Расплата за предыдущую жизнь

– Мы, как ты уже заметил, помолодели при переносе в другую реальность. А ты – постарел! Нас всех привели к одному возрасту. Не знаю, кто это сделал, но я, похоже, начинаю верить в бога.

– Надо идти к немцам и всё рассказать! Они поймут! Комиссары нас сразу к стенке, а они цивилизованные люди!

– Малыш! Опомнись! Это тебе не в две тысячи девятнадцатом в бундестаге выступать. Здесь другой мир! Точнее, война. С твоими рассказами тебя сочтут либо придурком и расстреляют, либо попробуют тебя использовать. Используют и всё равно расстреляют, чтобы противнику не достался. Вот тогда не факт, что советы выиграют войну. Тогда и ты уже не родишься…

– Вы не правы! Немецкая нация…

– Заткнись, нацист недоделанный! Надо думать, что делать дальше, а не выяснять гуманность нации.

Александр похлопал себя по карманам. Отстегнул клапан и извлёк на свет солдатскую книжку.

– Ого! Я при документах! Сейчас глянем. Письмо, – разочарованно протянул Александр. – Даже адреса нет. Какой-то Нине писал…

Александр, вдруг, замер.

– Выходит, что я писал? У вас, что-нибудь есть?

Тюляпин мотнул головой. Коля достал фото женщины лет сорока.

– Дай, гляну!

На обороте три слова: всегда рядом, мама. Даже даты нет.

– Приехали. Ни года, ни имён, ни части…

– Ни оружия, – добавил Тюляпин.

– Оружие! Мать его! – Александр вскочил, словно обжёгся. – Без оружия мы дезертиры! «Ветераны» боевых действий, блин…

Он оглянулся на грузовик. Слушай, а ведь в кабине должен был быть офицер. А у него точно должны быть документы! Хлюпик, сиди здесь и не дёргайся, а то второй фонарь засвечу. Понял?

Коля зло глянул на Александра и кивнул.

– Аркадий, гляди по сторонам. Проворонишь фрицев, нам хана! Понял?

– Чего уж тут непонятного, – буркнул в ответ Тюляпин.

– Тогда пошли.

Пригнувшись, они добежали до грузовика. В кабине сидел капитан с открытыми глазами. Пуля вошла в бровь. Водитель получил несколько пуль в грудь. Александр снял планшет. Вытащил пистолет из кобуры, покрутил в руках, сунул обратно, снял портупею, перекинул через плечо. В кармане кителя оказалось удостоверение на имя капитана Моисеева Вячеслава Андреевича.

– Двухсотый стрелковый полк, – прочитал Александр и хмыкнул. – Надо же какая насмешка – двухсотый… Аркаша, собирай все винтовки и патроны, я осмотрю грузовик и помогу. И не забывай головой крутить во все стороны!

В кузове грузовика лежали два бойца. Александр обыскал одного, забрал патроны, ссыпал в найденную каску. Вытащил пилотку из-под второго и надел на голову. Вдруг, этот второй схватил Александра за гимнастёрку. Страшные глаза на окровавленном лице сверкнули яростью.

– Чё за хрень вокруг?

Александр с трудом справился со своим голосом, который почти пропал, после выходки раненого.

– Война, – ответил хрипло.

– Какая война? Я на КАМАЗе в поезд въехал! Я должен был умереть!

Александр замер, в голове прокрутились события до перемещения в прошлое.

– Вот ты сволота! Я ехал в вагоне, в который ты врезался! Теперь мы все вместе в тысяча сорок первом году или ещё каком, кто его знает. Тут война идёт с немцами!

– Пошёл ты со своими немцами.

– Не веришь. Куда ранило?

– Ног не чувствую и чуть выше, походу позвоночник перебило.

– Хреново.

– Мне всё равно. Я жить не хочу. Два раза пытался повешаться, не дали, спасли. Мать их. Ты хоть дай умереть или убей!

Александр смотрел на молодое лицо красноармейца, бывшего водителя грузовика и не мог понять, что он испытывает к нему: ненависть или сострадание.

– Мог бы и с немцами повоевать, погибнуть на поле боя, так сказать.

– Пошёл ты со своими немцами!

Тащить с собой самоубийцу смысла не было. Оставлять здесь, значит дать врагу шанс, что они его могут узнать о будущем. Кто знает, что может рассказать этот недоделанный шофёр немцам. Пистолет оказался в руке, словно сам по себе.

– Откуда у тебя ТТ?

– Разбираешься в оружии?

– Разбираюсь.

Александр никак не мог решить для себя, что делать. Тащить раненого с собой, не зная местности и реалий или пристрелить? Только сможет ли он выстрелить в человека? Если тащить, то, как и куда? Ему нужна медицинская помощь, лекарства, а тут даже неизвестно направление, куда двигаться.

– Чего смотришь? Стреляй! Помоги умереть!

– Немцы! Колонна пехоты! – раздался голос Тюляпина у борта грузовика.

Александр глянул на раненого, на пистолет.

– Сейчас придут немцы, если выстрелишь по ним, они тебя точно убьют. Держи, тут восемь патронов, – он вложил ТТ в ладонь раненого и бросил рядом командирский ремень с кобурой. – Авось и пару фрицев с собой заберёшь.

Бывший шофёр скептически посмотрел на Александра и сжал рукоятку пистолета.

– Сам брезгуешь или боишься?

– Шум поднимать не хочу. Немцы рядом. А нам ещё до леса добежать надо.

– Ну, бегите, – безразлично ответил раненый бывший шофёр.

Александр выскочил из кузова, подхватил две винтовки за ремень, которые подал Тюляпин, закинул на плечо. В другой руке держал каску с патронами. Бежать по траве с тяжёлыми и длинными винтовками оказалось непросто. Уже на опушке до слуха долетел выстрел.

– Застрелился, гад! Лучше бы я пистолет не оставлял!

Они вломились в лес и упали на траву, тяжело дыша, обливаясь потом.

– Кто застрелился? – зашептал Аркадий.

– Водила, который врезался в наш вагон на КАМАЗе. Самоубийца там, самоубийца здесь.

– А где Коля? – Тюляпин оглянулся по сторонам. – Коля!

Александр одёрнул его и показал на брошенные ремни с подсумками, сапёрной лопаткой, фляжкой и противогазной сумкой.

– Сбёг наш Коля, Аркадий. И я почему-то думаю, что к невинным немцам. Теперь расскажет им про будущее.

– Что он расскажет? У него извращённая история и каша в голове. Нестыковок в рассказе будет столько, что немцы примут его россказни за сказки и враньё. Возможно, что и расстреляют.

– Ты так спокойно говоришь об этом?

– А как я должен об этом говорить? Что случилось изменить нельзя, если, конечно, не вмешается случай.

– А мы куда?

– Воевать, Аркадий, воевать. Будем отрабатывать наши награды из прошлой жизни. Лишние винтовки прикопаем. Нечего им валяться просто так.

Александр выглянул из-за дерева и увидел, как немецкая колонна проходит мимо грузовика. Несколько солдат осматривают сам грузовик и тела погибших красноармейцев.

– Аркадий, пошли отсюда по добру, по здорову. Винтовки в другом месте прикопаем. Не дай бог, в лес сунутся, а тут мы. Умирать, желания нет никакого. Новое тело – новая жизнь! Пошли, Аркадий, отсюда подальше.

– Как ты думаешь, какой сейчас год? – Тюляпин старательно обходил кочки и уклонялся от веток.

– Думаю, что сорок первый или сорок второй.

– Почему?

– На форму посмотри.

– Чего с ней не так?

– Аркадий, ты в какой школе учился? Погоны ещё не ввели, а их ввели зимой тысяча сорок третьего года. Понял?

– Понял. А к каким войскам мы относимся?

– Пехота – царица полей! В документах капитана прочитал, что мы из двухсотого стрелкового полка.

– Двухсотого? – переспросил Тюляпин. – Это так над нами посмеялись?

– Вот и я посмеялся, когда прочитал.

Через час ходьбы и кружения по незнакомому лесу, они вышли на крохотную полянку, окружённую небольшими кустарниками и молодыми сосенками. Из-под корней куста крушины бил родник.

– Красивое место! – чуть не закричал Тюляпин. – Александр, вы… ты был в Белоруси… в предыдущей жизни?

– Так, Аркаша, нам надо с тобой вливаться в этот мир. Не Беларусь, а Белоруссия. И хватит называть меня Александр! Как в американских фильмах общаемся. Зови просто Саня или Саша. Знать бы, куда мы ехали и откуда, всё легче было. Ещё, Аркаша, забудь, что была другая жизнь. Есть только эта! Одна и единственная. Понял? Ты откуда родом?

– Всю жизнь прожил в Раменском под Москвой.

– Я из Екатерин… тьфу ты. Могу ляпнуть по запарке. Из Свердловска, короче.

– Жрать хочется, – проговорил Тюляпин и его живот издал соответствующий звук.

– Жрать у нас, действительно, нету, ёшки-матрёшки. И бойцы почему-то все без сидоров. Значит, ехали ненадолго, а получилось навсегда.

– У нас и спичек нет…

– Не плачь, Аркаша, потерпи чуток. Водички студёной попей. Во фляжку набери. Земляники поешь. Аромат, какой!

Александр вдохнул запах сорванной веточки с красной ягодкой.

– Я и забыл этот запах и вкус, – проговорил он, отправляя земляничку в рот.

Тюляпин уже ползал на коленях и набивал рот.

– Слышь, Аркаш. А ты с винтовки стрелять умеешь?

– Приходилось, – ответил тот, продолжая уминать ягоду.

– Научи как с ней обращаться, а то я ведь… и в армии не служил.

– Герой России! Орденоносец! Столько врагов уничтожил, но в армии не служил! Капитан диванных войск! – расхохотался вдруг Тюляпин.

Александр хотел было рассердиться, но захохотал сам.

– Ты-то не лучше!

Час потратили на изучение винтовки соратники по несчастью. Закопали лишние, набрали свежей воды.

– Надо было часы посмотреть у капитана. У него, наверняка, они были. Ёшки-матрёшки.

– Дело к вечеру. Надо идти. Может село какое найдём. Голод притупили ягодой, но это ненадолго. Скоро животы гудеть будут.

Лес кончился внезапно. Они вышли из кустов, а впереди чистое поле и просёлочная дорога, по которой катились два велосипедиста в немецкой форме. От неожиданной встречи опешили и те, и другие. У немцев винтовки оказались за спиной, а у Тюляпина в руках. Немецкие связисты бросили в пыль велосипеды и вытянули руки вверх. Один из них что-то сказал Александру, передёрнувшему затвор винтовки.

– Чего он говорит? – спросил Тюляпин.

– А я знаю? В школе английский учил.

– И как с ними разговаривать?

– А чего с ними разговаривать? Забираем оружие и тубусы, которые на них висят.

– А с ними как? – Тюляпин кивнул на немцев.

Александр уже забрал у смирно стоящих связистов винтовки, снял тубусы, заглянул в брезентовую сумку и отстегнул её от ремня. Немного подумал и забрал у немцев всё, что висело на ремнях.

– Можешь расстреливать, – буркнул он, отходя в сторону.

– Кто? Я что ли? – округлил глаза Тюляпин. – Я не могу убить человека!

– А я могу? – зло крикнул Александр. – Уходим! На винтовки, а то что-нибудь потеряю, пока по лесу будем идти.

Под растерянные взгляды, приготовившихся умирать немцев, они скрылись в лесу. Растолкав и распределив добычу, на осмотр решили времени не тратить, а то мало ли, связисты помощь позовут. Остановились, когда начало темнеть.

В тубусах оказались противогазы.

– Смотрел военные фильмы и всегда думал, а что у них в круглых ребристых пеналах, а там оказывается вон что. Это нам не пригодится по-всякому. Подсумки для патронов. Закопаем вместе с их винтовками. Так, фляжка и котелок. Хорошо, что с немца ремень снял, а то бы точно всё порастеряли пока убегали. Брезентовая сумка. Вот тут у них еда. Держи нож и две банки тушёнки. Ложка-вилка, таблетки какие-то и… прикинь. Аркаша! Ты не поверишь! Это же мини-плита!

– Покажи! Ничего себе немчура живёт! Слушай, а эти двое не из будущего?

– Какого будущего? Прикинь, все вещи аккуратно разложены по полотняным мешочкам. Во! Здесь бритва! Отлично. А тут у нас что? Нитки с иголками. Живём, Аркаша! Хорошие связисты нам достались!

– Коля бы их расцеловал, – буркнул Тюляпин, разглядывая непонятную массу в открытой банке. – Темновато уже. Дай ложку, попробую немецкую кухню. Это не тушёнка! Хлеб!

– Аркаша, ты меня пугаешь! Какой хлеб в консервной банке?

Зацепил своей ложкой, пожевал.

– Точно, хлеб. Охренеть! Консервированный хлеб. Я про такое и не слышал никогда! Что во второй банке?

– Здесь тушёнка.

– Слава богу!

Разобрав и поделив вещи, насытившись немецким пайком, сели у корня дерева.

– Завтра разберём, что там за пакетики у них связаны и с плитой разберёмся. Чудо техники! – фыркнул Александр. – Шинелка бы не помешала сейчас. Спать на голой траве придётся.

– Мда, мы ещё те вояки, – усмехнулся Тюляпин. – Немцев обшманали и сбежали. Они, наверное, долго не могли в себя прийти.

Александр представил на мгновение взгляды удивлённых и растерянных немцев и тоже усмехнулся.

– Я представить не могу, как буду стрелять в живого человека.

– Саня, я тоже, не знаю.

Уставшие и получившие массу впечатлений за день, уснули. Они не знали, что готовит им день завтрашний. Первый день на войне. Давно, казалось бы, закончившейся. Смирившиеся с новой реальностью новоиспечённые красноармейцы прижимались друг к другу спинами, чтобы согреться и смотрели пока ещё мирные сны из двадцать первого века.

Глава 3

Коля

Они воевать собрались? Против кого? Против немецких солдат, которые освобождают страну от сталинского коммунизма? Нет уж, с вами не по пути.

В траву полетел ремень со всем снаряжением, пилотка. Коля посмотрел в сторону «ветеранов», ушедших к грузовику, и пошёл вдоль опушки, укрываясь за кустами.

Если мы в прошлом, то надо идти к немецким солдатам и всё рассказать. Про будущее, про Сталинград, про битву под Москвой. Рассказать всё, что знаю. Мир надо менять.

Он шёл, не глядя по сторонам, не думая о производимом шуме. Он шёл, чтобы извиниться за свою страну, которая вероломно нарушила пакт о ненападении, которая убивала не желающих воевать немецких солдат.

И как такое может быть, что он оказался в прошлом? Может, пока он был без сознания, эти двое, подкупленные ветеранами, разыграли перед ним дешёвую пьесу? Вполне! Убийцы на всё могут пойти. Так что никакое это не прошлое. Сейчас выйду к селению, попрошу телефон и позвоню батяньке, он этих ветеранов из-под земли достанет и головы открутит за розыгрыш.

Коля подхватил палку и уже не скрываясь, шёл по пшеничному полю, накапливая в душе злость, которую он питал к двум увешанным наградами ветеранов.

Мотоцикл появился неожиданно. Занятый своими мыслями и планами отмщения за розыгрыш, Коля не услышал громкий рычащий звук. Мотоцикл перегородил дорогу, и прямо на Колю уставилось чёрное дуло пулемёта, укреплённого на коляске. Тучный немец держал на спусковом курке палец, смотрел в упор и молчал. Водитель переместил автомат на груди, чтобы в случае чего можно было схватить побыстрей. Третий немец неспешно слез с мотоцикла, поправил на плече ремень винтовки и направился к Коле.

– Ребят, вы фильм снимаете или эти двум уродам помогаете?

Немец резко дёрнул расслабленные руки кверху.

– Сдаёшься в плен, надо руки держать вверх, – понял Коля, сносно разговаривавший по-немецки и хорошо понимающий чужую речь.

В левой руке появилась боль, Коля хотел другой рукой ухватиться за больное место, но немец в коляске покачал указательным пальцем влево-вправо.

– Мне нужен ваш менеджер, – произнёс Коля по-немецки, обращаясь к стоящему рядом немцу.

Немец опешил и оглянулся на своих камрадов.

– Отвечай на наши вопросы, и там решим, стоит ли тебя вести к нашему начальству.

– Можно опущу руки?

– Стой! – ближний немец быстро пробежался ладонями по телу Коли.

– У меня нет ничего.

– Можешь опустить руки. Откуда знаешь немецкий язык?

– В школе учил.

– Ты один?

– Сейчас один, я ушёл от двух придурков, которые пошли к грузовику за оружием.

– Ты с какой части? Имя, фамилия.

– Коля Страшнов меня зовут. Я не из части…

– Ты в форме красноармейца.

– Это бутафория. Мне ещё шестнадцать. Я и оружие в руках никогда не держал. Дайте мне мобильник, я позвоню батяньке. Что у вас мобильника нет? Или денег жалко? Батянька вам всё оплатит. Он у меня депутат. Все проблемы решить может. А мне надо вопрос решить с двумя шутниками.

– Он нас за идиотов держит? – спросил тучный у водителя.

В это время подъехал ещё один мотоцикл.

– Господин фельдфебель, – вытянулся в струнку ближний к Коле немец. – Странный русский.

– Чем он странный? – не покидая своего места, спросил тот.

– Свободно говорит по-немецки и…

– Господин фельдфебель, – Коля нагло отодвинул в сторону ближнего немца. – Мне надо батяньке позвонить, а эти мне мобильник не хотят давать.

Брови фельдфебеля вскинулись вверх и встали домиком.

– Ненавижу непонятных русских. Не знаешь, что от них ждать. Расстрелять.

Коля негодовал, что его не хотят слышать. Если это не актёры, а настоящие немцы, то они должны отнестись к нему с пониманием и обязательно помочь.

– Вы переодетые актёры? – спросил он с серьёзным видом.

Секундное замешательство и немцы все как один расхохотались.

– А этот русский мне нравится. Лейтенанту будет подарок в виде клоуна.

– Вы же цивилизованные люди! А в наш двадцать первый век, только на западе остались цивилизованные люди!

– Клоун, ты ошибся, сейчас двадцатый век, а именно тысяча девятьсот сорок первый год, – продолжая смеяться, выдал фельдфебель.

– Какой год? – опешил Коля. – Вы тоже решили надо посмеяться?

– Клоун на то и клоун, чтобы над ним смеяться, – произнёс тучный и коротко хохотнул.

– Я что в прошлом? Чем докажете, что сейчас сорок первый год? – немцы уже смеялись до слёз.

Пока продолжалась эта уморительная для солдат вермахта беседа, зрителей увеличилось. Подошла колонна из четырёх грузовиков и двух бронетранспортёров.

– Что здесь происходит? – раздался вопрос, и все смешки в момент затихли.

Фельдфебель лихо соскочил с мотоцикла и вытянулся перед офицером.

– Господин лейтенант! Задержан русский солдат. Разговаривает и ведёт себя странно. Знает наш язык.

– Подозрительно?

– Нет, именно странно.

Лейтенант глянул на русского в грязной форме и без ремня.

– Кто такой?

– Господин лейтенант! Вы офицер и шутить не будете. Какой сейчас год?

Лейтенант оглянулся на спрятавших улыбки подчинённых.

– Что значит, какой год? Ты, русский свинья, решил посмеяться над немецким офицером? – рука скользнула к кобуре.

– Нет! Если это сорок первый год, то я из будущего! Из две тысячи девятнадцатого года! Я сюда случайно попал из-за двух чёртовых ветеранов! Это они во всём виноваты! Они убивали немецких солдат! А я всегда считал немецкие солдаты освободители, и Сталин их заставил воевать!

Лейтенант задумчиво поправил фуражку.

– В кузов. Потом разберёмся.

Колю закинули в кузов, в котором сидели немецкие солдаты. Один из них сразу наступил ему на спину и ткнул винтовкой между лопаток.

Меня реально с кем-то путают. Какой к чёрту сорок первый год?

Грузовик качнуло, и ствол винтовки вонзился между лопаток, вызвав пронзительную боль. Но крик оборвался на полузвуке. Удар по рёбрам кованым сапогом выбил из лёгких весь воздух. Коля хватал открытым ртом воздух, бешено вращая глазами.

В сознании не укладывалось, что он в прошлом. Такого просто не может быть. И немцы какие-то неправильные. Хоть и говорят по-немецки, но поступают с ним как с ненужной вещью.

При каждой незначительной кочке, ствол винтовки втыкался между лопаток, а каблук сапога неприятно скользил по рёбрам. К тому лицо поднять от грязного деревянного пола кузова поднять не получалось. Коля ощущал, как занозы впиваются под кожу. Один раз он решился поднять голову, но на кочке он больно ударился о доски, из глаз посыпались искры и полились слёзы.

Надо им рассказать, что он выступала в бундестаге и сама канцлер Германии Ангела Меркель хлопала ему! Они поймут, что ошиблись и извинятся за своё поведение! А если я всё-таки в прошлом? Кто у власти? Гитлер? Да, Адольф Гитлер. Он точно меня выслушает и поможет вернуться домой! Домой… Куда домой? Если это и вправду сорок первый год, то у меня и дома нет. Расскажу про будущее. Всё, что знаю. И потомки будут мне благодарны, что смог помочь Германии освободить Россию от сталинского режима! А какая прекрасная жизнь тогда будет!..

В это время грузовик тряхнуло так, что Коля взвизгнул от боли в спине, изогнулся, поднял голову. Машину подбросило слегка вверх, а затем она резко пошла вниз. Удар головой о деревянный пол вырубил сознание.

Коля пришёл в себя от потока холодной воды. Сознание очистилось в один миг. Даже зубы стукнули несколько раз друг о друга, а дыхание перехватило. Он машинально вытер рукавом воду с лица и увидел перед собой того самого лейтенанта, с которым разговаривал в поле.

– Клоун должен смешить! – улыбаясь, сказал он, и кивнул в сторону Коли.

– Вилли, ты думаешь, этот русский может заинтересовать дядю? Он даже на солдата не похож. Думаю, он и ни разу не стрелял в людей. Я уж не говорю об убитых им, – офицер у окна улыбнулся. – У него глупый вид.

– Ты послушай, что он говорит. Возможно он и сумасшедший, но некоторые слова в его речи кажутся странными.

Коля сидел на полу, мокрый, в луже воды, смотрел на высокого офицера у окна со стаканом в руке. Он понимал, что здесь решается его судьба, поэтому внимательно слушал разговор.

– Он хорошо говорит по-немецки.

Высокий офицер, которого лейтенант назвал Вилли, подошёл к Коле.

– Ты ненавидишь Сталина? – жёсткие стальные глаза уставились на переносицу.

Коля сглотнул и всем своим нутром ощутил страх. Впервые с момента встречи с немцами сорок первого года. Голова мелко затряслась, один глаз задёргался. Коля ощутил дыхание смерти. Но в руках офицера не было оружия.

– Будешь молчать, отправишься кормить червей, – в уголке рта проскользнула усмешка.

– Я ненавижу Сталина, господин офицер, – дрожащим голосом заблеял Коля. – Я всегда уважал немецкого солдата и культуру Германии. Я почитатель музыкальной группы «Рамштайн».

На лице немецкого офицера возникло непонимание. Он оглянулся на лейтенанта. Тот лишь пожал плечами.

– А когда ты родился? – неожиданно спросил Вилли, и его взгляд обжёг Колю.

– В этом мире или в том? – начал заикаться Коля.

– В том, – немного подумав, уточнил Вилли.

– Двадцать первого января две тысячи третьего года, – выдавил из себя Коля, продолжая сидеть в луже и глядеть на офицера снизу вверх.

– В том, твоём мире Германия выиграла эту войну или проиграла? – на лице Вилли проявились заинтересованность и задумчивость.

– Проиграла…

– Не может быть! Большую часть красных войск мы уничтожили и скоро возьмём Москву! Мы уже заняли Минск! – не выдержал лейтенант.

– Постой, Гельмут, не горячись, – остановил его Вилли. – Когда закончилась война?

– В сорок пятом, в мае. Сталин взял Берлин, – Коля опустил взгляд вниз. – Я хочу попросить прощение за то, что одурманенные коммунистами люди убивали немецких солдат.

– Я думаю, что ты заслужил повышение, Вилли! Дядя будет доволен ценным кадром. Ещё один подопытный кролик для Анненербе! Срочно переправляй этого клоуна в Берлин. Охрану усиленную. С дядей сам поговорю. Даже в туалет под присмотром! Ясно?

Лейтенант вытянулся перед другом, ставшим серьёзным.

– Всё сделаю, Вилли! А если его попытаются отбить?

Вилли, наконец, допил содержимое стакана, с которым он простоял напротив Коли, нахмурился. Отвернувшись к окну, тихо, чтобы не слышал русский, произнёс: уничтожить!

– Охрана увести пленного! – крикнул лейтенант.

Два немецких солдата сразу же появились в комнате, схватили Колю под руки и уволокли.

– Он не должен попасть к красным, Гельмут. Ни при каких обстоятельствах. Проинструктируй охрану.

Лейтенант ушёл, а Вилли, продолжая держать в руках теперь уже пустой стакан, свободной рукой расстегнул мундир. Ему стало жарко. Хотелось задать этому странному русскому множество вопросов, но он остановил себя. Многие знания, могут повлечь за собой большие проблемы. А проблемы Вилли не любил. Карьеру делать не стремился. Он сейчас обдумывал, стоит ли звонить дяде и ставить его в известность о произошедшем. С одной стороны, если расстрелять, то Гельмут промолчит, а солдаты ничего не поняли. Русский для них просто клоун, который хочет жить. С другой стороны, сведения могут помочь выиграть войну и не донесение о столь интересном русском могут расценить как предательство. Вилли подошёл к окну и уставился на скамейку под яблоней. А если русский обманул, то…

Резко развернулся к столу, со стуком поставил стакан на столешницу.

– Надо докладывать дяде, – решительно сказал Вилли и ударил кулаком по столу, отчего стакан упал набок и покатился к краю столешницы, но упасть он ему не дал.

Два грузовика, два мотоцикла и бронетранспортёр вышли из деревни рано утром. Командовал колонной тот самый лейтенант, который пообещал доставить необычного русского пленного в Барановичи на железнодорожный вокзал, где должны встретить представители контрразведки. Путь не близкий. По лесам болтается много красноармейцев, которые почему-то не собираются сдаваться в плен. Дело времени, леса от них в скором времени очистят, главное сейчас проскочить и не нарваться на каких-нибудь фанатиков. Они могут и в одиночку атаковать колонну, презирая смерть. Вообще все русские странные, совершенно не похожи на солдат западных стран. Те же французы, понимая, что сопротивление бессмысленно, поднимают руки и сдаются в плен. Русские сражаются до последнего даже в самой безнадёжной ситуации. И ведь зачастую нет комиссаров, а они воюют. Сложно понять, зачем и для чего такое упорство и презрение к жизни.