Последний воин Соколиной горы

Туда уже с «Нового Сормова» поставили новейшие пушки ЗиС-3 для обучения курсантов. Егор еще в институте полюбил предмет «Теория машин и механизмов», и это ему очень помогло во время учебы в артучилище. Он стал лучшим наводчиком на курсе, и вскоре ротный назначил его командиром боевого расчета. Но так как отвалившаяся подошва уложила его в госпиталь, то он не сразу попал на фронт. Зато судьба свела его с прекрасной девушкой Валентиной, и это скрасило его полуторамесячное пребывание в госпитале.

«Как же здорово, что она сейчас рядом с ним. Но как она попала на фронт?» – думал Егор, периодически приходя в сознание, и слыша, как рядом хлопочет любимая девушка. Много странного сейчас слышал старший лейтенант, находясь в полузабытье. Вот пришел какой-то дядька, которого Валя называла «Реставратором», и узнаваемый по голосу бородач предложил ему:

– Скушай яблочко, Петруша. Праздник сегодня – Яблочный Спас. А нас вот Господь от «укропов» спас, вон как они нас сегодня «Градом» посыпали. Хорошо хоть целкость у них сбита. А у нас смотри, какой подарочек лежит, видно твой брат – реконструктор.

– Ух, ты, какой экземпляр, и форма у него правильная, прямо 43 год. Вот только зачем он на позиции погоны нацепил, этими погонами только лишний раз «всушников» провоцировать, – рассуждал «Реставратор». – Где вы его откопали?

– Да после бомбежки пошли позиции проверять, а он там под трехдюймовкой лежит, за сошник уцепился и орет: «Заряжай», «Товьсь», «Огонь». Еле оторвали его от пушки. Только он в себя никак не придет, лежит, заговаривается: то про сарматов, то про «Мертвую голову», то про «Тигров». А тут ненадолго пришел в себя и Валюшу нашу узнал, – рассказывал «Борода».

– А я его не знаю, Петр Николаевич. Степаныч предположил, что он из Москвы, как и я. Но я-то его в первый раз вижу, – оправдывалась девушка.

Лежа в бреду, Егор думал, почему она его совсем не узнает. Может ему лицо так сильно посекло, что его теперь невозможно узнать? Егор не понимал, как она оказалась на передовой, где Лешка и что это за люди его окружают? «Этот вот бородатый боец явно не по уставу одет, да еще с такой растительностью на лице, может меня армейская разведка подобрала», – думал Литвинов. Он слышал, что разведчикам разрешали отпускать бороды и не стричься, чтобы сливаться с местным населением, да и говорок у бородача был малоросский, как у сержанта шестого расчета. Все казалось очень странным: и это видение с сарматами и фракийцами, и какие-то «укропы» с «всушники». Резкая боль пронзила висок, и Егор опять вырубился.

Глава 6

Когда в следующий раз он пришел себя, то услышал еще какой-то мужской хрипловатый голос. Этого человека все называли либо командир, либо «Кемир», и он ругался с «Реставратором».

– Чего все этих клоунов тянет на передовую? Сидели бы у себя в Подмосковье, и игрались в пушечки да танчики, а у них в попе детство играет, и они прут и прут на передовую. Ты, Петя, ладно еще – кандидат исторических наук, а этим-то соплякам, чего здесь делать? Еще колодки нацепил, сосунок.

– Знаешь, «Кемир», что удивительно в этом реконструкторе, что даже орденские планки у него по правилам исполнены прошивные, другой бы сделал на липучке или на цанге, – удивленно говорил Петр Николаевич, – а этот дотошный, даже размеры все соблюл.

– А вы хоть документы у него проверили? – спросил командир.

Из нагрудного кармана «Реставратор» вытащил удостоверение личности, вещевую и расчетную книжку, наградные удостоверения, а также комсомольский билет. Внимательно пролистав все эти документы, Петр Николаевич, как-то по особенному цокая языком, вынес вердикт:

– Вы только посмотрите, насколько качественно изготовлены документы. Соблюдены все шрифты того времени, особые отметки, гербовые печати, подписи, звездочки и спецчернила, со штемпельной мастикой. Но, самое интересное, в комсомольском билете уплата членских взносов. Вот смотрите: школа №327 г. Москвы, и все по годам и месяцам уплачено вплоть до июля 43 года. Я таких качественных документов никогда в руках не держал: что плотность бумаги, что обложки. А сейчас, как реконструкторы делают, на принтере распечатают и сами за всех распишутся, но здесь явно не халтура.

– Да, может педант какой-нибудь, сидит себе такой «ботаник» и сочиняет легенду о своем героической жизни, – недовольным голосом говорил «Кемир», разглядывая наградные книжки, – медаль «За боевые заслуги» при выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками. Медаль «За Отвагу» при освобождении Ростова. Орден Отечественной Войны II степени за уничтожение более пяти единиц бронетехники противника в составе орудийного расчёта. Странно еще, что орден не первой степени.

– Ну, первую степень тогда не очень-то и давали, хотя за пять единиц вполне могли бы. Главное, шельмец, все-то у него к месту, даже я бы так парится, не стал. Вот смотрите, в расчетной книжке отметки по выплатам: это за заем, вот удержание, а вот выплаты полевых и все по месяцам. В начале августа сделана последняя запись, – заметил «Реставратор».

– А может он того? – испуганным голосом спросил «Борода».

– Чего того, ты как то странно выражаешься, Степаныч, – рассматривая в лупу какие-то значки на документах, сказал кандидат исторических наук, – а «За отвагу» у него старого еще образца, до выхода указа от 19 июня 1943. Ну, очень уж любопытно.

– А того, что он может, как Юрка-юнкер, и Соколиная гора нам его отдала, – продолжал заговорческим тоном говорить бородач.

– Ты, Степаныч, часом не сбегал до дому сегодня, а то я смотрю, у нас в расположении яблочки откуда-то, может ты в честь праздничка и горилки хлебнул лиху? – полюбопытствовал командир.

– Господь с вами, ну я, конечно, маненько выпил, ну не так, чтобы заговариваться, – оправдывался он.

– Ладно, знаю я твое маненько, в тот раз у Валюши весь стратегический запас вылакал, хорошо, что ты еще нашатырный спирт не опростал, а то чем бы мы сейчас этого клоуна в себя приводили, – продолжал подтрунивать над ним «Кемир».

– Ты Сережа, хоть и командир, но грех над стариком смеяться, – бухтел «Борода» – Сам же был в Афгане и знаешь, что меня там контузило, я теперь, как слышу когда «Град» бьет, сам не свой становлюсь, вот с переляку-то и выпил.

Степаныч на самом деле попал в Афганистан в июле 1979 года, уже на втором году службы. Осенью он должен был демобилизоваться, но их минометную батарею, в составе мотострелкового полка, забросили в помощь братскому народу. Через месяц с тяжелой контузией старший сержант Федор Степанович Даниленко был отправлен в госпиталь в Ташкент, и там его комиссовали. «Кемир» же попал в Афган в 1988 году и прослужил там до вывода советских войск с территории Афганистана. И хотя Степаныч был старше командира всего на двенадцать лет, все в отряде его считали стариком. Так его окрестил «Кемир», а потом уже поддержали и остальные. Теперь вот «афганец» первого призыва оправдывался, за свою слабость к спиртному, перед «афганцем» последнего призыва.

– Я ведь, как понял с ваших слов, что у парня документы 43-им годом заканчиваются, а на этом месте в августе 43 года страшный бой был. Нам еще в школе на уроках истории рассказывали, что немцы на этом рубеже на смерть стояли. Сам Сталин дал приказ освободить сегодняшний Донецк до 1 августа 43. Ну, наши маршалы говорят, взяли под козырек, не разобравшись сколько здесь немца, и какие у него укрепления, и решили с наскока фрица выбить с Донбасса. За проваленную Миусскую операцию, проведенную с июля до начала августа, такие головы полетели. Но, если маршалов просто поснимали, то сколько хлопцев здесь полегло – одному богу известно. Про Саур-Могилу, думаю, все слышали.

А с середины августа началось второе наступление: уже более подготовленное, сам Рокоссовский здесь был, и бои тут шибко горячие были, я вам так скажу – «второй Сталинград», недаром область тогда Сталинской называлась. Вот здесь у Соколиной горы, считай больше полусотни танков «Мертвой головы» ухлопали наши ребятки. У нашего учителя истории тут брат героически погиб, кстати, тезка твой «Кемир» – тоже Серегой звали. Вот я и думаю, не из тех ли краев этот старлей, на «ботаника» он совсем не похож. Ты на ладони, на его посмотри, все в мозолях.

– Да мы сейчас и проверим, – сказал «Реставратор», копаясь в своем планшете, – вот нашел, был на самом деле здесь такой бой, и старший лейтенант Литвинов командовал батареей, за что посмертно, и получил звание капитана и орден Отечественной войны I степени. Что тут о нем еще пишут: вроде, как пропавший без вести, но тут их, говорят, всю батарею танки гусеницами отутюжили, так что не удивительно, что тело не нашли.

Егор, в бессознательном состоянии, слушая эти разговоры, не во всем разбирался, но про свою батарею и про танки он все понял. И даже попытался улыбнуться, радуясь количеству уничтоженных «Тигров».

– Вон лыбится наш горе-герой. Давай, Валюш, вколи ему что-нибудь, пора бы с ним побеседовать, – попросил медсестру командир.

Валя набрала в шприц промедола и сделала внутримышечную инъекцию. Егор почувствовал прилив сил и через пару минут окончательно пришел в себя.

Он огляделся вокруг, все было очень странно, на стене висел не понятный прямоугольный предмет, на котором в цветном изображении двигались люди. Это было как в кинотеатре, но проектора он нигде не увидел. Зато в руках у «Реставратора» усмотрел плоский светящийся предмет, где под движениями пальца мелькали картинки и текстовые записи. Люди, вообще, все были одеты как-то чудно, даже военная форма на мужчинах была необычной, и только Валя оставалась той же, какой он видел ее последний раз на тамбовском вокзале.

– Валя, а мы где? – спросил Литвинов.

Но «Кемир» не дал ответить медсестре и задал вопрос сам:

– Ты, что за птица и что делаешь на нашей боевой позиции?

– А это, что допрос или вопрос? Если вопрос, то почему не по уставу задан? И представьтесь сами, как я уже вижу, мои документы вы проверили, – возмутился Егор.

– Ну, допустим, я командир отдельного батальона армии ДНР. Если ты думаешь, я поверю твоим липовым документам, то ты глубоко ошибаешься. Так что давай, мальчик, колись по-взрослому. Кто ты и откуда?

В этот момент в помещение забежал еще один боец, и его вид еще больше смутил Литвинова. Черный берет на голове. Жилет, защитного цвета с множеством карманов, под ним черная майка с коротким рукавом, на которой изображен Андреевский крест на красном фоне, не закрывавшая цветных татуировок. Создавалось впечатление, что у солдата на руках пестрые тонкие перчатки, и на левой руке была надпись на латинице «Veni-Vidi-Vici». Вбежав, он пробасил:

– «Кемир», тебя срочно Донецк вызывает, – и протянул командиру небольшую черную коробочку, похожую на электрический фонарик.

Егор сначала и принял этот предмет за фонарь, но тот слабо светил голубоватым неярким светом, и оттуда доносилась прерывистая речь. «Кемир» произнес приветствие в это странное устройство. Потом попросил, вошедшего бойца, назвав его «Оранжем», провести допрос, непонятно откуда взявшегося старлея. После чего он, возмущаясь, что не будет смены, вышел за дверь.

Если в голосе командира слышалось требование, то в голосе «Оранжа» прослеживалось нетерпение. Он в разговоре с Литвиновым «брал быка за рога».

– Кто такой? Кем послан? Твое задание? – сыпал он вопросами на Егора.

Но старлей, помня наставления особиста, как вести себя в плену, старался ничего лишнего не говорить этим странным людям. А когда в углу, который заслонял вышедший «Кемир», увидел висящие три флага, то у него и вовсе пропало желание говорить. Первый флаг был триколор – белого, синего и красного цвета. Второй триколор составляли черный, синий и красный цвета и на нем был изображен двуглавый орел и, наконец, третий флаг был, как на майке у «Оранжа» – Андреевский крест. Особист, проводя работу с комсоставом, рассказывал о «власовцах» и об их армии РОА. Она состояла преимущественно из белоэмигрантов и пленных советских солдат. Так вот на шевронах её бойцов как раз и красовался Андреевский флаг.

«Так все-таки я попал в плен к этим предателям Родины, уж лучше бы к немцам – не так было бы обидно», – думал Егор, – «но почему среди них Валя?» Это обстоятельство его сильно смущало.

– Во-первых, что это за армия – ДНР, это что, одно из подразделений Русской Освободительной Армии? Во-вторых, вы видели все из моих документов и, в-третьих, я не собираюсь отвечать предателям, – заявил Литвинов.

В этом момент «Реставратор», развернул сложенное в треугольник, письмо Алексея Ткаченко к своему тренеру, и зачитал:

– Семен Петрович, если вы читаете это письмо, то меня, скорее всего, нет в живых. Прошу простите меня, если чем вас обидел, но вы для меня всегда были, как родной отец. Вы всегда учили меня быть беспощадным к врагам и любить Родину – я так и жил. Скоро уже бой, и я не буду много расписывать, но человек, который принесет вам это письмо, все расскажет, как я жил и как нещадно бил врага. Егор, думаю, отомстит за меня. Ваш ученик Алеша.

Адрес: Киев, Героев Стратосферы, 25, кв. 8

– Так ты – «укроп» киевский? – взвился «Оранж», ухватившись за ворот гимнастерки. – А ну, выкладывай, чего здесь шпионил?

Не понимая, про какой «укроп» говорит этот боец в берете, Егор резким движением сбросил его руку со своей шеи, и выдал фразу, после которой опять потерял сознание:

– Я давал присягу и если я ее нарушу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся, а ты, ублюдок, давая эту присягу, нарушил все, что можно, и все вы здесь – предатели Родины.

В этот момент резкий удар в голову, остановил его патетическую речь.

Глава 7

Сколько Егор был в бессознательном состоянии, сейчас было трудно понять, но когда пришел в себя – почувствовал, как болит опухшая скула, и что левая рука пристегнута железным наручником к стойке двухъярусной кровати. Рядом сидел, покуривая, только бородатый боец. Увидев, что он очнулся, «Борода» тут же оживился.

– Ну, ты паря даешь, вот так «Апельсину» в лоб сказать, что он ублюдок и Родину продал, хорошо, что его еще от тебя оттащили, а то он бы тебя убил бы здесь, – заговорил боец.

– Куревом не богат? – спросил его Литвинов.

Степаныч протянул ему белую пачку с иностранной надписью «Winston».

«Точно это, какие-то изменники. Курят не папиросы, а какие-то чудные „самокрутки“ из белой бумаги, да еще на конце, какой-то желтый мундштук прилеплен», – подумал Егор, но выбора не было, и он затянулся вражеской цигаркой. Вкус табака он почувствовал, но крепости у этих «самокруток» не было.

– Вот смотрю, я на тебя паря и думаю, то ли ты придуряешься, то ли тебя Соколиная гора отдала, и ты на самом деле к нам из 43-го года попал, – продолжал рассуждать «Борода». – Тогда вряд тебе здесь кто, кроме меня поверит. Так вон и с Юркой-юнкером было, пока он умом не тронулся. Я-то местный, и у нас спокон веку байка ходила, что Соколиная иногда отдает людей. Причем люди эти из другого времени к нам попадали: кто приживался, кто уходил в поисках себя, ну а в основном местными дурачками становились. Но старики всегда говорили, что гора отдает героев, и чтобы мы им помогали адаптироваться. Так что если ты оттуда, то лучше мне пока все расскажи, а я уж с остальными побалакаю за тебя.

Егор не совсем понимал, о чем говорит этот человек, но он чувствовал к нему какое-то доверие, потому и заговорил:

– Я – командир батареи, старший лейтенант Литвинов, и мне была поставлена задача, выманить на себя основную танковую группу немцев. Был бой, и мое орудие атаковал прямой наводкой фашистский «Тигр», ну а дальше был какой-то бред: сарматы, фракийцы и вы вот. Я не могу понять – я умер, и это загробная жизнь, или эта ваша гора, как Белый Сфинкс у Герберта Уэллса.

– Ну, я не читал этого Уэллса, но то, что гора у нас необычная – это я точно знаю. Значит, я в тебе не ошибся, ты оттуда паря. Может горилочки тебе плеснуть, чтобы ты очухался хоть как-то. Водка-то она иногда помогает, – заметил Степаныч и налил полстакана, отдающей сивухой самогонки.

Егор для себя решил выпить, может и правда хоть как-то мозги придут в себя оттого, что здесь нарассказывал этот старик. Степаныч на закуску предложил «Грушовку», и Литвинов вспомнил, как «замковый» его тоже угощал именно этими яблочками перед боем. Выкурив со Степанычем еще по сигарете, он спросил, что это за люди вокруг, и что, вообще, происходит в этом мире.

– Да как тебе сказать, одним словом сразу, вот все и не поведаешь, – начал свою историю Степаныч. – Хотя можно сказать так: все за что вы воевали, во что вы верили и что вы построили, мы профукали. Сейчас вот, к примеру, 2014 год, а в 1991 закончил свое существование СССР, такая вот «петрушка».

Вы, конечно, немца-то победили, и социализм почти построили, так были неурядицы небольшие, типа войны в Афганистане, где мы братскому народу помогали. А в целом нормально жили, пол-Европы под нами было: Польша, Чехословакия, Югославия и прочие восточно-европейские страны, даже половина Германии по нашим принципам жила. А потом пришел один деятель и за пять лет все развалил. Да пес бы с той Европой, тут наша страна в тартарары полетела: все республики наши братские сами по себе жить и управлять стали. Это знаешь, как оторвали у живого руки-ноги, одна голова осталась. Потом кое-чего пришили, так наскоряк белыми нитками, и назвали это СНГ, навроде Союза Независимых Государств. А чего и вовсе не пришили: то ли забыли, то ли не захотели. Да и чего пришили-то, приживаться не захотело, это же тебе не мишка плюшевый, которому лапу оторвали, а потом опять пришпандорили. Вот и заболели все эти недопришитые независимые государства.

Так тебе скажу, мил человек, и голод опять был, и работы совсем не было. Я вот, к примеру, до развала страны на Крайнем Севере работал, в Билибино атомную станцию строил, а потом все – кирдык, закрыли все эти Севера. А дальше и того хуже, начали все эти руки-ноги болеть да гнить потихоньку, то в Грузии война вспыхнет, то таджики, да киргизы развяжут войну, в общем беда пришла, браток. В самой-то России чеченцы две войны устроили, сколько хлопцев полегло, никто и не считал. Теперь вот у нас на Украине восток с западом воюют, а все из-за денег, будь они неладны. Мы здесь на Донбассе всегда уголек добывали, да сталь варили, а какое машиностроение было, я тебе дам, ого-го, – и «Борода» потряс кулаком, продолжая рассказывать, – ну, а эти карпатцы позавидовали на нас, и давай своих людей в Киеве, с помощью Америки ставить, да нас до нитки обирать. Уж почитай после Ющенки, они нас за людей не считают. Вот и грохнула война у нас на Донбассе, эти ж гады мирных жителей из гаубиц били – фашист и тот гуманней был. Так что, брат, пока ты был в прострации, мы здесь из всех ваших завоеваний, устроили просракцию.

Егор слушал и мало, что понимал. Как его великий и могучий Советский Союз мог развалиться? Может это все-таки «власовцы» агитацию такую ведут? Но этот Степаныч говорит, что сейчас 2014 год, и все это напоминало предсмертный бред. Егор не понимал, как Валюша могла здесь оказаться, и уже собирался поспрашивать у бородача о ней, как вдруг вспомнил своего обидчика, и почему-то спросил не про Валю, а про него:

– Этот «Оранж», кто он? Ведь он совсем не похож на солдата в отличии, например, от «Кемира»? – спросил Егор.

– Ну, давай я тебе про братушек наших расскажу, про весь наш отряд армии ДНР. Только рассказ опять долгий будет, давай еще по маленькой тяпнем – за вашу победу и так хотелось бы, чтоб и за нашу, – «Борода» налил по полстакана горилки, и они, не чокаясь, выпили.

Потом Степаныч загрыз свою смагу сочной «Грушевкой» и поведал Литвинову такую историю:

– Этот позывной «Оранж» он сам себе придумал, а ребята за глаза его звали «Апельсином», но при личном общении, чаще называли Костя или Костян. Константин Оганесян – сочинский полуармянин был достаточно эпатажной личностью. Когда его отец – самый знаменитый шашлычник на сочинском побережье, отмазал Костю от армии по болезни, Константин уехал втихую в Краснодар и там прошел медкомиссию, где его признали годным для прохождения воинской службы. Отец опять договорился с военкомом, чтобы Костя служил в Туапсе и охранял дачу одного генерала. Но тот снова выкинул фортель: напросился к приехавшему «покупателю» из Ферганы и попал в воздушно-десантную дивизию. Там он и познакомился с Сергеем Поляковым из города Кемерово, сегодняшним «Кемиром».

Они были с одного призыва и когда «деды» решили прессануть «хачика», то Поляков первым встал на защиту сослуживца. В нем с детства было обостренно чувство справедливости, из-за него, он страдал потом на гражданке. Но в тот день он нашел друга на всю свою жизнь, на которого он мог положиться и в горе, и в радости. Конечно, «деды» им тогда наваляли, даже невзирая на то, что Сергей был кандидатом в мастера спорта по дзюдо. Зато на следующий день, объяснив командиру роты, что они с рядовым Оганесяном ударились об одну и ту же тумбочку, старослужащие его зауважали, ну и «хачика» больше не трогали. Через полгода был Афган, где они с Костиком стояли спина к спине и гасили из АКС-ов моджахедов. Потом – вывод войск, а уже в апреле они разгоняли антиправительственный митинг в Тбилиси. После Тбилисских событий друзья в один день ушли на дембель, и лето 89 года Сергей провел в Сочи. Костик жарил шашлыки, а Поляков ему помогал: нанизывал шампура, резал и мариновал мясо. Наверное, это были самые счастливые дни в их жизни. Они каждый день знакомились с девушками, у них были деньги и, вообще, они были так молоды в это время, что казалось – жизнь на земле зародилась только ради них. Там же Сергей познакомился со своей будущей женой Ольгой – студенткой кемеровского педучилища №1. И когда Костя стал уговаривать его остаться жить в Сочи, Сергей и слушать не хотел. Кое-как отработав шашлычный сезон, в конце сентября засобирался домой.