Против течения. Книга первая

Детский Совет Кологривского детского дома. Директор детского дома Гончарова Анна Дмитриевна, Люся слева от нее 1956 г.

При Детском Совете работали комиссии: учебная, хозяйственно—бытовая, санитарная, культурно-массовая, физкультурно—спортивная и др. Ребята—активисты организовывали массовые мероприятия, работу пионерской дружины, носившей имя героя—молодогвардейца Олега Кошевого, конкретные мероприятия по предупреждению неуспеваемости и преодолению второгодничества. Люся была заводилой по сбору макулатуры, золы, металлолома, а за красивые русые косы всегда получала роль Снегурочки на новогодней елке.

А вот фото, где она метает диск. Глядя на него, Люся вспоминала, с каким упорством она сдавала нормы БГТО, как тренировалась на городском стадионе под руководством тренера Мозерина Леонида Ивановича, как поехала в областной центр на зональные соревнования и заняла там 1-е место, метнув диск с результатом 23 м 78 см.

Люся Леншина в возрасте 15—ти лет —

метательница диска, 1959 г.

Люся Леншина со снопом чумизы (13 лет), 1956 г.

На фото надпись, сделанная рукою Людмилы: «6 класс, 56 год, выращивала чумизу».

Фотокарточка, где она стоит со снопом чумизы, была также отголоском 50-х годов, когда всю страну охватила «кукурузная лихорадка»43. Люся вспомнила статью из журнала «Огонек», который она любила читать, приходя в читальный зал районной библиотеки. В 1955 году Н. С. Хрущев познакомился с американским фермером Росуэлом Гарстром, который рассказал о роли кукурузы в сельском хозяйстве США и её преимуществах.

Впоследствии, во время поездки в США Хрущев имел возможность лично познакомиться с американской культурой выращивания кукурузы, которая по площади посевов и урожайности намного опережала традиционные для СССР зерновые культуры. Кроме того, кукуруза давала ценное промышленное сырьё, поэтому было решено переориентировать сельское хозяйство СССР на эту культуру. Планировалось за счёт расширения посевов кукурузы увеличить втрое темпы прироста крупного рогатого скота в 1959—1965 годах. Для продвижения культуры на север и восток были отправлены партийные делегаты.

Докатилась волна «кукурузного бума» и до их района, «накрыв» не только сельское хозяйство, но и школьные учреждения, в том числе и детский дом. Школьники под руководством учителей начали выращивать на пришкольном участке кукурузу и чумизу. Люся тоже занималась опытной работой. Молодая учительница Анна Васильевна, полная энтузиазма и свято верившая в правильность и истинность проводимой партией политики, объяснила, что чумиза наравне с кукурузой является уникальным злаковым растением, которое может прокормить всю страну.

– Ребята, представьте себе, что из зерен чумизы может быть приготовлена хорошая крупа, не уступающая по своим качествам пшену, – с восторгом в голосе рассуждала учительница. – Чумиза является прекрасной кормовой культурой, обеспечивающей получение питательного сена и зеленого корма, – убеждала она учеников. Вы можете внести свой вклад в развитие благополучия нашего государства, в его процветание. Пусть каждый из вас спросит у себя: «А как я могу внести свой вклад в процветание своей страны?» Ответ прост – трудись! И твой труд на родной земле всегда будут ценить, тебя всегда будут уважать.

Вдохновленная рассказом учительницы, девочка все лето пропадала на опытном участке: полола, поливала, рыхлила землю и в результате вырастила хороший урожай чумизы, чем заслужила внимание не только руководства школы, но и средств массовой информации. Корреспондент местной газеты написал об успехах школьницы статью. Фотографию, где Люся держит сноп чумизы, даже опубликовали в областной газете.

А на этой фотке детдомовцы на сенокосе.

Воспитанники и сотрудники детского дома на сенокосе,

50-е гг. ХХ в. Справа А. И. Большаков, завхоз детского дома.

Какие счастливые у них лица, все беззаботно улыбаются. Старшие ребята и сотрудники сами заготовляли сено для скотины. В детском доме была своя конюшня и коровник. Люся в душе посетовала, что ее на этой фотке нет. Она в это время кашеварила возле костра, помогала детдомовской поварихе тете Вале готовить нехитрый обед. Девушка с теплотой в душе вспомнила, каким радостным был их коллективный труд, как пьянил запах высушенной на солнце травы и спелой земляники, как наслаждались они, разгоряченные и уставшие, вечерним купанием в речке после работы. Хохотали, брызгались, шутя, топили друг друга, чувствуя себя абсолютно счастливыми.

Люся улыбнулась, глядя на фотографию, где они с девчонками исполняют танец «Березка».  Она любила народные танцы, с их энергичными движениями и веселой музыкой, ей нравилось разучивать новые движения и танцевальные фигуры.

Танец «Березка». Люся Леншина (справа) в левой паре.

Сценические костюмы для танцев они шили сами под руководством воспитательницы Зои Ивановны. Девушки с удовольствием примеряли перед концертом красивые нарядные платья, юбочки, кофточки и туфельки, завивали щипцами волосы, перевоплощаясь то в задорных украинок с венками на головах, то в молдаванок, танцующих «Жок», то в русских красавиц в хороводе.

Но это только на сцене они чувствовали себя сказочными принцессами, а в будничной жизни детдомовки не имели возможности часто менять наряды, как это делали «домашние» девочки. А так хотелось! Сидя в кинотеатре, куда их водили по выходным дням, они с восторгом смотрели на жизнь ровесников, такую яркую, наполненную событиями и подвигами. Какие красивые актрисы играли в этих фильмах, как они были одеты!

Леночка Крылова из «Карнавальной ночи» потрясла всех детдомовских девчонок. Как хотелось на нее походить хоть чуточку. Платья девчонки научились шить, а вот с обувью были проблемы.

– Какие туфельки у нее. Каблук – шпилька… Стоят дорого, нечего и мечтать, – посетовала как-то самая модная из детдомовских девчонок Алка Никитина.

– Да ладно тебе, разнылась, – ответила, задорно улыбаясь, неугомонная Валька Большакова. – Подумаешь каблуки. Сейчас и мы каблуки себе сделаем. Подождите, девки, будут и у нас каблуки.

Валька умчалась куда-то как вихрь и вскоре возвратилась с пригоршней деревянных катушек из-под ниток.

– Вот, девки, держите вам каблуки.

Она принялась привязывать катушки шнурками от ботинок к своим растоптанным туфлям-лодочкам. Девчонки покатились от хохота и последовали Валькиному примеру.

Выйдя за ворота, девушки, сдерживая смех, с гордо поднятыми головами пошли по дощатому настилу тротуара. Катушки звонко цокали по доскам, а девушки старались идти так, чтобы не попасть самодельным каблуком в щель между досками и удержать равновесие.

Деревянные катушки вместо каблуков.

– Девки, никак на показ моды собрались? – беззлобно засмеялись им в след детдомовские парни, повиснув на заборе.

– Да, Дом моды открываем, летний сезон, – отвечали, не тушуясь, острые на язык детдомовки. – Вот, репетируем модный показ.

Горластая и острая на язык Валька запела, пытаясь выбить дробь «катушечными» каблуками:

Сошью кофточку по моде,На груди два банта.Никого любить не буду,Только музыканта.

Катушки не выдержали, и самодельные каблуки подломились, а Валька чуть было не растянулась во весь рост, благо девчонки, дружно хохоча, вовремя подхватили ее под руки.

Люся думала о том, как быстро пролетело время. Остался позади последний школьный звонок и предэкзаменационные волнения. Скоро закончатся экзамены, она получит аттестат зрелости и начнется для нее самостоятельная, взрослая жизнь.

Последний школьный звонок в 10-м классе.

Люся Леншина (справа) и Янкова Аля, 24 мая 1960 г.

Что ждет ее там, куда так спокойно и упрямо несет свои воды река Унжа?

Но пора возвращаться в детдом и начать готовиться к экзамену по физике, которую она совсем не понимала. Другое дело литература или русский язык. Люся спрятала альбом в портфель, застегнула замочек, встала и, оправив платье, зашагала по нагретым солнцем доскам портомойки, оставляя мокрые следы. Она поднялась по обрывистому берегу наверх и с высоты обрыва еще раз посмотрела на реку.

Люся Леншина в возрасте 16-ти лет. Фото Л. Просековой,

г. Кологрив. На фото надпись: «Леншина Людмила,

занявшая 1-е место на зональных соревнованиях в городе

Шарье в метании диска с результатом 23 м 78 см», 1959 г.

Ласточки-береговушки низко летали над водой, ловя мошек. В траве среди разнотравья неугомонно трещали кузнечики. Кучевые облака, похожие на диковинных животных, отражались в зеркале вод. Солнце, словно устав светить за день, уходило за горизонт, багровыми лучами окрашивая облака в причудливые цвета. Дневная жара стала спадать. Комары роились, предвещая ясные и погожие дни. На другом берегу на многие километры тянулся без конца и края лес, и не было поблизости никакого жилья.

– Хорошо-то как, – подумала девушка и, полная надежд на скорое счастье, зашагала туда, где кипела, волновалась и бурлила другая жизнь, полная забот и хлопот.

Юность комсомольская моя…

В цехе чулочно—носочной фабрики им. К. Цеткин в г. Горьком,

60-е гг. ХХ в.

Осталось позади детдомовское детство, учеба в школе, выпускной вечер. Девчонки попрощались с детским домом, который стал для них родным за эти годы. Им выдали чемоданчики с комплектом постельного белья, кой-какую одежду и отправили на автобусе до станции, откуда они на поезде и добрались до города Горького, бывшего в те годы областным центром.

В Горьком у бабушки Анны Макаровны жила родственница – двоюродная сестра Екатерина Алексеевна Голубева, которая согласилась приютить Люсю. Тетя Катя работала на чулочной фабрике, куда устроила она детдомовских девчонок. Но недолго пожила Люся в большом и шумном городе. Деревенскую девчонку пугало все – многолюдье, шумные улицы, отсутствие близких и родных людей, и Люся вернулась в Кологрив.

Дядька поворчал, но приютил, и работа быстро нашлась. Люсю пригласили в Кологривскую восьмилетнюю школу на должность старшей пионерской вожатой. Нужно было организовывать детей, проводить школьные утренники, собирать макулатуру, металлолом и золу. Веселую девушку с белозубой улыбкой дети полюбили.

Пройдут годы и однажды на улице Люсю, уже ставшую Людмилой Николаевной окликнула женщина:

– Люся, здравствуй, не узнаешь? – улыбаясь, спросила она. – Я – Татьяна Гладышева. Ты у нас в восьмилетней школе была пионервожатой, я прекрасно помню то время. Я училась во втором классе у Марии Алексеевны Урицкой. Напротив почты начальная школа была. Помню до сих пор твою лучезарную улыбку, и как мы девчонки восхищались твоей красотой!

Прошло два года, и в райком комсомола потребовалась активная комсомолка, умеющая работать с документами и организовывать досуг молодежи. Так как Люся быстро находила общий язык с людьми, была общительна, то ее пригласили поработать в отделе учета и поручили организовать агитбригаду. Тут то и пригодилось то, чему научили в детдоме: актерское мастерство, пение и танцы.

Агитбригада ездила в колхозы Кологривского района, показывая концерты во время посевной и жатвы. Самодеятельные артисты могли выступать абсолютно в любом месте, им, как правило, не нужны были ни декорации, ни звукоусиливающая аппаратура.

– Агитбригада приехала! – радовались колхозники. Собирались все на кромке поля, садились на травке, с удовольствием смотрели незатейливый концерт, и, взбодрившись, снова принимались за работу.

Людмила Леншина, участница агитбригады Кологривского дома культуры.

Агитбригада Кологривского дома культуры, 60—е гг. ХХ в.

По вечерам Людмила подрабатывала в доме культуры, на танцах «крутила пластинки». Конечно же, веселая, задорная девушка, будто сошедшая с экрана кино, привлекала внимание многочисленных поклонников. За право проводить ее после танцев домой шли сражения. Но Люсю отличала целомудренность, она была скромной девушкой. Назойливость мужского пола больше пугала, чем привлекала ее внимание.

Долгожданная любовь

Юрий Большаков, 1961 г.

Вскоре в Кологриве появился красавец-моряк. На молодого человека заглядывались все девчонки. Высокий, статный парень, на флоте служил, в Москве учился. Люся познакомилась с ним в райкоме комсомола. Он принес комсомольский билет и учетную карточку, чтобы встать на учет. Представился: «Юрий Большаков». Перекинулись парой ничего не значащих фраз, обменялись улыбками и все. Но Люсино воображение с той поры частенько рисовало образ парня. Нет-нет, да и всплывет в памяти его белозубая улыбка, темно-каштановые кудри.

В один из зимних воскресных вечеров он пришел в Дом культуры. Танцы только начались. Большинство девчат сидели на деревянных лавках, расставленных вдоль стен, перешептывались, украдкой поглядывая на ребят. Те стояли в сторонке, о чем-то оживленно разговаривали, смеялись, бросая наигранно-прохладные или оценивающие взгляды в сторону девчонок. Самые смелые из них подходили и приглашали понравившихся девушек потанцевать.

Юра вошел в зал, наклонив голову в низком дверном проеме, по привычке, как это обычно делают высокие люди, боясь стукнуться головой о притолоку. Одет он был просто и аккуратно, но по последнему слову столичной моды: нейлоновая белоснежная рубашка, узкий галстук, отглаженные со стрелками брюки, начищенные до блеска туфли с узкими носами. Все головы невольно повернулись в его сторону.

– На улице мороз, а он в туфлях, – подумала Люся, оценивающе посмотрев на новичка.

В этот и все последующие вечера Юра не танцевал, а только смотрел на танцующих, стоя в сторонке, в окружении других парней. Они что-то говорили ему, ловя его взгляд, словно стараясь угодить. Он же будто не замечал этого и был прост в общении с ними. Юра оживленно говорил о чем-то, по-доброму улыбался спокойной приветливой улыбкой. Люся украдкой наблюдала за ним, ощущая его явное превосходство над другими.

Самые смелые и уверенные в себе девушки, стараясь привлечь внимание, проходили мимо него, некоторые вызывающе смеялись, одаривая откровенными взглядами. Он улыбался им в ответ. В такие моменты Люся чувствовала внутреннее напряжение, будто какой-то червячок начинал грызть ее изнутри.

Юрий Большаков, 1961 г.

– Разулыбался, – говорил раздраженный голос внутри нее.

И тут же словно включался второй собеседник:

– А тебе что за дело, он что – твой парень что ли? Пусть себе улыбается.

Она старалась не думать об этом, ставила любимую пластинку и кружилась в вихре вальса с очередным кавалером, благо в них не было недостатка.

Людмила Леншина, 1961 г.

Однажды закончив работу, Люся повесила замок на двери опустевшего дома культуры и пошла домой. К крайнему удивлению девушки никто не ждал ее у крыльца, чтобы, как обычно, проводить до дома. Люся подняла воротник пальто, свернула в калитку и, прибавив шагу, направилась домой.

Безлюдные ночные улочки освещали редкие фонари, свет от которых желтыми пятнами ложился на дорогу. Вот остался позади последний жилой дом с маленькими окнами, за которыми не горело ни огонька – его жители в этот поздний час безмятежно спали, чего зря электричество жечь. Они веками следовали золотому крестьянскому правилу: «Ложиться с курами – вставать с петухами».

Люся невольно замедлила шаги – перед ней высилась темная стена леса, за которой находился поселок. Среди засыпанных снегом вековых сосен петляла узкая натоптанная тропинка, освещенная мягким лунным светом. Мачтовые сосны темнели, как молчаливые исполины, отбрасывая причудливые тени. С их темных крон падали и беззвучно кружились морозные остинки, искорками сверкая в свете луны. Ветер стих, и вокруг воцарилась глубокая тишина, нарушаемая только скрипом снега под Люсиными валенками.

Неожиданно девушка увидела в тени деревьев неясные очертания фигуры человека. Сердце сжалось от страха. Человек сделал шаг на встречу. Луна осветила лицо незнакомца. Люся пригляделась. Это был Юра Большаков.

– Не пугайтесь, Люся, – сказал он. – Я давно хочу с Вами познакомиться. Вот, узнал, где Вы живете, стою, жду. А Вы смелая девушка, через лес одна ходите, без охраны, – улыбнулся Юра.

Она, стараясь побороть смущение, ответила:

– Так я привыкла, каждое дерево тут знаю. С детства по этой тропке хожу.

Юре в этот момент почудилось, что в морозном воздухе вдруг повеяло тончайшим ароматом земляники. Он даже оглянулся, но вокруг лишь серебряный от луны снег.

– Можно Вас до дома проводить? – спросил Юра.

– Да, – откликнулась девушка, не зная как вести себя дальше.

Перелесок остался позади. Они шли вместе вдоль темной поселковой улицы, Юра что-то постоянно рассказывал, шутил. Люся смеялась, ей было хорошо, не смотря на отличие в их стиле: она – деревенская девчонка, он – парень из столицы.

Они остановились у дома, где жила девушка. Юра стоял напротив Люси, смотрел на неё особенным взглядом. Как и всякая девушка ее возраста, Люся втайне мечтала, что когда-нибудь на нее будут так смотреть.

– Ты знаешь, ты мне нравишься! – резко сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Но Люся ловко вывернулась, уклонившись от поцелуя, и как юркая рыбка нырнула в калитку. Во дворе отрывисто залаяла собака, но узнав девушку, она завиляла хвостом, громыхнув цепью, забралась в будку и замолкла. Люся взбежала на крыльцо, остановилась, стараясь сдержать бившую ее дрожь.

– До завтра, – раздалось из-за калитки.

Послышался скрип снега и все стихло. Люся, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить строгого дядьку, потихоньку разделась и пробралась за печку, где они спали с бабушкой. Та прошептала чуть слышно:

– Молоко на столе и хлеб, поешь, андел.

Но Люсе было не до еды. Она нырнула в нагретую бабушкой постель, прижалась к ее теплому боку и стала осмысливать события прошедшего вечера. Но усталость взяла верх, и она уснула, счастливо улыбаясь во сне.

История вторая.

Юра

Мать и отец

Анна (25.01.1918 г.р.) и Алексей (21.02.1910 г.р.) Большаковы, 1936 г.

Юра возвращался в город по той лесной тропинке, где час назад они шли вдвоем, задевая склонившиеся под тяжестью снега ветки деревьев. От их случайных прикосновений снежные шапки срывались с веток, падали, шурша, задевая другие ветки, засыпая ее шарф и воротник. Девушка оборачивалась, доверчиво, по-детски смотрела на Юру и смеялась, стряхивая снежную пыль рукой, одетой в шерстяную варежку, и ее лицо сияло в серебристом свете луны.

– Да… Милая какая… Недотрога, – улыбнулся он и вспомнил, как долго и упорно пришлось отваживать всех ее «провожатых».

Жаль, что так некрасиво получилось с Толей Самохваловым. Неплохой парень. Толя за Люсей ходил, как говорится, по пятам. У них с Юрой состоялся мужской разговор, перешедший в драку. Юре не хотелось бить паренька, который был младше его и физически намного слабее, но тот не унимался, наскакивая на Юру бойким петушком. Ну, и пришлось слегка поучить его уму-разуму. Две недели не ходил Толя на танцы из-за лилового синяка под глазом. Зато другим была наука. Быстро поняли, что к чему.

Подойдя к родительскому дому, Юра открыл калитку и подошел к крыльцу. Света в окнах не было, все давно спали. Он, обмахнул веником налипшие на валенки снежные обледенелые комочки, открыл дверь веранды, поднялся по деревянной скрипучей лесенке и вошел в темные сени. Стараясь не споткнуться, нащупал в темноте дверную ручку и с усилием открыл набухшую тяжелую дверь. Пытаясь не шуметь, он снял пальто, поставил валенки на печку, сунул сушиться в теплую печурку шерстяные, связанные матерью, перчатки и носки, на цыпочках прошел в свою комнату и включил настольную лампу.

Дом был деревенский, разделенный деревянными переборками на маленькие комнатки. Свет настольной лампы, пробивающийся сквозь щели в переборке, разбудил чутко спавшую мать. Слышно было, как она заворочалась на постели, встала, тихими шагами пошла на кухоньку и забрякала посудой.

– Иди, поешь, полуношник, – негромким голосом позвала она сына. – И где тебя только носит по ночам.

– Мам, не ворчи, – откусывая хороший кусок пирога, ответил Юра, – еще только одиннадцать часов.

Но мать не унималась.

– Мы – люди деревенские, рано ложимся, рано встаем. Надо печь топить, на двор, к скотине. И тебе на работу, и отцу. Да и вообще, пора бы и нагуляться тебе, Юрик. Уж двадцать седьмой год скоро, сынок. Пора бы и о женитьбе подумать. Хватит девок—то перебирать.

– Мам, не начинай, я тебя прошу.

– Молоком—то запивай, – ответила мать, пододвигая кружку и продолжая высказывать упреки. – Как не начинать, сынок. Вспомни Наталью Нестерову.

– Ой, мам, ну это когда было, еще в школе учился. Ну, чего ты старое ворошишь.

Но мать упорствовала.

– Как не ворошить. Ты вспомни, как переживала девушка. Сбил ее с панталыку, дурочку наивную да и бросил. А бабы говорили тогда, что она на аборт ходила. Мне счужа и то стыдно за нее было, да и за тебя тоже. Да и жалко ее. Красивая девушка была. Слава богу, уехала от стыда. А из Владивостока девушка Валя мне письма писала. Это как? Писала, как тебя любит, замуж за тебя собиралась.

– Мам, уймись, я прошу тебя. Я сам разберусь в своей жизни. Чего ты начинаешь каждый раз.

Из-за переборки послышался голос отца.

– Заканчивай, мать, прения, иди спать, вставать рано. Будет время на разговоры. Оставь ты его в покое. Сам уже мужик взрослый, разберется как-нибудь и без нас.

– Как же, жди, разберется. Тебе бы только спать. Поговорил бы с сыном. Чего у него на уме, – укладываясь в постель, ворчала мать.

Юре не спалось. В воображении вновь и вновь возникал образ девушки. Вроде ничего особенного. Обыкновенная деревенская девчонка. Не таких видел Юра, когда учился в Москве. Москва… давно ли он бродил по ее старинным переулкам и улицам, ездил в метро, ходил в театры и на выставки, бегал в кинотеатры с друзьями.

Он достал с книжной полки черный в кожаном переплете альбом и при свете настольной лампы принялся листать его, разглядывая фотокарточки. Ему хотелось вспомнить те годы, когда он был беззаботным мальчишкой, бегал в школу, получал нагоняи от матери за свои детские шалости.

Черный альбом завела мать, наклеивая в него в хронологическом порядке его детские фотографии, фотографии всех родных и близких. В нем же были вклеены и снимки, которые он присылал родным, когда будучи студентом, жил и учился в Москве.

Открыв первую страницу альбома, Юра увидел фотографию, на которой приезжий фотограф запечатлел его родителей в день их свадьбы. Алексей и Анна – молодые, красивые. Мать рассказывала, что познакомилась с будущим мужем, когда работала в столовой на станции Мантурово, что в 70—ти километрах от Кологрива. Ей в тот год только-только исполнилось восемнадцать лет. Алексей был шофером и заезжал в столовую вместе с другими ребятами обедать.

Высокий, широкоплечий, с русыми кудрями, он нравился Анне, и, в то же время, казался ей многое повидавшим человеком, который знает, что делает. Всегда гладко выбритое лицо, глаза, спокойные, холодные, светло-голубые, смотрели так, как смотрят на мир глаза человека, знающего жизнь. Немногословный, сдержанный, он был для нее олицетворением надежности, монолитом, разрушить который не под силу никому и ничему.

Родом Алексей был из деревни Хмелевки, расположенной в трех километрах от Кологрива, на противоположном берегу реки Унжи. Окончив семь классов школы, Алексей был призван на действительную военную службу. Для обучения молодых солдат водительскому мастерству в советской стране создавались специальные учебные роты, где каждый новобранец проходил курс подготовки по управлению и ремонту автомобильной техники. Алексей, попав в учебную роту, получил профессию шофера.