Горгульи Нотр-Дама

– Да. – Иван Романов как-то замялся. Следователь не понравился Полине с первого взгляда: мужчина около сорока лет, лысенький, с пузиком, неприятно свисающим на брюки, с черненькими бегающими глазками, он казался каким-то скользким типом.

– На голове у вашего супруга мы обнаружили следы от удара тяжелым предметом, поэтому нападение было совершено точно. Но вот каким предметом его ударили и кто это сделал, мы пока не знаем. Поэтому я вас и спрашивал, есть ли у вашего мужа враги и кого вы могли бы назвать в качестве подозреваемого. Может, он вам рассказывал о неприятностях на работе? Может, какие-то финансовые проблемы? Деньги в долг брали или давали?

Полина отрицательно покачала головой:

– У нас все было как всегда, ничего такого Андрей мне не рассказывал, да он и не особенно болтливый.

– Жаль, – Иван Романов действительно расстроился, и это было видно невооруженным взглядом, – ну тогда это будет долгое дело, его рабочие тоже говорят, что все шло как обычно. Короче, надолго это. – Следователь махнул рукой. – Ну, идите домой, чего уж сейчас…

– Как домой? – Полина едва сдержалась, чтобы не огреть этого пузатика стулом. – И это все? А как же мой муж?

– Ваш муж в реанимации, – раздраженно ответил Иван, – подозреваемых у нас нет, его не ограбили, все было при нем, и дорогущий сотовый, и портмоне, полное денег. Поэтому зацепок пока тоже нет, не ясны и мотивы преступления, езжайте в Первую городскую больницу, только вас к нему все равно не пустят.

Полина молча встала и пошла к двери, потом все-таки повернулась и посмотрела на следователя:

– А вообще, есть хотя бы шанс, что найдут виновного?

Иван ухмыльнулся:

– А как же.

Полина вышла в коридор и закрыла за собой двери. Она направилась к выходу, состояние шока стало понемногу отпускать, а на его место пришла паника.

– Что делать? – Полина выскочила из следственного комитета и начала метаться по вечерней улице. Она никак не могла решить, куда ей в первую очередь надо поехать: домой, чтобы переодеться, поесть и выпить успокоительного, или сразу в больницу к мужу, чтобы поговорить с врачами. Полина, немного поколебавшись, все-таки решила сразу ехать к Андрею, она вызвала такси и теперь замерзала на улице, тонкие брюки от спортивного костюма продувались насквозь.

В больнице Полина первым делом кинулась в приемный покой, но время уже было позднее, и с ней там даже не стали разговаривать. Когда она спросила про Андрея, дежурный врач куда-то при ней позвонила и сухо ответила, что состояние стабильно тяжелое и без изменений.

– Идите домой. – Дежурный врач смотрела сквозь Полину, в ее голосе сочувствия было ноль целых ноль десятых. – Если он умрет, вам позвонят, если не умрет, завтра сами позвоните и узнаете о его состоянии. Пока ваш муж находится в реанимации, вам к нему заходить запрещено.

– Но… – попыталась возразить Полина и поняла, что это бесполезно, никому она здесь ночью не нужна, и никто с ней сюсюкаться не собирается. Это только в «Докторе Хаусе», Полина любила этот сериал, испуганным родственникам приносили воду, успокоительные капли и добрые дяденьки и тетеньки врачи сидели с ними, пытаясь привести их в чувство. В реальной жизни всем на всех начихать.

Полина втянула голову в плечи и, стараясь заглушить «дружелюбные» слова дежурного врача «если он умрет, мы вам позвоним», поехала домой. Этот вечер ей казался бесконечным, вроде бы совсем недавно она стояла возле плиты и переживала, что придется снова разогревать котлеты мужу, и вот уже и следователь, и реанимация, и еще неизвестно, что ее ждет впереди.

Она вернулась домой, скинула одежду и сразу же пошла в душ. Сделала воду практически невыносимо горячей, но ее все равно продолжало трясти от холода.

«А на что я буду жить? – подумала Полина, пытаясь согреться под струями горячей воды. – Я даже не знаю, есть ли у нас какие-то накопления или нет. Я не знаю ПИН-код от карточки мужа, я…»

– Я вообще живу очень безответственно, – произнесла Полина вслух и вышла из душа, закутавшись в большой махровый халат. В комнате она села в кресло и задумалась: а ведь действительно, случись что с Андреем, ее зарплаты фрилансера хватит только на коммунальные услуги и два килограмма картошки в месяц. Общих накопительных счетов у них не было, квартира принадлежит Андрею, умри он сейчас, она останется на улице без гроша в кармане. У Андрея была жива мать, с которой Полина не общалась, и еще две сестры, а это значит, что квартира мужа отойдет им.

Полина закрыла лицо руками. Ну как, как можно было быть такой глупой? Ей почему-то и в голову не приходило, что с Андреем могло что-то случиться, он же молодой и здоровый мужчина и вот такое…

Она дотянулась до дивана, стоявшего рядом, и взяла с него плед, в который закуталась и задремала в кресле. Проснулась она оттого, что надрывно звонил ее сотовый телефон.

– Полина Васильева? – Чужой, холодный голос. – Это вам звонят из Первой городской больницы. Ваш муж…

Париж. 1847 год

Анни закончила свою работу. Месье Карл ее дождался и предложил идти домой вместе, чему она была несказанно рада. Перспектива еще одной встречи с этим полоумным бродягой ее очень пугала. Когда они вышли из чулочной, дождь уже прекратился, и Париж погрузился в кромешную тьму, едва разбавленную светом тусклых фонарей. Анни шла рука об руку с месье Карлом и то и дело оглядывалась, ей казалось, что она слышит за собой шаги прокаженного.

Когда они проходили мимо того самого места, где до сих пор еще лежал детский башмачок, месье Карл сделал вид, что его не заметил, и только лишь ускорил шаг, увлекая за собой Анни.

– Месье Карл, – Анни не могла ни о чем другом и думать, они шли по площади Сан-Мишель и уже почти подошли к дому, когда она наконец решилась спросить еще раз, – мне кажется этот нищий что-то знает про меня, у него были такие глаза, – девушка запнулась, – я…

Услышав про глаза бродяги, месье Карл непроизвольно вздрогнул, и Анни это заметила.

– Вам нездоровится? – Она остановилась и заглянула ему в глаза. – Вы дрожите.

Карл посмотрел на свою девочку, он всегда считал ее своей дочкой. Сколько раз, когда она была еще совсем маленькой, играя, она засыпала у него на руках. А вот сейчас перед ним стоит красивая девушка с белокурыми волосами, и, что странно, он понял, что Анни не его родная дочь, только когда появился Жан. Словно этот прощелыга-студент пробудил его ото сна, в котором он благополучно пребывал восемнадцать лет. Вот и сейчас, чем дольше он смотрел на встревоженную Анни, тем сильнее ему хотелось ее поцеловать.

«Что за дурные мысли», – обругал себя Карл, а вслух поспешил успокоить Анни:

– Все хорошо, моя дорогая, просто я немного замерз, сегодня сыро. Так что ты там говорила про его глаза?

Они не спеша пошли дальше, но вместо того, чтобы повернуть домой, пошли по набережной Турнель.

– Смотри! – Месье Карл решил хоть ненадолго сменить тему. – Скоро собор будет выглядеть вполне себе прилично.

Они остановились напротив собора Нотр-Дам-де-Пари. В последние годы, благодаря произведению великого Гюго, интерес к храму снова возродился. Сейчас строительными лесами был украшен весь фасад собора, а на его крышу устанавливали фигуры устрашающих химер и горгулий. Внутри же храм почти не изменился, Карл часто захаживал туда, чтобы очистить свою душу от греховных побуждений.

Но Анни даже не посмотрела в сторону величественного храма, она была полностью погружена в свои мысли и выглядела очень расстроенной.

– Месье Карл, – снова начала Анни, – мне кажется, простите, если я вас оскорблю своими подозрениями, что вы знаете несколько больше, чем мне говорите про нищего. Вы что-то скрываете от меня? Вы знаете, кто мой настоящий отец?

У Карла от напряжения жутко разболелась голова, он едва не заскрипел зубами, так невыносимо больно отозвались слова Анни в его сердце и душе. Что он мог сказать этой девушке? Что, кроме той неприятной встречи с нищим восемнадцать лет назад, он больше ничего не может сказать. Что кто она такая и откуда появилась, так никто и не знает, но подруга его покойной Марион, мадемуазель Кати, как-то случайно обмолвилась, что мать Анни, после того как подбросила девочку к ним, покончила с собой. Прыгнула с моста в Сену, и ее тело так и не нашли. А быть может, это была и не мать Анни, а совсем другая женщина, кто теперь разберет, в любом случае эта тема для Карла была крайне неприятна, и он не хотел ее обсуждать.

– Я ничего не знаю, Анни, – ответил Карл несколько грубее, чем собирался, – все это бред, я тебе уже говорил, забудь, нам пора домой.

– Хорошо, – покорно согласилась Анни, но Карл видел, что девушка не успокоилась и продолжала думать о своем.

Дома их уже ждала обеспокоенная мадам Катрин, она встретила их у самой двери.

– Месье Карл! – воскликнула она с радостью, и Анни сморщилась. Она видела, как мачеха искренне обрадовалась, увидев, что ее муж вернулся домой живой и невредимый. Девушку это сильно задело, она ощутила укол ревности и быстро ушла к себе в комнату.

– Месье Карл! – снова воскликнула мадам Катрин. – Я волновалась и уже трижды подогревала вам ужин. Где вы были?

– Не сейчас, Катрин, отстань. – Карл быстро ушел в одну из «их» комнат и закрыл за собой двери.

Анни слышала, что мачеха еще немного возмущалась для приличия, а потом ушла на кухню и загремела там посудой.

Мадам Катрин была всем известной сплетницей. Это благодаря ей Анни узнала, что Софи, дочь начальника ночной стражи, ждет ребенка от бедного писаря, и при этом они даже не были обвенчаны. Она рассказала Анни, что начальник дома слепых в Париже имеет еще одно доходное место, а именно он владеет одним из многочисленных борделей на улице красных фонарей. Мадам Катрин знала все и обо всех, и Анни подумала, неужели она не пыталась что-нибудь выведать о падчерице своего мужа? Да быть такого не может!

Поэтому Анни собралась с духом и пошла на кухню к мачехе, чтобы помочь ей с ужином и заодно выяснить все о своих родителях. Вдруг эта сплетница что-то да и накопала?

Мадам Катрин в это время готовила рисовый суп, к нему прилагался хороший кусок сала, который она всегда покупала у своего родственника, который держал небольшой скотный двор прямо на окраине Парижа. Женщина, видимо, была сильно обижена поведением месье Карла, потому что вымещала свою злость на копченом сале, яростно кромсая его огромным кухонным ножом.

– Позвольте мне помочь вам. – Анни осторожно сделала шаг в сторону мачехи и остановилась, ей пришло в голову, что женщина сейчас отложит сало и бросится на нее.

– Чем же? – Мадам Катрин подняла на нее бледное лицо. Она и раньше-то никогда не отличалась особой красотой: слишком худая, даже высохшая для своих 45 лет, невзрачные волосы всегда убраны в мышиный хвостик, серое лицо, но сейчас еще и огромные черные круги залегли у нее под глазами.

– Вы заболели? – ахнула Анни. Видимо, они с месье Карлом были настолько поглощены своими мыслями, что не заметили состояние женщины, когда вернулись домой.

– Мне действительно что-то нездоровится, – мачеха машинально потерла лоб рукой, – довари за меня суп, а я пойду к месье Карлу и прилягу.

Анни осталась одна на кухне, немного разочарованная оттого, что ей ничего не удалось разузнать о своих родителях, и сильно обеспокоенная состоянием здоровья мадам Катрин. Еще не хватало, чтобы мачеха заболела. Тогда на ее лечение уйдут все последние деньги, которых и так у них в семье осталось не так много. Чулочная приносила стабильный, но небольшой доход. Но даже больше, чем мысль о возможных предстоящих финансовых тратах, Анни пугал шанс заразиться от мадам Катрин, уж больно нехорошо та сейчас выглядела. Девушка доварила суп, а затем пошла в комнату писать месье Карлу прощальную записку. Она только что приняла решение его ослушаться и намеревалась завтра же отправиться с Жаном и его родителями к ним в аббатство в качестве его законной невесты. Анни понимала, что сейчас уехать из Парижа на юг Франции в Жюмьеж было бы самым правильным решением, подальше от этого странного нищего, ставшего причиной ее волнений, да и подальше от самого месье Карла; Анни чувствовала, что между ними происходит что-то нехорошее, что ее и пугало, и тянуло к нему одновременно, но это необходимо было прекратить. А сейчас еще и болезнь Катрин. Анни меньше всего на свете хотела бы ухаживать за мачехой, если та все-таки сляжет.

Девушка встала посередине своей комнаты и огляделась: она прожила здесь целых восемнадцать, можно сказать, счастливых лет, пока не умерла мадам Марион. Но сейчас, с появлением в доме мадам Катрин… Анни до сих пор не могла понять, чем месье Карла так привлекла эта женщина, бездетная вдова, что он на ней даже женился. Так вот, сейчас Анни тоже жилось неплохо, но атмосфера в доме все время была какая-то напряженная, казалось, что в воздухе постоянно витает какая-то недосказанность или скрытая враждебность. И вот сегодня вечером все сложилось: Анни поняла, что ее время в семье месье Карла истекло и ей пора жить своей жизнью. Конечно, она его никогда не бросит, и он всегда может рассчитывать на законный кусок хлеба и стакан воды из ее рук, но сейчас она уходит.

Анни решила вернуться сюда не раньше чем через пару месяцев, уже став законной женой Жана, и посмотреть, как смирится с этим месье Карл и успокоится ли мадам Катрин, а пока пришло время собирать вещи. В небольшой сундук Анни наскоро покидала всю свою немногочисленную одежду: войлочную шляпку, несколько платьев и пару туфель. Когда решение было принято окончательно, Анни поняла, что не может и не хочет оставаться здесь до утра, она взяла сундук в руки, накинула капюшон плаща и вышла на ночную улицу.

Девушка быстрым шагом отправилась на площадь Сан-Мишель, ночью там можно было найти извозчика, да и вообще она редко когда бывала безлюдной. Цыганские выступления, ряженые скоморохи, уличные торговцы и проститутки толпились на ней круглосуточно, а Анни меньше всего хотела сейчас оставаться одна, ей было страшно от принятого решения и очень больно расставаться с месье Карлом, но по-другому она не могла поступить. Уже наняв извозчика и сев в карету, Анни вспомнила, что так разволновалась дома, что забыла написать прощальную записку месье Карлу, а пропасть просто так, ничего не объясняя, она сочла невозможным и бесчеловечным.

– Езжайте на Кожевенную улицу, это совсем рядом, чуть левее за площадью, – попросила Анни извозчика. До чулочной месье Карла было недалеко, но идти самой по ночному городу, да к тому же обремененной сундуком, ей показалось невозможным.

Через пять минут они были уже на месте.

– Подожди меня здесь, – попросила она извозчика и протянула ему пару монет, – я еще дам столько же, если ты меня дождешься. Я ненадолго.

Извозчик, грубый, пожилой крестьянин с обветренным, даже уродливым, но спокойным лицом, в ответ лишь ей кивнул: хорошо.

Анни вместе с сундуком вошла внутрь чулочной, у нее был свой ключ, зажгла свет и села за большой дубовый стол в прихожей, ей предстояла тяжелая задача: надо было быстро собраться с мыслями и написать месье Карлу прощальное письмо.

«Дорогой Карл…» – начала Анни и тотчас смяла письмо и выбросила. «Дорогой» – это было невозможно, потому что письмо первыми могли найти и Летиция, и мадам Катрин. «Месье Карл…» – Анни пыталась сосредоточиться, но мало того что она волновалась, так еще и какой-то посторонний шум привлек ее внимание: на улице шла какая-то возня, затем негромкий вскрик и топот лошадиных копыт. Анни бросилась к окну: так и есть, извозчик по какой-то неведомой ей причине решил ее больше не дожидаться и уехал прочь, девушка сильно расстроилась, она уже хотела выскочить из чулочной и кинуться за ним следом, как увидела, что к окну подошел какой-то мужчина и, не стесняясь, смотрит прямо на нее. От ужаса у Анни едва не остановилось сердце, она громко вскрикнула и попятилась, ночным незнакомцем оказался все тот же странный нищий с безумными глазами серебряного цвета. А сейчас бродяга смотрел прямо на нее и улыбался.

– О, господи Иисусе! – закричала Анни и бросилась бежать внутрь чулочной, там она закрылась в комнате с тюками ткани и затаилась. Сначала в доме была тишина, а потом Анни услышала, как входная дверь открылась и тяжелой поступью кто-то направился в глубь дома.

Россия. Наши дни

Полина замерла, звонок был из больницы.

– Полина Васильева? – проговорил безразличный холодный голос. – Ваш муж умер полчаса назад, приезжайте на оформление документов.

– Хорошо. – Она еще не отошла от тяжелого сна и никак не могла сообразить: это ей приснилось, что Андрей умер, или ей только что это сообщили по телефону. Она хотела переспросить, но разговор с ней уже прекратили, шли длинные гудки, а на сотовом высветилось «скрытый номер».

Полина, совершенно очумевшая от происходящего, вызвала такси, кое-как снова оделась и уже в который раз за эту безумно длинную ночь поехала в больницу. По дороге она задремала, видимо, организм таким образом защищал ее от стресса, она не думала о том, умер Андрей или нет и как ей жить дальше. Это был просто тяжелый и липкий сон, который хотя бы на время вырывал из реальности.

Она снова зашла в приемный покой, когда большие электронные часы в больнице уже показывали пять минут пятого.

– Васильева Полина, – она подошла к дежурному врачу, – мне только что звонили, сказали, что надо приехать.

– Ааааа, – на посту уже была другая заспанная женщина пожилого возраста, она недружелюбно посмотрела на Полину, – это я вам звонила, но номер перепутала, а потом дозвониться не смогла. Вы зачем телефон выключили?

– Я? – Полина находилась словно под наркозом, и смысл слов до нее доходил очень тяжело. – Какой телефон? Вы о чем?

– О том, что я тебе неверно сказала. – Тетка перешла на «ты». – Это не твой муж умер, а другой, просто фамилии у вас похожи. Твой Васильев, а помер Васнецов, понятно? Вот я и перепутала, а потом разобралась и давай тебе звонить, а у тебя телефон недоступен. Ну что вы за люди такие? – горячилась пожилая докторша. – Когда надо, ну никогда не дозвониться.

– Так Андрей жив? – Полину качнуло в сторону, она огляделась в поисках стула, но ничего не нашла, приемный покой был совершенно лишен любой мебели, разве что две каталки, которые сиротливо стояли в самом углу, да злющая тетка-дежурная, восседавшая как языческий божок за старым обшарпанным столом.

– Ну я же тебе сказала, что жив! – Ее возмущению не было предела. – Если бы ты телефон не отключила, то и ехать сюда тебе было незачем! Ну что за люди!

Полина полезла в сумку, пошарила по карманам пуховика, сотового не было, она его или оставила дома, или вообще выронила черт знает где.

– Пустите меня к мужу! – На Полину напала такая злость, что и словами не передать. Эта курица просто перепутала, она позвонила на чужой номер и спокойно сказала жене, что ее муж умер, и теперь даже не чувствует себя виноватой. Полина уже приготовилась к тому, что тетка начнет вопить «не положено» или что-то в этом духе, и уже была готова к боям без правил, но врач, видимо чувствующая за собой «косяк», неохотно, но все-таки согласилась.

– Он в третьей палате на втором этаже, – пробормотала она, – только надень бахилы и белый халат, у нас тут бродить в чем попало не положено.

– В третьей палате? – До Полины очень медленно дошел смысл ее слов. – Он же был в реанимации?

– Очнулся он, часа два назад, его перевели в общую палату, в третью, говорю же, – возмутилась тетка. – Спит, наверное, так ты его не буди, он пока в палате один. Просто посмотри и возвращайся, у нас посещение вообще запрещено, так как ввели карантин из-за гриппа.

Полина быстро переоделась и поднялась на второй этаж, в третьей палате Андрей действительно был один, и он не спал.

– Ты как? – Полина сразу увидела, что муж полусидел в подушках на кровати. – Тебе стало лучше? – Она осторожно вошла внутрь, совершенно ничего не чувствуя – ни радости, ни волнения, ничего, видимо, психика поставила на «холостой пробег», спасаясь от перегрева.

– Нормально, – Андрей был еще мрачнее, чем обычно, – только очень башка трещит.

– Голова болит? – переспросила Полина. Она присела на пустую койку, которая стояла рядом с Андреем, и нервно сжала руки. – Кто тебя ударил, помнишь?

– Нет, не помню, – мрачно ответил муж, – я вообще ничего не помню с того момента, как вошел на объект, до того, как очнулся уже в больнице.

– А как ты думаешь, – осторожно спросила Полина, – кто бы это мог быть?

– Я понятия не имею. – Андрей был сильно раздражен. – Что ты ко мне привязалась? И вообще, что ты здесь делаешь? Шла бы ты домой!

Полина обиженно поджала губы, сначала она хотела сказать, что приехала за документами о его смерти, но потом передумала. Какой смысл с ним перепираться и что-то ему объяснять? Не хочет ее видеть, и слава богу, она так измучилась за эти кошмарные сутки, что единственное, о чем могла думать, так это о спокойном и здоровом сне.

– Я, пожалуй, пойду. – Полина встала и подошла к двери. – У вас в больнице карантин, так что привезти домашнюю еду не получится и навестить тебя мне не разрешат.

– Я позвоню, если будут новости. – Андрей выглядел так, словно столкнулся лицом к лицу с самим дьяволом, и в каком бы состоянии Полина сейчас ни была, она не могла не заметить, что муж страшно расстроен.

«Может, он так переживает, потому что едва не умер?» – подумала она, но вслух вопросы задавать не стала.

– Хорошо, до встречи, – буркнула Полина и с облегчением закрыла за собой двери в больничную палату. Затем она вернулась домой и проспала почти сутки. Андрея выписали уже через неделю, отек после удара спал, и кроме испорченных нервов, это происшествие на его здоровье никак не отразилось, но зато в его поведении произошли глобальные перемены.

Как Полина и опасалась, Андрей засел дома «болеть», и теперь она должна быть при нем на побегушках 24 часа в стуки. На свою работу она временно забила, потому что просто не могла сосредоточиться, так как постоянно выполняла какие-то поручения «смертельно больного» мужа: налей чай, принеси бутерброды, сделай потише и так далее.

Андрей пару раз выходил из дома, его вызывали в следственный комитет, но раз он выжил, да еще и обошлось без вреда для здоровья, а подозреваемых как не было, так и нет, то уголовное дело плавно перешло в разряд никогда не раскрываемых, и Андрею об этом так прямо и сказали.

– Они мне намекнули, – кипятился Андрей дома, – что если я предложу им деньги, то дело, может быть, возобновят!

– Что, так прямо и сказали? – усомнилась Полина, зная привычку мужа все приукрашивать.

– Ну не так, конечно! – Андрей подошел к кухонному шкафу и достал бутылку коньяка. – Но намекнули. Что я, идиот, по-твоему, чтобы не понять их намеки?

Полина уже не слушала, что он там говорит, ее взгляд был целиком и полностью прикован к бутылке. Она с ужасом подумала, что если Андрей снова начнет пить, как пять лет назад, когда он мог уйти в запой на неделю, ей придется с ним развестись. И снова она подумала о том, какая была дура, что не скопила себе денег на черный день.

– Ты что, собираешься пить в двенадцать часов дня? – осторожно спросила она у мужа. – Ты не ходишь на работу, потому что у тебя болит голова, ну ладно, но если ты снова начнешь пить, неужели ты думаешь, что голове станет легче?

Андрей даже не посмотрел в ее сторону, он спокойно открыл бутылку, налил полный стакан коньяка и, не закусывая, выпил. Полина стояла рядом с ним как оплеванная, затем повернулась, ушла к себе в комнату и, чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей, решила написать в свой блог. Деньги ей совсем не помешают, при нынешнем-то ее положении.

«Каждое утро у меня начинается с того, что я отвожу старшего ребенка в школу, среднюю любимый муж отвозит в детский сад, а близнецы остаются дома с няней. И это единственные два часа в день, когда меня нет рядом с моими крошками! Меня часто спрашивают мамочки, как мне все удается? И я отвечаю, главное – это правильно выбрать папу для своих малышек и позитивно ко всему относиться», – написала Полина и задумалась. У нее-то в жизни все не так, верно?

В соседней комнате послышался грохот, Полина на цыпочках подошла к двери и приоткрыла ее: Андрей уже допил всю бутылку коньяка без закуски и теперь, пытаясь включить телевизор, уронил пульт на пол.

«Он ушел в запой», – с ужасом осознала Полина. Последний раз подобное было пять лет назад, когда она буквально сбежала от него и сняла себе квартиру. Надо было еще тогда не верить его словам и не возвращаться, но Полина смалодушничала: ей лень было выходить на работу и обеспечивать себя, гораздо проще было сделать вид, что поверила клятвам мужа, что он бросит пить, и вернуться домой. Хотя Андрей действительно держался пять лет, и никакие стрессы не могли повлиять на его решение завязать со спиртным. Но вот теперь все снова.

Полина вернулась за свой ноутбук и еще раз перечитала свой пост, а затем отправила его. Наивные, глупые овуляшки, которые думают не головой, а передним местом, как они могут читать ее блог да еще и верить всей той чуши, что там написана? А ведь и читали, и верили…