Гимгилимы -1. Добро пожаловать на Яппу!

– Нет. Мне бы с Улитом кое-что обговорить.

– У меня нет времени на сторонние беседы, – с достоинством, как учила мать, произнёс Улит.

Михудора это не смутило. Он уселся на стул против Улита, снял стетсон и положил шляпу рядом с первым томом истории Слунца. Закинул ногу на ногу, сплел на колене пальцы рук и заговорщицки посмотрел на сына известного писателя.

– Кто сказал, что беседа сторонняя? Ты, конечно, человек занятой, но если выделишь пять минут, я постараюсь тебя заинтересовать.

– Хорошо, – важно кивнул Улит, – только быстро.

– Сразу к делу, это мне нравится! – воскликнул Михудор. – Строителем-то, как ты понимаешь, состояние не сколотишь. Пораскинул я мозгами и решил открыть…

– Библиотеку? – спросил сын известного писателя.

– Да нет, на библиотеке состояние тоже не сколотишь, да и одной здесь хватаетс избытком, – засмеялся Михудор. – Я вот хочу открыть бар.

– Меня не интересуют бары.

– Ты выслушай сперва. Баров здесь, конечно, пруд пруди, шибко не раскрутишься. Вот я и решил, нужно что-то особенное. О медьебнах ты, наверное, ничего не знаешь.

– Нет.

– Не удивительно, – продолжил Михудор, – нашему правительству они не интересны, а муслины относятся к ним с брезгливой опаской. Эти медьебны дикари дикарями, живут деревушками в лесной глуши.

– И кому нужны эти медведки? Ты бесцельно тратишь мое время.

– Медьебны, – поправил Михудор. – Они мне нужны, Улит. Эти дикари варят лучший самогон, который я только пробовал. Черт возьми, точно тебе говорю, лучше и моя бабуля не могла сварить. Если я добуду рецепт и стану варить по нему самогон, все местные пьяницы сползутся в мой бар.

– А что, другие не продают такой самогон?

– Нет, никто, кроме самих медьебнов, не знает рецепт. Муслины в большинстве своём при одном упоминании о медьебнах корчат брезгливые рожи. То ли заразы боятся, то ли еще что. Такие уж отношения между ними сложились. А угостил меня их самогоном мой приятель, Гумбалдун. Во время войны с гюнтами муслинские солдаты частенько наведывались к медьебнам за выпивкой и плевать хотели на всякие предрассудки. Какие уж тут предрассудки, когда в горле пересохло, а каждый день как последний.

– Тот самый Гумбалдун, что орал истошным голосом посреди ночи?

– Он самый.

– И тот, что кубарем вылетел сегодня из борделя в спущенных штанах, а за ним гнались проститутки и грозились его убить?

– Ха-ха-ха! – разразился смехом Михудор. – Он, будь я проклят, он!

– Ты заводишь порочащие Землю знакомства, – с укоризной сказал Улит.

– Да будет тебе. Гумбалдун нормальный мужик, только выпить любит.

Улит фыркнул.

– Спонсор мне нужен, – прямо сказал Михудор. – Я собираю экспедицию. Нужно снаряжение, провизия, да и проводник с помощником не помешают. В лесах всякое может произойти. Сам понимаешь, безопасность и комфорт денег стоят.

– А я причём? Я произвожу впечатление человека, которого интересуют бары, выпивка и дикари?

– Я не слепой. Ты сын знаменитости – деньгами точно не обижен.

– Мой отец, как ты верно заметил, чрезвычайно знаменит и богат, однако я полностью независим от него в финансовом плане, – задрал подбородок сын известного писателя. – Как владелец ЭКЛИ, я располагаю солидными финансами.

– Даже не сомневаюсь! Я предлагаю взаимный интерес. Ты же коллекционируешь редкие книги, правильно?

– Верно. Моя коллекция признана ценителями одной из самых лучших.

– Ты же хочешь её пополнить, верно?

– Ну, я люблю, когда моя коллекция пополняется новыми книгами.

Улит откинулся на спинку стула, фривольно свесив с подлокотника правую руку, а левой начал жестикулировать, с аристократической ленцой, как всегда делал, если разговор заходил о его коллекции оригинальных книг с других планет.

– Некоторые мои знакомые часто путешествуют по планетам и иногда привозят любопытные экземпляры. Несколько месяцев назад Росии Рефоль, мой учитель по фехтованию, привез одну интересную книгу с одной оригинальной планеты, как же её…

– И о чём книга?

– Да о чём она, собственно, неважно. Мне больше интересен её вид. Она состоит из каменных листов, а буквы написаны красными чернилами, светящимися в темноте. Книжка называется «Льйааойёёомма ыыээхахуха хйорвней», что переводится как «Расширяющий врата». В ней пять страниц и двести килограммов веса. А книга с планеты, вспомнил, Черносемянной.

– Что ты говоришь! – поцокал языком Михудор. – Бывают чудеса на свете!

– Это ещё что! – довольно хихикнул Улит и горделиво продолжил: – В прошлом году мне досталась книга, которую я считаю лучшим приобретением. Мне привёз её один из соавторов отца, который отправился в путешествие по стране Лузна, что на планете Весёлых котов. Так вот, книга называется «Винь-вонь-фонья», что переводится как «Суть жизни». Текст на ней написан кровавой спиралью. В книге 15145 страниц. Я запросил перевод всего текста, начал читать, но ничего не понял, только спать захотел. У лузнанцев сложная философия. Но картинки я посмотрел все: цветочные луга, истерзанные дети. Обложка книги сделана из особого зелёного кристалла, который встречается только на планете Весёлых котов. Представляешь? Из цельного зелёного камня! Буквы на обложке высечены с помощью тончайшей иглы и обозначены оранжевыми чернилами, которые темнеют или светлеют в зависимости от освещения. Нет, я не в силах описать её красоту!

Улит зажмурил глаза и прижал обе руки к груди, словно держал в них «Суть жизни».

– И таких книг в моей библиотеке тридцать пять, – открыв глаза, продолжил он. – Каждая книга лежит в водонепроницаемом ларце из сверхпрочного, пуленепробиваемого, лазероотражающего и антирадиационного стекла, чтобы никто не мог дотрагиваться до моих шедевров своими грязными лапами, а только смотрел и наслаждался. Когда-нибудь я переведу и прочту всю коллекцию. Начну, пожалуй, с «Покемоникона», знаменитого запретного сочинения безумного японского поэта, не помню как его зовут. Кстати, один знакомый критик рассказал об особом способе чтения, диагональном. Говорит, экономит время.

Михудор, слушая восторженные излияния Улита по поводу коллекции, окинул стеллажи задумчивым взглядом.

– Предлагаю тебе, как знатоку книжных диковинок, сделку. Ты спонсируешь мою экспедицию, а я принесу тебе медьебнскую книгу.

– Ерунда какая-то, – недоверчиво нахмурился Улит. – Дикари не пишут книг, а ты сам сказал, что медведны дикари. Зачем вообще дикарям книги? Они же дикари.

– А как ты думаешь? Медьебны не вчера появились. У них за века, знаешь, столько опыта накопилось? Как все это для потомков сохранить? Вот они и придумали какую-никакую письменность, – на ходу врал Михудор. – Записывают медьебны свои секреты на коре, на шкурах зверей, на сушённых листьях.

Глаза Улита жадно заблестели. Он азартно постукивал пальцем по столу и хищно пожёвывал нижнюю губу.

– Это же прямо как древние книги древних землян, – возбужденно произнес Улит. – Я всегда мечтал пополнить коллекцию чем-то старинным, но все старинное хранится в музеях. Ты уверен, что у медьебнов есть такие книги?

– Абсолютно уверен, – как можно убедительнее соврал Михудор. – Мне Ретрублен рассказал. Это бывший военный, который теперь охотой промышляет. Он частенько к медьебнам наведывается.

Улит, заложив руки за спину, стал нервно ходить по залу. Обошел помещение по часовой стрелке, затем развернулся перед Михудром и обошёл против часовой стрелки.

– Такую возможность упускать нельзя! – заявил наконец Улит, встав перед усатым строителем. – Ты обязан достать мне книгу медьебнов! Но есть проблема – таможня.

– Нашел проблему, – усмехнулся Михудор. – С таможней договориться можно.

– Я имел возможность пообщаться с этими болванами. Эти неотесанные мужланы ничего не смыслят в литературе, с ними невозможно договориться.

«Дурной что ли?», – подумал Михудор.

– Зато они смыслят в деньгах, – он характерно потер большой и указательный палец.

Улит состроил одну из своих самых надменных и пренебрежительных мин.

– Большинство людей ни о чём другом и думать не могут.

– Деньги всем нужны, вот и зарабатывают как могут.

– Я никогда никому не давал взяток, – с достоинством заявил Улит.

– Гляжу, человек ты принципиальный, – понимающе кивнул Михудор. – Считай, я ничего не предлагал. Есть в Язде пара человек, которых можно заинтересовать медьебнскими книгами. Попытаю счастья у них.

– Какая еще пара человек? – сощурился Улит.

– Ещё не знаю, – ответил Михудор, вставая и надевая шляпу. – Но знаю, что есть. Может, коллекционеры, может, контрабандисты.

Но Улит не собирался просто так отдавать вожделенную книгу.

– Стоять! – рявкнул сын известного писателя так, что Михудор вздрогнул.

– Каким таким коллекционерам-контрабандистам? – злобно прошипел Улит.

– Скоро узнаю.

– Не смей отдавать мою дикарскую книгу каким-то проходимцам!

– Я и не отдаю, – сказал Михудор. – Пока и книги-то никакой нет.

Улит бросился к столу, уперся в столешницу руками и вперился в Михудора лихорадочным взглядом. Его лицо раскраснелось, а на губе, подбитой в ночной драке и старательно изжеванной, выступила капелька крови.

– Экспедиция долгая?

– Ну, так сразу сказать не могу, – ответил Михудор. – Пока соберусь, пока договорюсь с проводником…

– Мне нужно знать конкретные сроки!

– Откуда мне знать конкретные сроки? – удивился Михудор. – В экспедиции всякое бывает. Ты планируешь одно, а происходит совершенно другое.

– Нет, не понимаю. Я не хожу в экспедиции. И когда я планирую одно, другого случиться не может.

– Ну а сам ты насколько здесь застрял?

– Откуда мне знать?

– Вот тебе раз! – засмеялся Михудор.

– Ничего смешного, – огрызнулся сын известного писателя. – Я не мог предвидеть, что труды историка Слунца окажутся такими… подробными.

– Ну да, здоровенная книга, – кивнул Михудор.

– И таких книг три, – мрачно сказал сын известного писателя.

– Месяца два-то пробудешь здесь? – спросил Михудор.

– Понятия не имею, – ответил Улит. – Хотя имею. Так или иначе, я пробуду здесь три месяца, ведь «Гаргапан» прилетает сюда раз в три месяца. Постараюсь уложиться этот срок. Не хотелось бы торчать здесь полгода.

– А вдруг я не успею к твоему отлету? Пока этих медьебнов отыщешь… Может, правда, лучше договориться с яздинскими коллекционерами…

– Никакой коллекционер, или кто он там, не получит мою книгу! Приходи вечером в сонодом. Кстати, сколько тебе нужно денег?

– Ну-у… нужно все подсчитать, прикинуть. Скажу вечером, хорошо?

– Хорошо, мне тоже нужно подсчитать, можешь идти, – сказал Улит. Он щёлкнул пальцами и крикнул: – Эй! Э… как там тебя? Женщина! Муслинка! Шафтит!

Шафтит заглянула в читальный зал.

– Принеси остальные бумаги этого Слунца.

Читая оглавление трех томов Слунца и сверяясь с указаниями отца, Улит старался понять, сколько же времени займет изучение всего этого.

3. День с горовождём

Верум проводил взглядом уходящего Улита, беззаботно помахивающего тростью, обречённо посмотрел на оркестр и прочую делегацию во главе с горовождем и вздохнул. Вчера он впервые увидел муслина, а сейчас стоял один, перед целой их толпой. Они выжидающе смотрели на него и скалились своими черепашьими, вараньими и змеиными улыбками. Дополнительного сходства с рептилиями муслинам добавляла зеленая кожа, а у некоторых, что постарше, на лице проросла чешуя.

Однако прически, на взгляд землянина, сумасбродные и комичные, разбавляли пугающую схожесть муслинов с пресмыкающимися. У многих волосы были смазаны чем-то блестящим, уложены в рожки, тугие шары и косы (чаще у муслинок), либо отсутствовали вовсе (чаще у муслинов). Муслинки, напоминающие земных женщин гораздо больше, чем муслины земных мужчин, носили в качестве украшений ленты и прищепки.

– Уважаемые земля… гхм, – стал читать по бумажке горовождь.

Он замолчал, нахмурил брови, критически вгляделся и недоумённо перевернул лист.

К Трощу подошел приземистый муслин с выступающим брюшком, в чёрно-жёлтой форме и чёрно-жёлтом шлеме, что делало его похожим на колорадского жука. На груди отливали синевой значки и медали. Шею муслина покрывали чёрные рубцы.

– Мое торжественное приветствие написано для двух землян, а важный землянин Верум один, – громким шепотом сообщил горовождь муслину в шлеме.

– Совершенно один, – в полный голос согласился тот.

– И что теперь делать? Я же не могу приветствовать двух землян, если он один.

– Не можешь, – снова согласился муслин в шлеме.

Горовождь беспомощно посмотрел на Верума и сказал:

– Важный землянин, от своего лица прошу простить за эту неловкость с приветственной речью. Моя речь рассчитана на двоих уважаемых гостей, но важный Улит ушёл досрочно. Он не будет против, если я с моими горколдунами поприветствую его потом, отдельно?

"Гимгилимами правит горовождь с горколдунами? – подумал Верум. – Кажется, Михудор прав и лингвозер иногда… позволяет себе вольности".

– Не надо его приветствовать отдельно, он занят, – сказал Верум.

– Конечно, – сказал Трощ. – Но если важный Улит пожелает, мы его поприветствуем.

– Тут же, – акцентировал приземистый муслин в чёрно-жёлтом одеянии. – И торжественный залп устроим из всех орудий.

– Это командор Кэкущ, глава военной полиции Гимгилимов, – представил Трощ. – Он отвечает за безопасность города, а значит и за вашу, уважаемый Верум.

– Уже чувствую себя в безопасности. Скажите, что будет с востоковцем?

– Ничего особенного! – Рот мэра широко раскрылся, раскалывая его мясистое лицо на две половины. "Наверное, это весёлая, дружелюбная улыбка", – вяло подумал Верум. – Голову отрежут, а тело сварят в ярмарочном котле на потеху детям! Хо-хо-хо!

Тут же захихикал командор Кэкущ, захехекали горколдуны и загоготали музыканты. Но Веруму стало не до смеха. Ему стало не по себе. В голове всё перемешалось и закружилось. «Надо срочно разыскать Михудора и ехать к начальнику космопорта, пока по милости Улита никого не казнили. Надеюсь, Лерген сможет предотвратить это», – лихорадочно соображал Верум.

– Сварят? За что?! – слабо воскликнул он.

Мэр оборвал смех. Веселье на его лице резко сменилось выражением максимальной умственной сосредоточенности. Как по команде, члены делегации и оркестранты тоже умолкли.

– Я вас чем-то напугал, важный землянин? – виновато спросил мэр.

– Признаться, да. – Верум расстегнул верхнюю пуговицу. Дышалось с трудом. – Я бы не хотел, чтобы из-за нас кого-то лишали жизни.

– Ох! Это я так пошутил! Глупо, глупо пошутил! – запричитал мэр Гимгилимов и стукнул себя пудовым кулаком по широкому лбу. – Не переживайте, уважаемый Верум, никто не будет лишать его жизни! Ничего с ним не случится. Ведь правда же? – оглянулся мэр на свою делегацию. И горколдуны загомонили:

– Верно!

– Не будем убивать!

– Посидит в тюрьме немного, да и будет!

– Не убьём, а жаль! – наперерез всем упрямо заявил какой-то муслин с низким лбом и глубоко запавшими глазами. – Терпеть не могу этих заносчивых востоковцев!

Но его тут же схватили за плечи, бока, захлопнули рот ладонью и втянули в толпу. Мэр поднял руку. Гомон стих.

– А вы шутник, однако, – пробормотал Верум, расстёгивая верхнюю пуговицу куртки.

Справившись, хочет ли землянин слушать оркестр или желает отобедать и прогуляться по Гимгилимам, Трощ велел музыкантам и горколдунам расходиться и возвращаться к повседневным обязанностям. Остались командор и двое военных.

– Важный Верум, прошу, – кивнул Трощ, – в мой личный транспорт.

Благодаря эллипсоидной форме и поверхности корпуса, схожей с мятой фольгой, а также благодаря цвету, машина напоминала тёмно-зелёную металлическую котлету на колёсах.

"Котлета" горовождя имела два боковых ряда белых сидений, обращенных друг к другу, как в лимузине. Или катафалке. В зелёном катафалке.

– Интересная у вас машина, – сказал Верум.

– Очень рад, что вам нравится! – сказал горовождь. – Такая машина дается в пользование вместе с должностью горовождя. Я могу возить вас в любое время дня и ночи, куда вам только вздумается, важный Верум.

– И важного землянина Улита, – добавил командор.

– Мы не хотим злоупотреблять, – вежливо отказался Верум.

– Но можете, – поспешил заверить Трощ. – Сочтем за честь быть злоупотребляемыми.

Машина покатила по улице. Полосатый фургон военной полиции не отставал.

– Трощ, а вы как узнали о нашем приезде? – спросил Верум.

– Меня среди ночи разбудил посыльный Чикфанила. Сперва я хотел заточить посыльного в тюрьму, но, узнав, что в Гимгилимы прибыли уважаемые земляне, тут же подготовил достойную встречу.

– Очень достойную, – согласился командор Кэкущ. – Но без артиллерийской стрельбы и масштабных учений.

– Никакие мы не важные, – ответил Верум, проклиная Улита за его высокомерие. Если бы не его чванливость, то, возможно, их приезд в Гимгилимы прошёл бы менее заметно. А теперь, когда мэр думает, что перед ним важные персоны с Земли, от него просто так не отделаешься.

Сам Улит мог бы поспорить с этим, однако Верум не был сыном известного писателя и смотрел на вещи здраво.

– Посыльный Чикфанила сказал, что в сонодоме остановились очень важные особы с Земли, а точнее известные и важные п и с а т е л и. – Земное слово горовождь произнёс с особым удовольствием и жутким акцентом, благодаря которому известные и важные писатели стали известными и важными пихателями.

– Боюсь, произошла ошибка. Писателями зовут… в общем, тех, кто исписывает бумагу. Писатели это, как бы вам сказать… бумагочеркатели. Мы не какие-то официальные лица или важные чиновники, как вы думаете. Мы здесь, чтобы прочесть исписанную вашей историей бумагу.

Верум с большой осторожностью подбирал слова. Кто знает, как отреагирует горовождь, узнав, что земляне, ради которых он переполошил подчиненных и устроил в их честь встречу с делегацией и оркестром, на деле никакие не важные особы, как доложили ему. Однако Трощ рассмеялся и хлопнул себя по животу.

– Замечательная шутка, важный Верум, до чего же замечательная шутка! – воскликнул горовождь.

– Важный Верум изволил пошутить, – поддакнул деревянный Кэкущ.

– Шутка? – не понял Верум.

– Очень смешная! Вы решили меня разыграть, но я-то понимаю, что сын известного писателя Земли и его друг – это очень важные особы.

Горовождь от души посмеялся над "шуткой", которую сам же приписал Веруму.

– Любой землянин, ступивший на Материк, считается важным и почетным гостем, – продолжал горовождь, – особенно у нас, в Гимгилимах. Здесь вам обрадуется каждый.

– Иначе каждый будет сурово наказан, – сурово сказал командор.

Верум невольно представил, что станет с Материком, если через несколько лет сюда нагрянут всевозможные Улиты, которых примутся захваливать и облизывать Трощи, которым будут поддакивать командоры. Здесь не только востоковцы возмутятся…

– Горовождь, сколько должен отсидеть арестованный востоковец в тюрьме?

– Отсидит полукружье, как полагается, – ответил горовождь и печально добавил:– Жаль, мы не можем отрезать ему голову, как раньше.

– Не можем, – вздохнул командор Кэкущ. – С тех пор, как закончилась последняя война и враги, министры слишком подобрели и запретили казни.

– Он не сделал ничего такого, за что стоит держать полкруга в тюрьме, – возразил Верум. – И уж тем более, отрезать голову. Улит, в конце концов, тоже виноват.

– Закон обязывает сажать в тюрьму всякого муслина, посмевшего оскорбить гостя, а тем более землянина, – объяснил горовождь. – Мы с радостью исполняем этот закон.

– А кто виноват, не важно, – добавил Кэкущ. – Главное, исполнение закона.

Верум не стал вникать в особенности муслинского правосудия. В конце концов, решил он, пусть этот Уддок лучше посидит в гимгилимской тюрьме, чем имеет возможность пожаловаться кому-нибудь в Язде. Поостынет немного. А позже можно будет навестить его, пообщаться с ним, а там и договориться о досрочном освобождении.

Машина мэра остановилась возле яблочно-зелёного трёхэтажного каменного дома, настоящего замка, с несколькими башнями и дополнительными пристройками. Позади остановился фургон с военными. Огромный палисадник, окружённый сочно-зелёным забором, заканчивался едва ли не впритык с соседними домами. При своих размерах он был не обработан, порос травой и выглядел никому не нужным.

– Жаль, что важный Улит не сможет принять участие, – сказал трёхподбородочный Трощ. – Обед рассчитан на троих, но мы справимся и вдвоем.

"С обедом на троих ты и один легко справишься", – подумал Верум.

– На троих? – спросил он. – А вы, командор, не собираетесь обедать с нами?

– Я возвращаюсь в казармы, – ответил Кэкущ. – Мне надо многое успеть: занятия по боевым единоборствам, стрельба, физическая подготовка – всё это нужно контролировать.

И командор, забрав военных, укатил в полосатом автомобиле.

Горовождь проводил гостя в просторную гостиную. Два предмета на каминной полке сразу привлекли внимание: обсидиановый булыжник с огненно-красными прожилками размером с футбольный мяч и стеклянная банка литра на три, наполненная прозрачно-лавандовой жидкостью, в которой плавали жирные, толщиной с большой палец, бледно-сапфировые личинки.

– Что это? – поинтересовался Верум.

– Огнекамень и банка славы Троща Орта, – гордо ответил Трощ Орт.

– Огнекамень? Вы им топите печи?

– Домашние печи им топить нельзя, он слишком жарко горит. Из огнекамня делают топливо для машин, масло для ламп.

– Масло? Топливо? Из камня? Как из камня можно делать масло?

– Не знаю, важный Верум, я никогда не делал масло из камня. Но если вас это интересует, непременно узнаю.

– Не стоит. Просто я предположил, что вы как-то используете огнекамень при растопке камина.

– Нет, этот огнекамень – память об открытии гимгилимской огнекаменной шахты Правда, сейчас она истощилась и закрыта.

– А что за банка славы Троща Орта? Что за личинки в ней плавают?

– Сладкочерви, сладчайшие! – с гордостью произнёс мэр. – Но их нельзя есть, это тоже память. Каждого сладкочервя я получил, одержав победу в поедании чернофруктов на состязаниях Фермерской ярмарки.

– Вижу, аппетит у вас отменный, – заметил Верум, прикинув на глаз количество сапфировых сладкочервей.

– Конечно, – довольно согласился Трощ. – Я побеждал почти всегда, с первого своего участия в конкурсе поедания, а последние семь лет, как стал горовождём, выигрываю постоянно.

"Вот оно, брюхо профессионального пожирателя", – подумал Верум. Словно в подтверждение его мыслей Трощ басовито воскликнул:

– Важный землянин, пора бы и перекусить!

Они прошли в столовую и сели за стол, накрытый белой скатертью. Трощ неожиданно взревел и тут же умолк. Верум вздрогнул и с опаской посмотрел на него. В дверях, словно того и ожидая, возник старый муслин с коричневым пятном на лысине и обвисшими, вялыми щеками, проросшими чешуёй. Он с явным усилием толкал перед собой сервировочную тележку.

– Шлавных ношей, фажные жемляне, – прошамкал старикан.

– Лешач, ты не видишь, что важный землянин один? – недовольно сказал горовождь.

Старый муслин сощурил один глаз и сфокусировался на Веруме.

– А-а, шешерь фижу, – ответил он. – А ше же ещё ошин?

– Не пришел. И подавай-ка на стол.

Лешач, кряхтя и сопя, подкатил тележку к столу и вцепился в ручки супницы, едва приподнимая её. Казалось, тяжёлая супница перевешивала старика.

– Давайте помогу! – не выдержал Верум.

Старик замер, едва удерживая полную супницу в трясущихся руках, и печально посмотрел на Верума блеклыми от количества увиденного за долгую жизнь глазами.

– Он справится, это его работа, – вмешался Трощ. – Лешач, шевелись. Если что-то уронишь, тебе придется мыть пол. А если запачкаешь важного землянина…

– Шейшаш, – перебил Лешач и титаническим усилием переставил супницу на самый краешек стола. При этом он чуть не промахнулся и не опрокинул посудину с горячим Веруму на колени.

Вслед за супницей он переставил с тележки на стол салаты, фиолетовое дымящееся жареное мясо, фиолетовую дымящуюся жареную рыбу и кувшины с напитками. Руки Лешача дрожали так, что грибное вино в горовождёвском доме подавалось обязательно с пеной, а сливки идеально взбитыми. Его подбородок и нос постоянно опускались и поднимались, словно любопытный старикан внимательно разглядывал каждое блюдо.

– Вы уверены, что обед рассчитан на троих? Здесь на семерых с лихвой хватит.

Горовождь одарил Верума добродушным оскалом.

– Придется нам постараться, – сказал он.

– Неужели Лешач работает у вас поваром? – с недоверием спросил Верум, когда старик ушёл.

– Поваром? Вы так замечательно шутите! Поваром работает моя жена, а Лешач помогает ей.

– Для чего ей столь дряхлый помощник?