Собрание сочинений. Том пятый. Рассказы

Решив не затрагивать разговором соседа, Сергей Петрович сам попал под воздействие успокаивающих лекарств, которые получил через капельницу, и незаметно раздумья его перешли в сон: он видел бабушкину деревню, вдалеке широкую ленту реки….

Сон это маленькая смерть.

Сон для науки, до сих пор, – одно из загадочных состояний человека. Во сне, как считается, – сознание отключается, но человек продолжает мыслить, хотя его мышление меняется и подчиняется другим законам. Личность («Я» человека, по Фрейду) – начинает взаимодействовать с подсознанием («Оно» – по тому же Фрейду), тогда как сознание («Сверх Я) ослабевает во время сна.

Подсознание приходит со всеми подавленными желаниями и влечениями, в зашифрованной символической форме проявляющей себя в сновидениях. Человеку снятся смешанные, почти фантастические сны и иногда кажется, что сны реальнее реальности, так отчетливо бывает их ощущение. Сон как другая реальность, в этом случае, ибо для реальности человек почти отключен и тело его не двигается. А во снах он может переноситься куда угодно – в родную деревню бабушки из своего прошлого, как переносился во сне и Сергей Петрович.

А что же такое смерть? Ответ на этот вопрос ищут не только биологи и богословы, но и философы и физики, художники и поэты, и каждый человек в отдельности для себя. Понять смерть невозможно, человек может только сформировать общие представления о ней.

Так как наш Сергей Петрович, преподавал классическую физику, то он знал, что с точки зрения физики – смерть обусловлена стремлением материи прийти в равновесие с окружающей средой. Материя желает приблизиться к хаотическому свободному состоянию, рассредоточиться в пространстве. То есть смерть – это хаос и разрушение.

Вообще, любой организм, с точки зрения физики, – это сложная упорядоченная структура, вопреки физическим законам стремящаяся поддерживать свою упорядоченность с помощью энергетической подпитки извне, при помощи обмена веществ, происходящее в клетках. Но срок жизни клеток не бесконечен, существует предел их деления и изношенности. При каждом следующем делении в новых клетках накапливаются отклонения, приводящие к подавлению жизненных функций. Таким образом, клетки во всем организме стареют и умирают. Когда умирают клетки, обмен веществ прекращается – живой организм лишается подпитки энергией и материя приходит в равновесие с окружающей средой. Этот процесс – сравнивается с кипением чайника, пока горит огонь. Когда гаснет огонь, кипяток остывает до температуры окружающей среды – приходит в равновесие с ней.

И с точки зрения биологии – смерть это полное прекращение жизненных процессов организма. Когда вследствие болезни, травмы или старости жизненно важные органы (сердце, легкие, печень, почки и мозг) перестают функционировать, наступает смерть. Часто смерть связывают с остановкой сердца – прекращается кровообращение, – клетки лишаются кислорода и погибают. Первыми начинают погибать клетки мозга; клетки корней волос и ногтей продолжают жить еще многие часы после смерти.

С развитием медицины остановка сердца и прекращение дыхания перестают считаться окончательной смертью. Необратимая (соматическая) смерть наступает в результате гибели всех клеток мозга. А в клинической смерти человек может продержаться от трех до десяти минут.

__________________________

Сначала в туманной дымке обозначался круг света, который падал из окна; потом Сергей Петрович мало-помалу начинал различать предметы и своего соседа по койке, Пал Ваныча. Он возвращался из своих снов, будто из другого реального мира, погружаясь из мира «сновидения» в больничный мир. Было утро. Изначально приносили штативы с капельницами, потом бывал завтрак – его тоже приносили, слава богу, что кормили не с рук. Кровати у обоих пациентов регулировались, и половина, с головы, поднималась, так что пациенты могли брать с тумбочек тарелки и ложки. Пал Ваныч просил не опускать кровать и дремал после капельниц сидя, так ему было легче дышать, в лежачем положении он задыхался и кашлял.

Лицо его выглядывающее между бинтов было серое, нос стал длинным и острым, глаза, от того что он страшно исхудал, казались громадными. Глядя на лицо нельзя было понять возраста, хотя он был моложе Сергея Петровича на много – более десяти лет. А и сам Сергей Петрович выглядел, наверное, не лучше.

Был обход. Уже в который раз, из дремоты Сергей Петрович слышал отдельные слова врача. А в один из дней пришли сразу трое: «отбиты органы», «возможно надо интенсивную терапию применить», «в общем и целом», – слышал Сергей Петрович о своем соседе. Это был консилиум. Пал Ванычу поставили укол, обезболивающий, по его настойчивой просьбе.

А к нему, к Жукову, врачи не подошли.

Заметив, что Жуков глядит на него, Пал Ваныч, приободрившийся после укола, поворачивается к нему лицом и говорит:

– Я начинаю догадываться…. Да…. Я уже всё понял. —

– Что ты понял? – заинтересованно переспросил Сергей Петрович.

– А вот что…. Есть видимо приказ про вас – пенсионеров, чтобы вас лечить по минимуму. Ты не замечаешь, что ко мне больше внимания уделяют врачи – вот и еще одну операцию назначают. А ты все спишь и спишь, доктора лечат пенсионеров, чтобы только отвязаться – выживешь-не выживешь. Ты всё время во сне и в забывчивости находишься…, бредишь и не замечаешь.

Сергей Петрович был предпенсионного возраста – 59 лет, действительно. Но какое отношение это имело к лечению? Он не понимал Пал Ваныча; думая, что ему делают выговор, за то, что он пропускал обходы, обеды и ужины, находясь в своей реальности сна, и он говорит в свое оправдание:

– Я засыпаю, потому что устаю, сил нет, почему-то, утомляюсь быстро. —

– Возмутительно. Потому что мне-то со стороны видно. Главное, отлично ведь знают они – что вы самостоятельно не перенесете…, под старость все заживает дольше, и кости срастаются еле-еле и так далее. Ладно, я – я молодой, – говорил Пал Ваныч, раздухарясь, хотя он сам выглядел старше Жукова.

Из разговора врача, о себе – Сергей Петрович знал, что у него «тряханулись» внутренности, от того, что он летел с высокого склона ударяясь об каменный берег. Наверное, почки отбил, позвоночник вот тоже…, да и голова у него побаливала. Пока он делал какие-то выводы, он снова уносился куда-то в другой, свой мир, где было лето, кони на лугах, тогда у бабушки в деревне, в колхозе была конюшня. Его научили местные парни кататься на лошади, с уздечкою, но без седла, упираясь коленями на круп.

А что: вот он в институт поступил сам. Потом в аспирантуру и писал кандидатскую, из лаборатории не вылезал. Потом провал кандидатской, и его, еще по-доброму, оставили преподавать начальные знания, почти по школьной программе.

_____________________

Людям снятся сны. Человеку необходим отдых от ежедневных забот. Отдых во сне – это не только сам сон, но это и перемена деятельности. Если долго заниматься чем-то одним, непременно наступит усталость. Мысль, обогащенная тем, что хранится в подсознании, порой дарит нам во сне решения сложных задач. Известный пример – Менделеев, который увидел периодическую таблицу химических элементов во сне. Можно сказать, что сны упорядочивают наше сознание. Во сне человек начинает «разбирать» свой «чердак», и во сне борется с проблемами.

Жуков боролся во сне со своими болезнями: ему снилось, что вот он катается на лошади и падает и больно бьется головой об землю, болят бока, болят все внутренности, но он встает и вновь лезет на лошадь….

Во сне человек выбрасывает со своего «чердака» всё ненужное. После такой «уборки» могут «найтись» завалявшиеся нужные вещи, необходимые для верных решений.

Так, вспомнил Жуков, что бабушка его поила ароматным чаем из трав, которые висели по всему дому, а затем она убирали их по холщевым мешочкам.

Бывают и вещие сны, иногда сон предсказывает событие, которое вскоре случается. В этом случае мышление, анализируя события, о которых человек думал днем, по-новому их структурирует и выдает наиболее вероятный исход.

И Жуков видел Пал Ваныча…

Прошло, наверное, два дня. Пал Ваныч уже не сидел, а больше лежал; глаза у него закрыты, и нос как будто стал острее на худом лице.

– Пал Ваныч! – окликнул его Сергей Петрович испуганно. – Вам плохо? —

– С чего ты взял… – сказал через трудный выдох Пал Ваныч. – Ничего. Вот операция прошла, но еще боль не утихла.

«Когда его забирали на операцию?» – думает Сергей Петрович, – ах да, – вспоминает он вчерашний день, что он не выходил из сна, а только слышал санитаров, перекладывающих Пал Ваныча на носилки с колесами.

– Ну, и слава богу, – говорит Сергей Петрович.

– Жалко мне вас, как сравню себя с вами. Ученый, физик, материю и кванты, там, изучал, а туда же – Бога вспоминаешь. Это к концу когда идет человек, то вот он надежду последнюю, Бога…, за Него цепляется, – теперь уж упреком звучали его слова.

И дальше он снова говорил о религии, этой темы они в разговорах не касались совсем.

Это был откровенный монолог Пал Ваныча, который обвинял все религии скопом во всех грехах, против которых они говорили людям бороться. Сергей Петрович слушал, да поддакивал.

После разговора время проходит в тишине и молчании. Сергей Петрович снова погружается в сон-забытье, бредит о чем-то непонятном, бормоча и издавая несогласованные звуки.

Проходит час, и другой и третий; наступает ночь, но он этого уже не видит – он в другом мире своем живет своей другой жизнью.

Сквозь забытье он слышал, что в палату кто-то вошел, раздавались голоса, но проходит пара минут, и все смолкает. Даже глаза Сергей Петрович не открывал. И только с наступлением тишины «услышав» настороженность, он понемногу очнулся и позвал санитарку, нажав кнопку вызова на стене.

– Что с ним? Операция? – спросил Сергей Петрович у вбежавшей санитарки.

– Помер. Сейчас в морг унесли – наскоро ответила она, – Как у вас? Все хорошо? Может вам надо чего? —

– Да. Воды бы поближе… – попросил он.

– Санитарка налила полный стакан и поставила на край подвинутой тумбочки. Сергей Петрович отпил половину и поставил стакан на место.

Санитарка хотела было сразу убежать, но почему-то задержалась. Она снова наполнила стакан водой и присела на край кровати к нему:

– И вы, больной, не жилец на этом свете, – вполголоса сказала она.

– А это что доктор сказал? – спросил её Сергей Петрович.

– Есть, конечно, и врачебные установки: обычно назначают антибиотики и другие лекарства, а вам только обезболивающие и снотворные даем. Но еще и не в этом дело, по вам видно…. Человек, который скоро помрет, его сразу видно. Вы мало едите, исхудали совсем – глядеть страшно. Я говорю не для того, чтобы вас тревожить, а к тому, – может, вы хотите передать что-нибудь кому-нибудь. – Объяснила спокойным голосом медсестра. Она была так спокойна, потому что в реанимации работала третий год и на этих умирающих насмотрелась и привыкла к ним.

– Да я уже всем написал…. Так что помру, и все уже знают, что и как. Так что расстраиваться немногие будут.

После этого разговора Сергею Петровичу становится немного жутко, и его начинает мучить какое-то желание. Он снова пьет воду – проверяя – нет не то; он смотрит в окно, где ему видны ветви дерева – опять не то; он старается подумать снова о своей «бабушкиной» деревне – и всё не то…. Наконец ему становится душно и трудно дышать. Через волнения, от переживаний о своей участи, он теряет сознание, отключается. А приходит в сознание во «сне», в своей новой, обретенной реальности, в которой он жил большую часть времени, находясь в районной больнице. И тут видится ему жаркое знойное лето, и он на берегу большой огромной реки, когда другой берег едва виден, в руках у него удочка бамбуковая двухколенная, которая была у него в детстве, и которою он гордился перед деревенскими мальчишками. Они все ловят рыбу, и он поймал первый, и рыбка болтается на леске перед его лицом, разбрызгивая капельки воды, в которых отражается яркое солнце, они, капельки как алмазы слепят своим блеском… – и Жуков Сергей Петрович уже не проснулся, оставшись в своем мире всем своим сознанием.

Его заметили часа через два, заглянула в палату та же санитарка и ахнула, не услышав дыхания больного. Потом привезли носилки на ножках, погрузили туда Жукова и увезли в морг, где уже лежал Пал Ваныч, еще не взятый родственниками.

Конец.

Романыч, рассказ

Без сюжета. Романыч.

Вот уже несколько лет, по ночам, Александра Романовича преследует бессонница. Он встает, идет пить воду, ложится, ворочается. Но не может Романыч быть безучастным и сухим, как банный лист: голову человека переполняют мысли, он думает. О чем ему думать остается, когда нет никакой новой информации (?) – ему остаются воспоминания. Вспоминает и обдумывает он прожитую жизнь.

Уже под утро, во второй половине ночи, утомленный организм человека впадает в пограничное состояние между сном и реальностью. Он не спит, а находится в дреме, в полузабытье: когда знает, что не спит, но видит сны, в которых прошлое воспоминание, вырываясь в сознание на первый план, перемешивается причудливым образом.

_________________________

Сон.

Огни-отражения в окнах домов потускнели и остались в стороне позади, когда Романыч вышел из поселка. Впереди же, на поля опускался легкий туман, где темнел и проглядывался вдалеке темный лес. Солнце уже пряталось за лесом и на полях цветущей ржи растянулись вечерние тени. Дорога сквозь поле проходила вглубь леса, он начинался с ельника. С обеих сторон ряды тесно посаженных, очень высоких елей стояли, как две сплошные стены, образуя мрачную красивую аллею. В ельнике было тихо, темно, и только высоко над землей в вершинах, кое-где дрожал яркий золотой свет последних лучей заходящего солнца, и он переливался радугой в паутинных сетях. Потом дорога поворачивала, вдруг, сразу, в светлую березовую рощу. Розовые и белые стволы окрашенные закатом и черные тени, казалось, теперь, жили своей особой жизнью, непонятной, но близкой человеку.

Дорога от поселка шла по песку, и быстрым шагом по ней идти было нельзя, ноги увязали в песке. Природа вокруг молчала, радости не было, как днем при гомоне птиц, возможно, всё готовилось к ночи, но все вокруг было приветливо, молодо, так близко, всё – и деревья, и небо, и даже светлая как будто прозрачная луна в темнеющем небе востока, и хотелось думать, что так будет всегда.

Абсолютной тишины однако не было, вскоре Романыч услышал нечто вроде громкой барабанной дроби. Это токует дятел: самец петь не умеет и привлекает самку, стуча клювом по сухому дереву. Во всякое время года присутствие дятла выдает и его громкий крик: «кек-кек». Среди берез стояли погибшие сухие стволы, и на глаза попался большой пестрый дятел: он действительно очень яркий в своем черно-белом наряде, а у самца на голове, на темени еще и красное пятно, как шапочка. Есть еще и другая порода дятла – желна, или черный дятел.

Но этот пестрый улетел, а за ним над светлым березняком пролетела большая птица – ястреб-тетеревятник. Среди хищных птиц этот ястреб охотится не на открытых пространствах, как орлы, а в гуще леса. Гнездовья тетеревятник устраивает на деревьях в глухих участках леса, как раз в ельнике и было, наверное, его гнездо. Хоть этого ястреба и называют тетеревятником, рацион его весьма разнообразен. Больше всего от него достается мелким пичугам вроде синиц, а из более крупных он ловит диких голубей, и тетеревов. Лесные звери – белки, зайцы – также становятся его добычей. Тетеревятник – настоящий виртуоз засады. Он не тратит времени на поиски добычи, а поджидает её, притаившись на ветках деревьев. Заметив белку, увлекшуюся орехом, бесшумно срывается с места и на лету хватает грызуна лапами. Вот и теперь, наверное, дятлу не повезло: он привлек своим стуком и своим криком внимание ястреба, который и погнался за ним.

_______________________

Романыч уже засыпал, и спал бы крепко и спал бы долго, если бы его не разбудили те же самые воспоминания. Он вдруг вспомнил о телеграмме, которую получил, будучи еще довольно молодым, и прежде всего, посмотрел на адрес: с родины. Что-то тревожное. Сообщалось о смерти матери.

Тогда же вспомнилась родная деревня, и в то же время он думал о своей матери. У нее было трое детей и около шести внуков, детей брата Романыча, Геннадия. Она жила в глухой деревне глухого района далекой провинции, прожила она там очень долго, с детства до шестидесяти лет. Он помнил её самым добрым в мире существом, чуть ли не с трех лет – и как любил! «Милое, дорогое, незабвенное детство!» – подумал он, – «Отчего оно, это навеки ушедшее, невозвратное время, … отчего оно кажется светлее, праздничнее и богаче, чем было на самом деле? Когда в детстве или юности он, бывало, заболевал, то, как нежна и чутка была к нему мать! И теперь, „воздыхая“ о её смерти, всё мешалось с воспоминаниями, которые разгорались всё ярче, как пламя костра, поглощающее вновь подброшенные только что дрова».

__________________

Это был, как сон во сне, воспоминания о воспоминаниях. Тогда человек встал и, попив воды и вернувшись к кровати, вновь начав мыслить, – ужаснулся вначале, но испугался ненадолго. Пугало Человека не само воспоминание о смерти матери, а его равнодушие, с каким он встретил это трагическое воспоминание. Говорят, что «философы и мудрецы равнодушны». Неправда, равнодушие – это паралич души, преждевременная смерть.

Опять Романыч лег в постель и начинал придумывать, какими бы занять себя мыслями. О чем думать, в свою бессонницу? Кажется, всё уж передумано и ничего такого, что было бы способно возбудить мысль, не было. Но через минуту, буквально, случалось новое погружение в пограничное состояние, «бред наяву» под воздействием сонного организма. А мозг и сознание подают новые и новые размышления:

«Познай самого себя» – прекрасный и полезный совет; жаль только, что древние не догадались указать способ, как пользоваться этим советом.

_________________________

Когда Романычу, прежде, приходила охота понять кого-нибудь или себя, то он принимал во внимание не поступки, в которых всё условно, а желания. «Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты». По роду занятий приходилось Александру Романовичу принимать исповеди. Когда-то в юности он пытался начать карьеру священника. Но это скорее по настоянию родственников, чем по своему желанию. У него в роду был дед из священнического рода, поэтому и бабушка настояла, чтобы Александр поступил в семинарию. И он таки отучился и даже служил при большом Храме в городе. Но оставил всё и ушел с большим разочарованием и неверием в это дело священства. Не то, чтобы разуверился в Бога совсем, но сомнений заимел порядочно много по вопросам «вероисповедания», его многочисленных ответвлениях и разделениях.

За всё время, пока он был связан с религией, он не видел ни одного человека, который бы говорил со священниками искренне, попросту, по-человечески. Он и сам, поначалу, еще во время учебы в семинарии, испытывал подспудный страх, к которому долго никак не мог привыкнуть. Кресты ассоциировались у него со смертью, (как, наверное, у многих), кресты он видел во множестве на кладбищах. Да и радости не вызывали проповеди настоятелей-священников. В проповедях только и слышалось осуждение в грехах – «все грешные до одного», – как сказано в Писании. О чем же было радоваться, когда всех, на том свете, ждало наказание.

Священники же, выглядели людьми «умными и великими», причастными к «тайным знаниям»: они Библию читают и, главное, понимают, может даже с Богом и Ангелами разговаривают! И в их присутствии Романыч был испуганным маленьким и виноватым. Он робел, (и другие люди, наверное, робели), вплоть до того, что хотелось «бухнуться им в ноги», так, что и просить не знаешь о чем: о помощи.

Времена тогда были «смутные»: появилось много сект, одних только христианских конфессий насчитывалось до сорока, прочитал он где-то в печати статистику. Это и баптисты разных толков, от пятидесятников до Евангелистов, и Адвентисты седьмого дня, и Свидетели Иеговы и прочие и прочие.

Хорошо ещё, что пошел он по стопам предков своих и был в монастырях православных. Вспоминалось: как вечером монахи пели на службе стройно, вдохновенно. Служили молодые монахи-священники с черными бородами; и Романыч, слушая про жениха «грядущего в полунощи», и про чертог украшенный – чувствовал не раскаяние в грехах, не скорбь, а душевный покой, тишину. Вспоминая, он снова уносился мыслями в далекое прошлое, в детство и юность, когда с бабушкой ходил в деревенскую церковь, тогда еще полупустую, когда также пели про жениха и про чертог. И теперь это прошлое представлялось живым, прекрасным, радостным, каким, вероятно, никогда не было.

И, быть может, думалось, – на том свете, в той жизни мы все будем вспоминать о далеком нашем прошлом, о нашей здешней жизни с таким же чувством, с чувством радостным. Кто знает!

___________________

Романыч уснул под самое утро, в комнате, светлеющей от света из окна. И во сне у него текли слезы из глаз по щекам. Уснул он с мыслями о том, что вот он прожил свою жизнь, достиг всего, что мог и что было ему доступно. Он веровал, но все же не все было ясно, чего-то еще недоставало, рано было покидать эту жизнь; всё ещё казалось, что нет у него чего-то самого важного, о чем смутно мечталось когда-то. И в настоящем волнует всё та же надежда на будущее, какая была в детстве, и в семинарии, и во время немногого служения священником. Именно поэтому он покинул это поприще в юности, и пошел искать в миру и в мире. Как бы хорошо ни пели монахи на службах, мир его сманил своей мечтой о чем-то; о чем – он не знал до сих пор.

Без сюжета. Романыч

Когда долго, не открываешь глаза, или когда долго смотришь на глубокое темное небо ночью, расцвеченное гирляндами звезд, – то почему-то мысли и душа сливаются в сознание одиночества. Начинаешь чувствовать себя непоправимо одиноким, и всё то, что считал ранее близким и родным, становится бесконечно далеким, прошедшим и уже не имеющим прежней ценности.

Звезды, глядящие с неба уже тысячи лет, само непонятное небо и мгла беспросветная, – равнодушны к короткой жизни человека. Когда остается Романыч с ними наедине, с глазу на глаз и старается постигнуть их смысл, душу гнетет их молчание; приходит на мысль то одиночество, которое ждет нас в могиле, и сущность жизни Романычу представляется отчаянной и ужасной….

Между тем, сознание возвращает позитивные воспоминания жизни.

__________________________

Осы.

На чердаке деревенского дома, иногда, Романыч видел подвешенный к потолку серый шар с отверстием внизу, из которого то и дело вылетали небольшие раскрашенные желтыми полосками насекомые. Конечно, это были гнезда осиные.

Материалом для постройки таких гнезд осами служит настоящая бумага. Насекомые делают её сами из волокон древесины, измельчая её челюстями и смачивая слюной. Поэтому этих насекомых так и называют бумажными осами. В таком гнезде есть ячейки, и в каждую оса откладывает по яичку. Из них вырастают личинки, которых осы кормят изо рта пережеванными насекомыми. Эти осы – общественные насекомые, но у них нет такого разделения труда, как у пчел или муравьев.

Есть также осы, которые делают гнезда в земле. Это настоящие хищники, которые питаются различными беспозвоночными. Оса «помпил», например, нападает на пауков, жаля их в спину и поражая нервный центр. А оса «пчелиный волк» поселяется вблизи пасек и охотится на пчел.

Есть ещё «земляные осы». В отличие от бумажных ос, эти живут одиночно. Самка вырывает в земле норку, откладывает в неё яичко, помещает туда же убитое насекомое и закрывает входное отверстие. Вылупившаяся личинка питается самостоятельно, а после превращения в осу выбирается на поверхность.

Природа наглядно показывает, как отдельные особи объединялись в коллектив, в малые группы со своими законами, разделениями, в некие «целые государства». Эти же осы, существующие одиночно, в конце концов, в результате эволюции (в смысле развития), превратились в пчелиные ульи, в «государства пчел».

Человек не одинок. Общество и личность взаимосвязаны.

Государства, нации, партии, социальные классы объединяют людей в «большие группы». В них входят тысячи человек, большинство из которых не знакомы друг с другом.

Коллектив – это сплоченная группа, в которой хороший психологический климат для человека. Деятельность коллектива эффективна, её результаты полезны не только для самих членов этой группы людей, но и для многих других. В хорошем коллективе люди дополняют друг друга. Коллектив легче справится с поставленными задачами, чем люди, не объединенные в группу.

Ничего нового люди не изобрели, думая, что они создали государственный строй и прочее.

_____________________________

Муравьи.

В лесах средней полосы у нас частенько можно видеть конусообразные кучи (пирамиды), сложенные из сухих веточек, травинок и хвойных иголок, по которым снует множество мелких насекомых. Эти кучи – муравейники, жилище лесных рыжих муравьев.