Наша остановка

Но в день Нового Порядка, Который Изменит Ее Жизнь, Надя решила поверить, что удача на ее стороне. А если удача действительно улыбнулась ей, то, вполне возможно, сообщение было для нее, а тот парень не окажется не уверенным в себе неудачником. Ужасный Бен, ее последний бойфренд, для мужчины имел слишком хрупкую душевную организацию: он был манипулятором и всегда винил во всем ее – твердил, что Надя не права, до тех пор, пока полностью не растоптал ее самоуверенность. Это сильно ранило ее, ведь за полгода отношений с ним она почти поверила, что с ней что-то не так. Надя до сих пор не понимала, зачем так поступать: сначала признаваться в любви, а потом начинать ненавидеть все, из-за чего это признание было сказано. Она лишь недавно начала приходить в себя.

Надю бросило в дрожь от плохих воспоминаний. С момента расставания она думала об Ужасном Бене каждый день, но одновременно благодарила небеса за то, что этот кошмар наконец закончился. Она поверить не могла, что позволила себе терпеть такое отношение. Изредка она в режиме инкогнито переходила на его Инстаграм-страничку под предлогом проверить, по-прежнему ли он остается тем же невыносимым надменным засранцем. Да, он не менялся.

Теперь, спустя несколько месяцев после их разрыва, Надя зализала раны и нуждалась в эмоциональной разрядке. В романтическом десерте. В человеке, который занял бы ее мысли. В мужчине, который хорошо бы к ней относился. Звучит так, словно ее планка предельно низка. Возможно, объявление Нади в газете выглядело бы примерно так: «Ищу мужчину: он должен относиться ко мне так, будто я ему действительно нравлюсь».

О, да кого она пытается обмануть? Вот какой была бы ее заметка: «Разыскивается: мужчина с крепким самосознанием, способный поддерживать веселые, здоровые отношения с матерью. Романтик, любящий реалити-шоу, способный защищать и поддерживать партнершу в течение всей жизни в обмен на взаимность. Также он должен понимать, как важны в отношениях кунилингус и пицца – не одновременно, конечно. При этом на первом месте я, на втором – пицца».

Разве она хочет слишком многого? Надя подумала о Тиме и Дине. Конечно, она тоже имеет право на счастье.

«Два процента все же больше, чем ноль, – напечатала в ответ Эмма. – Так что – на старт!»

Надя рассмеялась, завершая свой подъем по эскалатору, освещенному вверху ярким летним утренним солнцем. «Как скажешь», – написала она подруге, а сама подумала: «Но я бы не осмелилась и надеяться».

– Эмма мне уже написала. – Габи поймала Надю на одиннадцатичасовом перерыве на пути в вестибюль. Там в мобильной кофейне на колесах варили потрясающе ароматный эспрессо. – И я тоже считаю, что речь шла о тебе.

– О боже мой! Познакомить вас двоих было худшим поступком в моей жизни, – засмеялась Надя и обратилась к парню за прилавком: – Двойной эспрессо, и разбавьте горячей водой, пожалуйста.

Габи состроила гримасу.

– А что случилось с утвержденным законодательно суперогромным стаканом капучино?

– Я меняюсь. Утром попробовала сделать себе пуленепробиваемый кофе в надежде, что он поможет регулировать баланс сахара в крови и все такое. Видишь прыщики на подбородке? Это предостережение. Думаю, причина в том, что я пила слишком много молока. Знаешь, оказывается, оно содержит коровьи гормоны, а они вредны для человека. Так что вот, понемногу отвыкаю. Эти мелкие засранцы болят, знаешь ли.

Надя вытянула шею, чтобы взглянуть на свое отражение в стекле небоскреба, в котором они работали. Она стеснялась своего акне. В дни особо обильных высыпаний она старалась одеваться в темное, чтобы казаться менее заметной. Вот бы ее повсюду и всегда окружал фильтр, как в Инстаграме, – выкладывая сторис, она использовала сетевые смягчающие фильтры, и кожа выглядела значительно лучше. Она пробовала все, чтобы избавиться от противных красных пятен на подбородке и по линии челюсти, в том числе и пожертвовала ежедневным капучино.

– Так что, – добавила Надя, – я экспериментирую.

Она поблагодарила баристу, и подруги пошагали от кофейни к лифтам «Рейнфореста» – дома для двух тысяч сотрудников в сфере Исследований и Развития. И они работали на компанию, по всему миру доставляющую что угодно – от книг до чистящих средств для туалетов или мраморных плит. Именно здесь Надя работала над развитием искусственного интеллекта. Габи была ее Лучшим Другом Навсегда. Два года назад они повстречались на летней вечеринке и все время спустили на обсуждение ИИ и его роли в Плохом или Хорошем Будущем: что, если они разработают технологию, которая станет воплощением злодея из фильма ужасов? Габи работала над так называемыми облачными вычислениями, крупнейшим генератором доходов компании, продающим хранилища данных для налоговой информации всем – от стартаперов до Секретной разведывательной службы. Надя не очень-то это понимала, но знала, что Габи раз в тридцать ее умнее, и опасалась половины сотрудников из ее отдела.

– В любом случае, рассказать тебе о Порядке, Который Изменит Мою Жизнь? – Надя нажала кнопку вызова лифта. – Потому что… ну не знаю. Кажется, я наконец-то освободилась от Ужасного Бена и хочу переключить свою энергию на что-то еще. Чувство такое, будто у меня только что закончился траур. Ну или, скажем так, на выходных я вернула свой талисман. – Лифт прибыл. – И сегодня стараюсь четко следовать Новому Порядку. С этого момента я серьезно отношусь к своему благосостоянию и душевному здоровью.

– Это замечательно!

– Спасибо!

На кнопке лифта загорелась цифра «0», и двери открылись. Подруги вошли внутрь, и Надя нажала кнопки нужных этажей.

– Знаешь, если хочешь немного поднять уровень эндорфинов, сходи завтра утром на спин-класс.

Надя закатила глаза.

– О нет! – продолжила Габи. – Не делай такое лицо. Это здорово. Там довольно темно, инструктор скандирует позитивные аффирмации, а тебе приходится кричать, потому что музыка играет так громко, что тебя никто не слышит.

Надя покачала головой, наблюдая, как цифры этажей сменяют друг друга во время движения лифта. Спиннинг – худший из ее ночных кошмаров. Она пережила только одно занятие «СоулСайкл», когда ездила по работе в Лос-Анджелес, и потратила сорок пять минут на велосипеде рядом с Эмили Ратаковски, поражаясь, как такая хрупкая женщина может так быстро крутить педали. Это невероятно раздражало.

– Однозначно нет. Я не занимаюсь спортом по утрам. Мне хватает и вечерних изматывающих тренировок, пусть в заднем ряду и едва держась на ногах, но я выкладываюсь на полную. Только психи тренируются до обеда.

– Ух, ну хорошо. Кстати, мы отклонились от темы разговора.

– А я уж понадеялась, что ты забыла.

– На самом деле описание очень тебе подходит.

Надя вскинула брови – вполовину весело, вполовину иронично.

– Серьезно! Без преувеличения, ты симпатичная блондинка, периодически опаздываешь на работу и проливаешь на себя напитки. И, – Габи вдруг словно обратилась к источнику мудрости, – сегодня начинается Новый Порядок, Который Изменит Твою Жизнь! Собственно говоря, именно в такой день подобное и случается. Как будто сами звезды сошлись. Сегодня – отличный день, чтобы влюбиться.

– Не пойму, ты всерьез или просто дразнишь меня.

– И то и другое, – невозмутимо ответила Габи.

Надя снова добродушно закатила глаза, боясь выдать себя.

– Эмма говорит, ты можешь разместить ответное объявление.

– Да я просто дурачусь. Если решу написать ответ, значит, это объявление меня зацепило. Хотя на самом деле… я не уверена. Часть меня не может его игнорировать. Но вторая часть твердит, что я безумна, раз уделила этому больше двух секунд своего времени.

– А у тебя есть идея, кто мог это написать? Если, конечно, заметка о тебе. С тобой ездит в одном поезде ежедневно какой-нибудь симпатичный парень?

Надя посмотрела на подругу:

– Это же Лондон! Тысячи симпатичных мужчин всегда и повсюду! А когда они открывают рты, то становятся на двести процентов менее привлекательными, потому что они… ну, мужчины.

– Ты оптимист по жизни, я смотрю.

– Я реалист.

– Любая женщина, защищающая свое сердце, говорит именно так, – сказала Габи с притворной улыбкой.

Надя что-то ответила, но в душе знала, что Габи совершенно права. Надя часто ловила себя на том, что стрижет всех мужчин под одну гребенку, беря в расчет только худшие их качества, и ведет себя так, будто ей никто не нужен. Она допускала, что действительно защищала себя, по крайней мере вслух. Но на самом-то деле Надя, провозглашая, какие мужчины свиньи, в то же время надеялась, что Парень Из Поезда не такой. Или уж, на самый худой конец, есть где-то на свете хороший парень. Все утро ее не покидала фантазия о том, что объявление было адресовано ей. В мечтах она видела его в поезде, влюбляясь и поддаваясь желанию, где-то на Северной линии между работой и домом. Надя хотела этого. Сказать по правде, хотела так сильно, что становилось немного страшно.

Лифт остановился на этаже Габи, и Надя вышла вместе с ней, чтобы закончить разговор. Она всегда так делала, когда ехала вместе с подругой.

– Хотя кое-какой нюанс все-таки есть, – сказала Надя. Габи развернулась и посмотрела на нее, ожидая продолжения. – Ну, один момент не укладывается у меня в голове. Если этот парень видит меня в поезде каждый день, то почему просто не подойдет и не скажет «Привет»?

Бекки из отдела администрирования прошла мимо по пути к МФУ[3], и Надя прервала разговор, ощутив поток воздуха.

– Привет, Бекки! – поздоровалась она.

– Отличные босоножки! – бросила в ответ Бекки и скрылась за углом.

Надя продолжила:

– Зачем выдумывать детальное описание и размещать его в газете, в надежде, что я (или кто-то еще; это могла быть и не я, как мы установили) его вообще увижу?

– Это же весело! – ответила Габи. – И мило! – И, подумав еще немного, добавила: – К тому же, если бы какой-то незнакомый человек подошел к тебе в метро, ты честно уделила бы ему время?

– Нет, – улыбнулась Надя. – Я бы решила, что он фрик.

– Я тоже.

– Ух! – выдохнула Надя. – Знаешь, я просто стараюсь умерить свои романтические ожидания. Не знаю даже, смогу ли выдержать еще одно первое свидание…

Она поморщилась от отвращения, вложив в свой недовольный вздох множество эмоций, полученных на целой серии свиданий за короткий срок. Но несмотря ни на что, сердце екнуло. Когда первое свидание складывалось удачно, в душе рождалось самое волшебное, самое обнадеживающее в мире чувство. Чувство, будто боги улыбаются ей, будто она узнала себя в другом человеке. Как-то она слышала, что от настоящей любви нельзя «потерять голову», потому что такая любовь пускает корни в твоем сердце, и вы вместе растете вверх, становясь выше и сильнее. Надя видела, как что-то подобное возникло между ее мамой и отчимом, когда ее родной отец ушел от них. Давняя коллега и подруга, Наоми, тоже познала это со своим мужем Каллумом. Непосредственная начальница на первой работе, Кэтрин, была самой харизматичной и невозмутимой женщиной, под чьим началом Надя когда-либо имела честь работать, и Кэтрин часто говорила, что добилась всего на работе благодаря поддержке дома. Все они твердили, мол, с самого начала знали, что встретили человека, с которым хотели бы провести всю жизнь, и решались строить серьезные отношения вместе. Тим тоже говорил так о Дине.

– Нет, ты не вынесешь еще одно плохое первое свидание, – поправила подругу Габи. – Но что, если это первое свидание окажется последним первым в твоей жизни, поскольку пройдет невероятно хорошо?

Надя была благодарна Габи, что та направляет ее фантазии в более романтичное русло, ведь ей доставляла большое удовольствие мысль о возможности повстречать любовь всей жизни через объявление в газете. И мысль о том, как они потом станут смеяться над этим и всегда останутся едины в оценке больших жестов и рисков. Но внезапно закралось подозрение: в отношении любви Габи обычно скептична и толстокожа и всегда бахвалится тем, что ходит на множество свиданий с разными мужчинами и ни в одном из них не нуждается. Ей не свойственно убеждать кого-то поверить в сказки о вечной любви.

– С чего это вдруг ты стала такой романтичной? – спросила Надя, прищурившись. – Тебе полагается быть моим циничным другом.

Габи уклонилась от ответа, пожав плечами, и спросила:

– Над чем сегодня работаешь?

– А теперь кто-то меняет тему!

– Не умничай тут, Филдинг.

Надя в уме сделала себе заметку попозже понаблюдать за Габи и ее внезапной мечтательностью. Что-то в ней изменилось, это точно. Однако Надя была замужем за своей работой, и возможность поговорить о ней тешила ее тщеславие.

– Грядет решающий момент для опытных образцов в центре обработки и выполнения заказов. Недавнее разоблачение в газете сильно подкосило курс акций, так что Джон хочет как можно скорее избавиться от всех нынешних сотрудников и дал задание кадровикам разогнать отдел. Дерьмовая ситуация для людей, которые пока даже не знают, что к Рождеству останутся без работы…

– О, жестко. Очень жестко, – заметила Габи.

– Да, мне так не по себе. Я создаю роботов, которые займут их место… ну, это мучит меня, понимаешь?

Двери лифта со свистом открылись, и, заметив, что он едет вверх, Надя вошла внутрь.

– До скорого? – спросила Габи.

– До скорого, – ответила Надя. – Я бы, может, устроила мозговой штурм в поисках идей, куда им всем потом пойти работать? Так хочется помочь.

– Конечно! – сказала Габи и добавила: – Как насчет ланча на этой неделе? В среду? А то завтра у меня назначена встреча. Мы сто лет не гуляли в Боро. А еще мы не закончили разговор об «Упущенных контактах».

– Переставай обсуждать с Эммой мою личную жизнь!

Надя слышала хихиканье Габи, даже когда лифт тронулся.

Глава 4

Дэниел

– Приятель, ты сходил по ней с ума несколько месяцев! Сегодня великий день!

Лоренцо позвонил ему на работу, хотя Дэниел и просил так не делать. Лоренцо ненавидел свою работу, ему было скучно, и он развлекался тем, что действовал на нервы своему соседу по квартире, изображая занятость на рабочем месте. Работал он в издательстве на северном берегу реки. К тому же был достаточно очаровательным, чтобы убедить секретаря Перси провести звонок, и не важно, что Дэниел озвучил последнему множество подробных причин не поддаваться на уговоры. Лоренцо наслаждался, очаровывая людей с целью добиться своего. Доставать Дэниела в офисе – всего лишь очередной способ самолюбования.

– Все равно она ни хрена ни увидела, – прошипел Дэниел в трубку.

– Можешь заменить определения и отправить его снова, какой-нибудь другой девчонке, тебе приглянувшейся. Побольше удочек забрось, одну рыбешку да поймаешь, – сказал Лоренцо. Дэниел процентов на семьдесят был уверен, что тот не шутит.

Лоренцо утверждал, что хочет отношений, но единственной его потребностью на свидании было лишь, чтобы женщина была жива и поменьше разговаривала. Использовать одну и ту же простую тактику на разных женщинах – очень в его духе.

– Пойди и продай несколько книг, – бросил Дэниел.

– Не будь задницей, друг. Я все еще в упадке.

Лоренцо сидел на кокаине с четверга по воскресенье, и Дэниел этого терпеть не мог. Сосед обещал никогда не употреблять дома, но Дэниелу все равно приходилось мириться с его скачками настроения, когда он то лез на стену, то помирал, развалившись на диване, в течение половины недели, даже если что-то интересное шло по телику, который он смотрел постоянно. Лоренцо был славный малый, но во многих отношениях выбрал такой образ жизни, который Дэниел едва ли считал правильным. Сплошным разочарованием было наблюдать все это. Они стали соседями из-за объявления, которое Лоренцо разместил на сайте SpareRoom.co.uk, и Дэниел с самого начала подозревал, что с соседом они совершенно разные. Однако местоположение и рента оказались идеальными, так что Дэниел решил пренебречь их различиями, надеясь, что они станут пусть не друзьями, но хотя бы кем-то более близкими друг другу, чем просто два незнакомца, делящие одну квартиру. Они изобрели свою особую игру на двоих, и пока Дэниел играл свою роль, все шло неплохо.

– Мне пора, – сказал он. – Работы много. Увидимся дома.

Лоренцо продолжал что-то говорить, но Дэниел повесил трубку. И секунды не прошло, как зазвонил мобильник. Пришло сообщение от Лоренцо: «Отлично выкрутился, чувак. – Это звучало в стиле Лоренцо. – Знаю, тебя бесит, когда я веду себя как придурок, но ничего не могу с собой поделать».

Дэниел дважды нажал на сообщение и послал в ответ «палец вверх».

Он продолжил лениво просматривать сообщения на рабочем столе, стараясь сконцентрироваться на грядущем дне, а не на минувшем утре. Не получалось. Он не мог перестать думать о ней. Не мог перестать думать об их первой встрече.

Вскоре после кончины отца, почти сразу после Пасхи, Дэниел стал заставлять себя отходить от стола в моменты приступов клаустрофобии, тревожности или при желании поплакать. В горе – слово «депрессия» до сих пор словно застревало в горле и звучало как-то несуразно – прогулки всегда помогают, как сказал его психотерапевт.

Боже. Дэниел поверить не мог, что у него был психотерапевт.

«Используй свое тело, убедись, что ты можешь справиться с миром, прогуляйся по ближайшему парку, хотя бы просто для того, чтобы направить энергию в другое русло», – говорила врач во время одного из сеансов, когда Дэниел рассказал о своих панических атаках, во время которых горло словно что-то сдавливает и он не может дышать.

Ему пришлось платить по шестьдесят пять фунтов за час частного сеанса, поскольку помощи по страховке пришлось бы ждать длинную очередь, а его ситуация была слишком тяжела, чтобы тянуть, он едва мог функционировать. Дэниел задавался вопросом (беззлобно): неужели именно такой помощи стоит ожидать за более чем две сотни фунтов стерлингов в месяц? В любом случае прогулки он совершал по крайней мере затем, чтобы деньги не оказались потрачены зря, и так встретил ее, Надю (конечно, тогда ее имени он еще не знал), шагающую по внутреннему двору к выходу из Боро-маркет. Случайная пятница. Ничего себе. В худший период его жизни, в момент отчаяния появилась эта энергичная увлеченная умная женщина, и ее сила (ее сущность, аура) была подобна солнечному свету, заражающему всех вокруг. Эта энергия оттолкнула его в сторону.

Дэниел точно запомнил день, когда впервые увидел ее, потому что это произошло через две недели после похорон и пять недель после того, как вошел в силу его шестимесячный консалтинговый договор с «Конвердж», нефтедобывающей компанией. В этот день мать позвонила, когда он был на собрании, посвященном дефектам конструкции погружного бура, и Дэниел заранее извинился на случай, если придется к ней приехать, вдруг дело срочное.

– Он здесь, – сказала мать.

– О чем ты, мам? – переспросил Дэниел. – Папа… папа умер, помнишь?

Он задержал дыхание в ожидании, пока она осознает, что ошиблась. Парням в переговорной со стеклянными стенами он показал два пальца, означающие две минуты. Ему нужно только две минуты. Они были нетерпеливы, требовали решения до ланча, с подозрением относились к чужаку, недавно присоединившемуся к проекту, и раздражались, что тот настаивал на ключевом моменте следующих шагов. Дэниелу было все равно. Он хотел убедиться, что с мамой все в порядке. Он бы не вынес, если бы она сошла с ума или потеряла память. Он только что лишился отца – и не мог лишиться еще и ее.

– Дэниел, – спокойно ответила она, – я, черт побери, знаю, что он умер. Речь о его прахе. Его только что подвезли.

Дэниел громко выдохнул от облегчения. Она не сошла с ума. Все в порядке.

– Но он все равно что проклятый мешок мусора! Такой тяжелый, я и с места сдвинуть его не могу. Так и лежит тут, со мной, на кухне, у задней двери. Его прах в большегрузном пакете, и я не знаю, что с этим делать.

Потрясенный Дэниел закрыл глаза и ущипнул себя за переносицу. Прах отца. Отец умер.

– Вот пью кофе и рассказываю ему – твоему отцу – о новой «Воксхолл Мокка» Джанет Петерсон. Они купили золотую, можешь себе представить! Золотую! И кстати, хоть я и говорю «новую», но на деле она просто поддержанная в хорошем состоянии. Машины жрут уйму денег, стоит только выехать за пределы внешнего двора, – в любом случае, мне как-то жутко. Я о твоем отце. Можешь заехать после работы и помочь мне с ним?

Дэниел чуть не рассмеялся. По факту он и посмеялся, сказав маме, что заедет в Илинг-бродвей в районе семи, а она пусть тем временем посидит в гостиной и посмотрит «Свободных женщин» по телевизору. Она так хорошо держалась после похорон, что Дэниел стыдился своей «слабости» на фоне ее стойкости. Он уже почти вернулся на собрание – буквально положил руку на дверную ручку, чтобы открыть дверь, – когда дыхание перехватило, воротник рубашки стал слишком тугим, и возникло едва уловимое ощущение, что его вот-вот стошнит. Его тело в очередной раз вспомнило, что отца больше нет. Его лучшего друга. Его самого активного защитника. Умер от разрыва аневризмы сосудов головного мозга.

Они вместе пили пиво в пабе до воскресного ланча. Отец сказал Дэниелу, что мог бы помочь ему с задатком за квартиру – и это был бы не заем, а подарок. Он хотел видеть сына устроившимся, а цены на жилье в Лондоне поднялись до безумной высоты, и один Дэниел ни за что не справится. Странно это – тридцатилетнему делить квартиру с соседом, сказал отец, ведь сам он к таким годам уже имел жену и ребенка. Дэниел сказал, что подумает, что он немного горд, чтобы принимать милостыню, что совершенно нормально, будучи тридцатилетним, снимать жилье на двоих с соседом в Лондоне – это дорогой город, а Дэниелу нравится компания, нравится жить в Кентиш-Таун. Тем полуднем, прежде чем он успел принять предложение и сказать: «Папа, я тебя люблю, давай выпьем за твою заботу обо мне!», за острым домашним базарганом[4] шестидесятидвухлетний папа упал и не встал больше никогда. За один-единственный час все изменилось и никогда не станет прежним. Дэниел потерял человека, благодаря которому он стал таким, какой есть.

Дэниел дал себе перерыв после телефонного звонка, развернулся и склонил голову, чтобы спрятать лицо, мертвенно-бледное и мокрое от слез. Он пробежал по задней лестнице двадцать три пролета до первого этажа и через запасной выход вышел на улицу. Он стоял, прислонившись спиной к стене и тяжело дыша. Он не заметил, когда отошел оттуда, пока, пропотевший насквозь, не завалился на круглую, освещенную солнцем скамью где-то возле рынка. Сел, закрыл глаза, глубоко вздохнул, давая слезам и поту испариться, и подумал об отце, о том, как сам был одинок, как плохо спал и не доведет ли в итоге бессонница его до безумия.

На скамье он поначалу сидел к ней спиной. Смотрел куда-то в пустоту, просто подставив лицо солнцу, потом закрыл глаза и, глубоко дыша, стал говорить себе, что все будет хорошо. Дэниел бы не назвал это мантрой, но с тех пор как отца не стало, его голос так и твердил: «Выживи и не забывай жить. Выживи и не забывай жить. Выживи и не забывай жить…»

Он едва улавливал этот шепоток через левое плечо, но затем обратился в слух, стараясь поймать более четкий сигнал, словно радиоприемник автомобиля на загородной дороге, и вдруг услышал ясный женский голос:

– …потому что его все равно построят, верно? Так пусть строительством займутся люди из низких слоев общества и из семей с низким доходом…

Слова заставили Дэниела обратить на нее внимание. Он первым из своей семьи закончил университет. Они жили очень скромно. За сорокалетний стаж работы почтальоном его отец лишь три дня отсутствовал на работе, и все ради того, чтобы оплатить обучение Дэниела. Они едва сводили концы с концами, но отцу было важно, чтобы у сына появились возможности, которых сам он не имел.

Женщина продолжила:

– Замена бедняков роботами с искусственным интеллектом возможна только в том случае, если малоимущие люди начнут их программировать.

Будучи инженером, Дэниел кое-что знал об искусственном интеллекте, но не слишком много. «Следующая индустриальная революция», – так заявил один из его профессоров-новичков, но Дэниел больше предпочтения отдавал известным сущностям, таким как математические формулы, уравнения и строительство сейчас, а не когда-то в будущем. Он вытянул шею через плечо, чтобы взглянуть на говорящих. С ней был парень – в брюках без ремня, несомненно сшитых на заказ у портного по точным меркам его бедер, со светлой полоской, выделяющейся на черной ткани, и ботинках, таких сверкающих, что можно было бы увидеть в них свое отражение. Он смотрел на собеседницу как-то искоса. С неестественной улыбкой.

– Я в этом не уверен… – сказал тот парень.

Дэниелу он совсем не понравился. Он как будто относился к тому типу университетских ребят, которым все и всегда дается легко: красавчики с атлетическими фигурами, футболу и регби предпочитающие теннис или лакросс. Они получают весьма средние оценки, но всегда устраиваются на работу уровнем куда выше среднего, потому что их родственники имеют нужные связи и знают, перед кем замолвить словечко. В университете у Дэниела были друзья – хорошие парни, он до сих пор с ними общался, – оказавшиеся не в своей среде, дети простых работяг, и поведение их становилось магическим образом грубее в присутствии мажоров, словно они использовали свое низкое происхождение в качестве щита, помогающего не прогибаться под давлением окружения и не вести себя как люди, которыми они не являются. Маленькое «пошел на хрен» в ответ привилегированным.