bannerbanner
Разбитая гитара. Книга 1
Разбитая гитара. Книга 1

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

Она взглянула ему прямо в лицо. Какие интересные глаза. Волосы незнакомца были темного, почти черного цвета, а глаза – темно-серые, цвета каменного угля. Казалось, они были столь же самородны, как графит, а глубина их взгляда вмещала весь мировой запас антрацита.


На губах этой горной энциклопедии в виде заблудшего туриста, стоявшего посреди пустыни, играла улыбка. Его рука, как ей показалась, задержала ее руку чуть дольше положенного приличием.


От незнакомца исходил тонкий запах дорогого парфюма, и Амиру словно начало уносить в какую-то неведомую ей плоскость.


Голова начала слегка кружиться, а в животе забилась стая диких бабочек. Она услышала, как назвала страннику свое имя.


– Извините меня. Я не знал. Было с моей стороны верхом бестактности протянуть вам руку.


Амира слушала вполголоса. Так ведь она знает его! Господи, но как же он здесь оказался? Ирония судьбы, да и только. Однажды она с ним даже на одном посольском приеме виделась. Они тогда были совсем детьми, и по понятным причинам их друг другу не представили.


Анхель с хромой лошадью был никто иной, как Анхель Аарон Рамон Мигель Теодоро Оливера, наследный принц небольшого европейского государства Кастания, и единственный сын короля. У короля и ее отца был общий друг, посол Кастании в Марселе.


Что он делал здесь, один? Где его охрана? Все это не поддавалось никакому объяснению. Но для человека ее круга меньшей неожиданностью было встретить на улице королевскую особу, чем то, что через два с половиной месяца они оба приступают к работе в одном и том же оркестре, оркестре «Фортиссимо», который принадлежал ее отцу.


В семье Оливера был давно устоявшийся обычай на какое-то время посылать детей работать после окончания университета. Но почему не в королевский оркестр Кастании? Еще одна загадка. Но, впрочем, она любила загадки.


– Никакого неудобства. Я живу во Франции, католичка. В моей семье не совсем принято здороваться за руку, но и неприличным это не считается. И я осведомлена, что и вашей семье за руку не здороваются.


С этими словами она дерзко взглянула прямо в его глаза. Казалось, они поняли друг друга без дальнейших объяснений. Никто не мог выдержать ее кипящего взгляда более двух секунд. Но Анхель, как завороженный, все смотрел и смотрел. Эта игра душ, противостояние двух сердец словно бы затягивали Амиру в сладостную воронку, названия которой она пока что не могла понять до конца.


***

От лагеря отъехал небольшой джип защитного цвета. В машине сидели двое военных, за рулем сидел Сиддхартх, а рядом – Елена Скворцова. Сиддхартх был одет в черную форму, традиционную для местных военных. На Елене были черные военные брюки и белая футболка.


Она недоумевала, куда он везет ее, но виду не подавала и все время сидела молча.

Вдруг машина заехала в небольшой карман и остановилась.


– Вылезай, – тихо сказал майор.


Елена недоуменно посмотрела на него.


– И что я теперь должна делать? Вы будете пытаться повесить меня на скале, чтобы проверить как-то еще?


– Сейчас сама увидишь. Сегодня мы с тобой будем учиться бегать.

Елену разрывали на части противоречия. Она не хотела бегать. Она боялась, что ноги опять откажутся слушаться ее. Но с Соти выбор был невелик. А разговор обычно проходил коротко. Поэтому она, не говоря ни слова, вылезла из джипа.


– Вставай перед машиной.


Она молча повиновалась.


Сиддхартх, не объясняя ничего, тихонько нажал на газ, и джип поехал прямо на нее.


– Теперь разворачивайся и беги. А если не хочешь, я раздавлю тебя прямо здесь. И я не шучу.


Елена не верила ему. Она знала, что он не убьет ее. Не убил же тогда, в лодке. Однако Сиддхартх, казалось, не шутил. Машина вплотную подъехала к девушке и уперлась бампером ей в колени. Джип ехал медленно, но бампер все больнее и больнее гнул ей ноги. Еще немного, и они хрустнут, как две полые куриные косточки.


Закусив губу, Елена развернулась и пошла прочь от автомобиля. Но в майора, казалось, вселился дьявол. Джип ускорялся. Елена уже тихонько бежала. Она не верила своим глазам, но она бежала!


Неубедительно это было лишь для Соти, давившего на газ. Машина разгонялась все быстрее и быстрее, и еще немного, и она ударит ее. Елена как угорелая неслась вверх по запутанному горному серпантину. В ее голове роились самые разные мысли.

Наверное, Сиддхартх просто потерял рассудок, что часто бывает с военными горячих точек от психических перегрузок.


Еще немного, и он переедет ее. И ее короткая жизнь закончится прямо здесь. Инстинкт самосохранения двигал ее ноги, заставлял ускользать от сумасшедшего за рулем джипа, но он постоянно настигал ее. Еще бы! В отличие от джипа она не могла разогнаться до скорости 50 километров в час!


Перед глазами полетели золотые звезды. Пульс зашкаливал, а в висках стучала тысяча маленьких молоточков. Она бежала как угорелая, понимая, что еще несколько секунд, она потеряет сознание, и все для нее закончится. Сложно было догадаться, сколько продолжалась эта пытка, но, похоже, она загнала себя окончательно. Елена уже начинала мечтать об обмороке, только бы прекратить эту безумную агонию.


Взлетев почти на самый верх серпантина, она поняла: все, это конец. Сил больше не было, перед глазами все поплыло. Она забежала в карман, а потом как подкошенная рухнула на колючий мелкий гравий и отключилась.


Очнувшись, она увидела, что лежит на обочине. Ее доселе белоснежная футболка была вся в дорожной пыли, колени и локти разбиты. Ни джипа, ни Сиддхартха в пределах видимости не обнаружилось.

5

Амира была на седьмом небе от счастья. Нет, ей, конечно, и раньше нравились молодые люди, и она даже кое с кем встречалась, но отношения с Анхелем трудно было описать простыми словами.


Они использовали это лето на полную катушку. Они узурпировали, украли его у жизни и наслаждались каждой его минутой, зная, что когда придет осень, их, скорее всего, разбросает по разные стороны баррикад.


Анхель был так похож на нее, и в то же время так бесконечно от нее далек, что это порой сводило ее с ума, но еще сильнее притягивало к нему, словно гигантским магнитом. Выяснилось, что они родились в один день. Наверное, это что-то проясняло в их невероятном друг к другу притяжении.


Прошло уже почти три месяца с тех пор, как они начали встречаться, и, как ни странно, они не надоедали друг другу, хотя проводили вместе почти все свободное время.


Амира не знала, что ей нравится в нем больше: чувственная мужская красота, четко очерченный рот, немного грустные глаза со слегка опущенными вниз уголками, манера держать себя или же то, что они могли часами, сутками даже говорить друг с другом на самые разные темы, не утомляясь и не раздражая друг друга.


Она почувствовала буквально с первых минут, что Анхель – ее родственная душа. Эта мысль иногда пугала ее, пугала настолько, что ей хотелось бежать на край света, но каждый раз он брал ее за руку, как будто чувствуя что-то, и темная пелена сомнений опадала, как старая мишура.


Она редко с кем находила общий язык настолько хорошо. Да, был еще ее брат Люк. Люк вообще был ее вторым я. Потом еще отец. Но это, конечно же, было все не то. Ее удивляло и немного пугало то, что она так хорошо чувствует и понимает человека, которого не знает и трех месяцев, но душа рвалась к нему, будто они были знакомы всю жизнь.


Когда он брал ее за руку, ее тело пронзал тонкий электрический разряд, а стая бабочек начинала танцевать вальс внизу живота. Ее словно бы уносило куда-то, реальность переставала существовать, а время замирало.


Они часто сидели на пляже, завернувшись в клетчатый плед, и глядели на море. Он обнимал ее, а она клала голову ему на плечо. Иногда он легонько целовал ее, и она улетала куда-то, словно пушистая снежинка, подгоняемая ветром.

У нее было много, очень много воздыхателей, но никто не поражал ее воображения, ни с кем не хотелось никуда улетать.


С Анхелем все было по-другому. С ним ей удавалось насладиться каждым новым витком отношений. И каждый раз, когда ей было немного страшно, он держал ее за руку и что-то тихо шептал по-испански на ухо. Его дыхание щекотало кожу, она утыкалась носом в его волосы, казалось, что рай на земле есть, и он наступил уже сейчас.


***

– Что это? – грубоватый сержант в черной военной форме и с коротко стриженым ежиком волос сердито посмотрел на Сиддхартха.


– Это наш новобранец, точнее, новобранка.


– Что у нее с ногами? Что это за кожаные авоськи намотаны на них? Ты мне сюда что, калек начал приводить?


Сиддхартху сложно было не захихикать над только что придуманным им словесным оборотом.


– Ее зовут Елена, ее рекомендовал Говинда. Да, с виду ни рыба, ни мясо, но ты же знаешь, Говинда никогда не ошибается. Поэтому нам нужно начать особую подготовку уже сейчас. С ногами у нее все в порядке. Проверено грузовиком! – довольно похлопал себя по животу Соти, – она полностью готова к дальнейшей обработке.


Сержант прошел мимо вытянувшихся в струнку солдат и подошел к Елене, стоявшей в самом конце шеренги. Она была почти на две головы ниже остальных, щупленькая, но держалась гордо и с достоинством, чем невольно завоевала расположение сержанта, почти что против его воли.


Он подошел к ней вплотную, нарушив все нормы приличия и личных границ. Сощурив глаза, он сказал:


– Что же, посмотрим, на что ты способна, мамочка.


Месяц спустя Говинда, Сиддхартх и Елена были замечены в боксерском клубе «Тикча» в центре столицы Патонга.


Посередине ринга стоял огромный, потный детина ростом, казалось бы, метра под два. Его ноздри раздувались от ярости, кулаки были сжаты, выражение лица было весьма агрессивным.


Этот огромный мешок из мяса и костей уложил в глубокий нокаут уже двоих борцов и готов был порвать еще дюжину.


– Говинда, ты уверен, что мы правильно поступаем? Ты знаешь, что этот клуб работает нелегально. К тому же, это бои без правил. И почему ты хочешь выпустить Елену против этого борова? Он выше ее почти на две головы и тяжелее раза в два. Он ее просто одним пальцем прикончит. А нас с тобой ждет трибунал.


– Наплевать. Ты прекрасно знаешь, что в нашем отряде либо становятся лучшими, либо убираются. Если она уберется на тот свет, мне все равно. Мне, наверное, не стоит повторять, Сиддхартх, что когда ей придется выполнять настоящие задания, никто не будет подбирать противников в ее весовой категории, знающих языки, манеры и столовый этикет. Никому не будет дела до того, что она женщина. Ей придется часто работать на пределе своих возможностей, когда ситуация наверняка застанет ее врасплох, и не будет времени на долгие размышления. И она должна знать, где этот предел, должна знать, откажет ли ее организм, и если да, то в какой момент. И если этот увалень прикончит ее сейчас, так тому и быть. Но это лучше, чем она потом подставит правительство в самый неподходящий момент. А с трибуналом я как-нибудь разберусь, если нужно будет. Ты не знаешь всего, Сиддхартх. Я намеренно не рассказывал тебе. Но у Елены есть одно очень слабое место, к моему сожалению. Я с самого начала знал, что с ней что-то не так. Никогда не забуду этот ее наплевательский вид тогда, на площади. Но нашей службе внешней разведки удалось кое-что накопать на нее. И кто знает, если бы эти сведения были у меня раньше, я бы, наверное, не решился взять ее в отряд, слишком велик риск. Но теперь уже поздно, слишком много времени прошло, слишком много сил вложено, и слишком много поставлено на кон. Ты лучше моего знаешь, какие невероятные успехи она показывает во всем остальном. С ней никто не может сравниться, даже и близко подойти не удавалось еще никому. Но эта роковая красотка как будто идет по тонкому льду. Он надламывается под ней, и назад дороги нет, только пропасть. Когда наступит нужный момент, я надавлю на эту ее больную мозоль. Мне очень важно увидеть, каковы резервы ее организма, и что она станет делать. Дай ей шлем и капу и выпускай на ринг.


Боров был в ярости.


Они, что издеваются? Ему, королю ринга, подсунули какую-то фарфоровую куклу. Он стерпел от хозяев ринга много унижений, чтобы добиться того, чего добился, и он не потерпит этого цирка более. Он сейчас проломит башку этой стеклянной вазе, и дело с концом.


С этими мыслями он яростно смотрел на появившуюся в углу ринга Елену. Ударил гонг. Детина вскинул руки и резко направился в середину ринга. Елена тоже. Говинда не успел даже ойкнуть, как детина накатил смачный удар ногой прямо в живот Елене. Девушка крякнула и скрючилась, но не сдавалась.


Она с большим трудом выпрямилась, но еще пыталась сопротивляться. Однако детина на ринге не оставлял ей, похоже, ни единого шанса. Буквально мгновение спустя в ее голову полетел мощный удар кулаком. Потом удар другим кулаком под ребра. Елена взвыла и схватилась за бок. Еще один удар в живот и девушка, сложившись пополам, лицом вниз рухнула на ринг.


Сиддхартх кусал губы. Похоже, сумасшествие Говинды в этот раз перешло все границы. Нужно кончать это безобразие немедленно.


Но он не успел ничего сделать, так как Говинда, раздвинув канаты, устремился на ринг.


«Ребра. Что-то с ребрами. Возможно, перелом. А может быть, еще чего похуже», – размышлял он. Но останавливаться было уже слишком поздно.


Этот маленький момент майор Сиддхартх Соти запомнит надолго. Говинда, стоя на коленях и склонившись к Елене, что-то сердито шептал ей на ухо. Было видно, что он даже вспотел.


Но, кажется, все было напрасно. Чертыхаясь, Говинда встал и направился в сторону так называемого рефери.


И в этот момент произошло что-то странное. Елена, еще две секунды назад пластом лежавшая на ковре, медленно начала подниматься. Вот она, пошатываясь и держась за бок, стоит в полный рост.


Боров-убийца, увидев, что его добыча все еще сопротивляется, быстрым шагом направился к ней, чтобы прикончить окончательно.


Его кулак опять полетел ей в голову. Как ни странно, Елена увернулась, а детина по инерции пролетел немного вперед. Когда он, наконец, развернулся, Елена, резко ухватившись за его плечи, подпрыгнула и нанесла сокрушительный удар головой в лоб чуть повыше глазных впадин.


Из глаз детины посыпались искры. Елена, казалось, совсем озверела: лицо ее было перекошено от бешенства, глаза налились кровью, кулаки сжались в припадке лютой ненависти.


Попадись ей сейчас целый отряд таких качков, она бы, наверное, прикончила их всех.


Воспользовавшись его минутной слабостью, она резко и точно наносила прицельные удары голенью правой ноги ему в бок, голень, левую руку. Потом она нанесла сокрушительный удар локтем в голову. Детина повалился на ковер, но Елену было уже не остановить.


Еще секунда, и она его убьет. Говинда, понимая, что с ней уже никому не справиться, достал из кармана какой-то полупрозрачный пластиковый предмет, похожий на микрошприц, и почти незаметно вскинул руку. В ту же секунду Елена рухнула ничком, как подкошенное дерево.


***

Босния и Герцеговина.


Ему не хотелось умирать, но, похоже, выбор был не так уж велик. На голове у него был черный тканевый мешок, а руки связаны. За те две минуты, что он простоял на этой сырой, холодной земле, он прожил целую жизнь. Он не знал, кто и зачем привез его сюда, но, похоже, дела его были совсем плохи.


Кто-то резко дернул за ткань и стащил мешок с его головы. Глаза приговоренного встретились с глазами палача. Это были и не глаза будто, а две колючих проволоки, резавшие и царапавшие душу приговоренного к смерти.


– Как ты посмел? Кто позволил тебе расстреливать оркестр? В какой момент и кто счел себя богом? Я же просил вас только припугнуть их, помучить несколько дней и потом отпустить?! Какого черта?


– Мужик, не стреляй. Это Дорбач, он отдал приказ. Мы же делали все как надо. Пощади! У меня трое маленьких детей и больная жена.


– А ты никогда не думал, что у меня свои, особые планы были на этот оркестр? И в них не входило то, что они отмучаются так быстро? Ты лишил меня удовольствия посмотреть на их мучения, ты лишил меня моего плана! Ты не знаешь, каково это…ты не знаешь, как долго я готовился, чтобы воплотить в жизнь то, что задумал. Ты не знаешь тех чудовищных мук, что разрывают сердце в лохматые клочья. Они не должны были так легко отделаться. Их ждала куда более страшная участь. Они должны были мучиться долго, болезненно, сокрушительно мучиться, просить, молить меня о пощаде. И вот только тогда я бы и пристрелил их. Но не раньше! А ты все испортил. Моя песня так и осталась недопетой. Мой незавершенный эпизод так и останется незавершенным, а ящик Пандоры, который я открыл, закроется. Загадка, которую я хотел загадать, навеки останется неразгаданной, а я навсегда буду связан со своей историей, со своими кошмарными снами, со своей дикой болью. Ты не дал мне избавиться от всего этого! Но я скажу, что ты тоже отделаешься легко. Мне нет пользы чваниться с тобой. И хотя я должен был бы облить тебя бензином и поджечь, как старое, трухлявое полено, ты всего лишь получишь пулю в лоб. И не думай, что у тех бедолаг, которых ты превратил в дырявое решето очередью из своего автомата, не было дома детей. Хотя, как мне кажется, ты вообще не в состоянии о чем либо думать. Для этого впадины в головном мозге должны иметь извилистую форму, а у тебя, похоже, там все гладко, как у бильярдного шара.


С этими словами палач достал пистолет с заботливо навернутым на него глушителем, навел прямо в лоб связанному мученику, и, прежде, чем тот успел сказать еще слово, выстрелил в упор.


***

Сегодняшний день был объявлен в Кастании национальным праздником. Жители этой небольшой страны высыпали на улицы, чтобы своими глазами посмотреть на самую красивую пару и лично поприветствовать их, помахав издалека флажком.

Сегодня женился наследный принц Анхель, единственный сын короля Массимо Оливера.


Те, кто не мог приехать в столицу, следили за процессией на экранах больших мониторов, выставленных почти что на каждой улице.


Свадебный кортеж приближался. Жители неистово махали флажками, и радостно кричали, выражая свою любовь будущему монарху.


По всем телеканалам последние полгода только и трубили о помолвке наследника престола. Бульварная пресса, злорадствуя, сообщала, что королевская семья была против этого брака, ведь невеста была иноземка, француженка с неизвестными аравийскими корнями и странной фамилией.


И что король нехотя дал согласие на этот брак, и то, исключительно благодаря тому, что в жилах невесты, все же, текла королевская кровь. Хотя и очень немного, как уверяли газеты.


Отец будущей княгини, кажется, был пятым ребенком эмира, но был изгнан и отлучен от семьи и всего остального ввиду скандала, случившегося около тридцати лет назад.


Скандал был связан то ли с нефтяным вопросом, то ли с предполагаемой экспансией страны, то ли с какой-то любовной интрижкой. По какому-то странному обстоятельству дело это было довольно быстро замято.


Скандал, конечно же, был еще одной причиной недовольства Массимо Оливера, но, в конце концов, он сдался, при условии, что невеста откажется от своей фамилии в пользу фамилии де Оливера. Амира де Оливера. Газеты обсасывали это странное сочетание, как голодные собаки брошенную им кость.


История их знакомства была покрыта толстой вуалью мрака.


В каждой небольшой деревушке можно было услышать свою историю. Достаточно было зайти в близлежащую бакалейную лавку. Поговаривали, что парочка познакомилась во время официального визита короля в Египет. Что невеста была организатором акций протестов против корриды в Испании, Португалии, Мексике, ну и, конечно же, Кастании.


И что когда королевский автомобиль ехал по улицам Каира, она бросила бутылку с какой-то горящей смесью прямо под колеса. А когда ее освободили из полиции, то привели в отель, где остановился король и его семья, для того, чтобы она могла с достоинством извиниться за свое не слишком пристойное поведение. И когда она это сделала, принц Анхель и влюбился в нее без памяти.


Другая история поведала, что принц Анхель спустился на дно Красного моря в Иордании, и увидел, как огромная рыбина угрожала бестолковой дайверше, попавшей в рыболовные сети и запутавшейся в них. Анхель, рискуя жизнью, перерезал сети и освободил незадачливую авантюристку. После чего уже и влюбился в нее без памяти.


Но все сплетни, слухи и прочие небылицы, окружавшие этот странный и немного таинственный брак, были в одночасье забыты, когда люди увидели новобрачных.

Черный китель наследного принца и воздушное белое платье будущей княгини притягивали к себе взгляды всех жителей страны. Но больше всего их притягивало то, как эти двое смотрели друг на друга.


Они, конечно, приветственно махали публике, но, казалось, что иногда они даже не смотрели на окружающих их людей. Эти влюбленные голубки практически не замечали никого вокруг, прожигая глазами друг друга.


Семейные жители страны подмигивали друг другу, мол, будущий король и его очаровательная белокурая невеста ждут не дождутся, когда весь этот официоз закончится, и они, наконец, смогут уединиться.

6

Сиддхартх выглядел сегодня немного встревоженным.


– Сегодня мы переезжаем в другой лагерь, – почти что про себя пробормотал он. – Пришло время основной подготовки.


На лице Елены не дернулся ни единый мускул. Долгие месяцы тренировок с лучшими психологами Патонга сделали свое дело. Теперь на нее можно было лить горячую лаву, и она бы выдала себя лишь глазами, да и то не всегда. Вряд ли ее можно было удивить тем, что пришло время летной подготовки.


Однако бедная девушка не могла тогда знать, что ее испытания далеко не закончились. Скорее, наоборот.


Они прибыли в другой лагерь, расположенный в неприступных горах Патонга. Здесь и был расположен военный аэропорт. Как же ей хотелось, наконец, покончить со всем этим. Ее обучение неприлично затягивалось. Еще, как минимум, год основной подготовки, а то и все два. Интересно, что по этому поводу думает Сиддхартх.


«Уж он-то хотел бы все провернуть побыстрее», – подумала она, криво улыбаясь на один бок.


Однажды Сиддхартх опять повез ее куда-то. Голова Елены уже шла кругом от нечеловеческих нагрузок, но попробуй-ка скажи об этом майору!


Они приехали на вершину какого-то холма. Елена не могла не заметить, какой красоты пейзажи открывались вокруг. Вдалеке виднелись верхушки гор, покрытые сверкающим на солнце снегом. Царила почти сказочная тишина. Вдалеке гнездились незнакомые ей птицы удивительной красоты. Елена не могла не любоваться их грациозным полетом над скалами: широко раскрытые крылья замерли в бесконечном полете, парении, время будто остановилось, подчиняя материю пространства зоркому глазу этих гордых хозяев гор.


Из состояния этой дремы наяву ее вывел грубый окрик Сиддхартха.


– Бери винтовку, я тебе говорю! Настраивай прицел. Твоя задача уложить их всех, сегодня у нас в казарме будет званый ужин.


Елена посмотрела на него, как на изверга.


– Я не буду, – тихо сказала она.


– Это приказ, дорогая. И тебе уже давно следовало бы понять, что мои приказы – это не приглашение к диалогу. О, Всевышний, и как только нас угораздило с ней связаться! Как ты будешь в живых людей стрелять? Ты провалишь нам все дело, клянусь богом! Твоя физическая подготовка просто смешна. Но прав был Говинда. Никто из наших солдат не обладает таким умом, как ты. Никто. В других наших делах никто не может сделать и десятой доли того, чего сумела добиться ты. Как обидно порой бывает. Иначе и духу твоего бы здесь не было.


Лицо Елены побелело, как мел. Ее волевой подбородок сжался и стал похож на персиковую косточку, а серые глаза сжались в две узкие, злые щелки. Она так сильно закусила нижнюю губу, что из нее тоненькой струйкой потекла кровь. Она установила винтовку и нажала на спуск.


Тем временем в Боснии и Герцеговине глаза в глаза другая жертва смотрела в глаза безжалостного, бездушного палача. Палача, не жалевшего ни больных, ни здоровых, ни семейных, ни одиноких. Он отрывисто прочел свою обвинительную речь. Через секунду раздался короткий выстрел.


***

– Ой! – вскрикнула она и даже присела от неожиданности.


– Что случилось, любовь моя?


– Что-то сегодня Эстебан разбушевался. Так сильно меня толкнул!


Анхель подошел и приобнял свою красавицу-жену. Положив руки ей на живот, он ощутил невероятный покой. Хотелось все бросить и просто стоять здесь, у окна.

На страницу:
3 из 4