Её величество

– Ты права, пока Эмма на прогулки ходила, Верочка воспитывала своего будущего мужа, под себя подстраивала, пока он без памяти в неё был влюблён. И теперь у них прекрасная семья, – рассказала о своем наблюдении Аня.

– «Тебе судьбу мою вершить!» Не в те руки Эмма себя вверила. Видно, Федька как-то сумел зайти с разных сторон и добиться своего. Меня бы он не поймал на крючок. Прохиндей, бабник. Идёт, бывало, патлы свои разлохматит… Остриги – и останется от него всего ничего. Если только истерия да неявный маниакально депрессивный психоз. Не послушала меня Эмма, и досталась ей доля страшно болезненной обнажённости. И кто это сказал, что потрясения очищают? Убила бы того гада.

«Наша судьба – наш выбор. Хотелось бы услышать не отредактированную биографию Фёдора, не «житие», а рассказ о становлении обыкновенного человека, совершавшего много плохих поступков, берущего за них ответственность и изменившегося к лучшему… Или хотя бы качественную, объективную оценку его поведения. В каждом человеке борются светлые и тёмные стороны. Светлое по большей части побеждает. Но, похоже, здесь не тот случай… Я услышу сейчас предвзятые выводы обиженной жизнью женщины. А может, и правда, её персонаж не такой уж «геройский»?.. Многословие Инны в этом возрасте признак неврастении или результат длительного одиночества?» – Лена поставила под сомнение свой собственный диагноз.

– От заблуждений тоже рождаются дети, – пошутила Жанна.

– Юморист Михаил Жванецкий как-то изрёк: «Веди себя естественно, и женщина сама найдет, за что тебя полюбить», – вставила непонятно к чему своё замечание Аня. Наверное, о какой-нибудь своей знакомой подумала.

А Инна бурно отреагировала:

– Вот и нашла. Не нравился мне Федька. Не жаловала я его и никогда не скрывала этого. И сейчас от своих слов не отказываюсь. В порошок бы стёрла гада. Психопаты бывают дружелюбные и агрессивные, а этот – гибрид какой-то недоношенный. В шестидесятые годы идеалисты верили в красоту и величие человека, в то, что он способен к самосовершенствованию. И Эмма из их числа. А теперь биологи смеются над этим.

– Ну и напрасно. Влияние среды и воспитания они не могут отрицать. Хорошая семья может уберечь от совершения преступлений, – возразила Аня.

– Идеального генома в природе не существует. И идеальных условий жизни тоже. Многое в характере человека зависит от условий жизни и случайного сочетания генов. В геноме человека что-то порядка двадцати пяти миллионов вариантов. Цифра говорит сама за себя! Отсюда разные люди. Попробуй подобрать к каждому индивиду метод воспитания. Даже близнецы в утробе матери ведут себя по-разному, – не согласилась Инна. Ей хотелось поспорить. – Биологи уже забрались в такие глубины, что их начали одолевают бредовые идеи типа: «Человеческое сознание возникает на пустом месте? Есть ли семимерное пространство и сможет ли там жить человек или только его сознание? Будет ли компьютеру больно, если его отключить от питания? Поможет ли нам компьютер заглянуть в иной мир?» Раньше подобные вопросы считались фантастикой и метафизикой, а теперь их задают ученые.

Жанна наводящих вопросов ей задавать не стала. Поддакивать и подталкивать к беседе тоже не захотела, ограничилась неопределённым пожиманием плеча. Но Аня твердо стояла на своём:

– И, тем не менее, воспитание даёт положительные результаты.

И она заспорила с Инной. Но до Лены уже долетали только отрывочные фразы. И смысл их терялся.

– …Хотят отредактировать геном человека и подстегнуть эволюцию?

– …Подсаживают дополнительные гены животных и даже растений. Не ставят морально-этические вопросы… Имеем ли право вмешиваться в живую материю, в естественный ход развития?.. Решать за Творца? Использовать науку во зло человечеству?

– …Мутируют. Родилось животное с лицом человека. Ужас.

– …Выживут только крысы и тараканы. Заскучавшее человечество сходит с ума…

– Я лично выделяла Фёдора из общей массы, – неуверенно произнесла Жанна.

– Вот это новость! – приподняла Инна высокие брови.

– Всё мое существо восставало против него, – пояснила Жанна, опережая возможные вопросы.

– Фёдор хоть по очереди женщин перебирал и «оприходовал», а Ритин так сразу к нескольким ходил пополнять свой багаж «знаний» и удовлетворять свои жеребячьи наклонности, – покривив свои тонкие бледные губы, прошептала Аня. – Это же разложение, падение ниже некуда! Он моральный урод.

– Талантливый растлитель, – рассмеялась Инна.

– Ты смеешься? Но это же страшно! – заволновалась Аня.

– Нет, это жизнь, – спокойно ответила Инна.

– Что до Ритиного бывшего мужа, так у него патология. Не отдельные рецидивы случались, он постоянно «отрывался» на полную катушку. Поставил своё «дело» на поток и исполнял его с ловкостью человека, безнравственного от природы. Купался в своём «прекрасном Эдеме», просто горел этим. «Бедолага», еле успевал отряхиваться. «Как прелестен порок, как скучна добродетель!» Тот ещё повеса. Нашёл себя в «публичном» доме. Он дальнобойщик или таксист. Говорят, его некоторые… рвали из рук друг у друга. Снискал себе славу. Любопытно, он со всеми подряд или выборочно? Наверное, ему всё равно с кем, лишь бы познать новую женщину. Рита как-то приподняла в его кабине шофёрское сиденье – кто-то подсказал, – а там залежи презервативов! Глаза муженька заметались, лицо задрожало от злости. Ну и сами понимаете… Рита сразу развелась, – доверительным тоном рассказала Аня.

– Не знал, что добродетель открывает дорогу в рай. Наблюдаю кризис морали. Наверное, он стремился к максимуму наслаждений с этими женщинами, но не мог его достичь без духовного контакта с ними, – строго заметила Жанна.

– Спать надо с достойными, – рассмеялась Инна.

– А сам был таковым? Я слышала, будто он ревновал жену к героям её взрослых книг. Ему казалось, что физическое и моральное наслаждение, которое испытывали её персонажи, – отголоски того, что она ощущала к кому-то, только не к нему, – сообщила Аня смущенно.

– Это надо же! – насмешливо фыркнула Инна. – Ритин муж напоминает мне мышь в одном из экспериментов учёных-биологов. Помните, она не могла ни есть, ни пить, только удовольствий жаждала. Так и погибла. А человек может силой своей воли контролировать и подавлять в мозгу центры порочных увлечений. В голове у нас существуют два способа, два пути принятия решений: эмоциональный и рациональный. Эмоциональная сигнальная система – быстрая, но часто выдает ошибки по причине необдуманности выводов. Как-то так.

– Большинство глупостей мы совершаем по причине несдержанности. Сначала надо потерпеть – посчитать до десяти, – и только потом принимать решения, – согласилась Жанна.

– Ритин бывший – человек со слабым интеллектом, у него в основном развита эмоциональная составляющая, как у мыши. Я думаю, он нас ещё не единожды удивит, тем более что для него количество «любимых» женщин – повод и пища для его тщеславия. А Федька просто насмотрелся ярких «громкоголосых» журналов. Хотя душа его и колобродила, одновременно на нескольких фронтах он не мог воевать, пороху не хватало. Не того калибра орудие, не того полёта птица. Пытался, но не потянул, жидковат для этого оказался. Он – маленький «герой» «большого» секса.

– Жидковат – категория не юридическая, скорее медицинская, – не присоединилась к насмешке Аня.

– Оба тщеславны. Женщины помутили им разум, – не согласилась с Инной Жанна. – Еще бы, испытывают торжество плоти… над разумом!

– Они сами не знают, чего ищут в себе и в женщинах. Ходят туда, не зная куда, ищут то, не зная что, – предположила Аня. – Мужья Эммы и Риты слишком поздно родились. Им бы попасть в насмерть запрещённое сообщество времён поэта Игоря Северянина «Долой стыд!» Вот где было бы им раздолье!

– Причудливые неологизмы жизни и поэзии того времени, когда гнев или растление гения только прибавляли популярности… «Глаза парят над головами…» «Лирический ажур его стихов», – медленно и задумчиво пробормотала Инна, что-то припоминая.

– В голове не укладывается странная, недоступная мне парадоксальность мышления их мужей. Мерзость вселенского масштаба! Как больно видеть такое в семьях! Как это скребёт мне сердце!

– Мышления? – в шутку переставила ударение Жанна, только для того, чтобы взбодрить приунывшую Аню.

– А спроси, почему они так себя ведут, ответят: «Хочу и буду». Не в состоянии осмыслить мотивацию своих поступков. Их лозунг: как можно меньше душевных затрат и максимум удовольствий. Казановы доморощенные. Только недостойны они этого звания, – сердито пробурчала Аня. – Они оправдывают своё развратное поведение неконтролируемостью порочного влечения и своей беспомощностью перед ним. Мол, секс глух к разуму. Только у взрослых людей выбор поведения – результат коренных убеждений, а не стихийных выбросов эмоций. Мне кажется, что поведение в интимной жизни – прежде всего духовное выражение личности. Ничтожного человека тянет на сексуальные приключения, на кратковременные иллюзии собственной значимости. Самостоятельный мужчина не стремится на стороне утверждаться в собственной ценности. Его душа и зов плоти не конфликтуют. Он не испытывает страсть к женщине, которую не уважает. К проститутке, например. А если испытывает, то не может достичь истинного наслаждения – слияния физического и духовного. Любовь рождается из восхищения.

– Кем? Собой? – насмешливо спросила Инна. – Аня, что-то я в толк не возьму к чему ты клонишь? Ты хочешь сказать, что человек, устремлённый к высоким идеалам и в интимной жизни стремится к истинно прекрасному?

– По-моему, да. Как бы тебе объяснить… Чувствовать глубоко интимное – это как искать связь между запахом, контуром и окраской цветка.

– Ну, не знаю… – удивленно протянула Инна.

– Если не знаешь, что сказать, говори правду, – насмешливо заметила Жанна.

– Какие-то странные фантазии и ассоциации. Тебе бы мужчин наставлять! – съехидничала Инна. А для себя заключила: «Мой горький опыт говорит о том, что у мужчин физическое доминирует над духовным».

– У преступников не задействован участок мозга, отвечающий за запрет насилия. И у мужей наших невезучих подруг тоже каких-то шариков-роликов в голове не хватает. И совесть у них спит или вовсе отсутствует, – заявила Жанна.

– Разбуженная совесть – источник огромной энергии. Только не чувствую я в их мужьях силы, способной на созидание. Непонятно на что её растрачивают. Пусть меня извинят мои подруги, если я прямо скажу: некоторые мужчины, как я сегодня окончательно поняла, в этом деле вообще не включают мозги, – сказала Аня невесело.

– Для таких особей главное, чтобы им говорили о любви, а кто – им безразлично, – презрительно заметила Жанна.

– Интересно излагаешь. Но Эмма любила Фёдора! – возмутилась Аня.

– Ну и что? Это не спасает положения. Кому из мужиков это когда мешало? – рассмеялась Инна.

– Проехали, – раздражённо буркнула поставленная в тупик Жанна и с немым укором в глазах упёрлась взглядом «в лаконичную утилитарность» гостевой спальной мебели» – в матрас на полу. И чтобы отвлечься от неприятных мыслей, подумала с легкой усмешкой: «Когда к нам приезжают дети и внуки, интерьер нашего зала меняется аналогичным образом. Традиции – по бедности – те же, но цветовая гамма другая».

– От ума зрелость мыслей и поступков. От ума и вкус к жизни, – тихо сказала Лена.

«Только ум в каждом секторе жизни человека разный: в работе он одним способом проявляется, в семье – другим. Поведение в интимной сфере больше от темперамента зависит или от воспитания?», – задумалась Инна.

2

– Как Фёдор посмел так обойтись с Эммой? Это так унизительно! Она в согбенной позе… и перед кем?! Чувство собственного достоинства – это умение себя сохранить. Почему у неё не получилось? – сочувственно спросила Аня.

– Иногда «унижение паче гордости», – криво усмехнулась Инна. В интонации её слов Лена почувствовала острую боль, пронизавшую сердце близкого ей человека. Её руки автоматически мягко задвигались в темпе блюза по напряжённым плечам подруги, массируя их и расслабляя.

Аня наморщила лоб. На её лице читалась усиленная работа мысли. Она пыталась понять Инну, а может, и себя в предложенной ситуации. «Что в человеке самое ценное? Талант, с которым он родился? Все дети появляются на свет с какими-то способностями. Даже у моей дебильной подружки детства был дар поразительной силы – доброта. А Фёдор считает своим талантом и смыслом всей жизни блуд? Но ведь это просто жажда наслаждений, как у некоторых стремление к власти или к наживе. Значит, он так и не нашёл себя в чём-то существенном? Ни он сам, ни семья, ни школа не раскрыли заложенных в нём прекрасных данных? А без этого жизнь человека не может быть по-настоящему осмысленной, интересной, полезной. Неужели Фёдор прожил жизнь, не пытаясь в ней разобраться? Неужели секс так ослепляет и «обезглавливает»? Сколько же в нем человеческого? Он… как животное? – простодушно удивилась своему выводу Аня. – А вдруг он не хуже всякого другого? Не может того быть! Иначе весь человеческий мир давно бы рухнул. Почему Федор изменяет? Не любит? А где брак без любви, там любовь без брака».

Но вслух она ничего не сказала. Побоялась выглядеть в глазах подруг слишком наивной.

– Ха! Можно подумать, мужчины знают толк в женщинах, – усмехнулась Инна, вспомнив своих мужей.

– Они изучают нас только для того, чтобы управлять нами. Сенека утверждал: «Золото проверяют огнём, женщину – золотом, мужчину – женщиной». Гениально сказано, не правда ли? Впечатлило? – спросила Аня, довольная своей эрудицией.

Зная мнительность Ани, Инна, прежде чем утвердительно кивнуть, с удовольствием растянула паузу.

В комнате на какое-то время стало совсем тихо.

– И вот на наших глазах, в Эмминых огромных райкинских очах…

– И до тебя докатывались слухи, будто Эмма безропотно расплачивается за свою ошибку или сегодня впервые услышала? – прервала Инна Жанну.

– Хватит стонать, рабыня Изаура, – прошептала Лена. – Есть неписаный закон: не сплетничать и не злословить по поводу отсутствующих.

– Я сочувствую Эмме, – насупилась Инна и продолжила:

– Охмурил, усыпил бдительность и завоевал. Видно, это ему трудно далось: штурмовать, оспаривать, доказывать своё право владеть. Устал, отдохнуть захотел. Закрываясь ежедневной, бессовестной ложью, не стал он делить с Эммой хлеб дальнейших жизненных испытаний, легко отрешился от семейных забот. И с тех пор живёт в своём восхитительно простом беспечном мире, стремясь на максимум выжать из него всё ему интересное и полезное. А Эмма не умела, вернее, не могла следовать Федькиному примеру. Нянчилась с ним. Приняла эстафету от его мамаши и гордо самостоятельно взошла на эшафот. Как сладко выполнять желания любимого! Знать бы ей заранее, какие муки стыда, горечи и разочарования ждут её в этом союзе. Опозорил Федька свою семью, в грязи жену вывалял. Собственно, нечто подобное произошло и с Галей, но там корни другие: сумасшедшая ревность мужа. – Инна не сладила с чувствами и уронила-таки слезу. (Пробить её на слезу?.. Столь слабая защита от нахлынувших эмоций? Разве можно было такое себе представить ещё год назад! Скорее… забористый мат.)

– Крепко приложила! Похоже, Фёдор – объект твоей горячей ненависти, – заметила Жанна.

– Не выношу его холодное рыбье равнодушие. Конечно, редко кому дано читать знаки судьбы, но Федька дал почувствовать Эммочке всю меру стыда за свою непорядочность и за её собственное бессилие – вот она и выпала в осадок. Здесь бы ей и поставить точку, сделать хотя бы первый шаг к пониманию главного в жизни, но она, порабощённая любовью, терпела. И перестаралась. Дождалась, пока всё сплелось в неразрешимый клубок противоречий. Ей бы сразу муженька приструнить. Ведь не единичный был эпизод измены. Что теперь-то кукситься?

– Обуздать, стреножить, чтобы навытяжку стоял и руки по швам держал? Нельзя загнать пасту назад в тюбик. Любить в рабстве? Если только в состоянии гипнотического транса.

– Федьку никто не держал, он сам не уходил. Эмма никогда не бросалась на колени, заклиная мужа не оставлять семью, не ударялась в слезы, подавляя желание устроить истерику. Ей претил этот старый как мир унизительный способ сохранения семьи. Ей ближе гордое молчание,– набросилась на Жанну Инна. – Федька, наверное, считал, что делает одолжение своим присутствием в семье.

– Своей нелюбовью Федор поставил Эмму на колени и уничтожил! Известно, что, смеясь, легче выживать, выходить из ступора и выздоравливать. А она даже взглядом всех отталкивала, боялась общаться, не хотела поддержки, – вздохнула Аня, крепко пропитанная настоями коллективизма.

– Боль выражать через смех? Ты сама-то пробовала шутить в подобной ситуации? Поделись опытом, – раздраженно возразила Инна.

«Она повергает меня в недоумение. Как быстро в ней разгорается «спортивный» дух спорщика! Надо срочно выправлять ситуацию, пока она окончательно не завелась», – решила Жанна.

– По-моему, любовь в человеке живёт всегда – мы по законам вселенной подспудно стремимся друг к другу, – но когда она направляется на недостойных, то взаимодействие оказывается непредсказуемым и зачастую плачевным, – пасторским тоном поведала она. – Если человек любит кого-то, то достоинства любимого его восхищают и радуют, а недостатки умиляют. А тут… Боже ты мой! Жизнь Эммы – странное смешение всплесков радости, горечи и вспышек нервного возбуждения. Своеобразные составляющие… Это же атмосфера катастрофы!

– Эмма говорила, что такого ощущения подлинности любви до Фёдора не знала, – сказала Аня.

– Своей, но не его. Почувствуй разницу, – возмутилась Инна.

– Напрасно она скрывала свою беду. Обычная страусиная политика замалчивания, – опять высказала своё мнение Аня, меряя Эмму по себе.

– Осуждаешь? Мы за этим тут? О трагедии не кричат, – заметила Лена.

– Видимо, так для Эммы звёзды сошлись.

– Не звёздам надо верить, не Богам, а чувствам, – не согласилась с Жанной Аня.

– И что в результате этих чувств Эмма имеет? Столько лет стыдилась своего униженного положения, наедине со своими бедами оставалась. Ей бы ударить во все колокола, попросить помощи у друзей и родни. – Аня упрямо продолжила «долбить» своим мнением подруг.

– Обременять собственными проблемами, ждать сочувствия? Ты что! Эмме даже перед собой было неловко за всё, что с ней происходило, – раздраженно заметила Инна.

– От неё в студенческие годы исходила чистота, честность и открытость, а тут замкнулась, отреклась от внешнего мира, – вздохнула Жанна.

«Такой разговор – и на публику?» – поморщилась Лена.

– Проморгала Эмма своё счастье. Может, она упустила какой-то важный момент, укрепляющий семейные отношения? – спросила Жанна.

– Мне нравятся твои вопросы, потому что в них уже заключен ответ, – усмехнулась Инна. – Это Федька-то счастье? Да попадись мне такое дерьмо, я бы ему так впаяла, чтобы небу жарко стало! В два счёта выставила бы за порог.

– В состоянии отчаянной храбрости, замешанной на горе и ярости? Ты у нас всегда свои трудности переживала как интересные приключения.

– Да, я человек эгоцентричный, неудержимый, не люблю тишины, ищу бури. Я всегда жила как на вулкане: в состоянии мобилизации и на высоком эмоциональном уровне, – ответила Инна, швырнув в Жанну тем, что подвернулось под руки – подушкой, – и спокойно продолжила:

– Печальный вывод напрашивается сам собой: заела Эмму кручина. И оставалось ей в слезах топить свою боль и расписываться в беспомощности. Представляете, как-то сказала: «Федю ничто не радует, ему ничего во мне не интересно. Я ничем не могу заслужить его расположения. Ему не нужны мои сложности, высокие материи. Они его раздражают и бесят. Он всё отрицает, всё презирает, над всем издевается, топчет красивое, доброе, искреннее. На флаг, на ура поднимает в себе самое худшее. И считает это нормальным. Он принижает меня. Говорит: «То, что тебя трогает, – ерунда, мелочь». И всё потому, что ему самому хватает общения на уровне тел. Стал как переходящее знамя, как приз от одной к другой, из рук в руки. А я корю себя и не могу простить себе единственную в жизни серьезную ошибку. Знать бы во что она выльется». В ответ я буквально вспыхнула дикой злостью: «Да бога ради! Да без вопросов! Вали куда подальше, пока целёхонек. Видали мы таких, готовых в любую минуту сбежать налево. Он же в восторге только от себя. Такие типы не умеют ни ценить, ни наслаждаться тем, что им дано».

– Инна, ты это о ком? Я что-то пропустила? – очнувшись от задумчивости, вскинулась Аня и тут же прикрыла еще пустые после кратковременной дремы глаза.

– Спи спокойно, я обычно присутствующих не имею в виду, – усмехнулась Инна.

– Фёдор всё получил из рук Эммы, но не стал её домашним животным, убегал туда, где ему интересней. Пошёл на поводу у своих инстинктов. Получается, принимая от жены свидетельства её любви, уважения и обожания, сам не торопился предоставлять свои, – грустно сказала Жанна.

– Бывает любовь невероятной силы, над которой почти не властен разум человека. Мне кажется, она случается только раз в жизни. А у Фёдора их вон сколько. Это ненормально, – сказала Аня, теперь уже окончательно придя в себя, и направила на Инну свой пристально-внимательный, настороженный взгляд.

– Экая невидаль! Он одержим бесами необузданного вожделения! У меня тоже не раз башку сносило от влюбленности в других мужчин, когда я бывала замужем за недостойными. Очаровывалась, была симпатия, восторг, трепет. Ну, чувствовала в груди предательское стеснение, ну, голова шла кругом. Рыдала, конечно. Думала: «Классный мужик! Какая мощная мужская энергетика! Вот был бы уникальный тандем! Но два огненных темперамента могут взорвать, убить друг друга или загасить». Вибрации чувств случались такие мощные, будто меня бросало на оголённые провода с напряжением триста восемьдесят вольт. Бывало, не могла спокойно пройти мимо обожаемого объекта. Готова была вцепиться в него губами, руками… Ничего не поделаешь – темперамент! Влюблялась как сумасшедшая, но не до полной же потери бдительности, чтобы не помнить себя. Ничего, брала себя в руки, успокаивалась. Понимала: дороже сохранить чистое обожание.

– Какие плотоядные желания! – усмехнулась Жанна.

– И всё от того, что мне не хватало внимания в семье. Это досаждало, бесило. Могла бы целенаправленно добиться своего. Мол, давай, смелее, и всё получится… Но я же понимала, что это моя излишняя возбудимость, а не дыхание судьбы. Не хотела быть разлучницей и за свою семью несла ответственность. Умела останавливаться, не теряла соображения. Сознавала, что меня могут неправильно понять. Не запараллеливала любовь и влюбленность.

Конечно, мне нравилось играть на очаровании ветрености, чтобы кровь не прокисала, замирать от неожиданно нахлынувшей нежности и тревоги. Были мужчины-друзья, с которыми хорошо беседовать, были поиски настоящего, единственного… Всё бывает, когда живешь с мужем как с квартирантом… Жалко тех глупых лет. Но ведь пока разберёшься в своих чувствах… – созналась Инна и с насмешливым интересом взглянула на Аню. Но та не среагировала, а может, не захотела про себя откровенничать. Но о Фёдоре высказалась вполне определённо:

– У него не любовь – блудливость, круги на воде. Он, видите ли, непредсказуемый. Насобачился… по кустам. Пошалит – и в норку, к жене. А та пожинает плоды его вольностей. Он плыл по течению, куда влекла очередная профурсетка. (Слово-то какое откопала!) Простите, пассия. И даже не ужасался своей черствости. Он противен мне до омерзения. Нельзя давать воли страстям, потакать подлости и пошлости. Нельзя прощать предательство!

– Всё запрещенное интересно. Зачем ты так о невезучих женщинах? Коробит меня твоя безжалостность. Забыла шёпот искушения? Пробуди в себе память прошлых чувств. Никому не известно, отчего вдруг между двумя разнополыми особями рождается не предполагаемая, ничем не спровоцированная взаимная страсть. Она как горячий ветер. Ночь, звёзды с блюдце. И вдруг полёт! И мир прекрасный и удивительный!

– Ты серьёзно? Страсть испепеляет. Скрывают стыдное, позорное, гадкое! – попалась на удочку Инниного трёпа Аня. – У моей подруги муж умер, а её душа до сих пор переполнена человеком, которого давно уже нет, его прошлыми глубокими, сильными чувствами.

– Только им? Только к ней?

– Всё-то ты опошляешь. Пропала в тебе романтическая приподнятость.

– Я не оцениваю прошлое с позиции увядающих сморчков. – Инна попыталась сменить горькую тональность Аниных эмоций на насмешливо-ироничную. – Если все наши высказывания сложить, получится несколько иная картина.

«Как всё у неё гладко сошлось и склеилось! Чтобы мне досадить, так сказала?» – включила свою мнительность Аня.

– И спросит Всевышний Фёдора пред вратами: «Любил ли ты кого-либо так, чтобы твоя любовь достигала вершин прозрения, или ты признавал только себя и свои желания?» – возвестила Жанна тоном проповедника.

Женщины не откликнулись на религиозные сентенции подруги.