], не послушался, и решил поймать рыбы в том запретном для людей озере.

Придя к озеру, он увидел много рыбы. Обрадовавшись, расправил Будюрак свой невод, чтобы бросить его в воду.

Водяной дух увидев это, спросил рыбака.

– Зачем ты налаживаешь свой невод?

– Я налаживаю мой невод для того, чтобы забросить его в озеро, и поймать рыбу!

– Ты кто такой? Как ты смеешь рыбачить в моем озере? Разве ты не знаешь, что вся рыба в озере принадлежит только мне!

– Какой он жадный деда, – вставил Матюша, – нехороший он водяной этот.

Захар усмехнулся и продолжил повествование дальше. Матюша, сжавшись в комочек, прижался к дедушке, внимательно внимая его рассказу.

– Меня зовут Будюрак, – ответил рыбак. – Зачем тебе одному столько рыбы? Неужто не можешь поделиться ею с людьми?

Жалко стало водяному духу своей рыбы. Подумал он, как провести человека, и говорит смелому рыбаку.

– Ну коли ты Будюрак так хочешь рыбы из моего озера, мы сделаем так. Если поборешь ты меня, тогда можешь рыбачить в моем озере. Если нет, забудешь ты, и все вы люди, во веки веков дорогу к этому месту! Согласен ли ты, человек?

– Ну хорошо, будь по твоему Водяной, – ответил Будюрак. Но если победа будет за мной, тогда и другие калмажи придут сюда, чтобы ловить рыбу! Согласен ли теперь ты Хозяин Вод?

Водяной дух, уверенный в своей победе, ответил рыбаку.

– Ладно человек.

Начали Водяной и Будюрак бороться. Взбаламутили они всю воду у бережка, помяли все талины[58]. Кряхтел, пыхтел Водяной. Силен калмажи Будюрак! Не рассчитал Водяной своей силы. Мало казалось у него силенки. Поборол его человек.

Но не выполнил Водяной своего обещания. Говорит он рыбаку.

– Приходи завтра. Завтра будем снова бороться. Если победишь меня, будет тогда по-твоему.

– Разве можно так деда? Данное слово не сдерживать?

– Нет конечно внучек. Хитер водяной на выдумки, но и Будюрак тоже не лыком шит.

Подумал Будюрак, как ему обвести водяного духа, и ответил хитрецу.

– Ты не смог побороть меня! Завтра будешь ты бороться с моим младшим братом!

Обрадовался Водяной. С его младшим братом я-то уж точно справлюсь!

На следующий день наказал человек прийти своему младшему брату. Схитрил рыбак. На самом деле это был урхабам[59]. Дедушка – медведь.

Пришел дедушка-медведь и ходит по бережку, травку щиплет. Увидел его водяной дух, обрадовался.

– Ну коли его младший брат только одной травкой кормится, то его-то я смогу легко одолеть!

Подкрался сзади, и с криком «Хуг-хаг!», накинулся на дедушку-медведя. Но не тут-то было! Ухватил дедушка-медведь водяного духа, треплет за бороду, тиной поросшую. Уж и не помнил водяной дух, как и ноги унес.

Матюша до того сидевши смирно, подпрыгнул сидевши на коленях у деда, чуть было головой дедушке зубы не высадил. У него их и так наперечет осталось. Подпрыгивает Матюша в азарте, кричит, словно он сам только что водяного заборол.

– Так его водяного, так его лешего! Будет знать, как нашего калмажи обманывать!

Захар смеется довольный. Нашего калмажи! Ох и молодец внучек. Наш Матюша, калмажи!

Вдоволь насмеявшись, Захар продолжил дальше.

На третий день пришло время водяному духу свое обещание исполнять. Но не хочется ему, Водяному, Хозяину Вод, битому, поле брани покинуть.

Взял он свой кнут и забросил на облака. Смотри, какой я сильный!

Человек ухмыльнулся, и говорит.

– Что твой кнут! Я заброшу талину!

Вырвав куст, говорит Хозяину Вод.

– Смотри Водяной наверх!

Не понял водяной дух человеческой хитрости, смотрит наверх, ждет, пока талина на облачко плюхнется.

Рыбак забросил талину позади себя в кусты тальникa, поди разберись, какая из них у него в руках была!

Сдался водяной дух. Говорит рыбаку.

– Победил ты меня человек! Лови рыбу сам, и пусть другие люди ее в моем озере ловят. А я лягу на дно и буду лежать там, как налим. Не буду вам мешать.

С тех пор ловят калмажи рыбу в том озере, назвав его Будюрак, по имени того смелого рыбака.[60]

Конец сказки Матюша слушал, притихнув мышкой на коленях дедушки. Когда Захар закончил повествование, Матюша спросил.

– Деда, а где это озеро Будюрак? Ты был уже там?

Захар, немного подумав, ответил.

– Нет внучек, не пришлось мне. А вот когда ты большой вырастешь, ты обязательно найдешь это озеро калмажей.

Матюша закивал головой, соглашаясь с дедушкой.

– Я тебя деда с собой возьму. Мы там вместе рыбачить будем.

Сумрачная тень пробежала по лицу Захара. Да, да внучек. Когда ты вырастешь, меня уже не будет на белом свете. Такова она жизнь. Бежишь смолоду, бежишь торопишься, а оглянешься к старости, спросишь себя, куда бежал, куда?

Матюша почуял сердечком перемену настроения дедушки, прижался к нему, смотрит в его глаза.

– Что с тобой деда?

– Ан ничего внучек. Так что-то. Стар я стал, немощен.

Словно спохватившись, чего это я лешак старый тут трындычу, Захар поменял тему разговора.

– Пойдем-ка ужинать, да спать. А завтра, коли погода ясная будет, сходим мы с тобой в лес. Сараны накопаем, покуда она совсем не отошла.

На том старый и малый и сошлись.

На следующее утро сначала захмарило[61]. Захар Ашпуров спозаранку поглядывал на хмурившееся небо, пытаясь определить погоду. Неужели я вчера ошибся? Захар определял само собой разумеется погоду на предстоящий день не по корове, идущей впереди деревенского стада. То мальцы пусть балуются. Вчерашний закат предвещал ему, старому камасинцу, хорошую погоду на завтра. В недоумении чесал дед Захар облысевшую голову, пытаясь разобраться в заплутавших мыслях, где же он сделал просчет. Вроде бы все крестьянские приметы сходятся. Но ладно, утешил он себя, бывает, и на старуху проруха. На том и закончил он утренние думки. Пойдем щти хлебать, решил целомудренно он.

Но Захару не стоило себя корить, и паче того, посыпать свою старческую голову пеплом. К полудню солнце разогнало тучки и осветило щедрыми лучами сибирскую деревушку Чаловку с ее неспокойными обитателями.

Матюша с самого утра не отходил от деда. А как же иначе! Ведь еще вчера договорились они идти вместе в лес. А с дедушкой там так интересно! Он каждый раз рассказывает про калмажи, показывает мне разные травки и цветочки. У тяти никогда нет времени на это. А вот у дедушки, всегда!

Родители Матюши и этим днем не имели времени заняться воспитанием своего чада. Летний день в Сибири действительно год кормит. Тут не до сентиментальностей. С раннего утра уехали они на покос на Ашпуровский остров, оставив Матюшу дома. Мал еще. У него вся жизнь еще впереди. Успеет и он наработаться.

Нелегка крестьянская доля. Работа от зари до зари. Только пока мал, и когда уже немощен, как Захар, поменьше забот, а так нет никого продыху сельскому труженику.

Захар, вставший с первыми петухами, времени зря не терял. Уйдя в сарайку возле бани, он выколол из сосновой чурки две дощечки и выстрогал из них, но чем же еще больше, камасинским ножом разумеется, две маленькие, продолговатые лопатки. Стряхнув с широких штанов, пошитых Марьей из домотканой материи, прилипшие сосновые стружки, провел рукой по одной из лопаток. Свежая смола прилипала к бугоркам мозолей на его руке. Захар поднес руку к изборожденному морщинами лицу и втянул полной грудью ароматный, смолистый запах. Чудесно пахнет! Ой, хорошо-то как! Словно в сосновый бор пришел.

Вспомнив кстати о сосновом боре, Захар подумал про себя, что вскорости поди и маслята пойдут. Не прозевать бы.

Любил Захар последнее время тихую охоту. Хорошо в лесу, покойно. Никто не нарушает твои мысли, никто в душу не лезет. Каждый раз бывая в лесу, грезил Захар о своей ненаглядной Пелагеюшке, царство ей небесное. Не дожила, не дожила она до наших внуков, тяжко вздыхая, думал Захар. Сколько ночей бессонных провел он, орошая скупыми мужскими слезами подушку в изголовье постели, не счесть. Была Пелагеюшка его единственной любовью, ею и останется.

Приходили к нему вдовые деревенские бабы, намеки недвусмысленные делая. Нет. Не будет у меня другой жены, решил, как отрезал Захар Ашпуров. А слово у Захара всегда было крепкое. Настоящий мужик он Захар Ашпуров, правдишний.

К полудню выяснило окончательно. Захар прислонил ладошку ко лбу и посмотрел наверх, в сторону «солнечных часов» деревушки Чаловки. Гора Кияшка и стоящее над ней солнце звали к обеду. Матюша стоявший около деда, сделал тоже самое, как это зачастую делают дети, подражая взрослым. Он поглядел вверх, но кроме слепящего глаза солнца и плешивой макушки Кияшки ничего не увидел. Пожав плечами мальчик спросил.

– Деда, а ты что там увидел?

Захар усмехнулся в ответ, посмотрел еще раз и сказал.

– Кияшка говорит нам с тобой, что обедать пора. Покушаем, и в лес пойдем, как вчера договаривались. Лады?

Матюша закивал головой, все еще недоверчиво поглядывая в сторону Кияшки. И как она с дедушкой разговаривает интересно?

Сегодня обед у Ашпуровых выпал по-спартански. Картошка в мундирах. Иван с Марьей спозаранку уехали на покос, решив сегодня оставить Гнедка пастись на берегу Агула. Спутаем, далеко не уйдет поди. За повара остался Захар. По душевной простоте, варя корм поросятам, он решил с ними, так сказать, поделиться. Свиней в Чаловке крестьяне кормили вареным картофелем, подмешивая туда летом рубленную траву, зимой отходы от провеянного зерна – полову и битые зернышки. Вот и сегодня положа, в объемистый чугунный котел в бане несколько ведер мытой картошки, Захар почесав репу, произнес.

– А чего голову ломать-то. Как готова картоха будет, вытащу с десяток-другой, ельчиков соленых достанем из подвала, вот и обед будет. Приходи кума любоваться.

Так и сделал Захар. Когда картошка сварилась, выбрав самую красивую себе на обед, засыпал в котел мелко насеченной лебеды и крапивы. Пусть преет. А мы пойдем с Матюшей кушать, пока картошки горячие.

Глиняная миска с аппетитно дымящейся картошкой была водружена посредине стола. Рядышком присоседились соленые ельцы и сорожки. Пучок зеленого лука довершал убранство стола. Вкуснотища!

Горячая картошка обжигала пальцы. Матюша крутился вьюном, очищая ее от липкой, обжигающей кожуры. Захару же было нипочем. Заскорузлые пальцы, покрытые потрескавшейся кожей, не ощущали боли. Наконец и Матюша справился с первой картошиной и отправил ее в рот. Захар нажимал больше на рыбу. Ухватив серебристого ельца или красноглазую сорожку, он брался за рыбью голову и стягивал ее одним ловким движением вместе со шкурой. Серебристые чешуйки сыпались на стол, прилипали к пальцам, но старый рыбак не обращал на такие тонкости никакого внимания. Засунув освободившуюся от шкуры рыбу в рот, Захар в мгновение ока очищал ее до голого позвоночника, обсасывая и причмокивая при этой процедуре. Так есть рыбу могут только люди выросшие у реки, знающие в ней толк, как ее готовить и правильно есть.

В Сибири, при посолке рыбы, иной раз ее даже не очищали от чешуи, чтобы не делать себе лишнюю работу. Рыбы ловили помногу, а шкуру при еде все равно стягивать. Только при приготовлении ухи или жарении, рыба чистилась «классическим способом».

Коли уж разговор зашел о рыбе и о сибиряках, позволим себе небольшое отступление.

В Сибири есть некоторые деликатесы, от вида и запаха которых у многих пропадет надолго аппетит. Один из них называется «рыба с душком». Свежепойманная рыба слегка подсаливается и остается в летнее время неубранной в подвал. Под воздействием комнатной температуры она начинает портиться, что можно безошибочно определить по исходящему запаху. Вонь, хоть нос затыкай. Сам испытал однажды.