Увидеть Венецию и… (диалог с Иосифом Бродским)

Изучая лицо этого города семнадцать зим, я, наверно, сумею нарисовать портрет этого места если и не в четыре времени года, то в четыре времени зимнего дня.

Иосиф Бродский, «Fondamenta degli incurabili»

Иногда путешествия случаются нежданно-негаданно. В один день вдруг рождается безумная идея куда-нибудь рвануть, а спустя несколько недель ты уже в приятном возбуждении пакуешь чемоданы и изумляешься тому, как чудесно все сложилось: появилась возможность улизнуть с работы, бросить семью и дом, к тому же на тебя свалились неожиданные деньги. Именно такой, «скоропостижной», оказалась моя поездка в Венецию в компании двух «лягушек-путешественниц» – Инны и Ольги.

Однажды, незадолго до Нового года, Инна как бы невзначай упомянула о ежегодном венецианском карнавале, который обычно начинается в середине февраля. Выдержав паузу, она вкрадчиво спросила нас с Ольгой, не хотим ли мы сообразить на троих поездку в Италию и поучаствовать в праздничном веселье. Ольга для приличия немного поломалась: все-таки середина года, неизвестно, отпустят ли с работы, – однако авантюрный дух пересилил доводы разума, и она легко позволила себя уговорить. У меня в тот момент пасьянс жизненных обстоятельств сходился как нельзя более удачно, поэтому я, не задумываясь, тоже объявил о своем участии в этом проекте.

Инна охотно взяла на себя роль организатора и обязала нас изучить путеводители и прочие материалы, чтобы решить, как мы будем целую неделю погружаться в культуру Венеции. Я не был в восторге от идеи заранее знакомиться с городом по книгам и фильмам, однако Инна была непреклонна и вручила мне эссе Бродского «Набережная неисцелимых»1, велев проникнуться венецианским духом, который, мол, переполнял страницы книги.

Некий «дух» и вправду парил над витиеватым текстом Иосифа Бродского: он поднимался над строками клочьями тумана и меланхолично оседал в сознании, плотно окутывая его и пропитывая сырым воздухом венецианской зимы. Сквозь этот туман перед глазами у меня проступал образ Венеции – слегка потасканной, местами затертой до дыр соблазнительницы, что веками глядится в воду городских каналов и в ее зыбкой поверхности видит себя вечно юной, пышной красавицей.

Позже, прогуливаясь по узеньким венецианским улочкам, я неоднократно ловил себя на мысли, что у меня в памяти всплывают целые куски из этой книги. Я невольно сравнивал свое восприятие сегодняшней Венеции с опытом Бродского, бродившего по тем же местам несколькими десятилетиями ранее. И теперь, наяву окруженный каналами, храмами и дворцами Вечного города, я снова и снова принимался вести мысленный диалог с поэтом – он-то и лег в основу моего эссе.

***

«Небо было полно зимних звезд, как часто бывает в провинции. Стоило лишь оглянуться, чтобы увидать Стацьоне во всем ее прямоугольном блеске неона и изысканности, чтобы увидать печатные буквы: VENEZIA. Но я не оглядывался. Затем ниоткуда возникла широкая крытая баржа, помесь консервной банки и бутерброда, и глухо ткнулась в причал Стацьоне. Горстка пассажиров выбежала на берег и устремилась мимо меня к станции».2

Из аэропорта наше трио прибыло на Stazione Venezia Santa Lucia, когда зимние сумерки предельно сгустились и до момента полного перехода природы в ночной режим оставалось не более получаса. Венецианский вокзал c его обширной площадью – единственное место в городе, связанное с материком пуповиной железнодорожного и автотранспортного моста. Здесь можно было в последний раз полюбоваться машинами и автобусами, чтобы затем полностью окунуться в островную жизнь, не предполагавшую наземный транспорт.

Поплутав в темноте по незнакомой местности, мы преодолели гигантский аркообразный виадук и вышли к набережной. На итальянский язык понятие «набережная» переводится словом fondamenta: в самом звучании его – фундаментальность, незыблемость, глубина, основа. Так как отныне нам предстояло повсюду передвигаться по воде, мы изучили на причале несложную схему движения vaporetto (венецианского речного трамвайчика) и отправились в первое путешествие по городским каналам – в один из старейших районов города Каннареджо. Там располагалась гостиница «Три арки», где нам предложили поселиться. Оказалось, отель стоит прямо у причала, буквально в трех метрах от канала. Немудрено, что по утрам, после ночных приливов, высокое гостиничное крыльцо было мокрым, а набережную заливала вода, вышедшая из берегов. Венецианцев, носящих дорогую и элегантную обувь, это не напрягало, ну а нас и подавно. Наоборот, было весело ходить по деревянным настилам, которые сооружали специально на случай небольшого затопления.

«В зиме всегда есть что-то антарктическое. Так как батареи соблюдают свои неритмичные циклы даже в отелях, ты дрожишь и ложишься спать в шерстяных носках. Только алкоголь способен смягчить удар полярной молнии, пронзающей тело при первом шаге на мраморный пол. Если вечером ты работаешь, то зажигаешь целый парфенон свечей – не ради настроения или света, а из-за их иллюзорного тепла; или перемещаешься на кухню, зажигаешь плиту и закрываешь дверь. Все источает холод, особенно стены. Против окон не возражаешь, потому что знаешь, чего от них ждать. Они, в сущности, просто пропускают холод, в то время как стены его копят».

С той поры, как Бродский впервые приехал в Венецию в середине 70-х, здесь многое изменилось. Зимы перестали быть «антарктическими» – в феврале жители города вполне довольствуются легкими курточками и толстовками, а шапки носят исключительно из соображений стиля. Гостиницы, к счастью, больше не шокируют постояльцев холодовыми атаками со стороны пола и стен: по крайней мере, в нашем номере всегда было тепло и уютно. Алкоголь же если и потребляется, то не ради согревания замерзших конечностей, а в лучших дионисийских традициях – для увеселения духа.

Вечерами мы частенько выпивали в отеле, потому что в двух минутах от причала обнаружили неисчерпаемый винный погребок. Это был крошечный магазин, где дешевое, но качественное спиртное продавал добродушный старичок Альберто – потомственный виноторговец в пятом поколении. Позади длинного деревянного прилавка стоял ряд пузатых винных бочонков, и хозяин с удовольствием наполнял нам литровые бутылки белым Prosecco, красным Amarone или розовым шампанским Valpolicella. Попутно он рассказывал, как эти вина делают и где хранят. Протягивая бутылку, Альберто неизменно задерживал нас на несколько минут, предлагая попробовать еще несколько сортов совершенно бесплатно. Он выставлял на прилавок одноразовые бокальчики и щедро плескал в них то одно, то другое вино из своего богатого ассортимента. Случалось, что уже после посещения этого чудесного магазинчика я был навеселе – впрочем, я всегда слыл никудышным пьяницей.

К Альберто мы обычно наведывались по утрам, по пути в город. Возвращаясь же в гостиницу после многочасовых блужданий, обязательно заглядывали в продуктовую лавку синьора Риккардо. Его магазин тоже стоял рядом с нами – ну что за чудо-район, все прелести жизни под рукой! Риккардо – высокий, худой мужчина с седеющей шевелюрой и ироничным взглядом за стеклами модных очков – больше походил на артиста, чем на продавца съестного. За прилавком он работал элегантно, как за дирижерским пультом: взмах руки – и ветчина с сыром горгонзола нарезаны тончайшими пластиками; еще взмах – и все виртуозно упаковано в фирменную бумагу. После фееричных шоу Риккардо мы даже представить не могли, что будем покупать продукты у другого продавца. Правда, в его магазине мы еще и здорово экономили на еде. Со здешними ценами вряд ли будешь каждый день обедать в ресторанах, поэтому у синьора Риккардо мы покупали мясо, сыр, горячий хлеб, оливки, полусушеные помидоры в оливковом масле – словом, все необходимое для полноценного ужина в гостиничных условиях.

Нагруженные провиантом, мы возвращались в наш славный отель, где за стойкой сутки напролет сидел сухонький администратор в черном кардигане – медлительный, как черепаха. Мои спутницы почему-то думали, что его зовут Джузеппе (наверное, из-за сизого носа), но он оказался банальным Антонио. Рядом со стойкой был уголок с потертой мебелью, огороженный веревкой, как в музее. После долгих раздумий над смыслом этого ограждения мы решили, что кресла с позолоченными спинками и ножками – антиквариат. Кто знает, может, эту мебель сделали еще в XVI веке – Венецию не удивишь лохматой стариной!

Остальное убранство гостиницы было как бы венецианским. Мы жили в недавно построенном корпусе, и говорить о раритетах там не приходилось. Пластиковые окна, современная сантехника, «отмычки» номеров со штрих-кодом – везде признаки нового времени. Разве что люстра из муранского стекла, обои с венецианским узором да резная спинка кровати напоминали о традиционном убранстве.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Автобиографическое эссе, написанное в 1989 г. на английском языке и носящее итальянское название «Fondamenta degli incurabili» (более поздняя англ. версия названия – «Watermark») – здесь и далее примеч. автора.

2

Здесь и далее в тексте курсивом приведены цитаты из книги И. Бродского «Набережная неисцелимых» в переводе Г. Дашевского.