Игги Поп. Вскройся в кровь

В глубокой скорби он вернулся в Анн-Арбор и провел вечер с Дэйвом Александером и его родителями, но даже именинный чизбургер со свечкой не помог преодолеть ощущение провала. «И если я когда-нибудь готов был сдаться, то именно в тот момент. Не было стимула продолжать».

Тут, конечно, чувствительный хиппи сдался бы. Но Джим Остерберг – это вам не чувствительный хиппи. Это парень, у которого, скорее всего, получится, и ему надо было сладить с этой ненавистью.

Но как отвечать на ненависть?

Джим Остерберг говорит, что в результате он «стал бесстрашнее. Меня можно было объявлять: Человек, Которого Вы Любите Ненавидеть».

Джимми Сильвер говорит, что Джим Остерберг построил своего рода психическую защиту, броню. «Ему пришлось. Потому что эти люди ненавидели его. И существовала возможность физического нападения».

Каб Кода, приятель-музыкант и фанат, заметил, что «отказ аудитории принять это поп-арт-представление родил в нем враждебность – и он пошел напролом, физически так или иначе провоцируя публику на ответ».

Кэти Эштон, друг, а потом и подруга, заключает: «Он знал, что люди злы. Трудно было бы не начать к ним относиться соответствующим образом. Он не стремился шокировать, это вышло естественно».

Этим новым человеком, бесстрашным, неуязвимым, конфликтным, злым, был Игги Студж.

Идея альтер эго, которое начинает жить своей жизнью, не нова. Она воплотилась в готической литературе 19 века и заново завоевала популярность в послевоенной Америке, вскормившей Джима Остерберга, мальчишку, который мечтал стать «Атомным мозгом». Двадцатилетний артист столкнулся с враждебной аудиторией и, чтобы выжить, должен был призвать на помощь сверхчеловеческое альтер эго. Но, как мы знаем из бесчисленных дешевых ужастиков, альтер эго может выйти из-под контроля.

В последующие годы те, кто был близок к Джиму Остербергу, в большинстве своем научились уважать Игги Попа, как он станет себя называть. Им нравилось делить сцену с Игги или обедать с Джимом (упаси Бог перепутать). Они научились прощать Игги поведение, которое было бы непростительно для его обаятельного создателя. В конце концов, Джим Остерберг сотворил того, кто для многих является величайшим из когда-либо выходивших на сцену рок-фронтменов. Но постепенно это существо переключило на себя все внимание, уделявшееся группе, и, кроме того, нельзя игнорировать законы дешевого фильма ужасов. Как говорит Рон Эштон, «долгое время это работало: честные, цельные эмоции, которые сделали его Игги Попом. Потом оно вышло из берегов. И он не смог больше отделять представление от жизни».

Когда имя «Игги», поначалу обидная кличка, превратилось в официальный сценический псевдоним, стало ясно, что супергерою требуется особый наряд. Идея пришла Джиму, по его словам, в библиотеке Мичиганского университета, которую он все еще иногда посещал: «Я смотрел книгу о Древнем Египте. И понял: фараоны никогда не носили рубашек. И я подумал: ага, в этом что-то есть!»

Конечно, стороннему наблюдателю это покажется удивительным: Дикарь мичиганского рока черпает идею концертного костюма из тома по древней антропологии. Но так оно и было, и свидетель тому роуди группы Рой Сигер: «Мы часто собирались, накуривались и слушали рассказы Джима об антропологии и людях древности. Он страшно интересовался прошлым человечества, ранними стадиями развития, когда оно еще так близко стояло к природе, к животному миру. И совершенно явно использовал это в музыке».

Голый торс явно соответствовал дикарскому посылу The Psychedelic Stooges, но Джим решил придумать еще что-нибудь живописное в области штанов, вдохновляясь прежде всего вызывающим сценическим имиджем MC5. В начале 1968 года Stooges регулярно зависали по ночам у MC5 в «Художественных мастерских», выходящих на детройтское шоссе Джон-Си Лодж, и часто оставались сидеть с женами и подругами MC5, которые боялись стремных местных персонажей, норовивших ворваться в здание. Бекки Тайнер и Крис Ховнанина, подруги Роба Тайнера и Уэйна Крамера, преуспели в создании сценических костюмов для своих партнеров, так что Бекки вызвалась сшить Джиму концертные брюки из дешевого кожзаменителя. Методом проб и ошибок были скроены штаны, идеально подходившие к его «прекрасному телу», говорит Бекки. Получилось в облипку и с «очень, очень низкой талией – едва закрывали пах. И очень-очень тесные».

Концертные костюмы пригодились, когда The Psychedelic Stooges вышли за рамки «Гранда» и пустились в гастроли по маленьким клубам промышленной и деревенской мичиганской глубинки. Один из таких клубов, “Mothers”, открыл летом 1968 года в городишке под названием Ромео Люк Энгель. Посетив Анн-Арбор, он зашел к Джипу Холланду, у которого уже было свое агентство (а не телефонная будка) под названием “А2”, или «А в квадрате». Посмотрев на одну из их ранних «репетиций», Джип особых надежд на Psychedelic Stooges не возлагал, но все же помогал им с организацией концертов, к тому же в тот день в агентстве оказался Джимми Сильвер. Через час Джимми удалось уболтать Энгеля взять его команду на разогрев к The Jagged Edge 11 августа 1968 года.

Когда группа прибыла в клуб в фургоне, «Понтиаке» Роя Сигера, Энгель мило поболтал со славным смышленым «пареньком в узких брючках». Но как только они заиграли свою примитивную музыку, он был крайне удивлен, увидев, как тот, кого он считал техником, подошел к микрофону и запел – увы, беззвучно, потому что звук издать не получилось. Паренек с отвращением швырнул провинившийся микрофон об сцену, после чего увидел, как техник The Jagged Edge вылез на сцену, поставил микрофон на место, включил кнопку и ушел. Пытаясь спасти положение, расстроенный Игги пустился в бешеный танец перед равнодушной толпой. «Он спрыгнул со сцены и стал наскакивать на девчонок, как большая собака», – говорит Энгель, с восторгом вспоминая, как местные деревенские парни стояли в шоке, совершенно дезориентированные: их основной инстинкт «беги или дерись» был тут неприменим. Толпа была полностью парализована «этим мелким психом».

К тому моменту Игги уже скинул рубашку – и внезапно изогнулся назад в почти невозможную дугу, свой фирменный «мостик». Тут-то, не выдержав предельного натяжения, и лопнули штаны из кожзаменителя, впервые явив зрителям ту часть, которой впоследствии суждено было немало публичных выступлений. «Клуб загудел от волнения и смущения, – говорит Энгель, – и двое охранников рванулись ко мне, а я побежал искать Джимми Сильвера, чтобы прекратить концерт!»

Клуб мгновенно заполонила полиция, вызванная, как уверен Энгель, его соперником – хозяином клуба, а Игги, уже нагишом, сбежал через заднюю дверь в сопровождении Роя Сигера. Пока полиция прочесывала помещение, Джимми Сильвер вычислил начальника и, употребив все свои дипломатические способности, договорился о гарантии, что артист не будет бит разъяренными ментами, уверенными, что они накрыли какой-то гомоизвращенческий стриптиз. Тогда только Игги извлекли из фургона, где он прятался, и предали в руки правосудия.

Поскольку ни музыканты, ни менеджер не располагали достаточной суммой, чтобы выкупить злосчастного вокалиста, Джимми Сильвер был вынужден обратиться за помощью к Джеймсу Остербергу-старшему. Он прибыл на следующее утро. На другой день дело уже было выслушано, и судья Шок присудил нарушителю штраф – 41 доллар, плюс 9 за издержки производства. Остерберг-старший заплатил и вообще отнесся к инциденту удивительно добродушно, когда Джим-младший предложил ему партию в гольф на “Pat’s Par Three”.

После этого знаменитого случая группа впервые попала на первую полосу – в местную газету Observer. Реклама, правда, получилась так себе: Джеймс Остерберг назван там «танцором и шоуменом». И вообще дело представлено так, будто полиция накрыла гомосексуальный стрип-клуб. Люк Энгель был скомпрометирован, и хозяин здания на следующий же день разорвал с ним договор аренды; вскоре начинающий промоутер покинул город.

Скорее благодаря, чем вопреки подобным случаям вокруг The Psychedelic Stooges стал собираться круг преданных фанатов, в основном, по словам Джима, «студентов и старших школьников, которые были или хотели быть плохими. Плюс некоторое количество более музыкально образованных людей». Такая публика соответствовала присущей группе полярности: брутальность и антиинтеллектуализм музыки и возмутительный театральный авангардизм самого зрелища. Дэйв Марш, впоследствии один из главных соратников и помощников The Stooges, видел, как на выступлении в Мичиганском университете в Дирборне «цивильная студенческая парочка стала уходить, а Игги стал на них наезжать, кричать им прямо в лицо, – результатом чего стала песня “Goodbye Bozos”». Этот конфликт, захватывающий и «глубоко театральный», предвосхитил снятую позже Брайаном Де Пальмой противоречивую пьесу Dionysus 1969, где были похожие эксперименты с психодраматизмом, конфронтацией и наготой. Однако Stooges ничего не изображали, все было всерьез, и брутальная монотонность музыки усиливала ощущение угрозы. В том случае, правда, когда ее удавалось удержать, ибо неумелость Psychedelic Stooges стала для кучки местных музыкантов, которым действительно нравилось, что они делают, частью программы. У зачаточных песен типа «Астматического приступа» были запоминающиеся риффы, но не было коды, и зачастую они просто распадались. Толпа становилась свидетелем того, как Игги и Скотт Эштон посреди песни начинали спорить о ритмическом рисунке, наконец Игги хватал палочки и показывал Скотту, что играть. Или, например, когда разваливалась очередная песня, мог лечь на спину и без сопровождения мурлыкать “Shadow Of Your Smile”.

Каб Кода из Brownsville Station неоднократно делил сцену с The Stooges и с восторгом вспоминает, что «многие, вроде Теда Ньюджента или The Frost, которые считали себя крутыми, не любили выступать с ними в одном концерте. А мы наоборот: здорово, Stooges, интересно, что будет? Потому что они могли отлично отыграть двадцать минут, а потом внезапно все валилось в тартарары. Как на пластинке Metallic KO, хотя там другой состав – они могли прямо вот так взять и развалиться посреди песни. Потому что у них был лидер-антилидер, лидер хаоса, состав просто стоял и ждал, куда его поведут дальше».

Несмотря на весь хаос и насмешки, четверо неизвестных парней со Среднего Запада с непомерными эго не сомневались в себе. Аутсайдеры, противопоставившие себя миру, который считали мелким и банальным, они положились на волю ветра и ждали, куда их вынесет. Джим Остерберг, школьный политик, был, наверное, единственным из них, кто был способен жить в этом внешнем мире. Но, по словам Джимми Сильвера, для этого надо было «делать лицо, а ему этого больше не хотелось. Он сделал свой выбор: играть эту музыку. Это было его призвание». И пути назад не было.

Сегодня, когда детройтская сцена конца 1960-х признана колыбелью жесткого гаражного рока, легко забыть, что The Stooges взросли на хипповом евангелизме. Лучшее напоминание об этом – Джон Синклер, в то время верховный жрец детройтской арт-сцены, а ныне бочкообразный дяденька-радиоведущий в Новом Орлеане.

Большая известность пришла к Синклеру, когда Джон Леннон прославил его как схлопотавшего «десять за два» – десять лет тюрьмы за два косяка. Его преследовали за учреждение партии «Белых пантер», которых обвиняли в подготовке терактов, в том числе взрыва здания ЦРУ в Детройте. Седовласый, с хрипловато-джазовой речью в стиле Доктора Джона, сегодня Синклер напоминает нечто между Санта-Клаусом без костюма и ленивым хиппи из комикса Гилберта Шелтона «Кот Толстого Фредди». Днем он ведет передачу о старой музыке на нью-орлеанском радио, а вечерами допоздна слушает виниловые пластинки Альберта Айлера или Чарли Паттона.

Это интересный собеседник и увлекательный рассказчик. Но в течение наших бесед за щедрыми нью-орлеанскими обедами становится все очевиднее, почему в Америке так и не случилось революции. Несмотря на все обаяние, это совершенно непрактичный, сосредоточенный на самом себе человек, переполненный идеями, но постоянно жалующийся на отсутствие денег.

Синклер сыграл решающую роль в судьбе молодого Джима Остерберга: связал его с «Электрой», познакомил с фри-джазом и помог группе обзавестись «Маршаллами». Но было и кое-что поважнее. Поощряя их арт-роковые эксперименты, он, сам того не желая, спровоцировал их неприятие среди неподготовленной мичиганской публики. То, что начиналось как оптимистический авангардный хипповый эксперимент, обернулось мрачным, враждебным противостоянием. Эта враждебность решительным и болезненным образом сказалась на Игги и его команде. Но именно она способствовала появлению великой музыки.

Глава 4. Oh My, Boo Hoo

«Впервые я услышал The Stooges 22 сентября, в воскресенье. Точно помню, потому что это день свадьбы моих родителей. Я застыл на пороге в гипнотическом состоянии. Что это? В жизни не очень много таких моментов. Какие-то фильмы, какие-то места из книг, “Над пропастью во ржи” например. Ради таких моментов, собственно, и живешь. Во всяком случае, я живу. Вот это был один из таких моментов».

Дэнни Филдса, увлеченного, обаятельно-энергичного персонажа с убийственным чувством юмора, порой называют «братом» Джима Остерберга, но чаще – первооткрывателем Игги Попа. Человек, который представил The Stooges Нью-Йорку и в конечном счете всему миру, кустарь-одиночка, продвигавший революционную музыку, которую никто не понимал, за все свои заслуги он получил только неблагодарность, бесконечные звонки с утра пораньше и огромные долги на кредитке. Невзирая на то, что в целом его главные протеже принесли ему одни хлопоты, воспоминания мечтателя, благодаря которому они записали самые радикальные свои пластинки, – сплошь великодушие и юмор. А также секс, наркотики и революционные мантры.

В середине 1960-х каждая уважающая себя рекорд-компания обзавелась собственным «штатным фриком» – хиппаном, который был бы в курсе, что там у ребят в моде, и мог помочь лейблу сделать из этого деньги. Основатель компании Elektra Records Джек Хольцман был большим энтузиастом звукозаписи. Он записывал фолкеров вроде Фила Оукса, переиздавал европейскую музыку, но на золотую жилу напал в лице Дэнни Филдса, который в 1967 году сделал сильный ход – настоял на выпуске сингла “Light My Fire”, ставшего прорывом для The Doors. К несчастью для карьеры Филдса на «Электре», все его заслуги были перечеркнуты возней с The Stooges и связанным с ней конфликтом с руководством компании.

MC5 и The Stooges связались с «Электрой» благодаря все тому же мессианскому рвению Джона Синклера. Прострадав пару лет от полиции и прочих реднеков, Синклер и MC5 перебрались из Детройта в Анн-Арбор, где была более благоприятная богемная атмосфера, и с мая 1968 года обосновались в домах номер 1510 и 1520 по Хилл-стрит. Совместно с Джимми Сильвером и братом Джона Дэвидом, менеджером The Up, они учредили свободный менеджерский кооператив “Trans Love Energies”. Бесконечные пресс-релизы и манифесты викторианского синклеровского штаба привлекли внимание радиоведущих и журналистов Денниса Фроули и Боба Рудника, которые вели передачу Kocaine Karma на передовой независимой радиостанции WFMU в Нью-Джерси. Летом 1968 года, получив от Синклера сингл MC5 “Looking At You” / “Borderline”, они взяли его в тяжелую ротацию. Одним из первых заметил его Дэнни Филдс из «Электры», который тоже вещал на WFMU. В восторге от сингла и от радикальных высказываний Синклера, он вылетел в Детройт на концерт MC5 в «Гранде» в субботу, 21 сентября 1968 года. Счел их «прекрасно подходящими для шоу-бизнеса» и согласился подписать для них контракт с «Электрой», предполагая огромную прибыль.

Только в Детройте Филдс узнал от Синклера и Уэйна Крамера о «младших братцах» – The Psychedelic Stooges. «The Stooges – особое дело, тут промо-пакет не вышлешь, – говорит Синклер. – Высылать демо-запись смысла не было, с тем же успехом можно выслать пылесос. Пока живьем не увидишь, ничего не поймешь». На следующий вечер Stooges участвовали в сборном концерте “Trans Love”, вместе с The Up и MC5, в университетском зале. «Двадцать минут великолепной херни, – говорит Синклер. – И как только Дэнни увидел нашего Ига, он все понял. И пропал».

«Я не знал их песен, никаких там вступлений, гармоний и так далее, – говорит Филдс. – Полностью свободная форма. Мне дико понравился саунд. Как будто до нас наконец добрался Бетховен или Вагнер. Такой увесистый звук, современный и совершенно не блюзовый. Сколько нужно было времени, чтобы врубиться, что это нечто особенное? Пять секунд».

Прямо после выступления Филдс ворвался в крохотную гримерку, загроможденную стопками стульев, и выпалил Джиму Остербергу: «Ты звезда!» Вокалист решил, что его «попросту хотят снять» (Филдс явно и очень откровенно гомосексуален). Реакция Рона Эштона: «Что это за мудак?»

Только когда Филдс поговорил с Джимми Сильвером, ребята сообразили, что это человек из «Электры» и его вторжение сулит им великое будущее. Но первая встреча оказалась роковой: она посеяла идею, что Филдс в восторге не столько от их музыки, сколько от фронтмена. А это, настаивает Филдс, заблуждение: «Меня прежде всего привлекла музыка, а не эта его харизма». Тем не менее последующие отношения между «Электрой» и командой зависели от отношений между Дэнни Филдсом, Джимом Остербергом и Игги Попом. При этом Игги Поп был втянут в экстравагантную тусовку Дэнни, а Эштоны остались за бортом.

Филдс специально приехал в Анн-Арбор подписать контракт с MC5, и сумма аванса обсуждалась с Синклером в субботу вечером. В понедельник Филдс позвонил Хольцману и сказал, что MC5 полностью оправдали его ожидания, но он нашел еще один состав, с которым хотелось бы заключить контракт. По словам Филдса, Хольцман ответил: «Попробуй подписать большую группу за двадцать тысяч, а маленькую за пять».

Ни Сильвер, ни музыканты совершенно не удивились, что в самом начале карьеры им уже предлагают контракт. «Мои надежды были столь несбыточны, что ничего особенного я в этом не увидел. Правда, из-за размеров аванса они чувствовали себя гражданами второго сорта – но при этом общее настроение было: “Мы вам всем еще покажем!”»

В следующий четверг Синклер объявил в журнале 5th Estate, что обе команды заключили контракт с «Электрой», но никаких бумаг подписано не было, пока Джек Хольцман и вице-президент компании Билл Харви не увидели их вживую в «Пятом измерении» (“The Fifth Dimension”) – модном хип-клубе в помещении бывшего боулинга. По словам Джима, за неделю перед прослушиванием он донервничался до обострения астмы, так что «специально к концерту» The Stooges сочинили две песни: “I’m Sick” («Я болен») и “Asthma Attack” («Астматический приступ»). «Мы сыграли эти две песни, я поизвивался на сцене, и договор был подписан. Они подумали: ну психи, народу нравятся психи, вроде у этого парня есть харизма или что-то такое, берем».

Филдс говорит, что Хольцман и Харви «совершенно остолбенели. MC5 они еще могли понять, это было что-то более предсказуемое и вписывалось в какие-то рамки».

Сам Хольцман с готовностью признает, что подписал контракт с целью подбодрить Филдса. «Дэнни страшно торчал от The Stooges, и я просто согласился. Мне всегда нравились какие-то странные, но интересные вещи, и они как раз были из этой серии. Но для “Электры”, конечно, имели второстепенное значение». Хольцман был культурный, сравнительно скромный человек, на удивление молод и в теме для босса рекорд-компании, носил слаксы и свитер, но никогда не пытался сойти за своего – это он оставлял штатным фрикам типа Дэнни. Контракт был подписан 4 октября 1968 года. В нем группа именовалась просто The Stooges, хотя на афишах и в других бумагах слово “Psychedelic” держалось еще около месяца. «По-моему, Джек Хольцман сказал нам, что это слово уже не в моде», – смеется Джимми Сильвер.

Договор с «Электрой» вызвал бурную деятельность в стане MC5; 30 и 31 октября в «Гранде» был записан живьем их первый альбом, а в начале ноября Синклер объявил о создании «Партии Белых пантер» – по аналогии с «Черными пантерами», радикальной формацией Хьюи Ньютона. В это время, по словам Джимми Сильвера, его собственные питомцы вели себя куда расслабленнее. «Они вообще не напрягались. В основном что-то обдумывали и вели разговоры. Вместо того чтобы приложить какие-то усилия к совершенствованию своей способности показать то, что хотелось показать… по-моему, они не то что ленились, но как-то разменивались по мелочам».

Сильвер на них не давил, следил, чтоб не уставали. Репетировали каждый вечер по двадцать минут, неизменно на смертоубийственной громкости. Основное внимание уделялось разработке групповой ментальности, внутреннего словаря и так называемого “O-Mind” – коллективной вибрации (или наркотического ступора). Скоро у них появился собственный жаргон, порой раздражавший Джимми и Сьюзен, при всей их толерантности и уравновешенности. «Кто работает в больнице, может рассказать вам про полнолуние, когда происходит всякая фигня. Я присоединяюсь. Скоро я заметил, что каждое полнолуние они начинают повышенно хотеть того, что они называли “три в одном: торки, тутки и коголь” – наркотики, девки и алкоголь. С регулярностью прилива они начинали хотеть денег, чтоб вырубить кайф и все остальное. Меня это, в общем, доставало. На самом деле страшно доставало… Четыре таких бодрых чувака».

Временами Джим Остерберг бывал весьма вменяем и объяснял, что медленное продвижение оптимально, по крайней мере оно выносимо для его товарищей: если торопить и подталкивать, все распадется. Но в принципе он был не менее иррациональным ленивцем, чем они, и курил очень много травы, что провоцировало астму, которая становилась главной заботой Джимми и Сьюзен. Тогда они сажали его на макробиотическую диету, лечили чаем из корня лотоса и писали Дэнни Филдсу, прося отложить запись до выздоровления Игги.

После первого же аванса жизнь в «Фан-хаусе» стала сравнительно роскошной. Поделили территорию: Джим угнездился на чердаке, Джимми, Сьюзен и малютка Рэйчел, она же Банчи, в отдельной квартире на верхнем этаже, Скотт в соседней комнате, Рон и Дэйв на нижнем этаже, а рядом – общая гостиная с телевизором, украшенная портретами: Малкольм Икс, Элдридж Кливер, Брайан Джонс, Элвис Пресли и Адольф Гитлер, плюс постер прежней группы Рона The Chosen Few.

Осенью в подвале появился новый жилец: Джон Адамс, приятель Джимми Сильвера по Иллинойскому университету. Адамс происходил из богатой чикагской семьи, поднявшейся на железных дорогах; он был фанатом Дэймона Раньона, считал себя завзятым бильярдистом и восхищался всяческим «дном». «Как у [Джозефа] Конрада в “Сердце тьмы” – “чарующая сила в отвратительном”, – Джон был весь в этом», – говорит Джимми Сильвер. Он обнаружил, что со студенческих времен его друг успел подсесть на героин и слезть с него. Адамс был «весьма неглуп, чрезвычайно лоялен и очень хотел работать», так что ему было предоставлено пристанище и должность роуди – дорожного менеджера. Связавшись с группой, он отрастил рыжую проволочную гриву, за что получил кличку Кучерявый. «Я вообще никогда не видел, чтоб у человека было столько кличек, – замечает Билл Читэм, который тоже вскоре стал их роуди. – Мы называли его еще Хиппи-Гангстер, Гривенник, Арахис, Сфинкс, Голди и Приятель». К тому времени заработал дополнительную кличку и Джим – Скотт, Рон и Дэйв окрестили его Попом (никто из музыкантов, кстати, никогда не называл его Игги, разве что говоря о сценических выступлениях), когда он сбрил брови и стал якобы похож на одного анн-арборского персонажа по имени Джим Попп, у которого выпали волосы. Но как артист Джим чаще всего именовался Игги Студж.

В противоположность своим протеже, Филдс развил бешеную деятельность по технической подготовке записи MC5 и поискам продюсера для первого альбома The Stooges. Скоро ему на ум пришел Джон Кейл, только что создавший сногсшибательные аранжировки для The Marble Index, пластинки Нико: они оба когда-то подвизались в The Velvet Underground и оба покинули эту группу. Не понаслышке знакомый как с авангардом, так и с высокоэлектризованным рок-н-роллом, он казался самой подходящей кандидатурой, так что Филдс позвонил и пригласил его на запись MC5 в «Гранде». Через несколько дней Кейл был уже в Детройте и воочию увидел обе команды.

«Я возненавидел MC5! – восклицает он сегодня своим глубоким валлийским тоном. – От всей души! Не потому что это обычный рок-н-ролл, а потому что насилие. Нюрнбергская демонстрация какая-то! Вот они, блядь, ебаные нацисты, живы-здоровы». Другое дело разогрев: «Там в центре был этот вертлявый чувачок, грандиозное чувство юмора, на самом деле очень тонко, но агрессивно, – плюс самопародия, очень веселая!»

Как и надеялся Филдс, Кейл «врубился». Высокий нью-йоркский гость «врубился» в музыку The Stooges, хотя и был несколько шокирован их стилем жизни. Явившись в Анн-Арбор обсудить проект, он осмотрел «Фан-хаус», открыл холодильник и увидел «десятки бутылок пива “Bud”. Еды ноль. Я говорю: вы что вообще, блядь, едите? Да так, говорит Игги, что попало». Кейл был впечатлен их протопанковским обиходом; анн-арборскую команду, в свою очередь, поразили его интеллектуальные замашки и то, что он носил черные плавки и пил вино; обе детали подчеркивали, какая он столичная штучка. «С одной стороны, авторитет и умник, а с другой – эксцентрик и раздолбай, – говорит Сильвер. – У него была жена, [дизайнер] Бетси Джонсон, но он ухлестывал за девками, он пил и торчал, но точно так же мог не пить и не торчать, ему было все равно». Кейл распознал в молодом вокалисте родственную душу, особенно когда взял в руки гавайскую гитару, которая участвовала в дебютном концерте на Хеллоуин, и обнаружил, что все шесть струн настроены одинаково – техника, с которой «Вельветы» экспериментировали в ранней песне “The Ostrich”. Узнав, что Игги играл на ней обдолбанный, подключив к мощным «Маршаллам», темный князь нью-йоркского авангарда подумал: «Должно быть, звучало ужасающе!» И в то же время решил: «Да, вот это настоящая вещь. Поехали!»