Ленин. Человек, который изменил всё

«Отец сидит за работой в своем кабинете, – вспоминал Дмитрий Ильич. – Наверху, в антресолях, каждый у себя в комнатах, сидят за книгами братья Саша и Володя. Внизу, в столовой, за большим столом сидит за шитьем или другой работой мать. Тут же, около нее, с книгами и тетрадями сидят сестры Аня и Оля, здесь же и мы, меньшие (Митя и Маня), тихо чем-нибудь занимаемся. Шуметь и мешать старшим строго запрещается»23.

Серьезным увлечением братьев Ульяновых стали шахматы. «Пятнадцати лет ВИ стал обыгрывать отца, – рассказывал Дмитрий. – …Летом 1886 года ВИ много сражался в шахматы со старшим братом Александром»24. Об исходе их шахматных баталий история умалчивает. Ленин расскажет супруге:

«Сначала отец нас обыгрывал, потом мы с братом достали руководство к шахматной игре и стали отца обыгрывать. Раз – мы наверху жили – встретил отца, идет из нашей комнаты со свечой в руке и несет руководство по шахматной игре. Затем за него засел»25.

В школе у Ленина с товарищами по классу были ровные и холодные отношения. Но у него не было друзей. Вторым учеником в классе был Александр Наумов, которого император Николай II в разгар Первой мировой войны назначит министром земледелия. Он хорошо запомнил юного Ульянова: «Маленького роста, довольно крепкого телосложения, с немного приподнятыми плечами и большой, слегка сдавленной с боков головой, Владимир Ульянов имел неправильные, я бы сказал, некрасивые черты лица: маленькие уши, заметно выдающиеся скулы, короткий, широкий, немного приплюснутый нос и вдобавок – большой рот с желтыми, редко расставленными зубами. Совершенно безбровый, покрытый сплошь веснушками, Ульянов был светлый блондин с зачесанными назад длинными, жидкими, мягкими, немного вьющимися волосами. Но все указанные выше неправильности невольно скрашивались его высоким лбом, под которым горели два карих круглых уголька…

Он ни в младших, ни тем более старших классах никогда не принимал участия в общих детских и юношеских забавах и шалостях, держась постоянно в стороне от всего этого и будучи беспрерывно занят или учением, или какой-либо письменной работой. Гуляя даже во время перемен, Ульянов никогда не покидал книжки и, будучи близорук, ходил обычно вдоль окон, весь уткнувшись в свое чтение. Единственное, что он признавал и любил как развлечение, – это игру в шахматы, в которой обычно оставался победителем даже при одновременной борьбе с несколькими противниками. Способности он имел совершенно исключительные, обладал огромной памятью, отличался ненасытной научной любознательностью и необычайной работоспособностью… Воистину, это была ходячая энциклопедия, полезно-справочная для его товарищей и служившая всеобщей гордостью для его учителей…

По характеру своему Ульянов был ровного и скорее веселого нрава, но до чрезвычайности скрытен и в товарищеских отношениях холоден, он ни с кем не дружил, со всеми был на «вы», и я не помню, чтобы когда-нибудь он хоть немного позволил себе со мной быть интимно-откровенным… В общем, в классе он пользовался среди всех своих товарищей большим уважением и деловым авторитетом, но вместе с тем нельзя сказать, что его любили, скорее – его ценили. Помимо этого, в классе ощущалось его умственное и трудовое превосходство над всеми нами, хотя надо отдать ему справедливость – сам Ульянов никогда его не выказывал и не подчеркивал»26.

Молодой Ленин был, похоже, достаточно равнодушен к женскому полу. Николай Владиславович Валентинов (Вольский), знавший Ленина по совместной революционной деятельности, приводит фразу, произнесенную им в 1904 году в Женеве: «Ухажерством я занимался, когда был гимназистом, на это теперь нет ни времени, ни охоты»27. Сестры приложили немало сил, чтобы познакомить лучшего ученика со своими подружками, но это не выливалось для Володи в серьезные увлечения. А с малознакомыми девочками он проявлял очевидную стеснительность.

Илья Николаевич, будучи либеральным земцем (Мария Ильинична так характеризовала политические взгляды отца: «либерал или мирного направления народник»28), никак не сочувствовал революционерам, а тем более террористам. Когда народовольцы взорвали Александра II, он надел парадный мундир и направился на панихиду в кафедральный собор. Дети понимали, что нужно поддерживать верноподданническое реноме отца, без чего он быстро бы остался без работы, а семья – без средств к существованию. И Илья Николаевич не забывал об этом в деликатной форме напоминать своим многочисленным отпрыскам.

Анну Ильиничну позднее возмущали появлявшиеся в советской литературе сведения, будто «Илья Николаевич часто дебатировал на революционные темы, что тон задавал Александр, а Владимир часто удачно принимал участие в спорах. ВИ было всего 15 лет в последнее лето жизни Ильи Николаевича и пребывания на каникулах старшего брата, как он мог принимать, да еще удачно, участие в таких спорах? Да и вообще они в нашем доме не велись»29.

Ульяновы не принимали видимого участия в нелегальных оппозиционных кружках, которые и в Симбирске, и в самой гимназии уже активно распространяли подрывные взгляды и литературу. Но, конечно, Володя Ульянов был в курсе этой деятельности, и ему доводилось читать то, что считалось неположенным. И он рано подался в атеисты. Глебу Максимилиановичу Кржижановскому он расскажет, что «уже в пятом классе гимназии резко покончил со всяческими вопросами религии: снял крест и бросил его в мусор»30. По собственноручной записи в анкете Всероссийской переписи коммунистов 1922 года, его разрыв с религией произошел в 16 лет 31.

В 1883 году, после окончания гимназии с золотой медалью Александр Ульянов отправился в Петербургский университет – на естественно-научное отделение физико-математического факультета. За ним последовала и Анна, поступившая на филологическое отделение Высших (Бестужевских) женских курсов.

Первого января 1886 года Илья Николаевич был удостоен своего пятого ордена – Святого Станислава 1-й степени с муаровой лентой через плечо. И получил известие от министра просвещения Делянова, что срок его службы истечет через год, а не через пять, как надеялся Ульянов-старший. Тому стало плохо. Доктора диагностировали «гастрическое состояние желудка». А 12 января на руках супруги и детей – Анны и Володи – Илья Николаевич умер от инсульта32. Ему шел 55-й год. Ровно столько же времени будет отмерено Ленину.

Уже после смерти Ильи Николаевича вдова оформила в дворянское сословие себя и своих детей. Семье была назначена пенсия в 1,2 тысячи рублей в год, из которых одна половина полагалась вдове, а другая – несовершеннолетним детям в равных долях.

Володя тяжело пережил смерть отца. И почему-то (наверное, переходный возраст) стал хуже относиться к матери. Сестру Анну выводило из себя, что «его насмешливость, дерзость, заносчивость проявлялись по отношению к матери, которой он стал отвечать порой так дерзко, как никогда не позволял себе при отце». За грубость в отношении матери Володе доставалось и от Александра33.

В последнее лето, проведенное братьями вместе, Александр в Кокушкино читал Карла Маркса. Владимира этот автор тогда не заинтересовал. Он был увлечен любовной прозой Тургенева.

Александр вернулся в столицу. Казалось, он весь в учебе: занимался по 16 часов в сутки, мало спал, плохо ел, промозглой питерской зимой заболел еще и тифом. Бог в тот раз миловал. В университете ходил в биологический, экономический и литературный кружки. Он – гордость Петербургского университета, как сказал ректор Андреевский, вручая ему золотую медаль за победу в конкурсе научных работ за «Исследование строения сегментарных органов пресноводных». От лягушек и пиявок Александр перешел к червям, изучая их органы зрения для магистерской диссертации. Сам Менделеев прочил ему профессорскую кафедру в двадцать пять лет.

Но к земноводным и членистоногим теперь добавился не только Маркс, но и Энгельс, и Плеханов. Душа Александра кипела от окружавшей несправедливости. Подумать только: закрыли журнал «Отечественные записки», редактором которого был любимый Салтыков-Щедрин; полиция разогнала демонстрацию памяти Добролюбова!

В декабре 1886 года Александр Ульянов и его единомышленник Петр Шевырев решили восстановить разгромленную спецслужбами «Народную волю», создав ее «Террористическую фракцию». Кроме них, в организацию вошло еще с десяток сокурсников. Ульянов сочинил программу, где ближайшей задачей объявлялось цареубийство, а конечной – утверждение социалистического строя. Для приобретения динамита Александр продал заслуженную в Симбирске золотую медаль34.

Приближалась встреча Ульяновых с Историей.

В начале марта 1887 года они прочли правительственное сообщение: «1 сего марта на Невском проспекте около 11 часов утра задержаны три студента Санкт-Петербургского университета, при коих по обыску найдены разрывные снаряды. Задержанные заявили, что они принадлежат к тайному преступному сообществу, а отобранные снаряды по осмотру их экспертом оказались заряженными динамитом и свинцовыми пулями, начиненными стрихнином»35. В Симбирске еще не знали, что текст сообщения утвердил сам император Александр III. А лидером упомянутого тайного преступного сообщества был Александр Ильич Ульянов.

Слишком далеки они от народа

Один из самых выдающихся ответов, которые мне доводилось слышать за много лет преподавания в МГУ имени М. В. Ломоносова, прозвучал на безобидный вопрос о том, когда состоялось восстание декабристов:

– Ночью.

– Почему ночью?!

– Так ведь они разбудили Герцена!

Действительно, когда же еще можно было разбудить юного Александра Ивановича Герцена, как не ночью. А каждый школьник в СССР знал статью «Памяти Герцена», где Ленин обозначил своих предшественников по революционному ниспровержению Российского государства. «Сначала – дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию»36.

Ленинизм, да и все революционные традиции в России родились из чернильницы. Они вышли из-под пера русских литераторов и нескольких западных философов.

Интеллектуальный слой в России появился довольно поздно и страдал множеством детских болезней. Образованная и остальная Россия не понимали друг друга, часто разговаривая – буквально – на разных языках – и редко даже пытались понять. Кроме того, в России интеллектуальный класс был антибуржуазен. «Трагедия России в том, что Петр, способствуя зарождению интеллигенции западного типа, не смог укрепить ее с развитием буржуазии западного типа, – пишет известный британский историк Ричард Саква. – Это умерило бы радикализм и утопизм изолированной русской интеллигенции»37.

Возникшая в XVIII веке в России философия был вторичной: появилась как реакция на европейскую мысль – от нее отталкивалась, в ней искала источники вдохновения, с ней спорила, ей подражала, ее опровергала или развивала. При этом философские теории поначалу просто заглатывались русскими неофитами и воспринимались как истина в последней инстанции. Российская мысль была социальной, ориентированной на практические интересы развития страны, морализирующей и теснейшим образом связанной с самыми разнообразными политическими течениями. К концу XIX – началу ХХ века Россия не будет знать себе равных в мире по идейно-политическому плюрализму.

В Западной Европе либеральная философская и общественно-политическая мысль предшествовала в своем развитии консервативной. Основоположник либерализма Джон Локк жил в XVII веке. Консерватизм возник как реакция испуганных интеллектуалов на Великую французскую революцию, и его основоположник – Эдмунд Берк – жил в XVIII веке. В России оба течения возникли практически одновременно – под влиянием все той же Французской революции. Родоначальником российского консерватизма я склонен считать великого историка и писателя Николая Михайловича Карамзина, который емко и исчерпывающе суммировал суть своей концепции в следующих словах: «Россия основывалась победами и единоначалием, гибла от разновластия и спасалась мудрым самодержавием»38.

Основоположником российского либерализма, а одновременно и типом первого русского интеллигента был, пожалуй, Александр Николаевич Радищев, автор «Путешествия из Петербурга в Москву». Он был воспитан на идеях французского Просвещения, выдвигая на первый план сострадательность и человеколюбие. Его слова – «душа моя страданиями человеческими уязвлена была» – стали, по сути, матрицей сознания русской интеллигенции. Зародившийся либерализм оказался изначально в оппозиции государственной власти и затем никогда оттуда не уходил.

Увлечение идеями Французской революции, несбывшиеся мечты о либеральных реформах в правление Александра I, зарубежный поход русской армии породили декабристов, предпринявших неудавшуюся попытку дворцового переворота или революции 14 декабря 1825 года. Московский генерал-губернатор Ростопчин недоумевал: «У нас все наизнанку – во Франции la roture [1] хотела подняться до дворянства – ну, оно и понятно; у нас дворяне хотят сделаться чернью – ну, чепуха». Дворяне во все времена будут в рядах видных революционеров, дворянами были и Керенский, и Ленин. Они победят, и дворянство действительно превратится в чернь. Казнь пятерых декабристов, которых восприняли как мучеников и «первенцев русской свободы» (в иных странах за попытки госпереворотов казнили сотнями, если не тысячами), и преследование еще шести сотен человек отозвались бурей возмущения во множестве сердец. Герцен действительно вспоминал: «Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудила ребяческий сон моей души».

Деление на либералов и консерваторов усложнилось в 1830–1840-х годы делением на западников (у истоков – Петр Яковлевич Чаадаев), которые надолго стали одним из наиболее влиятельных подвидов либералов; и славянофилов (основоположник – Алексей Степанович Хомяков), ставших заметной, хотя и не преобладающей интеллектуальной силой в консервативной среде, которая существовала в различных обличиях. Не были однозначными славянофилами те, кого я бы назвал интеллектуальными консерваторами, наиболее видные представители которых – Александр Пушкин, Николай Гоголь, Федор Тютчев, Федор Достоевский. Всегда существовало и консервативно-охранительное течение мысли, связанное с политической деятельностью всех последних российских императоров, которое также ассоциируется с такими крупными общественно-политическими фигурами, как Уваров, Катков, Победоносцев.

Западники призывали к солидарности с Западом в борьбе с традиционными основами русского бытия, критиковали российские порядки, возмущались крепостничеством, самодержавием, самовластием чиновников, экономической отсталостью, невежеством народа. Именно из либерального западничества, к которому была сделана прививка западных марксизма и анархизма, а также ряда доморощенных идей вырос российский социализм, принявший также множество обличий – от революционной демократии и утопического социализма до народничества, социал-демократии и русского анархизма.

Как и сейчас, в XIX веке на Западе охотно давали приют всем, кто объявлял себя борцом за свободу от российского антинародного режима. Первопроходцем революционной эмиграции, которая вскоре примет массовый характер, стал Герцен. Живя в Западной Европе со швейцарским паспортом и издавая «Колокол», он не принял ее порядки, предложив для России иной путь: свергнув царизм и крепостное право, народ должен утвердить строй на основе принципов крестьянской общины и сельхозартели. Именно отсюда истоки народнической социалистической идеологии.

Эти идеи в полной мере подхватил и развил идеолог крестьянской социалистической революции Николай Гаврилович Чернышевский. В его понимании, общинный строй, не знающий частной собственности и имущественного неравенства, станет основой новой социалистической России. За Чернышевским и его романом «Что делать?» со знаковым героем Рахметовым следовали все более радикальные люди, такие как лидер «Народной расправы» и автор «Катехизиса революционера» Сергей Нечаев, для которых высокая цель оправдывала любые средства, включая убийства. Нечаев был одним из кумиров юного Ульянова.

Наиболее крупным теоретиком русского (и не только) анархизма стал Михаил Бакунин, полагавший, что после неизбежной социальной революции необходимо организовать общество на основе свободной федерации крестьянских и рабочих ассоциаций. Идеи Бакунина подхватил камер-паж Александра II князь Петр Кропоткин. Анархистов отличало от прочих радикальных группировок отрицание любых форм государственности. Террор рассматривался ими как один из немногих доступных видов сопротивления, призванных разбудить мятежные инстинкты народа.

Радикальные идеи привлекали все большее внимание разночинной интеллектуальной публики, которая стала заметно расти и численно, и по своему влиянию с началом либеральных реформ императора Александра II, в царствование которого и появился на свет Ленин.

Этот царь-освободитель приступил к грандиозному социальному эксперименту – к революции сверху. Манифест об отмене крепостного права положил начало целой серии глубочайших преобразований. Среди них – суд с участием присяжных, который укреплял гражданский порядок. Выборные земства становились органами самоуправления, благодаря которым появились и земские врачи, и агрономы, и ветеринары, и школы, и статистические исследования. Создавалось городское общественное самоуправление с избирательными собраниями, думами, городскими управами. Началось становление гражданского общества и правового государства.

Промышленное производство с 1860-х годов и вплоть до Первой мировой войны увеличивалось в среднем на 5 % в год. В деревне выделяется энергичный слой «кулаков», предпринимателей, скупщиков дворянской земли, основывающих торговые предприятия. Объем вывоза хлеба за границу возрастал с каждым годом, невзирая на частые неурожаи. Оживлению внешней торговли способствовало разрешение на свободный выезд за границу для всех российских подданных, заключение договоров о торговле и мореплавании с основными державами3940. От протекционизма Россия переходила к свободе торговли.

Но была, как везде, и другая сторона реформ. «Мобилизация дворянских земель, железнодорожное строительство вызвали горячку ажиотажа, создавали огромные богатства, нередко дутые и грюндерские предприятия. 60-е годы – первая волна русского капитализма, очень нездорового и хищнического. Банковские судебные процессы и сатира Некрасова отразили эту пиратскую эпоху “первоначального накопления”»41, – отмечал философ Георгий Федотов.

И одними из важнейших следствий преобразований стали заметное оживление общественной активности, рост интеллигенции и ее радикализация. В конце 1860-х годов Герцен чувствовал себя на обочине жизни, оттесняемый все новыми «штурманами будущей бури». Его революционную агитацию, замечал Ленин, «подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями “Народной воли”. Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом»42.

Идеи Герцена, Огарева и Чернышевского вдохновили создателей тайного революционного общества – «Земля и воля», – поставившей в 1861 году целью подготовку крестьянской революции. Летом 1862 года власти арестовали лидеров и идеологов организации – Чернышевского, Серно-Соловьёвича и Писарева, и через пару лет она тихо самоликвидировалась.

В 1870-е годы, когда Ленин был еще маленьким, интеллигенция – по большей части студенты – предприняла «хождение в народ» (термин изобрел Бакунин), чтобы помочь ему обрести лучшую долю и избавиться от векового угнетения. Народники (заметим, на английский это слово переводится как «populists», «популисты») создавали первые инфраструктуры протестного движения – артели, школы, медпункты, где раздавали нелегальную литературу и листовки, учили революционным песням. «Хождение в народ» закончилось полным провалом. На интеллигентское подвижничество крестьяне смотрели как на господские забавы, видя в студентах барских сынков, несущих богопротивную ересь43.

Фиаско заставило развернуться к классовому подходу, сформулированному в западной мысли – народ в интеллигентском сознании начал делиться на крестьян и рабочих. Преобладающая часть интеллигенции сочла передовым классом, который поведет страну в светлое будущее, крестьянство, класс наиболее многочисленный, близкий к земле и духовно чистый. Меньшая часть увидела могильщика старого мира в пролетариате, следуя строго за учением Карла Маркса.

Второй состав «Земли и воли», возродивший ее в 1876 году, включал в себя таких лидеров, как Михайлов, Плеханов, Лизогуб. Заявив себя народнической организацией, она провозгласила идеал «анархизма и коллективизма»: передачу всей земли крестьянам в равных долях, введение общинного самоуправления и право наций на самоопределение. Средства – как пропагандистские, так и террористические. «Земля и воля» станет корнем последующих народнических организаций (в начале ХХ века из них будут иметь значение три группы – эсеры, энэсы и трудовики).

В 1879 году «Земля и воля» распалась. Меньшинство – сторонники мирных и экономических методов борьбы – создало «Черный передел» (Плеханов, Аксельрод, Вера Засулич, Дейч, Стефанович, Буланов и др.), любители террора – «Народную волю» (Лавров, Желябов, Михайлов, Перовская, Фигнер, Морозов, Тихомиров, Халтурин, Кибальчич и др.).

Народовольцы явились и первой на планете Земля организацией, которая стала добиваться политических целей путем осуществления терактов против правительственных чиновников и самого царя, став предтечей всех последующих террористических организаций. Причем террористы пользовались большим сочувствием в российском обществе, рассматривавшем их как защитников народных интересов. Убийцы становились настоящими идолами для передовой интеллигенции. Литература, благодаря талантливым или просто модным писателям, таким как Некрасов, Тургенев, Войнич, Степняк-Кравчинский, превратила радикализм и террор в культовое явление андеграунда, в нечто органичное интеллигенции.

Очень точно схватил современное ему использование понятия «интеллигенция» известный экономист и историк Михаил Иванович Туган-Барановский: «Интеллигент – отщепенец и революционер, враг рутины и застоя, искатель новой правды»44. Интеллигенция, плотью от плоти которой был Ленин, в чистом значении этого понятия навсегда останется в оппозиции власти. И всякий раз ее оппозиционность будет по экспоненте возрастать в условиях либерализации режима, когда власть активнейшим образом атаковали за недостаточность усилий по либерализации и/или их неискренность. Российская интеллигенция в 1860-е годы насчитывала около 20 тысяч человек, а к концу столетия – более 200 тысяч, составляя 0,2 % населения империи. Однако именно это меньшинство во многом определит характер политической жизни России.

Чем русский интеллигент отличался от интеллектуала в западном понимании? Интеллектуал искал пользу, предлагал продукт своего труда и пытался его капитализировать. Интеллигенция искала справедливости. Интеллектуал всегда был, в худшем случае, нейтрален по отношению к государству, пытаясь использовать его в своих целях. И в этом смысле нельзя не согласиться с Бердяевым и в том, что «русская интеллигенция, хотя и зараженная поверхностными позитивистскими идеями, была чисто русской в своей безгосударственности»45.

Одним из выводов было признание российской цивилизации как несостоятельной. Во множестве трудов известных представителей русской интеллигенции конца XIX – начала XX века можно было прочесть, что в России нечего охранять, нечего беречь, она бесплодна. Все это придало нашей интеллигенции черты не только антигосударственности, но и крайнего радикализма.

Откуда такие настроения? Может, от невыносимых жизненных условий, на которые интеллигенция неизменно жаловалась? Вряд ли. Она была слоем весьма тонким, достаточно привилегированным и необездоленным. Может, распространению антивластных настроений способствовала сама власть, не подпускавшая оппозиционных интеллигентов к административной деятельности, что превращало их в антисистемную силу? Да, и это было. Но настоящий интеллигент к этой деятельности не стремился, напротив, считал для себя зазорным служить ненавистному режиму.

Прогресс, демократия представлялись русской интеллигенции не как результат эволюционного развития и реформаторских усилий, а как естественное для человека состояние, стремление, реализации которых мешает только одно – самодержавный строй. В основе этого лежало весьма специфическое представление о человеческой природе. Петр Бернгардович Струве утверждал: «Интеллигенция выросла во вражде к государству, от которого она была отчуждена, и в идеализации народа, который был вчерашним рабом, но которого, в силу политических и культурных условий и своего, и его развития, она не знала»46.

Американский историк Ричард Пайпс не без оснований подчеркивает: «В начале ХХ века в России не было предпосылок, неумолимо толкавших страну к революции, если не считать наличия необычайного множества профессиональных и фанатичных революционеров… Группы этих “делателей” революции и представляет интеллигенция»47. В этой мысли есть огромная доля истины.