Бриллианты шталмейстера

Воровали трое – Захар Иванов Анисимов по прозвищу Злоб, Илья Харитонов Кустов и Яков Михайлов Козляков. Первые двое судимы неоднократно, последний был первоходом. Именно с него и решил начать дознание коллежский секретарь.

– Скажи мне, Яша, это кто же вас книжки воровать надоумил?

– А че? Книжки, они же дорогие, иная рупь, а иная и два целковых стоют!

– Ну, то, что книги сейчас дороги, я и без тебя знаю, чай в книжные магазины хожу. Кому вы их продавать собирались?

Допрашиваемый почесал голову:

– А вот здесь промашка у нас вышла, барин. Хотели мы их на Александровский рынок снести к энтим, как их, букванистам?

– Букинистам.

– Во! Им хотели продать, но они не брали – боялись, понимали, откуда книжонки-то. Злоб уж и на вес их предлагал – по красной за пуд, все равно не брали. «Сегодня, – грят, – возьмем и денег вам заплатим, а завтра хозяин за ними с полицией придет и придется их бесплатно отдавать».

– Это сколько ж вы книг утащили, коли пудами их сбывать пытались?

– Ой, много, барин, – ответил Козляков не без гордости. – Пять ящиков.

– И как же это вам удалось?

Задержанный развалился на стуле и закинул ногу на ногу:

– Дык энто же я все и придумал!

– Ты? – как бы не доверяя словам Яшки, переспросил чиновник.

– Я! Я к этому Мануилу Карлычу на поденку несколько раз нанимался, когда только в Питер из деревни пришел. Кажные две недели по понедельникам он снаряжает подводу и развозит книжки по разным местам. Для того берет двоих погрузчиков – чтобы, значит, мы ему подводы нагружали, а в местах, куда книжки привозим, разгружали. Вот мне в голову и пришла мыслишка – подрядиться подводу загрузить, а выгрузить там, где нам надо. Подвода-та и возчик у Карлыча свои, а вот погрузчиков постоянных нет. Пришли мы с Илюхой в понедельник к семи утра, Карлыч меня узнал и без разговоров нанял. Загрузили мы подводу и пошли рядом с ней. Грузились с черного хода и на прошпект дворами поехали. В одной из подворотен Злоб к возчику с ножом пристал и велел не пищать, коли жить охота. Скрутили мы его быстренько, рот тряпкой заткнули, на голову рогожный мешок надели, положили в подводу, промеж ящиков, и двинулись в Галерную гавань. Там в одном анбаре ящики выгрузили, лошадь до Семнадцатой линии я довел и отпустил, она небось домой и вернулась. Ловко?

– Ловко. Эта ловкость в Уложении разбоем называется. Ты Мануилу Карлычу паспорт-то свой показывал, когда первый раз нанимался?

– Нет, он и не просил.

– А книжки где теперь?

– Дык все там же, в анбаре на Наличной, у одного обывателя.

– Покажешь?

– Покажу. Папироской угостить не изволите?

В ящиках и правда оказались книги – «Приключения Гулливера», «Робинзон Крузо», Чехов, Достоевский, Лейкин, новомодный писатель-беллетрист Сечин.

Кунцевич бросил «Смертоносный луч» Сечина в ящик и повернулся к Левикову:

– Вы что-нибудь понимаете, Алексей Степанович?

– Решительно ничего-с. У этого Гранде товару украли чуть не на пять тысяч, а он молчит, как рыба. Странно.

– Странно и непонятно. Что думаете по этому поводу?

Не имеющий чина пожал плечами.

– А вот мне кажется, что Гранде просто нас боится, – сказал коллежский секретарь.

– Нас?

– Ну да, нас – полицию.

– Вы думаете, что он причастен к каким-то преступлениям?

– Я думаю, что в этих ящиках содержится что-то противузаконное.

– Да вроде книжки там все незапрещенные, Сечина так вообще по всему городу рекламируют на афишных тумбах.

– Значит, надо копать глубже, под Сечина.

Когда сняли три верхних слоя книг, сыщики увидели то, что искали, – ровные ряды карточных колод.

Повертев одну из них в руках, Мечислав Николаевич сказал Левикову:

– А карты-то иностранной выделки, не обандероленные. Контрабанда-с[2], а вы говорите – Сечин!

– Странно, а почему же грабители их не нашли? – удивился надзиратель.

– Да ничего странного – увидели сверху книжки и решили, что весь ящик ими набит. Или вы думаете, что Злоб со товарищи стали бы книги перебирать?

В каждом из ящиков обнаружили по сто дюжин колод.

Коллежский секретарь еще раз допросил Козлякова, потом проехался с ним по городу на извозчике и выяснил, куда доставлялись ящики с книгами. Один из адресов оказался ему знаком.

Чиновник для поручений опустил в стакан с чаем кусок сахара, тщательно размешал, отхлебнул и откинулся на спинку стула. «Итак, что мы имеем? Владелец книжного склада два раза в месяц развозит по пятьсот дюжин контрабандных карточных колод в различные злачные места столицы, среди которых „Общедоступка“ моего давнего друга господина Лейферта. Вопрос – где месье Гранде берет такое количество контрабандного товару? Ответ очевиден – в санкт-петербургском порту. А там всякий товар должен пройти таможенный досмотр. Значит, досматривают его там плохо». Он позвонил и велел позвать Левикова.

– Алексей Степанович, вы с нашими портовыми таможенниками знакомы?

– С некоторыми да-с.

– А честных среди них знаете?

Левиков заулыбался:

– Да они все честные.

– Что, за каждого поручиться можете?

– Эка вы хватили! Нет, конечно, не за каждого, но вот за одного вполне могу.

– Кто таков?

– Титулярный советник фон Лазен. Интересный, я вам скажу, персонаж. Окончил курс наук в университете, говорят, даже кандидат, головастый, но из-за правдолюбия своего нигде не держится. Так что вместо кафедры в институте служит на таможне.

– Он из немцев?

– Немец.

– Приходилось с ним работать?

– Нет, сами знаете, что контрабандой мы занимаемся постольку-поскольку, вы мне в этом году одно поручение только и дали, в марте, по чаю.

– Да, да.

«Так и мне Михаил Фролович больше поручений не давал. Интересно, почему? Надзиратель, в чьем участке портовая таможня, за год исполнил только одно поручение. Контрабанды нет? Сами справляются?» – подумал Кунцевич, а вслух сказал:

– Узнайте побольше про этого немца. Где живет, с кем живет, чем увлекается, в какую церковь ходит – в общем все, что сможете. Но аккуратно!

– Слушаюсь.

Оказалось, что Гуго Вильгельмович фон Лазен был не кандидатом, а магистром фармации. Он закончил Московский университет, потом служил в Институте принца Ольденбургского, где и защитил диссертацию на интересную тему «К вопросу о разлагаемости и открытии кокаина в животном организме при отравлении им». Но из института почему-то ушел, поменял несколько мест, третий год трудился на таможне, не так давно был назначен старшим помощником корабельного и пакгаузного смотрителя. Жил он рядом с местом работы – на Третьей линии. Гуго Вильгельмович был одинок. Вечера проводил или дома, или в Публичной библиотеке. Соседи иногда жаловались на неприятный запах из его комнаты, он несколько раз платил хозяйской прислуге за мытье каких-то непонятных стеклянных трубок.

Кунцевич просидел в холле библиотеке с полчаса, пока не увидел спускавшегося по лестнице фон Лазена. Чиновник для поручений поднялся и поспешил навстречу таможеннику.

– Гуго Вильгельмович? Здравствуйте, разрешите представиться – коллежский секретарь Кунцевич, Мечислав Николаевич, чиновник для поручений сыскной полиции. Извините, что беспокою, но обстоятельства, знаете ли. Управлению сыскной полиции срочно понадобилась консультация в сфере отравления кокаином, а мне сказали, что в столице лучше вас об этом никто не знает.

– Кто сказал, позвольте полюбопытствовать? – спросил Лазен с иронией.

– К сожалению, не могу сообщить личность этого господина. Одно скажу – имя его весьма известно и уважаемо в научных кругах.

– Хм. Если это светило считает меня таким докой, то почему же не говорило об этом раньше, когда решался вопрос о моем увольнении из института? Впрочем, вам это не интересно. Я готов ответить на ваши вопросы.

– Давайте не здесь – разговор может затянуться. Позвольте в благодарность за предстоящую консультацию угостить вас обедом? За столом и поговорим.

Таможенник усмехнулся:

– А почему бы мне не пообедать за счет сыскной полиции? Давайте.

– Тогда прошу, тут поблизости есть одно местечко.

К разговору приступили, когда официант подал кофе.

Кунцевич задал несколько вопросов и выслушал пространную лекцию на якобы интересовавшую его тему. Начал таможенник словно нехотя, монотонно, но по мере изложения предмета говорил все с большим жаром, глаза у него заблестели. Химик так просто объяснил все сложные для дилетанта предметы, что к концу лекции коллежский секретарь имел полное представление об опасных последствиях кокаиновой интоксикации.

– Гуго Вильгельмович, вы даже не знаете, как нам помогли. Премного благодарен. Скажите, а можете вы ответить мне на один вопрос, который к теме нашей беседы не относится, но ответ на который мне очень хотелось бы услышать? Как получилось, что вы, блестящий химик, магистр – и служите на таможне?

– Вам действительно это интересно?

– Да.

– Видите ли, Мечислав Николаевич. Во мне нет ни капли русской крови, но моя родина – это Россия. И мне становится грустно и обидно, когда мою родину грабят. Сейчас я стараюсь грустить молча, но в молодости мне это не удавалось. И если я видел, что человек вор, то я так и говорил в лицо этому человеку. А кому такое понравится?

– А на таможне все в порядке?

– Я же говорю, сейчас я грущу молча. Имений у меня нет, потому приходится трудиться. А службу в наше время найти непросто.

– Гуго Вильгельмович, а вообще тяжело ловить контрабандиров?

– Вы знаете, нелегко. Но мы ловим. Опять же, если нам дают их ловить. Купечество у нас ушлое, да и европейцы, если это касается прибыли, проявляют чудеса изобретательности. Столько способов напридумывали скрыть контрабанду!

– Например?

– Ну самое простое: привезли крупную партию товара, выгрузили в пакгауз, места с утаиваемым товаром кладут в нижний ярус. Помощник надзирателя осмотрел один ярус, второй, третий, время к обеду, ничего предосудительного не обнаружено, он плюнет и акт подпишет. Если товар мелкий, ну, скажем, галантерейный, то купцы специально суматоху создают и пытаются перекинуть недосмотренные вещи в кучу с уже досмотренными. Упаковки с секретом мастерят… Да множество есть способов, обо всех не расскажешь.

– А как можно скрыть от досмотра игральные карты?

Фон Лазен откинулся на спинку стула:

– И много карт скрыли от досмотра?

– По крайней мере 500 дюжин.

Таможенник осматривал изъятое на Наличной имущество с полчаса. На книжки и карты он едва взглянул, потратив большую часть времени на досмотр тары.

Наконец Лазен выпрямился и поставил керосиновую лампу, которой подсвечивал, на стул:

– Ящики иностранного производства. Доски слишком хорошие, у нас из таких мебель делают. И вот видите, – таможенник опять взял в руки лампу и посветил на угол одного из ящиков, – видите, следы от гвоздей, вот, вот и вот, по всему периметру. Ящик был с амбалажем.

– С чем, простите? – спросил Кунцевич.

– Для предохранения от повреждений во время транспортировки деревянные ящики обкладывают соломой и обшивают холстом. Кстати, в амбалаже очень часто прячут контрабанду. Очевидно, что Гранде получает какие-то книги из-за границы. Я завтра посмотрю документы. Вы часиков в восемь ко мне не заглянете?

Кунцевич отправился к Лазену, прихватив бутылку шустовского коньяка. Гуго Вильгельмович распорядился накрыть на стол. За сутки он узнал многое, поэтому беседовали сыщик и таможенник долго.

– Гранде договорился со всеми ведущими российскими университетами и поставляет им новинки изданной за границей специальной литературы – как книги, так и периодику, – докладывал фон Лазен. – За навигацию он несколько раз получает ящики книг. Доставляет их всегда шхуна «Элен», приписанная к марсельскому порту. Коносаменты они присылают заранее, по почте. Я сверился по книгам, очередные коносаменты уже у нас лежат, в том числе и на книги господина Гранде. Шхуна должна быть у нас не позже 10 июня. Я ее встречу. Вопрос такой: где будем задерживать контрабандиров, непосредственно в пакгаузе или дадим подводе выехать из порта?

– А есть разница?

– Конечно! Если мы их задержим на таможне, то вознаграждение получим быстрее, да и сразу все – я думаю, что шкипер, опасаясь ареста судна, ерепениться не будет, вину признает, тогда дело в суд не пойдет, решится властью моего начальства. Если же они будут задержаны после выхода ящиков из пакгауза, то для получения денег придется дождаться приговора суда, да и приказчик может всю вину на себя взять, а с него мы деньги долго будем получать, скорее всего всю оставшуюся жизнь.

– Какие деньги? – недоуменно спросил Мечислав Николаевич. – Вы о чем?

– За каждую обнаруженную дюжину контрабандных колод с виновного взыскивается 15 рублей штрафа в пользу открывателя, если это простой обыватель, и треть от этой суммы, если открывший контрабанду – чин полиции или таможенного ведомства.

– Ого! Да, за такие деньги можно и постараться. Хорошо бы, конечно, Гранде привлечь, но я боюсь, что с ним мне разобраться не дадут. Давайте так: карты изымем в пакгаузе, но тогда, когда ящики погрузят на подводу. Потом вы займетесь шкипером, а я приказчиком. Вы, как контрабанду обнаружите, телефонируйте в сыскную и просите прислать кого-нибудь на подмогу. Это мой район, поэтому я и приеду. Мне важно, чтобы все думали, что контрабандиры обнаружены случайно, без моего участия.

– Договорились.

Шкипер и правда не стал ерепениться, он признал вину и сразу же выплатил весь причитавшийся с него штраф.

А вот приказчик упирался. Знать, мол, ничего не знаю, ведать не ведаю. Забрал на таможне ящики и хотел везти в магазин, его дело, чтобы количество ящиков совпадало с бумагами, а что в них – не его забота. Гранде же заявил, что его коммерция настолько обширна, что вникать в каждую сделку он не может. Есть договора, накладные, бухгалтерия – проверяйте, сверяйте, у него все чисто и проверок он не боится. Через полчаса после начала беседы с книготорговцем Кунцевича вызвал Чулицкий и приказал не мучить честных обывателей. Гранде пришлось отпустить с извинениями.

Через три недели Лазен получил вознаграждение и сразу же привез Кунцевичу половину. Вечером, разложив девять радужных бумажек[3] на рабочем столе, Мечислав Николаевич предался приятным мыслям: «Через неделю отпуск, загранпаспорт в кармане. А может, и правда в Париж податься? Возьму с собой свою беззаконницу, погуляем с ней по Champs Élysées, на башню залезем. Впрочем, в Париж со своей дамой – это все равно что в Тулу со своим самоваром. Совру, что в командировку поехал».

Но врать почти не пришлось.

Глава 4

Прежде чем отправиться в дорогу, необходимо составить себе подробный путевой маршрут. Нужно согласовать время отхода и прохода поездов таким образом, чтобы не приходилось ждать подолгу на промежуточных станциях. Для этой цели можно рекомендовать расписание ж. д. движения Европы, под названием «Livret Chaix, guide officiel partie étrangère», которое выходит ежемесячно (цена 2 фр., около рубля) и которое можно получить в СПб. в книжном магазине Вольфа, в Гостином дворе и Мелье, у Полицейского моста. При помощи этой книжки можно легко и точно выработать маршрут по всей Европе и вычислить стоимость проезда. Здесь, к слову, можно посоветовать туристу брать с собою по возможности меньше багажа, ограничиваясь лишь самым необходимым. Возить с собою подушку и постельное белье, как это принято у нас, безусловно лишнее.

(Париж в кармане: Полный и подробный путеводитель по Парижу и окрестностям, с планом, на русском и французском языках, и кратким словарем. Санкт-Петербург, издание Веге, 1900.)

28 июня, перед Петровым днем, вечерних занятий не было, и Мечислав Николаевич собирался уйти со службы пораньше – постоянно жившая на даче сожительница надавала множество поручений, для выполнения которых надо было бегом обежать с десяток лавок и магазинов. Они снимали дачу в Новой деревне. Средства позволяли поселиться в более престижном месте, но забираться далеко от города не давала возможности служба. А тут, хоть и с «протекцией» и «продуванцией», зато всего час на конке и только одна пересадка. Да и до любимой Лизой «Аркадии» рукой подать.

Мечислав Николаевич отщелкнул крышку и посмотрел на часы. «Половина третьего. Я думаю, Михаил Фролович не обидится, если я на полчасика меньше сегодня послужу Отечеству. Впрочем, чтобы обидеться, ему про это сначала узнать надобно, а я ему ничего говорить не буду. Уйду по-английски». Коллежский секретарь захлопнул крышку и открыл дверь. На пороге стоял начальник. «Мысли читает», – чиновник для поручений аж отпрянул.

– Далеко ли собрались?

– К вам, Михаил Фролович, доложить по делу Чунова.

– Потом, потом. Вас просила срочно явиться к ней мадам Давыдова.

– Давыдова? – Кунцевич старался припомнить, что это за мадам.

– Софья Порфирьевна, супруга его превосходительства шталмейстера Давыдова.

– Ааа! А зачем я ей понадобился?

– Хочет, чтобы вы занялись розысками ее сына.

– Он что, пропал?

– Пропал.

Ее превосходительство временно проживала в квартире члена совета министра народного просвещения Аркадия Евгеньевича Пфовиуса – близкого друга семьи.

Радушный хозяин предоставил в полное распоряжение Софьи Порфирьевны две прекрасно меблированные комнаты – спальню и будуар своей супруги, которая в это время отдыхала на одном из заграничных курортов. Однако принимала коллежского секретаря ее превосходительство в гостиной.

Это была сорокалетняя молодящаяся дама, с еще явно выраженными следами былой красоты.

Войдя, Мечислав Николаевич поклонился и получил разрешение присесть рядом.

Изучали его физиономию довольно долго. Наконец ее превосходительство изволили заговорить:

– Так это вы установили, что к краже моих драгоценностей причастен Илья?

– Мадам, все улики говорят…

– Ах, не оправдывайтесь. Я прекрасно знаю, на что способен мой сынуля, поэтому ваше открытие меня не поразило. Узнав о краже, я немедленно выехала во Францию, но сына нигде не нашла. Очевидно, что он от меня скрывается. Вы должны отыскать сына и мои бриллианты, если, конечно, он еще не успел их прокутить. Вы сможете это сделать?

– Я постараюсь, ваше превосходительство…

– Это не ответ. Вы должны не постараться найти, а именно найти и того, и другое. Когда вы сможете отправиться?

– Ээээ. Надобно получить разрешение начальства…

– Считайте, что вы его получили.

– И я не при деньгах, мадам.

– Сколько вам нужно?

Мечислав Николаевич пожал плечами:

– Я не знаю, я в Париже никогда не бывал.

Давыдова начала считать:

– Дорога обойдется рублей в двести в оба конца, пять франков в день на гостиницу, еще столько же на провизию, итого десять франков… Сколько времени вам понадобится?

Кунцевич только пожал плечами.

– Возьмем три недели, двести десять франков, или, – барыня замялась, – а, пусть будет двести пятьдесят, то есть сто рублей для ровного счета. Итого триста рублей.

Генеральша позвонила, и в гостиную тут же вбежала горничная.

– Когда барин обещал быть, голубушка? – спросила Софья Порфирьевна.

– К пяти-с.

– Спасибо, можешь идти. – Генеральша повернулась к коллежскому секретарю. – В шесть я пришлю вам деньги с посыльным. Завтра сможете выехать?

– Смогу. Но…

– Отлично. Как только обнаружите сына, пришлите мне телеграмму. Не смею вас больше задерживать.

Кунцевич поднялся:

– Для того чтобы выполнить ваше поручение, мадам, мне недостаточно трехсот рублей.

Барыня удивилась:

– Почему же? Я вроде все верно сочла. Не хватит, телеграфируйте, я пришлю еще.

– Дело не в деньгах, ваше превосходительство. Мне нужны сведения.

– Какие сведения?

– Доводилось ли вам когда-нибудь серьезно болеть, мадам?

Семья шталмейстера Давыдова состояла из жены его Софьи Порфирьевны, урожденной Навруцкой, сына Ильи, 21 года, и дочери Натальи, замужней дамы 23 лет. После окончания средне-учебного заведения Илья продолжил образование за границей на юридическом факультете Дижонского университета. Юноша отличался острым умом, хорошо учился, но вел себя далеко не безукоризненно, предаваясь всем тем порокам, которым предаются сверстники его круга. Шталмейстеру то и дело приходилось платить по векселям своего шалопая. Осенью 1900 года Илья заболел воспалением легких. Софья Порфирьевна примчалась к нему в Париж и находилась при сыне до полного его выздоровления, почти два месяца, сначала в столице Франции, а затем в Ментоне, куда он был перевезен по совету врачей. Ввиду большого пропуска лекций Илья не смог успешно сдать все экзамены и после зимних вакаций должен был выдержать переэкзаменовку. На каникулы он приехал домой. И в один далеко не прекрасный день…

Генеральша прервала рассказ и посмотрела на Кунцевича:

– Вы же видели его превосходительство?

– Да-с.

– Он же старик! Дряхлый старец. Он почти на тридцать лет меня старше. Он ложится спать в девять вечера! А мне хочется света, музыки, танцев, мне движения хочется, жизни, понимаете? Я молода и недурна собой. Неужели я должна была себя похоронить заживо?

Софья Порфирьевна посмотрела на Кунцевича, очевидно, ожидая, что он скажет, что она прекрасна и, разумеется, не должна себя хоронить, но коллежский секретарь промолчал. Не дождавшись ответа, жена дряхлого старца продолжила, опустив глазки:

– В общем, случилось то, что должно было случиться. Единственное, в чем я себя виню, это в том, что была неосторожна. Илья явился домой внезапно, без телеграммы, хотел устроить нам сюрприз, ну и… увидел… После этого его как будто подменили! Он буквально возненавидел меня. Во-первых, он тут же доложил обо всем отцу. У нас произошел разговор, результатом которого стало то, что я была вынуждена покинуть свой дом буквально в том, в чем была. Спасибо, хоть друзья приютили, не дали умереть на улице. А во-вторых, мой мальчик всячески стал афишировать мою связь, рассказывал обо этом каждому встречному… Вы даже не можете себе представить, что я пережила! Наконец, эта кража… Но я – мать, и как бы ни был плох мой сын, его матерью я быть никогда не перестану. Поэтому, как только муж сообщил мне о результатах вашего следствия, я немедленно снеслась с адвокатом, и он подготовил все бумаги, необходимые для прекращения дела. А надо вам сказать, что после отъезда сына за границу у меня очень долго не было никаких сведений о его местонахождении – на мои письма Илья не отвечал. Мне пришлось обратиться к мужу, и тот нехотя сообщил, что сын еще в апреле уведомил его, что перевелся в университет в Бордо, где останется жить ввиду более мягкого климата. Муж дал мне адрес сына. Я написала туда два письма, но и они остались без ответа. Тогда я поспешила во Францию.

Затем генеральша рассказала, что в Бордо сына не нашла – в указанном им доме оказалась какая-то комиссионерская контора, владельцы которой скрывались от долгов и обстановка которой продавалась с аукциона. Из Бордо Давыдова поехала в Дижон, где пыталась навести справки по прежнему адресу сына, но и там о его местонахождении ничего не знали.

– Мне пришлось обратиться к директору французского Департамента полиции, я прождала неделю, но французы так и не смогли отыскать моего мальчика. Я думаю, что они просто его не искали – зачем им лишние хлопоты с каким-то русским! Я вернулась в Петербург и потребовала у мужа сделать все возможное, чтобы отыскать сына. Он посоветовал обратиться к вам. Вот, собственно, и все. Вы должны найти моего мальчика! Слышите! Вы обязаны это сделать! – Софья Порфирьевна пустила слезу.

– Я сделаю все от меня зависящее, мадам. – Кунцевич поднялся, собираясь откланяться.

Хозяйка лично проводила его до дверей и, после того как горничная, подав Мечиславу Николаевичу котелок и зонтик, удалилась, сказала:

– И постарайтесь найти мои бриллианты. Коли отыщете, внакладе не останетесь.

Глава 5

«Целью моей командировки являлось установление действительного места жительства Ильи Давыдова, собрание сведений о его жизни и установление за ним наблюдения, а также производство розыска бриллиантов на случай, если бы они оказались уже сбытыми. Для облегчения сношений с французскими властями шталмейстер Давыдов снабдил меня личным письмом на имя Российского императорского посла в Париже гофмейстера Л. П. Урусова. 30 июня с. г. я выехал из Петербурга и 2-го (15-го по европейскому летоисчислению) июля вечером прибыл в Париж и остановился в Hotel du Tibre, 8, rue du Helder…»

(Из рапорта чиновника для поручений СПб столичной сыскной полиции кол. секретаря Кунцевича.)

Не успел поезд остановиться, как дверь купе отворилась и в проеме появилась красная физиономия носильщика.

– Экипаж, месье? – спросил фактер сиплым голосом.

– Да, и большой багаж возьмите. – Кунцевич сунул носильщику квитанцию и саквояж, а сам схватил завернутую в плед пуховую подушку и вышел на перрон.