Неужели согласиться с Фаустом, что Европа того и гляди прикажет долго жить, а мы, славяне, напечем блинов на весь мир, да и давай поминки творить по покойнице? – спрашивал он. – <…> Нельзя так легко делать заключения о таких тяжелых вещах, какова смерть – не только народов (морить народов нам уж нипочем), но целой и притом лучшей, образованнейшей части света. Европа больна, – это правда, но не бойтесь, чтоб она умерла: ее болезнь от избытка здоровья, от избытка жизненных сил; это болезнь временная, это кризис внутренний, подземной борьбы старого с новым; это – усилие отрешиться от общественных оснований средних веков и заменить их основаниями, на разуме и натуре человека основанными. <…> Мы предвидим наше великое будущее; но хотим непременно иметь его на счет смерти Европы: какой поистине братский взгляд на вещи! <…> Неужели для счастия одного брата непременно нужна гибель другого? Какая не философская, не цивилизованная и не христианская мысль!..[29]

В контексте конца 1820-х – начала 1830-х годов мысль о гибели Запада выглядела тем более странной, что все основные историко-философские доктрины Западной Европы как раз были преисполнены тогда оптимизма по поводу ее настоящего и будущего. Так, Франсуа Гизо в курсе лекций «История цивилизации в Европе» постулировал, что европейская цивилизация еще очень и очень молода, непрерывно прогрессирует и что путь, который ей еще предстоит пройти, неизмеримо длиннее того, который она проделала[30]. Явно противоречила идея скорого конца европейской цивилизации и исторической концепции Гегеля. Даже такие католические критики новых демократических порядков и религиозного индифферентизма, как Балланш во Франции или Фридрих Шлегель в Германии, в это время предсказывают грядущее социальное и духовное обновление, начало, по «Философии истории» Шлегеля (1828), «эпохи Света»[31]. Поэтому может показаться, что мы имеем дело с чисто русской мыслительной конструкцией, с национальной «мечтой самолюбия», как полагал Белинский. Однако в данном случае не грех прислушаться к Н.Г. Чернышевскому, который писал в «Очерках гоголевского периода»: «Откуда же взялась у нас <…> мысль или, лучше сказать, не мысль, а мелодраматическая фраза о том, что Зaпад дряхлый старец, который извлек из жизни уже все, что мог извлечь, который истощился жизнью, и т.д.? Да все из разных западных же пустеньких или тупоумненьких книжонок и статеек <…>»[32]. Как кажется, Чернышевский в данном случае был прав, и истоки идеи следует искать в некоторых маргинальных ветвях немецкого и французского романтизма конца XVIII – первой трети XIX века.

Прежде всего, следует обратить внимание на немецкую традицию, восходящую к смутным пророчествам Гердера в «Дневнике моего путешествия в 1769 году» о возникновении в будущем «новой Греции» на северо-западе континента, откуда «дух распространится по всей ныне погруженной в сон Европе и заставит ее служить тому же духовному началу»[33]. В России хорошо знали и идеи Ф. Шлегеля, в частности его представления о народе как «собирательной личности», едином организме, высшей стадией развития которого является теократическая империя, – представления, повлиявшие на националистическую концепцию С.С. Уварова[34]. При этом Шлегель не верил, что Запад в состоянии осуществить подобный идеал. Так, в программной статье «Путешествие во Францию», напечатанной в журнале Europa (1803), который, вероятно, послужил Киреевскому моделью для его «Европейца», он высказал мысль о завершенности западной цивилизации. Характер Европы, писал он, «полностью выявился и завершился, и именно это и составляет сущность нашей эпохи. Отсюда полная неспособность к религии, если мне позволено употребить это слово, абсолютное отмирание высших органов. Глубже человек не может пасть, это невозможно. <…> сам человек почти стал машиной»[35]. Согласно Шлегелю, в будущем Запад ждет неизбежное загнивание: «Род людей в Европе не будет изменяться к лучшему, но <…> будет все более и более ухудшаться в силу внутренней испорченности и, наконец, и внешне погрузится в состояние немощи и нищеты, которое не может преобразиться, в котором он, возможно, будет пребывать затем века, и лишь внешнее воздействие сможет извлечь его оттуда»[36]. Это новое возрождение, считал он, может прийти только с Востока, из Азии, где сохраняется неиссякаемый источник религиозного энтузиазма», или, по его метафоре, «световой пламень» («die Lichtglut»).

Впоследствии, когда в Германии начали усиливаться эсхатологические настроения[37], Шлегель несколько модифицировал свою позицию, признав, что гибель Европы (а с нею и всего мира) возможна, но отнюдь не обязательна. В его статьях 1820 года, напечатанных в венском журнале Concordia, речь идет о «старческом упадке» лишь романских народов, которым противопоставляются более молодые германцы и славяне. Наиболее вероятным сценарием будущего ему представляются «славянские ожидания» («slavischen Erwartungen»), то есть выход на авансцену истории славянских народов, которые займут ведущие позиции в культуре и политике Европы и, благодаря своей религиозности, спасут ее от кризиса[38].

Как представляется, именно от этих пророчеств Шлегеля и от его идеи «славянских ожиданий» ведут свое происхождение органицистские концепции раннего Киреевского, Одоевского и «Мечта» Хомякова с ее световой символикой.

Для Лермонтова же (у которого идея омоложения западной цивилизации с помощью русской крови отсутствует) более актуальной была эсхатологическая риторика ряда французских писателей-романтиков, которые с конца 1820-х годов ведут полемику с взглядами Гизо и его школы, описывая историю «европейского мира» не как линейный, непрерывный прогресс, а как квазиорганический цикл, подходящий к завершению. В одном из главных манифестов французского романтизма – предисловии к драме «Кромвель» (1827) – Виктор Гюго писал, что цивилизация растет и развивается подобно отдельному человеку: когда-то она была ребенком, потом зрелым мужем, а сейчас мы наблюдаем ее импозантную старость[39]. При публикации предисловия Гюго исключил из него большой фрагмент, где он развил эту аналогию; два года спустя он напечатал его в Revue de Paris. В этом фрагменте он говорит, что европейская цивилизация – третья великая цивилизация на Земле – приближается к своему завершению. «Наша постройка очень стара. Она распадается на отдельные части. Рим больше не является ее центром. Каждый народ тянет в свою сторону. Больше нет единства, ни религиозного, ни политического. Мнение заменило веру»[40]. По Гюго, пришло время для переноса цивилизации в другое место: подобно тому как африканская цивилизация сменила азиатскую, а европейская – африканскую, четвертая великая цивилизация должна возникнуть в Северной Америке, где, как он пишет, уже созданы условия для полной реализации принципа свободы.

Если перспектива создания новой цивилизации казалась Гюго заманчивой, то консерватору Шатобриану она внушала только страх и отвращение. В 1817 году посетивший его американский историк Джордж Тикнор записал следующий его монолог:

Я не верю в европейское общество. <…> Через пятьдесят лет в Европе не останется ни одного законного монарха; от России я не жду ничего, кроме военного деспотизма; а через сто лет, подумайте, сто!.. будущее покрыто тучами, слишком темными для человеческого зрения; хочется сказать, слишком темными и непроницаемыми для пророчества. Вот в чем ужас нашего положения: возможно, мы присутствуем не только при гибели Европы, но и гибели всего мира[41].

В России должны были обратить внимание на очерк Шатобриана «Будущее мира», напечатанный в качестве приложения к статье Сен-Бева о нем в Revue des deux mondes и впоследствии положенный в основу заключительной, 44-й книги «Замогильных записок» (датируемой 25 сентября 1841 года)[42]. В этом очерке он предвещал, что в результате наступления демократии в Европе и Америке возникнет новый тип общества, похожий по устройству на пчелиный улей, где «погибнут воображение, поэзия, искусства; отдельный человек будет лишь рабочей пчелой, колесиком в машине, атомом в организованной материи. <…> через свободу мы придем к тому же социальному окостенению, к какому Китай пришел через рабство». Однако для Шатобриана, как и для Гюго, все грядущие перемены вызваны старостью европейского мира, который «умирает естественной смертью». «Современное общество, – пишет он, – складывалось на протяжении десяти веков: сейчас оно разлагается (se décompose). Поколения Средних веков были полны сил, потому что это было время подъема. Мы же, мы слабы, потому что наше время – это время упадка. Этот угасающий мир не обретет силу, пока он не дойдет до последней степени болезни…»[43]

Сходные идеи с невероятной настойчивостью высказывал на страницах французской печати известный критик и переводчик, блестящий знаток английской и немецкой литератур Филарет Шаль, которого, как кажется, читали в России[44]. Едва ли не в каждую свою статью или рецензию, независимо от того, какова была их основная тема, он вставлял пассажи о распаде современного общества, которое он сравнивал с умирающим, а иногда и мертвым телом, и называл сенильным старцем, впавшим в детство. Например, в рецензии на книгу «О просвещении матерей семейства» он восклицал:

Посмотрите вокруг себя, развейте туман политических клевет и обвинений, разорвите завесу лжи, и вы увидите болезнь в современном обществе. И какую странную болезнь. Это сильнейшая моральная боль, скрытая в развитом физическом теле, язва под золотым покровом. Никогда прежде мы не видели больше благотворительности, больше промышленности, больше просвещения. И никогда прежде мы не видели больше болезненных мыслей, злобных или горьких чувств, больше сожалений и растоптанных надежд. Благосостояние народа растет, кричат нам экономисты, промышленность развивается; физические силы природы используются с замечательной легкостью. <…> Наука, власть, просвещение, искусства объединяют усилия, чтобы улучшить жизнь. Везде разлит великолепный и яркий свет. Да, но почему же наши мучения все усиливаются! И мы страдаем, и мы плачем, и мы проклинаем! Нам говорят: больше нет войн, и повсюду воцарился мир. Мы проливаем мало крови, но много слез. Душа народов, охваченная ненавистью, завистью, гневом, наполненная тайными обидами и сгущенной горечью, страдает и истекает кровью. <…> Наше общество пожирает тяжелая, неизлечимая болезнь. <…> Низвергнув с трона бедную человеческую душу, заставив ее сомневаться в самой себе, изгнав любовь и веру, превратив все в скелет и окаменелость, восславив страсти и желания тела, уничтожив веру как моральную основу <…> не иссушили ли вы главный источник счастья? Подумайте!..[45]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Лотман Ю. М. Память в культурологическом освещении // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн, 1992. Т. I: Статьи по семиотике и типологии культуры. С. 201.

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 16 т. [М.; Л.,] 1948. Т. VIII. Кн. I. C. 239.

Лосев Л. De la symétrie triste // Лосев Л. Солженицын и Бродский как соседи. СПб., 2010. С. 14–23. См. также в воспоминаниях Райса: Райс Дж. Л. Леша в Скиннервилле: Le ventre de Péterbourg et la tristesse symétrique // Лифшиц/Лосев/Loseff: Сборник памяти Льва Владимировича Лосева / Составители М. Гронас, Б. Шерр. М., 2017. С. 109–122.

Пушкин А. С. Указ. соч. [М.; Л.,] 1949. Т. XI. С. 496.

Dorat C.-J. Poesies. Genéve, 1777. T. I. P. 7.

Первые публикации см.: 1) «Гибель Запада»: к истории одного стойкого верования // К истории идей на Западе: «Русская идея» / Под ред. В. Е. Багно и М. Э. Маликовой. СПб., 2010. С. 26–76; 2) «Англичанка гадит» // Intermezzo festozo: Историко-филологический сборник в честь доцента кафедры русской литературы Тартуского университета Леа Пильд. Тарту, 2019. С. 112–120; 3) «Тоска по чужбине» // From Medieval Russian Culture to Modernism: Studies in Honor of Ronald Vroon / Еd. by L. Fleishman et al. Frankfurt am Main, 2012. P. 59–64; 4) «Иных уж нет, а те далече…» [Заметки для Веры: комментарии к двум стихам из «Евгения Онегина»] // Русско-французский разговорник, или/ou Les Causeries du 7 Septembre: Сборник статей в честь Веры Аркадьевны Мильчиной / Ред. Е. Лямина, О. Лекманов. М., 2015. С. 102–115; 5) Кто сказал «Все мы вышли из „Шинели“ Гоголя?» // Русская литература. 2018. № 3. С. 163–170; 6) Пропущенные звенья в истории термина «Серебряный век»: 1946–1952 // Acta Slavica Estonica. Vol. X. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia. Т. XVI: Серебряный век в русской литературе и культуре конца XIX – начала ХХ в. К 90-летию со дня рождения З. Г. Минц. Тарту, 2019. С. 13–27.

Брюсов В. Стихотворения и поэмы / Вступ. ст. и сост. Д.Е. Максимова. Л., 1961. С. 433.

Киреевский И.В. Эстетика, философия, критика. М., 1983. С. 78.

Койре А. Философия и национальная проблема в России начала XIX века. М., 2003. С. 221–222.

Одоевский В.Ф. Русские ночи. Л., 1975. С. 147.

Там же. С. 150.

Там же. С. 148.

Шевырев С. Словесность и торговля // Московский наблюдатель. 1835. Кн. 1. Март. Ч. I. С. 14, 15.

Титов В.П. Письмо В.Ф. Одоевскому / Публ. и примеч. В.И. Сахарова, А.В. Коренькова // Контекст 1994–1995: Литературно-теоретические исследования. М., 1996. С. 124–126. Об этом письме см. также: Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма: Князь В.Ф. Одоевский. М., 1913. Кн. 1. Ч. 1. С. 336–337.

Цит. по: Зорин А. Идеология «православия – самодержавия – народности»: опыт реконструкции. (Неизвестный автограф меморандума С.С. Уварова Николаю I) // Новое литературное обозрение. 1997. № 26. С. 92, 93.

Журнал Министерства народного просвещения. 1835. Ч. 5. С. 31. Подробнее об этой речи см.: Шпет Г.Г. Очерк развития русской философии // Шпет Г.Г. Сочинения. М., 1989. С. 273–280.

Хомяков А.С. Стихотворения и драмы / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Б.Ф. Егорова. Л., 1969. С. 103.

Там же. С. 107. Именно с Хомякова начинается история приспособления к России (и, шире, ко всему славянскому миру) латинского изречения «Ex Oriente lux», которое традиционно относили к восточной мудрости, к Палестине как родине Христа и христианства, к Древней Греции и т.п. Ср. аналогичную формулу в хомяковском стихотворении «Еще о нем»: «…не утро ль с Востока встает?» (Там же. С. 120) и в «Возврате» К.С. Аксакова: «Смотрите – мрак уж робко убегает, / На Западе земли лишь он растет; / Восток горит, день не далек, светает, / И скоро солнце красное взойдет» (Аксаков К.С. Сочинения / Ред. и примеч. Е.А. Ляцкого. Пг., 1915. С. 53). Сходную солярную символику нередко использовал Достоевский в своей публицистике. Ср., например: «…на Востоке действительно загорелась и засияла небывалым и неслыханным еще светом третья мировая идея – идея славянская, идея нарождающаяся, – может быть, третья грядущая возможность разрешения судеб человеческих и Европы. <…> Солнце показалось на Востоке, и для человечества с Востока начинается новый день. Когда просияет солнце совсем, тогда и поймут, что такое настоящие „интересы цивилизации“» (Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1983. Т. 25. С. 9, 51). Если для Достоевского, как и для Хомякова и Аксакова, восходящее солнце России есть солнце «Христовой правды», то в знаменитом стихотворении Вл. Соловьева «Ex Oriente lux» вопрос о том, каким Востоком хочет стать Россия – «Востоком Ксеркса иль Христа?», – оставлен открытым (Соловьев Вл. Стихотворения и шуточные пьесы / Вступ. ст., сост. и примеч. З.Г. Минц. Л., 1974. С. 81).

Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4 т. СПб., 2014. Т. I: Стихотворения / Отв. ред. Н.Г. Охотин. С. 270.

См. комментарии Б.М. Эйхенбаума к «Умирающему гладиатору» в изд.: Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений: В 5 т. М.; Л., 1936. Т. II. С. 164.

Нольман М. Лермонтов и Байрон // Жизнь и творчество М.Ю. Лермонтова. М., 1941. С. 502–503.

The Works of Lord Byron / Complete in One Volume. With Notes by Thomas Moore, a.o. London, 1837. P. 52.

Косвенные доказательства в пользу этого предположения представил впоследствии В.Э. Вацуро, показавший, что стих «И молит жалости напрасно мутный взор» в первой части «Умирающего гладиатора» восходит не к Байрону, а к русскому переводу главы из романа Э. Булвер-Литтона «Последние дни Помпеи», напечатанному в 1835 году в журнале «Московский наблюдатель»: «Побежденный гладиатор медленно провел по всему амфитеатру мутные, исполненные тоски и отчаяния глаза. Увы… ни в одном из взоров, на него устремленных, не видал он и следов жалости и милосердия» (Московский наблюдатель. 1835. Кн. 2. Июнь. С. 582). Из этого следует, что Лермонтов в 1835–1836 годах читал «Московский наблюдатель», в первом номере которого была опубликована «Мечта» Хомякова, и, как осторожно пишет Вацуро, именно это чтение могло поддерживать у него идею старения европейского мира. См.: Вацуро В.Э., Мотовилов Н.Н. «Умирающий гладиатор» // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 590.

Гинзбург Л.Я. Творческий путь Лермонтова. Л., 1940. С. 201; курсив автора.

Несмотря на очевидную слабость аргументации Гинзбург, Эйхенбаум фактически признал ее правоту. В работе «Лирика Лермонтова» (1940) он писал, что в «Умирающем гладиаторе» «имеется явный намек на революцию 1789 г.: слова „Когда-то пламенных мечтателей кумир“ надо понимать как воспоминание о Франции тех лет». Сходство выраженной в стихотворении идеи «гибели Европы» с тезисами славянофильской теории он теперь называет только внешним, объясняя отрицательное отношение Лермонтова к современному Западу наступившей после революции 1830 года реакцией: «…за этими мыслями скрываются <…> выраженные в юношеской политической лирике и в поэмах тенденции, в центре которых – призыв к героическим делам» (Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. М.; Л., 1961. С. 324). Более глубокий и тонкий анализ исторических взглядов Лермонтова в связи с «Умирающим гладиатором» см. в современных работах: Лотман Ю.М. «Фаталист» и проблема Востока и Запада в творчестве Лермонтова // Лотман Ю.М. О русской литературе: Статьи и исследования (1958–1993). СПб., 1997. С. 609; Немзер А.С. Об «антиисторизме» Лермонтова // «Цепь непрерывного предания…»: Сборник памяти А.Г. Тартаковского. М., 2004. С. 259–261.

Ср. замечание Ю.З. Янковского о том, что мысль о «гниющем Западе» и «просыпающемся Востоке» предшествует формированию цельной системы славянофильских воззрений (Янковский Ю.З. Патриархально-дворянская утопия: Страница русской общественно-литературной мысли 1840–1850-х годов. М., 1981. С. 106–107).

Цит. по: Мазур Н.Н. Из истории формирования русской национальной идеологии (первая треть XIX в.) // «Цепь непрерывного предания…»: Сборник памяти А.Г. Тартаковского. М., 2004. С. 229, примеч. 20.

Одоевский В.Ф. Указ. соч. С. 149–150.

Белинский В.Г. Собрание сочинений: В 9 т. М., 1981. Т. 7. С. 120.

Guizot F. Histoire générale de la civilisation en Europe, depui la chute de l’Empire Romain jusqu’à la Révolution Française. Paris, 1828. P. 30.

См. об этом: Swart K.W. The Sense of Decadence in Nineteenth-century France. The Hague, 1964. P. 60, 74; Groh D. Russland und das Selbstverständnis Europas: Ein Beitrag zur europäischen Geistesgeschichte. Neuwied, 1961. S. 145.

Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. М., 1947. Т. III. С. 83.

Гердер И.Г. Избранные сочинения. М.; Л., 1959. С. 325–326. Подробнее о взглядах Гердера на будущее славянских народов см.: Groh D. Op. cit. S. 65–80; Malia M. Russia under Western Eyes: From the Bronze Horseman to the Lenin Mausoleum. Cambridge, Mass.; London, 2000. P. 130–131.

См. об этом: Зорин А.Л. Идеология «православия – самодержавия – народности» и ее немецкие источники // В раздумьях о России (XIX век). М., 1996. С. 105–128.

Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. М., 1983. Т. 2. С. 16–17.

Там же. С. 20.

См. об этом: Schenk H.G. The Mind of the European Romantics: An Essay in Cultural History. London, 1966. P. 32.

См. об этом: Groh D. Op. cit. S. 144.

Œuvres de Victor Hugo. Bruxelles, 1837. T. II. P. 8.

Hugo V. Fragment // Revue de Paris. 1829. T. III. P. 208.

Life, Letters, and Journals of George Ticknor / 8th ed. Boston, 1877. Vol. I. P. 140. Любопытно, что в беседе с Тикнором Шатобриан также заметил, что хотел бы посетить Россию, дабы «лучше оценить ту державу, от которой исходит угроза мирового господства».

Chateaubriand F.-R. de. Avenir du monde, fragment politique // Revue des deux mondes. Troisieme série. 1834. T. II. P. 232–238.

Ibid. P. 237. Ср. в «Замогильных записках»: «Мы, самое зрелое и передовое государство, обнаруживаем признаки упадка. Как смертельно больной человек озабочен тем, что ждет его в могиле, так вымирающий народ беспокоится о своей грядущей судьбе. <…> Старый порядок в Европе близок к смерти <…> современная разложившаяся цивилизация гибнет по своей вине; жидкость, содержавшаяся в сосуде, не излилась в другую чашу, ибо самый этот сосуд разбился. <…> Что касается старой Европы, то жизнь ее кончена. Больше ли надежд у молодой Европы? Современный мир, лишившийся власти, данной от Бога, похоже, находится меж двух невозможностей: невозможностью прошлого и невозможностью будущего» (Шатобриан Ф.-Р. де. Замогильные записки / Пер. О. Гринберг, В. Мильчиной. М., 1995. С. 582–583, 586).

См., например, письмо Чаадаева к А.И. Тургеневу от 1 мая 1835 года: «Доставьте мне удовольствие: соберите кой-какие сведения о некоем Филарете Шаль, превосходные статьи которого попадаются мне в Revue de Paris» (Чаадаев П.Я. Сочинения / Сост., подгот. текста, примеч. В.Ю. Проскуриной. М., 1989. С. 374).

Csl. [Chasles Ph.] De l’éducation des mères de famille, ou, la Civilisation du genre humain par les femmes; par M. Aimé-Martin… (Second article) // Journal des débats. 1834. 27 aout.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить и скачать всю книгу

<1 2

На страницу:

Перейти

2 из 2