– Аутофагия от греческого – самопоедание. То есть клетки сами утилизируют свое содержимое. Это очень важно для понимания фундаментальной аутографии для множества физиологических процессов. Например, приспособление к голоду или для ответа на инфекцию. Еще в тысяча девятьсот шестидесятых годах биологи обратили внимание, что клетки могут уничтожать собственное содержимое, заключая их в некоторое подобие мешков. За мембранами, где это содержимое утилизируется. Вот Осуми и внес решающий вклад в понимание этого процесса. Сначала он изучил и описал аутографию в пекарских дрожжах, а затем доказал, что подобный процесс происходит и в клетках человека.

– Здорово! – заявила Арина Синичкина. – О, да, это очень интересно, Борис, но разрешите мне пойти посмотреть, что там с Машей?

Девушка встала из-за стола и, отодвинув стул, прошла в крайнюю комнату. Несколько секунд спустя она снова вышла в гостиную и аккуратно прикрыла за собою дверь.

– Ну, что там у нее? – повернув голову к девушке, спросил Скобликов.

– Спит она, – ответила Арина.

– Ну и отлично! – с видимым облегчением вздохнул Борис. – Сейчас Маша немного отдохнет, а потом снова вернется к нам.

Арина вновь приблизилась к своему месту, я вскочил и пододвинул девушке стул к столу.

– Странно как-то, – вполголоса сказал я Арине. – Гости в доме, а она спит.

– Устал человек, что ты хочешь? – ответила Синичкина и, подхватив вилкой немного салата, сунула его в рот.

На этот раз взял слово Саша Сафронов.

– Ну, за Машу мы уже пили, – произнес он, поднимая бокал с безалкогольным напитком, – а теперь давайте выпьем за супруга Марии Бориса. Он отличный хозяин в своем доме, и это отрадно. Пускай у тебя на работе будет все превосходно. Пускай дом посещают только хорошие люди, ну и, наконец, счастья тебе и Маше в вашей семье!

– Хороший тост, – сказал Борис, наливая себе в рюмку водки. – Спасибо!

Все снова налили алкогольные и безалкогольные напитки в рюмки и фужеры, чокнулись друг с другом и дружно выпили. Я тоже не пропустил тост, одним глотком выпил содержимое рюмки, а затем закусил кусочком колбасы и сыра.

Руслан Балагуров чокнулся фужером с «Кока-колой» с Борисом, сказал «За тебя!» и хотел было отпить напиток, но в этот момент зазвонил его мобильный телефон. Он поставил фужер, достал мобильник и, взглянув на дисплей, ответил на вызов.

– Да, я слушаю, Василий, – проговорил он и, поднявшись, сказал присутствующим в комнате: – Извините, я выйду, очень важный звонок.

Он дошел до конца комнаты, вышел на веранду, а затем и во двор. Остальные чокнулись и выпили, кто спиртные, а кто безалкогольные напитки.

От выпитого спиртного по моему телу расползлась истома, я чувствовал себя так, будто за спиной у меня выросли крылья, мне казалось, что я неотразим и могу запросто завоевать сердце любой девушки.

– Как насчет того, чтобы нам еще раз с тобою встретиться? – спросил я тоном старого ловеласа, соблазняющего невинную девушку.

Арина окинула меня изучающим взглядом, очевидно, она поняла, к чему я клоню и усмехнулась:

– Мы же с тобой уже встретились, чего тебе еще надо?

– Не-ет, наедине-е, – пропел я нахально.

– Но мы же с тобой еще не расстаемся, – уклончиво промолвила Синичкина. – А дальше будет видно.

Несмотря на выпитое, у меня хватило ума не настаивать на встрече, иначе девушке могла не понравиться моя напористость и она запросто могла послать меня подальше.

Вернулся Руслан. Вид у него был довольный, очевидно, разговор произошел с собеседником результативный, он сел на свое место и, подняв бокал с «Кока-колой», посмотрел поверх него на Бориса.

– За тебя! – он сделал несколько глотков шипучего напитка, поставил фужер на стол.

– Теперь пришел мой черед прогуляться, – хихикнула жена Руслана Анна, поднялась со своего места и пошла прочь из комнаты.

В это время Саша Сафронов рассказывал присутствующим байки о том, как он с женой отдыхал в этом году в Тунисе.

– Отель был просто превосходным. Питание восхитительным. Каждый день обязательно подавали мясные блюда. Наши туристы как всегда отличались: ели впрок, сколько влезет. Ну, а до моря рукой подать. Впрочем, что я рассказываю! У меня же в машине есть посвященный Тунису альбом. Сейчас принесу.

Сафронов вскочил с места и ринулся на улицу. В это время в комнату вошла Анна Балагурова. А спустя несколько минут вернулся и Саша. Он принес альбом.

– Между прочим, альбом сделали бесплатно, в результате какой-то акции на фирме, – объявил он.

Мужчина разложил прекрасно выполненный фотоальбом на столе и стал показывать сидящим рядом с ним Руслану и Анне.

– А я слышал, что в Тунисе не все благоприятно с экологией, – проговорил Борис Скобликов. – Что там, якобы можно подцепить заразу.

– Волков бояться в лес не ходить, – беспечно отозвался Александр Сафронов.

Обычно тот, кто показывает фотографии, всегда считает, что его снимки очень интересны тем, кто их смотрит. Вот и Саша с горячностью рассказывал где, когда и какой снимок был сделан. Закончив рассматривать альбом, супруги Балагуровы передали его нам с Ариной. Я из вежливости полистал альбом, цокнул пару раз языком, выражая свое восхищение фотографиями, затем передал его дальше Борису.

Я очень мало и редко пью. И даже три рюмки водки для меня многовато, и я, почувствовав от съеденного и выпитого тяжесть в желудке, решил немного пройтись на свежем воздухе. Никому и ничего не объясняя, направился к двери, вышел на веранду, потом на улицу. Начинало вечереть, где-то вдалеке за лесом садилось солнце, в воздухе стояла духота, на деревьях не шевелился ни один листочек, лето в этом году выдалось жаркое. Я постоял немного, затем пошел по выложенной из кирпича дорожке к расположенной за домом кабинке туалета. Три минуты спустя я уже возвращался обратно к дому. По пути помыл под водопроводом руки, а затем вошел на веранду. В дверях столкнулся с выходившей из дому Женей Сафроновой.

Я вошел в тот момент, когда Балагурова Анна произносила очередную здравицу в честь хозяев дома. Она произнесла банальный тост с пожеланием здоровья, счастья в жизни и удач.

Я сел на свое место и присоединился к поздравлению, чокнувшись своей рюмкой с рюмками остальных присутствующих в гостиной, но пить не стал – на сегодня хватит.

Несколько минут спустя вернулась с променада Сафронова Женя. Она села за стол и выпила налитую ей рюмку водки. Дамочка любила спиртное. Примерно через пять минут Скобликов Борис забеспокоился и стал оглядываться на дверь, за которой находилась его супруга Мария Горбунова.

– Что-то Маша долго отдыхает, – пробормотал он с тревогой в голосе. – Пойду-ка посмотрю, что с нею случилось.

Борис встал, с шумом отдвигая стул, затем двинулся к двери в комнату, где отдыхала Маша. Он стукнул пару раз в нее для проформы, потом открыл и вошел внутрь. Все сидели расслабившись, разговаривая между собой, никто особого значения тому, что Борис пошел проведать свою супругу, не придал. И тут из комнаты раздался нечеловеческий вопль. Все присутствующие в гостиной, как-то дружно вздрогнули и уставились на дверь, за которой не так давно исчез супруг Горбуновой Скобликов. Откровенно говоря, от этого вопля у меня мороз продрал по коже, но я, пересилив себя, вскочил и ринулся к двери в комнату. Все остальные остались сидеть на своих местах, словно пригвождённые. Я собрался было влететь в комнату, но на входе столкнулся с выходившем из нее Борисом. Его лицо исказилось от ужаса, руки были перепачканы кровью, все движения такие точно Скобликов был в стельку пьян. Взглянув на меня диким взглядом, он шарахнулся в сторону, ударился о дверной косяк, потом, оглянувшись назад в комнату, ткнул окровавленным пальцем внутрь.

– Маша! Маша! – пробормотал он, точно сумасшедший, дико вращая глазами. Она мертва! Ее убили!

В доме воцарилась тишина. Ничего не понимая, я отодвинул, загораживающего вход в комнату Бориса в сторону и бросился в помещение. Это был обычный дачный кабинет, с отслужившей в московской квартире мебелью, которую следовало бы уже выбросить на свалку, да вот нашлось ей место на даче. Здесь у левой стенки стоял простенький письменный стол с древним компьютером на нем, офисное кресло, два стула, справа – диван, над ним несколько книжных полок. Окно на улицу было распахнуто. Маша лежала не спине на диване, ее открытые, остекленевшие глаза смотрели в потолок. Одежда была залита кровью. Она натекла на диван и расползлась по нему темным пятном. Нигде орудия преступления видно не было. Меня замутило. Острая тоска схватила за сердце. Как жаль Машу! Кому потребовалось отнимать у нее жизнь? Я сделал сильный выдох, чтобы привести свои нервы в порядок.

Тут в комнату начали входить гости.

– Что! Что здесь случилось?! – воскликнула Арина Синичкина, а увидев мертвую Горбунову, изменилась в лице.

– Кто?! Кто мог это сделать?! – заорал Руслан Балагуров.

– Это не может быть! – схватившись рукой за сердце, вскричала Анна Балагурова.

Женя Сафронова запричитала:

– О Господи! Спаси и сохрани! За что? За что?!

Самым слабым оказался Саша Сафронов. Он побледнел, и, казалось, его вот-вот вырвет.

– Ничего не трогать! – закричал я. – Выйдите все из кабинета. И до приезда полиции сюда не входите!

– Какой кошмар! – пробормотала Женя Сафронова.

Все вошедшие в кабинет гости, кто-то, развернувшись на сто восемьдесят градусов, а кто-то, пятясь, вышли из кабинета. Я покинул комнату последним и почему-то осторожно, чтобы дверь не хлопнула, прикрыл ее.

Борис без сил сидел за столом на своем месте и бессвязно говорил:

– Я думал она ранена, не стал никого звать на помощь. Ведь я же врач, думал, окажу ей помощь. Бросился к Машеньке, потрогал ее пульс, но все было бесполезно. Сердце ее остановилось несколько минут назад. Горе! Какое же это горе! Как же я буду теперь жить без нее?! – раскачиваясь из стороны в сторону, пробормотал Борис и обвел нас растерянно-вопросительным взглядом, словно мы могли ответить на этот его вопрос.

– Но кто?! Кто это сделал?!! – вновь вскричал Балагуров. Рослый, он возвышался над всеми, стоявшими в гостиной людьми. – Это мог сделать только один из нас. Я немедленно звоню в полицию и вызываю сюда опергруппу.

– Неужели это мог сделать кто-то из нас? – ахнула Балагурова Анна. На ее красивом личике отразилось недоумение.

– А больше некому, – ответил на ее вопрос Балагуров.

– Ну, может быть, кто-то посторонний влез в окно? – рассудительно сказала Сафронова Женя.

– Вряд ли такое могло случиться, – возразила стоявшая рядом со мной Синичкина Арина.

– За что убивать Марию постороннему человеку? – проговорил уже отошедший от обморочного состояний Сафронов Саша.

– А какой резон кому-нибудь из нас убивать Марию? – вставила Балагурова Анна.

– А вот я сейчас вызову полицию, – доставая мобильный телефон, сказал Руслан. – Пусть менты приедут и выяснят, кто и за что убил Машу. – Он набрал номер телефона и сказал: – Добрый день! Это полиция?… Моя фамилия Балагуров, зовут меня Руслан. Нас несколько человек. Мы приехали на дачу к Марии Горбуновой и случилось так, что хозяйку дачи кто-то убил. – Он немного помолчал, выслушивая говорившего на том конце беспроводной линии человека, потом закивал, словно тот его мог видеть и проговорил: – Да-да, адрес дачный поселок Елизарово, дом номер… Борис, какой?

Безучастный ко всему происходившему Скобликов вздрогнул. Собравшись с мыслями, ответил:

– Пятьдесят восемь.

– Пятьдесят восемь! – повторил в трубку Балагуров. – Приезжайте, мы вас ждем! Само собой, никто и ничего трогать руками в комнате, где произошло убийство, не будет… Спасибо! – он нажал на кнопку отбоя и сунул мобильник в карман.

– А теперь я попрошу всех, – произнес я громко. – Не только не заходить в кабинет, но и вообще никому не выходить из дома до приезда полиции.

– Это почему? – удивилась Сафронова.

– Потому что преступник может каким-то образом уничтожить следы преступления.

Все молча расселись за столом каждый на свое место.

Глава вторая. Полиция

Мы какое-то время сидели за столом молча, не глядя друг на друга, потом вновь затеплилась беседа.

– И все-таки мне не верится, что кто-то из нас убил Машу. Ведь это же наша Маша Горбунова, – первой нарушила молчание Анна Балагурова. – Она же мухи не обидит. У кого только поднялась рука на это безобидное существо? За что ее нужно было убивать?

Я сцепил в замок руки и положил их на стол.

– Ответив на этот вопрос, – уронил я мрачно, все еще пребывая под впечатлением увиденного трупа Маши Горбуновой, – значит изобличить убийцу.

– Это все к вопросу о пресловутом мотиве преступления, – пробурчал Руслан, и непонятно было одобряет ли он это мнение или осуждает.

– Но кто же он? – все так же с заискивающим выражением на лице Сафронов обвел взглядом сидевших за столом. – У кого имелся мотив убить Машу? У меня, например его нет. Я много лет знаю Машу и всегда хорошо к ней относился.

– Мне тоже незачем было убивать Марию, – взглянув в глаза каждому, сказала Женя Сафронова.

– Да и у меня его нет, – объявил Руслан. – И у моей супруги тоже.

– И нечто подобное может сказать о себе каждый, – сложив на груди руки, проговорила Синичкина Арина. – И все-таки у кого-то мотив был. А пока все мы под подозрением.

– Если я, – глядя в одному ему видимую точку на столе, сказал Борис, – узнаю, кто убийца, я задушу его вот этими руками, – Скобликов сделал жест рукой, как будто бы хватал невидимого преступника за горло. – И пусть меня посадят. Без Маши мне не жить на свете.

И снова за столом воцарилось неловкое молчание.

Двадцать минут спустя приехали полицейские. В дом вошли двое. Первым ступил в гостиную довольно-таки упитанный, чуть выше среднего роста мужчина с бычьей шеей. Блондин средних лет с круглым лицом с блекло-голубыми глазами, наливными щеками, закругленным носом, полными губами и двойным подбородком. Лицо у него было каким-то усталым, словно полицейскому смертельно надоело таскаться по бесконечным вызовам, участвовать в длинных допросах и дознаниях, писать протоколы. В руке у него был портфель. Он козырнул и представился:

– Майор полиции Суханов Андрей Юрьевич… А это наш эксперт Семен Александрович Леденев, указал он на человека в штатском.

Ступивший в гостиную человек был лет пятидесяти, сухопарый, невысокого роста. У него было узкое с заостренными чертами лицо, большие залысины, сильно выпирающий кадык, острый взгляд. В руке он держал чемоданчик.

– Здравствуйте! – проговорил человек в штатском.

Мы вразнобой ответили:

– Здравствуйте!

– Придется подождать пару минут, – объявил Андрей Юрьевич, – должен подойти с двумя понятыми наш третий сотрудник, он пригласит для этой миссии соседей.

И в третий раз в гостиной наступила томительная тишина.

И в самом деле, через некоторое время в гостиную вошел полицейский. Он привел двух человек: седовласого старика с морщинистым лицом, одетого в полосатые брюки и в клетчатую рубашку, и пожилую женщину с крючковатым носом, крашеными рыжими волосами, одетую в цветастый халат. Сам полицейский был молодым, приятной наружности, в ладно сидевшей на нем полицейской форме с погонами лейтенанта.

– Вот двое понятых, – изрек он, представляя мужчину и женщину. – Иван Васильевич Староверов и Софья Владимировна Дулепова.

– Отлично! – проговорил Суханов. – Познакомьтесь с нашим третьим участником группы – Владимир Алексеевич Малкин… Давайте, граждане, приступать к работе. В какой комнате произошло убийство? – спросил Суханов.

Поскольку Борис был убит горем и практически не разговаривал, ответил Руслан:

– В крайней слева комнате.

– Гости и хозяин дома остаются на месте, – распорядился майор полиции, – понятые и члены опергруппы идут за мной. – Он прошествовал по проходу между столом и стеной, толкнул дверь в кабинет и исчез в нем. Гуськом втянулись в него и понятые, а также эксперт Леденев и лейтенант Малкин.

– Господи за что же ее так?! – раздался из кабинета голос Дулеповой. Ее вопрос остался без ответа. Было слышно, как женщина всхлипнула. – Прости мою душу грешную, Машенька. Так только изверг мог с тобою поступить.

Понятой старичок Староверов оказался покрепче, никак не отреагировал на увиденную им в кабинете картину убийства. Осмотр в комнате длился несколько минут, затем в дверях, ведущих в гостиную, возник Суханов.

– Кто хозяин дома? – спросил он, обращаясь к Борису, хотя по трагическому выражению лица и согбенному телу Скобликова и так было ясно, что именно он супруг Горбуновой, а, следовательно, и владелец дачи.

Тем не менее, Борис вяло взмахнул рукой, отвечая, таким образом, на вопрос старшего опергруппы.

– Где тут у вас можно помыть руки?

Скобликов ответил не сразу. Было видно, что он крепится из последних сил, сдерживая слезы. Наконец он махнул рукой куда-то в дальний угол гостиной и сказал не очень внятно:

– Там на кухне кран и мыло. Чистое полотенце висит рядом на крючке.

Суханов прошел на кухню и, вернувшись, окинул нас беглым взглядом. – Пока эксперт в присутствии понятых будет работать, я с каждым из вас побеседую отдельно. У вас есть свободная комната для этой цели? – спросил он у Бориса.

Тот указал рукой на дверь, расположенную справа от него.

– Можно там, в нашей спальне.

– Ну что ж, давайте с вас и начнем беседу, – обратился Суханов к Скобликову. – Я конечно понимаю, вам очень тяжело сейчас говорить и, тем не менее, нужно собрать все свои силы и ответить на несколько моих вопросов. Помните от ваших ответов может зависеть найдем ли мы преступника или нет. Пройдемте.

Борис тяжело поднялся со стула и так, словно нес непосильную ношу побрел следом за майором в спальню. Дверь прикрылась, о чем разговаривали полицейский и Борис, было не слышно. Мы сидели, дожидаясь своей очереди, и перебрасывались иной раз скупыми фразами. Вскоре вернулся Борис. Он прошаркал тапочками к своему стулу, сел и уставился отсутствующим взглядом прямо перед собой в стол. По одному мы ходили в спальню, с кем-то дознаватель беседовал дольше, с кем-то меньше, наконец дошла очередь и до меня.

Я поднялся, вошел в комнату. Здесь стоял стандартный для спальни набор мебели: плательный шкаф, двуспальная кровать, две тумбочки, пуфик, пара стульев и трюмо. Одну из тумбочек Суханов перенес от изголовья в изножье кровати, устроился за ней на стуле как за столом. Второй стул стоял напротив полицейского. Я сел на него.

– Фамилия, имя отчество? – монотонно проговорил майор.

– Гладышев Игорь Степанович.

– Год рождения?

Я назвал.

– Где проживаете?

– В Москве, – я назвал адрес.

– Место работы?

– Детская юношеская спортивная школа.

– Кем работаете?

– Тренером по вольной борьбе.

– Как оказались в этом доме?

– Приехал на день рождения Марии Горбуновой.

Майор записывал, не поднимая головы. Мне была видна его макушка с очень редкими волосами с просвечивающей между ними кожей черепа.

– Давно знаете убитую?

Смерть Марии подкосила меня. Мне было жаль Машу, я испытывал тоску, состояние было угнетенным, а чувствовал я себя так, будто пробежал десять километров.

Я вздохнул:

– Давно. Считайте с детства. Наши мамы были близкими подругами.

Майор зачем-то кивнул и записал мой ответ.

– Расскажите в нескольких словах, что здесь произошло.

Я собрался с мыслями, немного помолчал, потом заговорил:

– Мы собрались за столом все вместе во главе с хозяевами дома. Немножко выпили, закусили, потом Маше вдруг стало нехорошо, она сказала, что пойдет, приляжет и, покинув застолье, уединилась в кабинете. Некоторое время спустя супруг Маши Борис обеспокоенный тем, что его жена долго не выходит из кабинета, отправился туда, а затем раздался его истошный крик. Все сидевшие за столом оцепенели, а я бросился в кабинет и столкнулся в дверях с супругом Марии, руки которого были в крови. Когда я вошел в кабинет, то увидел мертвую Машу. Ее грудь и диван были залиты кровью. Все присутствующие в доме гости вышли из ступора и бросились в кабинет. Я сразу остановил их на пороге комнаты и велел ее покинуть, чтобы не уничтожили улики. Все вышли, я закрыл дверь в кабинет, а потом Руслан Балагуров вызвал полицию. Вот вкратце и все, что мне известно.

Полицейский положил на тумбочку ручку, посмотрел на меня долгим, проницательным взглядом, затем, прищурив глаза, проговорил:

– Вот, что, Игорь Степанович, я предлагаю вам сознаться в убийстве Марии Горбуновой. А я за это оформлю вам явку с повинной, что сыграет положительную роль на суде.

Я опешил.

– Извините.

– Еще раз я предлагаю вам сознаться, – уже строже проговорил майор, – в убийстве Марии Ивановны Горбуновой.

Тут до меня дошло, что майор предлагал подобную сделку каждому из гостей Марии. И мне он предложил точно так же, надеясь на авось.

– Мне не в чем признаваться, Андрей Юрьевич! – изрек я с достоинством. – Я никого не убивал.

– Зря вы упрямитесь, Игорь Степанович, – как-то загадочно усмехнулся Суханов. – С минуты на минуту должен приехать кинолог с собакой. Собачка умная, запросто найдет убийцу и тогда вам уже ничто не поможет. Ни явка с повинной, ни любые другие смягчающие вину обстоятельства.

Я вскинул подбородок.

– И все же я никого не убивал.

– Как хотите, – безразлично пожал плечами полицейский. – Мое дело было предложить, а уж вам решать, стоит признаваться в содеянном или нет. А теперь распишитесь в протоколе дознания. Идите, в гостиную и пригласите, пожалуйста, последнего неопрошенного гостя.

Я расписался там, где указал майор, положил на тумбочку ручку и вышел из спальни.

– Тебя вызывают, – указав большим пальцем за плечо на двери, сказал я Арине Синичкиной.

Девушка поднялась и уверенным шагом направилась в спальню.

Эксперт уже давно закончил работу в кабинете, но молодой полицейский Владимир Малкин, понятые Староверов и Дулепова, а также эксперт сидели в гостиной, кто в креслах, кто на диване.

Закончился допрос Синичкиной. Она вошла в гостиную раскрасневшаяся, возмущенная. Она размашистым шагом прошла к своему месту и вполголоса проговорила мне:

– Представляешь, Игорь, этот козел полицейский предложил мне сознаться в убийстве Маши!

– И что ты ему ответила?

– Я что я должна была ответить? – негодуя, промолвила девушка. – Я что похожа на убийцу?

– Да нет, конечно, успокойся, – тихонько проговорил я. – Он и мне предлагал сознаться в убийстве Маши. Да я думаю и каждому из гостей Маши. – Это работа Суханова, и ему глубоко плевать на чувства подозреваемых. Главное для него разоблачить убийцу, а уж как он своей цели добьется, это не важно.

Наконец прибыл кинолог с собакой. Пес был огромной восточно-европейской овчаркой, кинолог же был невысоким, щуплым точно паренек, хотя возраст его наверняка равнялся годам тридцати пяти. Парочка приступила к оперативно-розыскным мероприятиям, говоря ученым языком, а если по-простому, то собачка искала среди нас убийцу. Ей по очереди давали понюхать стоящую на веранде обувь и пускали по следу. Собака бродила по окрестностям дома и неизменно возвращалась на веранду. К окну через которое преступник предположительно залез в кабинет и убил ножом Машу, она ни разу не подходила. А это значило, что никто из гостей убийцей не являлся. Наконец ей дали понюхать очередную пару обуви.

– След, Вулкан! – скомандовал собаке кинолог.

Она уверенно пошла вдоль дома по левой его стороне там, где находился кабинет потом двинулась дальше за дом, где был малинник. Затем вновь вернулась к веранде.

Мы, гости, сидели в гостиной, и отсюда нам частично было видно, а частично мы догадывались, что происходило на улице. Кинолог доложил стоявшему на веранде Суханову.

– Задание Вулкан выполнил. Человек в этой обуви подходил к наружной стороне дома к открытому окну в кабинет, затем прошел за дом и спрятал в малиннике нож.

– Он и есть орудие преступления! – обрадовался майор. Он аккуратно, как подавал ему кинолог, взял двумя пальцами за ручку, окровавленный нож и, стоя на веранде, продемонстрировал его через дверь нам, сидевшим в гостиной.

– Все ясно, – промолвил он. – Преступник во время ваших посиделок вышел на веранду надел обувь, прошел к кабинету, влез в окно, убил спящую Горбунову ножом, затем снова вылез в окно, обошел дом и спрятал орудие преступление в дальнем углу сада в малиннике. Теперь остается выяснить, чьи это туфли. Он аккуратно взял их за задники и поднял так, чтобы было видно сидевшим за столом гостям.

– Чья это обувь?

Я лишился дара речи. В руках у Суханова были мои туфли.

<1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

2 из 4