Фатум

Откинув сантименты, дока включился в расследование, пытался представить события той ночи, когда насильник и убийца лишил жизни ни в чём не повинное дитя, но душа не знавшая покоя воскресила из памяти воспоминания приносившие ему горечь от несовершенства жизни. Смерть была ненавистна. Чертова работа не принесёт успокоение, пока не вымрут все ублюдки. Изловить их одним махом, чтобы дети не знали слово смерть – утопия. Всякая насильственная смерть отзывалась нестерпимой болью в железном, как он думал, сердце, поднимала давление в сосудах, от чего сильно болела голова, и неделями мучила мигрень.

Количество оставленных следов на месте чудовищного убийства удовлетворило профессиональный голод Потапа, и теперь владея ключом к раскрытию убийства, виновность доказать несложно, но вычислить преступника по уликам гораздо сложнее. Нужен особый нюх или банальная удача. Дело оставалось за следователями.

Больше всего эксперт ненавидел корыстных ментов, тех, которые не спешили выполнять служебный долг. Дела оставались не раскрытыми чаще из-за беспечности и профнепригодности нерадивых элементов в структуре правоохранительных органов. Потап сожалел, что от него на этапе следствия ничего не зависело.

Намерения насильника не укладывались в общее понятие об убийстве. Ничто не указывало на конкретное лицо, кроме того, что убийство совершил мужчина, из-за наличия спермы на одежде ребёнка. Эксперт предварительно установил, скрывал ли злодей следы, как совершил преступление и, анализируя полную картину, сделал выводы о спонтанности убийства, яростного по воздействию к жертве, и предположил, что совершил его человек с отклонением в психике или настоящий маньяк.

Исследования близились к концу, Потап наклонился над ребёнком, повернул кверху крохотный кулачок и увидел в нём зажатый предмет из чёрной пластмассы. Аккуратно разжав пальцы и изъяв улику, знаток посветил на нее фонариком и установил, что предмет с одной стороны был испачкан клеем. Изучив внимательно форму и обнюхав вещь, криминалист, ковыряясь в памяти, сопоставлял находку с другими похожими деталями и, не выяснив её происхождения, упаковал в специальный пакет. Вопрос без ответа завис до решения мозгом заковыристой задачи. Уж такой у старшего лейтенанта был склад ума от рождения.

Желание выкурить папиросу приходило к нему в момент сильных переживаний и осмыслений. Поднявшись с колен, копатель глянул на мрачное небо, вынул из кармана пачку «Беломора» с надорванным уголком, ударил ею о ладонь, и вытянул за краешек папиросу, и, размяв пальцами табак, сдул прилипшие частицы, примял с двух сторон и всунул в пухлые губы, зажав между ровными с желтизной от постоянного курения зубами. Обдумывая принадлежность найденной улики, он, чиркнул спичкой о серу, прикурил, втянул дым в лёгкие, утолив никотиновую жажду. Выпустив дым, он словно освободился от горечи утраты, теперь ничто не мешало активной работе мозга, и профи вернулся к размышлениям о вещице, мысленно сопоставляя её с похожими предметами, задаваясь вопросом, откуда взялся кусок пластмассы в руках у ребёнка. Изрядно подымив, он так и не приблизился к ответу, с последней затяжкой заядлый курильщик отложил размышления на потом. Он последний раз взглянул на труп, горечь снова обожгла язык, к горлу подкатился ком от осознания, что глумливая смерть забрала дитя, и он безудержно закашлялся. Словно извиняясь, Потап отошёл подальше от убитой. Глядя на хрупкое тельце, ему захотелось все бросить и убежать домой, обнять дочь и не отпускать, лечь у ног словно сторожевой пёс и охранять. И, пока он на службе, нет гарантий, что дочь подросток, рождение которой с нетерпением ждал, находится в безопасности. Его ограничения на прогулки по улицам родного города не могли защитить от смерти свободолюбивую девочку, потому что для преступления нет преград. Он был уверен кто, если не он, с его опытом работы, будет стоять на страже закона, исполнять долг перед Отечеством в ущерб своему здоровью. Это его осмысленный выбор. Он рассуждал о том, как жесток и не совершенен мир. Сколько должно пройти лет, чтобы люди превратились в гуманных существ? Воины, голод, стремление к власти, жажда наживы – порождали, и будут порождать зло. Лучшие умы безрезультатно бились в поиске пилюли от зла, и ещё вечность её не найдут. Такова человеческая природа.

Ярый противник беглых осмотров Потап приложил максимум усилий к поиску улик, опасаясь, что ненайденные вещественные доказательства могут не попасть в поле зрения следствия, уверенный, что время затраченное на осмотр места окупится с торицей. Ни стихия, ни предвиденные обстоятельства не свернули бы его с праведного пути. Ползая, он скрупулёзно прочёсывал руками как граблями высокую траву, сыщик с педантичностью ювелирно упаковывал в стерильные пакеты найденные волосы, кусочки ткани, биологические жидкости, зная, что ошибки и небрежное отношение к доказательствам отправят следствие по ложному пути. Он не отвлекался на разговоры, боялся упустить важные вещи. Соратники, привыкшие к его манере работать в тишине, не цеплялись с вопросами. Потап понимал как никто из присутствующих важность улик, что криминалистика молодая наука, которая постоянно совершенствуется, и появляются новые методики исследований и возможность определить виновного спустя годы. Убийца обязательно предстанет перед законом за совершенное злодеяние, в этом он был уверен.

Каждый раз наблюдательный аналитик, благодаря особому складу ума, погружаясь вглубь проблем, рассматривал мотив, посыл, обобщал полученный опыт. В поиске доказательств опирался на собственные ощущения, выстраивал из фрагментов картину преступления, представлял её обзорной. Опытная ищейка крайне редко ошибался и до тошноты боялся поспешных выводов. Сильный логик желал услышать от оппонентов неразрывную цепь суждений, пошаговый ход доказательств, без потерь важного звена. Он тщательно взвешивал и с трудом принимал слабые доказательства, терял уравновешенность, если обнаруживал недостающее звено в цепи рассуждений. Недоверие позволяло быть лучшим экспертом.

Пока он изучал место преступления, следователь доложил имя пострадавшей. Ею была пятилетняя Ирина Красикова. Установили личность быстро, проверив списки пропавших за последнее время детей. Данные о похищенном у девочки имуществе, помогли бы при раскрытии мотива убийства, но, к огромному сожалению, похищенных вещей не оказалось.

Установленное судмедэкспертом время смерти ребёнка могло облегчить поиск свидетелей, но их так и не нашли. Снова ночь он провёл на улице под дождём, ползая в грязи ради идеи наказать преступника. Бессонные ночи вошли в привычку. По пути к дому он взирал на окна, их чёрные глазницы напоминали о смерти и он снова погружался в мысли о деталях преступления. Сейчас он пару часов покемарит и вернётся в свой родимый кабинет для восстановления справедливости.

Дело оказалось трудным и запутанным, не поддавалось никакой логике.

У эксперта были надежные однодумы. Судебный медик, уважаемый друг Потапа, приложил немало усилий, поддержав его в разработке методики по расследованию убийств с особой жестокостью. Их решение привлекать к таким делам врача психиатрической лечебницы было обоюдным, что помогало составлять психологический портрет хищника и быстрее выявлять психопатов.

Потап проработал более десятка лет в родном городе, приобрел огромный опыт, который позволял вести значимые дела, участвовать при допросах, выдвигать версии. К нему прислушивались, его уважали и даже побаивались. Единственный незаменимый криминалист по уши загруженный работой часто просил начальство дать ему помощника. Нехватка времени выбивала его из жизненной колеи, даже в случае ухода в очередной отпуск работа накапливалась, и разгребать её приходилось самому. Никто не мог выполнить за него работу, требовались специальные знания и опыт.

Убийство расследовали по многим направлениям. В подозреваемых числилось пару десятков лиц, опрашивали соседей, знакомых и родственников. По мнению честного детектива, истинность преступления должна быть признана, когда доказана полностью. Презумпцию невиновности никто не отменял. Без доказательств обвиняемый не должен считаться виновным. Обязательно надо использовать не только судебные ритуальные формы, но и человеческий разум, а также изъятые при задержании вещественные доказательства: предметы, следы, микроследы, жидкости, орудие. Требовалось исключить самооговор и ошибку следствия. Вещдоки он сверял по правилам криминалистики, и только установив мотив, мог доказать виновность.

Потап вне работы часто думал о мелких подробностях нераскрытых дел. Его восприимчивый мозг трудно избавлялся от аналитических мыслей о недостающих деталях, которые помогали раскрыть спрятанную суть преступления. Мысль как заезженная пластинка, застряв на щербине, надоедливо прокручивала въевшийся эпизод, и мозг освобождался от нее, только когда выпавшее звено в цепочке следствия подкреплялось неопровержимыми доказательствами.

Рассуждения о куске пластмассы взятом из руки малышки возвращались к неутомимому мыслителю с завидным постоянством, и будут в его голове до тех пор, пока он не решит уравнение с двумя неизвестными членами.

Потап придерживался одной из теорий с первых шагов в сыске и считал, что преступление знатного человека гораздо опаснее того, которое совершил простолюдин, потому что одно и то же наказание воспринимается по-разному. Бесчестье не напугает человека с репутацией идиота, так же как штрафом не запугать богача.

Глава II

Сад

Пробасил звонок возвестивший о школьной переменке, учащиеся раскатились по двору как сентябрьские арбузы с грузовика тормознувшего на светофоре. Словно гомон чаек на рыбьем пиру шумело многоголосое царство, щебет девчонок выбивался из общей песни, каждая старалась перекричать всех и вся. Гул заполонил все дворовое пространство, и как щупальца спрута распластался за её пределами. Мальчишки гоняли мяч, дрались, состязаясь в борьбе, девочки прыгали на скакалке и на резинке, играли в классики, оттачивая мастерство, заигрывали с мальчишками и визжали, когда те дёргали за косы. Счастливая детвора носилась до седьмого пота, успевая в короткий срок победить видимых и невидимых врагов, посплетничать, перекусить и доучить урок. Учебный год только начался. Дети обменивались впечатлениями от каникул.

Удушающее лето слало приветы сентябрю тёплыми деньками. Солнце цеплялось лучами за кудрявые облака, сбившиеся в стаю. После захода солнца с каждым прожитым днем все явственнее ощущалась осень прохладными ночами.

Несколько школьниц в коротких платьях с белоснежными кружевными воротниками и накрахмаленных фартуках, с пышными бантами в волосах, отбиваясь от назойливых мальчишек, убежали подальше от порога школы. Они спешили уединиться от любопытных глаз шумного стоголосого царства во фруктовом саду. Перебивая друг друга, они тараторили, смеялись над неказистыми мальчишками, не заметив, как нестройная тропинка привела их к высокому плотному деревянному забору. Чтобы попасть в сад через калитку, осталось пройти полсотни шагов. Переменка, длиннее прочих на четверть часа, предназначалась для обеда. Дружно игнорируя школьную столовую, они прихватили бутерброды и охотно лакомились на свежем воздухе.

Школьный сад как наглядное пособие демонстрировал людям искушённым природой своё великолепие. Сад во все времена года выглядел потрясающе красивым. Его любили все от мала до велика, в нём скучали одинокие, им любовались, его рисовали, за ним ухаживали школьники на уроках труда. Словно живое существо, сад алчно впитывал увесистыми ветками движение жизни, добывал крепкими корнями информацию бытия, ежегодно плодил фрукты и бахвалился щедрыми дарами, заманивал в гости сластён. Жизнь уцелевшего после войны сада текла по строгим законам смены сезонов, только природе было подвластно менять их очередность. Сад многое повидал на своём жизненном пути, поэтому он угрюмо молчал о происходящих событиях, а люди не боги, они могли стереть память древ, только вырубив свидетеля истории под корень.

По красоте сад зимний не уступал саду весеннему. Его могучие корни дремали под снежным одеялом, а серебристая мантия охраняла от холода ежегодный прирост. В лютую стужу деревья надевали на остов махровую шапку, а ледяной дождь в наказание за излишнюю наготу заковывал деревья в панцирь. Прогибаясь под тяжестью прозрачного платья, деревья не утрачивали изящества линий. В ясные солнечные дни сад облачался в алмазное колье, сверкая бриллиантами, он представлял себя непревзойдённой по красоте Снежной Королевой на бале невест.

С приходом весны сад вспыхивал неуёмной страстью к жизни, возрождался после зимней спячки. Насыщаясь влагой из недр матушки земли, сад набухал почками, взрывался фейерверком бутонов, и сладострастно благоухал миндальным ароматом лепестков. Утопая в нежно-розовом цвете, проказник намеренно источал многообразие запахов, завлекая в свои сети насекомых. Обескураженные душистостью цветов пчелы хором жужжали, радостно купаясь в их чреве. Неутомимые шмели, наслаждаясь карамельной сладостью пыльцы, превращали сад в живое существо. Сад, соревнуясь с детворой шумел, кто кого перекричит. Влюблённые целовались под сенью сирени, слушая пение соловьев. Старые деревья шершавой корой впитывали энергию любви и безмолвно хранили память о первом поцелуе долгую древесную жизнь. Акации, прописавшиеся на жительство в саду, отвоёвывали пространство сообразно иерархии, хотя на первый взгляд мирно сосуществовали с фруктовыми деревьями. Неистово цветущий и волнующе-сексуальный весенний сад жаждал плодоношения. После зимы в нём просыпалась кипучая энергия, безумная сила и могущество.

К лету пресытившись солнцем, дождями и ветром сад наслаждался спокойствием, радовал пришедших в него первыми плодами. Детвора слеталась со всей округи, залезала на ветки и уплетала за обе щёки с дивным вкусом шелковицу, перепачкав одежду, руки и рот в чернильный цвет. К середине лета поспевали сладкие как мёд абрикосы, сахарные белые сливы и крупная радужная черешня.

Осенью райский сад искушал янтарными яблоками, которые к концу осени дозревали до рубинового цвета. Заманивал вернувшихся с каникул школьников спелыми грушами, стоило лишь поднять их с земли, чтобы насладиться вкусом дюшеса. На переменках детвора набивала полную пазуху яблок, а затем на уроках хрустели неутомимые челюсти. Учителя сквозь пальцы смотрели на жующую детвору, они видели в этом только пользу.

Ближе к зиме сад желтел и краснел, торопливо менял яркую одежду на драное платье Золушки. Скоротечно лысея, он обнажался, открывая взору хитросплетения ветвей, беспробудно засыпал под цветастым шелестящим пледом. Смерть его была упоительно изящной. Глубоко проросшие корни сохраняли ему жизнь до следующего возрождения, чтобы весной вспыхнуть яркими красками.

Девочки приблизились к саду, ускорили шаг, чтобы набрать яблок. Рыжеволосая бестия с озорными рыжими конопатками рассказывала длинноногой смуглянке:

– Я вчера смотрела по телевизору передачу, в которой показывали, как сделать ежа из яблока. Очень интересно. Я хочу его сделать.

– И я смотрела передачу, и мне понравился ёж. Давай вдвоём сделаем.

– Я даже перо для чернильной ручки принесла, чтобы вырезать иголки.

– А у меня нет телевизора, – пожаловалась пампушка.

– Давай нарвём яблок и сделаем много ежей. Это совсем просто. Я научу. Надо взять перо и обратной стороной выкрутить в яблоке дырку, вынуть вырезанную мякоть и вставить её обратной стороной в образовавшееся отверстие. Такой ёжик красивый получается, супер!

– Я тоже хочу сделать, – малышка с ровной чёлкой нетерпеливо тянула за руку худощавую с бантом на макушке, чтобы обогнать всех и поскорее набрать в саду заветных макетов для будущих ежей.

Группа дошла до середины забора, ограждающего сад. Возглавляющая процессию девочка резко остановилась, увидев в нескольких шагах бесстыдную картину. Девочка прижала ладони к лицу, в ужасе повернулась к подружкам и, тыкая пальцем, указывала на дыру в заборе от выбитой наполовину доски, там торчали мужские гениталии. Сквозь тонкие щели штакетника вырисовалась мужская фигура. Напуганные девочки судорожно зажали ладошками рты не то от страха, не то от смеха и, завизжав, побежали к школьной двери. Вдогонку они услышали вожделенный возглас. Мужскую плоть они видели впервые, и что делать с новыми познаниями не знали. Запыхавшись, растерянные остановились как вкопанные. Осознание увиденного действа парализовало детский ум. Переглядываясь, ученицы приводили в порядок мысли, пошептавшись, они вскоре отважились рассказать о случившемся учителю физкультуры, посчитав его самым подходящим защитником.

Сан Саныч нравился всем детям без исключения. Сильный и справедливый учитель внушал доверие. Только такой мужчина смог бы защитить их. Открыв дверь кабинета, дети вошли и, переминаясь с ноги на ногу, не знали с чего начать. Физрук почувствовал напряжение.

– Здравствуйте! Ну, что мои золотые, заходите? – он махнул рукой приглашая переступить порог кабинета. – Что случилось?

Весьма трудная задача озвучить и объяснить учителю то, с чем столкнулись девочки первый раз в жизни. Они не знали норма это или преступление, то, что сейчас видели за школьным забором. Каждая хотела, чтобы разговор начала ни она. Они топтались у входа, переминаясь с ноги на ногу, и почти хором ответили:

– М-м, – и хором умолкли.

– Зачем пришли? Ну, кто первый осмелится озвучить?

– Здравствуйте, Сан Саныч! – хором ответили девочки.

– Там в саду странный дядя, – осмелилась рассказать длинноногая с бантом на макушке староста, но замешкалась и от стыда потупила голову.

– Что случилось? – взволновался физрук.

– …глупости показывал, – покраснев, выкрикнула обсаженная конопушками девочка.

– Какие глупости? – физрук занервничал, почуяв неладное дело.

– Стыдно об этом вам рассказывать, – девочка с чёлкой во весь лоб прыснула от смеха, прикрыв ладонью губы.

Физрук оценил всех взглядом, насторожился, что не понимает их жалобы. На всякий случай спросил, не разыгрывают ли они его. Увидев взволнованные, покрасневшие до корней волос лица, решил пойти с ними на школьный двор, чтобы понять, в чём дело.

– Ну, пошли, братцы, покажете, что случилось и где. Все пойдёте?

– Да! – хором крикнули они.

Завернув за угол школы, девочки указали на дыру в заборе. Догадка обожгла лицо словно крапива, и он покрылся стыдливыми пятнами. Учитель запретил детишкам следовать за ним, не дав неокрепшим умам подвергнуться повторному страху, приказал девочкам ожидать его у входа и позвать на помощь второго физрука.

Не было времени разрабатывать стратегию, бравый защитник обдумал тактику на ходу. Добежав до середины забора, Сан Саныч приостановился, чтобы не спугнуть негодяя, подкрался к выщерблене и наткнулся на бесстыдно выставленный мужской половой орган. У него даже во рту пересохло от бесстыдства не прошеного гостя. Атакуя, поджарый воин почти ухватил мужика за фаллос, но тот успел ретироваться, натянул штаны и побежал вглубь сада. Учитель посмотрел в дыру, чтобы запомнить внешность, но густая листва спрятала спину, нахал бежал только пятки сверкали, изворачиваясь от веток яблонь, драпал как угорелая кошка, прогибаясь под колючками абрикоса. Серая одежда маскировала его в густых ветках деревьев, а толстые стволы прятали тщедушное тело. Он, не слыша ног, порхал по земле.

– Надо в милицию сообщить, пусть разбирается, куда определить дурака: в психушку или тюрьму, – подумал ошарашенный поведением эксгибициониста физрук.

Чтобы не потерять его из виду, Сан Саныч влетел в калитку, упуская золотое время, остановился как вкопанный болван, затих на мгновенье, чтобы определить направление убегающего нарушителя и, не обнаружив след беглеца, пригладил взъерошенный смоляной чуб, чтобы привести мысли в порядок. Скоро в глубине сада раздался треск сломанной сухой ветки. Физрук побежал в сторону шума.

Ветви стегали вспотевшее лицо мужественного охотника, сухие листья разлетались из-под белых кед, не чувствуя боли он слышал гулкий стук здорового сердца, раздвигая ветви руками, он чётко понимал, что теряет из виду шустрого парня. Сад словно ополчился против физрука, укрыв беглеца ветвями. Торчащий корень старой яблони подставил подножку, учитель распластался, содрав до крови кожу на плече о корявый ствол. Физрук чертыхнулся, стыдливо оглянулся, нет ли поблизости детей, вскочил на ноги и вдруг, сад расступился, Сан Саныч ухватил боковым зрением щуплую спину в ветровке. Враг улепетывал, перемахнув высокий забор, был таков.

По другую сторону забора физруку открылся мирно живущий перекрёсток, по тротуарам гуляли люди, машины спешили проехать на зелёный свет. Сан Саныч метался от одного прохожего к другому с вопросом, куда делся мужчина, в лёгкой куртке серого цвета прыгнувший через забор. В ответ пожимали плечами, не понимая, о ком идёт речь. Мерзавец растворился в пространстве.

Удручённый физрук оббегал близлежащие дворы и улицы и вернулся в школу, чтобы по-отечески успокоить девочек, предупредить об опасности, запретить посещать сад без взрослых. К концу подходил последний урок. Сан Саныч позвонил в милицию и сообщил о чрезвычайном происшествии.

Для милиции полученные данные в свете прошлых событий не были пустой болтовней. Люди по-прежнему боялись за детей и не отпускали их без присмотра на улицу. Милиция подробно опросила школьников и учителей, старясь выяснить как можно больше о нарушителе спокойствия.

* * *

Ночь – время его охоты за яркой вспышкой сексуального удовольствия. Неконтролируемые желания изменили его привычки. Чёрные ночи наскучили, антенщик мечтал видеть лица своих жертв. Похоть довлела над сознанием и, самоутвердившись, сильнейший самец вожделел признания, ему надоело быть в тени. Напуганные женщины удовлетворяли эго. Минуты скоротечного счастья наполняли смыслом его трудную и одновременно скучную жизнь. Мысль заменить мгновение чистого удовлетворения банальным грязным сексом не казалась удачной.

Эксгибиционист отслеживал жертву, его похотливые мысли были только о ней. Стоило женщине взглянуть на его крепкий обнажённый детородный орган и отреагировать страхом, как его душа возносилась от удовольствия. С каждой удачной охотой его уверенность в том, какой он сильный и значимый самец, крепла. В погоне за усладой половозрелый юнец часами выжидал вожделенного момента.

Не владея определённым понятием о законности своего пристрастия, он обнажался перед слабым полом, испытывая яркие ощущения, блаженствуя, он доли секунд пребывал в нирване, а затем освобождался от сладострастного напряжения эякуляцией. Ему в голову не приходило, что он творит противоправные непристойные вещи.

Бывало, что за испытанное удовольствие, непугливая женская особь грозилась оторвать ему хозяйство – это было самое большое наказание за всю историю похождений. Вылазки заканчивались максимальным удовлетворением, жертва с криком убегала, он ублажённый с чувством собственной значимости шёл спать.

Будучи ребёнком, бегая в сад, чтобы насытиться сладкими фруктами, пострелёнок изучил каждый кустистый закоулок. Сад открыл ему путь к невиданному ранее наслаждению, такому же сладкому, как и его плоды. Очередная охота в осеннем саду на девочек оказалась неудачной. Впервые его преследовали.

Краем уха уловив лёгкое движение, он глянул в щель и отскочил в сторону от крупной волосатой руки покусившейся на его оголённую плоть. Узрев опасность от крепкого мужика с накачанными мышцами, голый мужик в одно мгновение натянул штаны, и от страха перед расправой, кинулся бежать во все лопатки.

Трус по натуре, пережив опасность каждой клеткой, вдруг осознал, что сотворил нечто мерзкое, не укладывающееся в общее понятие поведения людей. В сердце разросся страх перед самцами, которые начнут на него охоту и ему не поздоровиться. Слабаки не такие превзойдённые мастера эрекции как он, могут и убить.

– И вот, на тебе, облом! – он отчаялся.

Сердце бешено колотилось. Его задушил адреналин из-за опасения быть пойманным. До сих пор ему удавалось прятать свое неказистое лицо за плотным забором, в крайнем случае, изучив пути отхода, тонкогубый шпион виртуозно маскировался в кустах. Ночь была его охранником. Ужас перед расправой, как цепями сковал тело. Ноги не слушаясь, передвигались с диким усилием, ему казалось, что он, как в замедленном кадре, стоит на месте.

Хорошо тренированный физрук гнался по пятам. Спасительные минуты привели его в укрытие, которое никто не найдёт. Прибежище выблядок присмотрел заранее, чтобы в случае опасности было куда исчезнуть. Заячья натура знала тропы из любой засады. Бег стимулировал мыслительные процессы. Сматываясь, напуганный лось не разбирал препятствий. Молодость, гибкость и время были на его стороне. Помутившийся от вожделения разум допустил оплошность, не просчитав, что дневное время для необычного пристрастия опасно. Жажда сексуального удовольствия правила его сознанием, похотливый юнец злился, что не мог контролировать и сдерживать эмоции, не представлял жизнь без наслаждения. Женщины, страшащиеся обнажённой плоти, были его слабостью, через них щенок самоутверждался.