Каратила. Книга 3. Третий раунд

– А когда в хате нет ни пидаров ни чушкарей, тогда кто сортиры драит?

– Ну, путевым пацанам тоже не в падлу за собой убрать, это же наш дом и мы его поддерживаем в порядке – туманно пояснил Витос.

– А ты что, уже сидел?

– Не сидел, а топтал зону, или гостил на даче у хозяина, сидят только бабы на шершавеньком – наставительно поднял палец Витос – Я только несколько месяцев как откинулся. Четыре года от звонка до звонка в Пермском крае – это тебе не сахар.

– А за что так тебя угораздило?

– Здесь такие вопросы задавать не принято, мало ли кто с какой целью интересуется, но тебе, как своему пацану, скажу – было одно дело. Про ограбление инкассаторов в Москве в восемьдесят девятом слыхал?

– Не-а.

– Ну как нет? – даже обиделся Витос – Это же громкое дело было, во всех центральных газетах еще тогда писали. Ограбили инкассаторов в центре, прямо рядом со сберкассой, там еще одного из инкассаторов наглушняк из ТТшника завалили.

– Да нет, я не слышал – виновато пожал плечами Егор – я сам не отсюда, а из Осетии, до нас эти вещи не доходят.

– Ну тогда понятно. Я в том деле водилой был, мне еще восемнадцати не было, поэтому, когда нас взяли, мне дали только четыре года, а остальных раскрутили по полной – кому десять, а кому двенадцать лет… Я поначалу год на малолетке прокантовался, а потом меня на взросляк на общий режим перевели. По сравнению с малолеткой, там был просто курорт.

– Да ладно тебе – недоверчиво хмыкнул Егор – разве к детям отношение в тюрьме не помягче, чем к взрослым?

– Да какой там хрен мягче – возмутился Витос, и, рывком поднявшись со шконки, возбужденно заходил по камере взад-вперед.

– Запомни, хуже малолетки нет ничего. Там, блин, сплошной беспредел творится, кто сильнее и наглее – тот и прав. Там петушнуть путевого пацана – просто как два пальца обоссать. Видел бы ты, что мне увидеть пришлось – поседел бы. Хуже нет озлобленной и озверелой пацанвы, которую оторвали от родного дома и закрыли на зоне. У них всех там мозги совсем набекрень, понапридумывали себе понятий, таких, о которых на взросляке и слыхом не слыхивали. Про прописку на взрослых зонах уже почти везде забыли, а вот на малолетке эту традицию до сих пор блюдут свято. Или передадут тебе родаки с дому дачку с продуктами, а ты половину продуктов сразу на хрен выкидываешь, потому как, по малолетским поняткам, жрать их западло: колбасу – потому, что она на член похожа, помидоры – потому что они красные, пшено – потому что его петухи едят, яйца опять же есть нельзя… В общем, жизнь там – не приведи господь, каждый день по краю ходишь, все как волки друг на друга смотрят и думают, как тебя укусить, чтобы за счет тебя самим подняться.

– А на взрослых зонах что, лучше?

– Лучше, конечно, хотя это тоже, смотря куда попадешь. На черных зонах живется лучше всего, там все решает вор или положенец и там порядку больше. Мужики работают на промке, блатные, конечно, вообще не работают, им западло на хозяина вкалывать, но и мужиков они не особо донимают, потому что понимают – на мужиках вся зона держится. Опять же, при хорошем смотрящем грев с воли идет регулярно – чай, сигареты, сахар и прочая лабуда. Вор держит общак, разруливает дела с администрацией, решает все спорные вопросы между арестантами, не допускает беспредела, в общем – заботится об общем благе… Мне лично пришлось весь срок кантоваться на красной зоне, там смотрящего не было и всем козлы заправляли…

– А кто такие козлы?

– Козлы, или красные – это такие же зеки, но которые работают на администрацию – активисты типа. За это им дают разные поблажки на самой зоне, а потом, после того как пройдет половина срока, могут выпустить по УДО – условно досрочному освобождению. Козлам на мужиков наплевать, чтобы выслужиться перед «кумом» и Хозяином, они будут их гнобить, лишь бы те план делали и левак на пользу Хозяину гнали. На красных зонах и администрация больше арестантов зажимает, и сами козлы чаще беспредельничают, а черную масть там на дух не переносят, настоящие блатные и отрицалы там из ШИЗО не вылазят.

Витос наконец остановился и, присев на корточки, нагнулся, с интересом заглянув под шконку.

– А ну-ка, что там у нас есть? – с этим возгласом он подсел еще пониже, и опершись правой рукой об пол, левой выгреб из под шконки черную, полностью закопченную мятую алюминиевую кружку, пустой пластиковый шприц и несколько засохших мятых окурков.

– Опа, смотри ты – обрадовался он и, брезгливо отбросив в сторону использованный шприц, начал вертеть в руках кружку – сейчас мы по-шустрому пробьем соседние хаты и попросим здешних бродяг подогнать нам чаю – чифирь с тобой на пару замутим. У тебя спички или зажигалка есть?

Витос, не вставая с корточек, вопросительно посмотрел на Егора, который без особого энтузиазма смотрел на его действия.

– Нет, я не курю.

– Хреново, мою зажигалку и сигареты мусора при шмоне забрали. Ладно, попросим братву, они нам заодно и спички подгонят.

Витос поднялся на ноги и стал стучать кружкой в стену.

– Эй соседи, отзовитесь, есть там кто?

Спустя несколько секунд ожидания из-за стены послышался приглушенный сиплый голос.

– Чего надо?

– Да я вот только с воли зарулил в эту хату, и сейчас на полных голяках. Не подсобите чаем и спичками?

– А ты кто сам будешь?

– Честный арестант.

– Не красный? – с некоторым сомнением спросил другой голос.

– Да нет, бродяги, я у хозяина всегда мужиком ходил. – Витос, хотя собеседники его видеть не могли, прижал руку к сердцу.

– А с тобой там кто? – дотошно уточнил сиплый.

– Первоход. Он нулевый, вообще пока тему не сечет.

– Ладно, у нас к вам дороги нет, потом чуток попозжа зашлем к вам пупкаря с гостинцем.

– И сигареток, если можно, парочку добавьте – обрадовался Витос.

– Ну, ты парень не промах! – раздался гогот за стеной.

– А то! – радостно осклабился Витос.

– Ладно, ждите, сделаем.

Через некоторое время в двери открылась кормушка и на шконку, на которой тихонько разговаривали Егор с Витосом, полетел бумажный сверток. Витос, мгновенно вскинувшись, поймал его на лету и сразу же развернул. В свертке лежало несколько сигарет, потрепанный коробок спичек и небольшой бумажный кулечек с гранулированным черным чаем.

– Ну, братуха, теперь живем – глаза Витоса радостно заблестели при виде открывшегося перед ним богатства.

Он подскочил к стенке, и постучав в нее кулаком громко крикнул.

– Душевно, бродяги.

– Кушай, не обляпайся – загоготали из-за стены.

Егор равнодушно пожал плечами, он пока еще был не в силах оценить, что же так обрадовало его соседа. Витос, бормоча что-то неразборчивое себе под нос, присел на шконку, и начал деловито скручивать листы бумаги в длинные трубки. Накрутив несколько таких трубок и скептично оценив полученный результат, он снял с себя рубаху, обнажив совершенно белое, не успевшее загореть тело с татуировками в виде оскаленного тигра на одном плече и грудастой русалкой закрепленной на якоре на другом. Потом он окончательно оторвал надорванный рукав своей рубахи и, разорвав его на полосы, скрутил их аналогично листам бумаги. После этого он подошел к раковине и, открыв кран, тщательно помыл кружку и набрал в нее воды. Обмотав ручку кружки куском разорванного рукава, он протянул ее Егору.

– На, будешь держать кружку, а я пока займусь огнем.

Егор молча взял кружку и присел на корточки рядом с Витосом. Тот зажег спичку и поджег от нее первую бумажную трубку, сунув ее горящим концом прямо под кружку с водой. Бумажная трубка горела ровным пламенем, и происходило это намного медленнее, чем если бы горел развернутый лист бумаги. Витос дождался, пока она догорит почти до конца, и тут же рискуя обжечь себе кончики пальцев, поджег от нее вторую трубку, продолжая непрерывно нагревать воду в кружке. Израсходовав таким образом почти весь запас бумаги и несколько тряпок, он все же сумел вскипятить воду. После этого, отсыпав щедрую порцию чая в свою ладонь, он аккуратно высыпал гранулы в кипяток, накрыв кружку сверху оставшимся небольшим кусочком бумаги, и удовлетворенно кивнул Егору.

– Все, можешь, поставить кружку на пол, сейчас заварится и мы чифирнем с тобой на пару.

– Нет, это дело без меня, я не буду – отрицательно покачал головой Егор – что-то меня это дело совсем не вдохновляет.

– Это ты в натуре зря, в Дому и на зоне чифирь – это первое дело – осуждающе протянул Витос. – он и нервы успокаивает, и помогает общению. Без чифиря на зоне вообще не жизнь, а одно мучение…

– Нет, спасибо, я все равно не хочу.

– Ну как знаешь. Да, к слову, пока ты здесь в доме, или если на зону попадешь, ты слово «спасибо» забудь. Хочешь кого-то поблагодарить, скажи «благодарю» или «душевно», и тебя всякий поймет, а вот вольное «спасибо» у нас, братуха, не приветствуется.

– Ладно, попробую запомнить – усмехнулся Егор – сколько здесь у вас правил и традиций, никогда бы не подумал, что все так отличается от обычной вольной жизни.

– Да никаких особых правил нет – возразил Витос – здесь все как в жизни, только немного жестче, и расплата за косяк придет намного раньше. А так, вот тебе общие советы на будущее. Тюрьма – это наш Дом, и поэтому: не плюй в хате на пол и будь опрятным, всегда следи за своим внешним видом. Не ходи на очко, когда в хате кто-то ест. Заслали тебе с воли дачку – обязательно дай что-то на общак, пацаны поймут и оценят. Особенно следи за своей метлой – то есть никогда не болтай лишнего, и за все свои слова будь готов ответить. Это на воле ты спокойно можешь назвать какого-нибудь баклана «козлом», «сукой» или там «пидаром», и тебе за это ничего не будет, максимум дадут по роже. Здесь все это мастевые слова, и каждое такое слово тебе придется обосновать, так что три раза подумай, прежде чем ляпнуть что-то подобное. «Особисты» – те кто мотают срока на особом или строгом режиме, вообще говорят так как будто они каждое слово из себя клещами тянут – привычка. А куда денешься, если ты любым неосторожным словом можешь себе навсегда судьбу поломать. Про воровские дела лучше не болтай, ты еще много не знаешь и сдуру можешь вляпаться в блудняк. Вообще, поменьше болтай и побольше слушай, если идет какой-то серьезный базар – на горло не бери, говори спокойно, тихо, но уверенно. Чувствуешь свою правоту – при до конца и не давай заднюю, здесь ценится умение за себя постоять. И еще, не садись ни с кем играть – игра здесь самое страшное зло. Тут есть такие спецы, что простым арестантам в игре с ними абсолютно ничего не светит, а если ты проиграешься и не отдашь долг – то это будет конкретный косяк, и ответить за него можно очень серьезно. Еще немного об игре – есть одна хитрая штука, некоторые умники могут предложить тебе сыграть на просто так, так вот запомни: «просто так» – это жопа, и поэтому тебе в этом случае предлагают сыграть на твою задницу. Проиграешь – потребуют расплатиться. На твою задницу они, конечно, вряд ли покусятся – это делается обычно чтобы поучить лохов, но откупного потребуют такого, что мама не горюй. Ну, с крысятниками и суками, которые работают на ментов, я думаю, ты и сам понимаешь, что здесь случается…

Егор кивнул, а потом все же поинтересовался.

– Витос, я, наверное, чего-то не понимаю. Здесь же многие люди сидят именно за кражи и разбои, и что – они в камере совсем не воруют, и ни у кого ничего силой не отнимают?

– Не в камере, а в хате – поморщился Витос, и, взяв в руки немного остывшую кружку с чифирем, блажено причмокнув, отхлебнул из нее густого пахучего варева.

– Привыкай, ты же не мент, чтобы хату камерой называть. А то, что пацаны воруют на воле – так это конкретно их жизнь и не тебе их судить. Обокрасть или выставить на бабки лоха – на воле это не в падлу. В падлу красть у своих, и за это конкретно спросить могут как с гада. А насчет того, чтобы забрать что-то у кого-то силой – это вообще беспредел. Чисто развести фуцана по понятиям – это да, если лох тебе сам все отдал, то это абсолютно нормально, а силой отнимать у него ничего нельзя. Тут в доме все равны, и никто ни у кого ничего отобрать не может, хотя, конечно, по разному бывает… Есть и беспредельные хаты, и козлятники, и пресс хаты, где и не такое может произойти, но за все это могут всегда спросить, не сразу – так позже…

– А кто за все это может спросить, администрация? – снова спросил Егор, отрицательно покачав головой, в ответ на безмолвное предложение Витоса сделать глоток из кружки.

– Да какая там администрация! Еще бы мусора в наши дела не лезли – возмутился Витос.

– То есть, они конечно лезут и козни еще те строят, но на правильной тюрьме, на самом деле все решает смотрящий – вор или положенец. Именно смотрящий решает все споры, и следит за тем, чтобы в доме или на зоне не было беспредела и все было по справедливости. Кроме того, в каждой хате есть свой смотрящий, который смотрит за порядком в этой конкретной хате. Когда нулевик заходит в хату, смотрящий определяет ему место и в ставит его в курс местных порядков, чтобы первоход по незнанке не упорол косяка. Дальше все будет зависеть уже от самого человека, как он себя покажет и к кому прибьется. Кроме смотрящих, в Дому и на зоне всегда есть блаткомитет, состоящий из самых авторитетных бродяг и отрицал. Они и поддержат смотрящего, и помогут ему держать в доме порядок. Если в какой-то из хат творится беспредел, то спросить за это могут не только с конкретных беспредельщиков, но и с остальных арестантов, которые не подняли голос за справедливость. За это сминусовать могут целую хату, и тогда все, кто в ней находились, будут подлежать репрессиям, куда бы потом их судьба не закинула. В этом мире ничего не скроешь, малявы пойдут по всем зонам и пересылкам и рано или поздно вся правда о любом арестанте станет известна. Здесь все друг у друга постоянно на виду, поэтому вся гниль быстро выявляется и становится известной…

Вечером кормушка снова открылась и грубый голос баландера прервал тихий разговор Егора и Витоса.

– Жрать будете?

– А че там у тебя? – мгновенно вскинулся Витос.

– Как обычно, по вечерам в нашем заведении подают омаров и лобстеров с соусом бешамель под белым вином – осклабился баландер, блестнув золотой фиксой во рту.

Это был наглый тощий тип с зализанными сальными волосами неопределенного цвета и неприятной прыщавой рожей землистого цвета.

– Ну тогда давай сюда своих омаров – весело хохотнул Витос и первым подошел к кормушке, взяв в руки мятую алюминиевую шлемку с супом.

Егор подошел к кормушке вторым, и тотчас получил точно такую же шлемку, наполненную серой неаппетитного вида парующей жижей и к ней пару небольших кусочков черного хлеба. Озадаченно посмотрев на ехидно уставившегося на него баландера, он вежливо спросил у него:

– А как это есть? Нам же еще и ложки нужны.

– Свои надо иметь.

– Так нету же.

– А нет, так и хлебай прямо из миски, на всех вас ложек не напасешься – нагло ощерившись, ухмыльнулся тот.

Егор кинул свой хлеб в шлемку с отвратного вида жижей и мгновенно прихватил освободившейся рукой баландера за кадык. Притянув этого типа к двери поближе, Егор тремя пальцами крепко сжал его адамово яблоко и тихо прошипел глядя ему прямо в глаза.

– Ты мне так не отвечай, паскуда, а то я тебе быстро кадык вырву, ты даже пикнуть не успеешь. Понял?!

Баландер, выпучив от боли и ужаса свои блеклые глаза, захрипел и уронил половник в емкость с супом.

– Я спрашиваю, понял?! – немного усилил нажим Егор.

Тот, не в силах произнести что-то осмысленное, только быстро захлопал глазами, давая понять своему мучителю, что уже усвоил урок.

– Тогда быстро давай сюда две ложки и проваливай…

Прыщавый хмырь за дверью изогнулся и откуда-то из-за спины вытащил две блестящие алюминиевые ложки, угодливо протягивая их Егору.

– Вот так, а теперь можешь идти. – Егор, взяв обе ложки, отпустил кадык прыщавого и пошел к шконке, откуда за ним с неподдельным интересом наблюдал Витос.

– А ты, Егор, здесь, я вижу, не пропадешь – восхищенно протянул он, с благодарностью взяв одну ложку – самое главное – сильно не зарывайся, а так ты все правильно сделал.

Егор поставил шлемку на шконку, и отошел к раковине. Тщательно промыв свою ложку под холодной водой, он только пожал плечами.

– Да чего тут особенного, просто поставил этого хмыря на место.

– Да не скажи, правильно поставить на место – это тоже надо суметь – покачал головой Витос.

– Баландеры, это не особо неуважаемые арестанты, отбывающие мелкие сроки и сумевшие, подмазавшись к хозяину, остаться в Доме качестве хозобслуги. Обычные арестанты их всячески задабривают, чтобы получить пайку получше, или чтобы они передали из хаты в хату маляву, или там коня, вот они и ставят из себя невесть что. Блатных баландеры, правда, побаиваются, а те их ни во что не ставят, справедливо считая кумовскими шнырями. В тебе он сразу распознал первохода, вот и повел себя неаккуратно, за что и поплатился…

– На меня где сядешь, там и слезешь – пробурчал себе под нос Егор и зачерпнул полную ложку варева из своей миски. Попробовав, он тут же едва не выплюнул все обратно – на вкус это было еще хуже, чем с виду.

– Как такое можно есть?

– Что, не нравится? – понимающе ухмыльнулся Витос, с аппетитом уплетавший свою порцию баланды.

– Это с непривычки. Поначалу оно, конечно, с души воротит, но через недельку будешь жрать так, что за уши не оттащишь…

Егор, по выработавшейся за многие годы привычке, проснулся рано утром. Все тело ломило, как будто его долго били чем-то тяжелым, и в этот момент он чувствовал себя гораздо хуже, чем вчера, когда его только водворили в ИВС. Сон на холодной стальной шконке – это не самый лучший способ отдохнуть и набраться сил. Сейчас к его душевным переживаниям добавилась еще и ломота в затекшем от неудобной позы теле. Ночью он спал скрюченным в три погибели, чтобы хоть как-то сохранить остатки неумолимо уходящего из тела тепла. Из одежды на нем были только серая майка без рукавов, и тонкие черные джинсы. Все его личные вещи остались в сумке, изъятой у него вовремя обыска, и теперь Егор очень жалел, что не захватил оттуда хотя бы легкую ветровку, с которой ему было бы намного легче пережить эту, как ему показалось, бесконечную ночь. Сверху стонал и беспокойно ворочался Витос. Когда он поворачивался, стальные пуговицы его джинсовой куртки противно скребли по металлу шконаря.

Егор сделал над собой усилие и, обувшись в свои кроссовки без шнурков, тихонько встал. Он подошел к раковине и, преодолев брезгливость, стал умываться тепловатой ржавой водой, текшей тоненькой струйкой из проржавевшего крана. После этого он тщательно почистил пальцем зубы и прополоскал горло. Стало немного лучше. Егор взглянул на сокамерника, который спал на своем месте, отвернувшись к стенке и свернувшись в клубок. Чтобы свет лампочки не бил в глаза, Витос натянул свою джинсовую куртку на самую голову и результате сильно задранная вверх куртка оголила его молочно-белую спину с реденькими рыжими волосами.

Егор отвернулся и стал потерянно и бесцельно бродить взад-вперед по камере. Пять шагов – четкий поворот кругом, следующие пять шагов – и снова поворот. Монотонная ходьба выгоняла из распухшей от долгих и печальных размышлений головы малодушные и дурные мысли. Перспективы на будущее были довольно туманны, но, судя по всему, хорошего впереди ничего не предвиделось. Вскоре Егор, чтобы разнообразить свою однообразную ходьбу, начал делать при повороте прямой удар рукой, потом, немного придя в тонус, он стал бить короткими сериями рук при самой ходьбе, а потом подключил к сериям еще удары коленями и локтями. Постепенно разогревшись, он скинул с себя майку и джинсы, и, оставшись в одних трусах, стал работать, выкладываясь уже на полную. С каждым новым движением неведомая сила, как магнитом, высасывала из него отчаяние и безнадегу, наполняя его тренированное тело привычной тугой силой и волшебной легкостью. Чтобы его ни ждало впереди, он не сдастся, он все вытерпит и пройдет достойно свой путь до самого конца. Он – каратила и останется им, где бы он ни оказался, и чтобы там с ним не произошло! Делай, что должен, и пусть все будет – как будет…

Войдя в раж, Егор отработал так более часа, вспотев при этом, как будто его из ведра окатили. Наконец, остановившись, он бросил быстрый взгляд на спящего соседа. Тот все так же лежал, накрывшись своей курткой с головой, но теперь его стала бить мелкая дрожь.

– Слышь, Витос, с тобой все нормально? – Егор подошел к шконке и аккуратно тронул дрожавшего парня за плечо.

– Ничо, все нормалек, братуха. – тихо просипел Витос – Ты не обращай внимание, у меня это скоро пройдет, я тут еще полежу и оклемаюсь потихоньку.

Егор пожал плечами и отошел к умывальнику. Намочив свою майку, он стал обтирать тело влажной тканью, смывая с себя липкий пот. Едва он успел привести себя в порядок и натянуть джинсы, как в коридоре за дверью послышался шум отпираемых дверей и громкие голоса.

– Проверка – просипел Витос с верху – сейчас мусора и к нам зайдут.

И точно, через несколько минут дверь открылась, и в камеру вошел незнакомый здоровяк-капитан с квадратной челюстью и холодными как льдинки глазами, и давешний сержант. Пока снаружи гремел отпираемый засов, Витос успел спрыгнуть со своего места, и теперь, придерживаясь за плечо Егора, стоял с ним рядом.

– Ты – жесткий узловатый палец капитана уткнулся в грудь Витоса.

– Задержанный Ганеев Виталий Сергеевич, статья…

Капитан сверился с листком бумаги и перевел требовательный взгляд на Егора. Тот замешкался, еще не зная, что ему дальше делать, а потом, после толчка Витоса, нехотя произнес:

– Задержанный Андреев Егор Васильевич, статья…

Пока капитан выслушивал обитателей камеры, сержант бегло осмотрел все помещение, особо задержавшись около зарешеченного окна, а потом кивнул старшему – мол, здесь все в порядке.

Капитан криво ухмыльнулся и неожиданно, без размаха, коротко и мощно ткнул Егора снизу вверх своим правым кулаком прямо в солнечное сплетение.

– Это тебе наука, чтобы в следующий раз ты меньше телился. – беззлобно сказал он при этом.

Егор, заранее уловив его движение, успел напрячь пресс, и поэтому, отлетев от сильного удара чуть назад, он остался стоять на ногах. Мощный удар, пришедшийся в самую душу, почти пробил ему пресс, но Егор из гордости не подавал виду дерзко глядя прямо в холодные голубые глаза капитана.

– Ух ты, какие мы крутые – весело ухмыльнулся тот – что, боксом занимался?

– Нет, каратэ – спокойно ответил ему Егор.

– Ну что же, каратист, на первый раз тебе прощаю заминку – внезапно подобрел капитан, его глаза чуть оттаяли – уважаю спортсменов – эти, в отличии от блатных, хотя бы чем-то полезным в жизни занимались.

Капитан круто развернулся и, сопровождаемый подобострастным сержантом, вышел прочь из камеры.

– Блин, повезло тебе – Витос обессилено сел на шконку и, закрыв глаза, прислонился спиной к бетонной стене – могли бы и отхерачить по полной, чисто для профилактики.

– За что?

– А хотя бы за то, ты что не упал с первого удара – устало пояснил ему Витос – Менты, они любят свою силу и крутость показать, и если ты начинаешь кобениться, то у них сразу появляется чисто спортивный интерес тебя поломать.

– Ладно, понял. – Егор посмотрел на мертвенную бледность соседа и предложил ему – Слышь, Витос, я смотрю, ты что-то совсем разболелся. Ты ложись на мою шконку, чего тебе постоянно вверх-вниз прыгать.

– Ага, душевно, братуха – поблагодарил тот, и подтянув обе ноги к животу, тотчас улегся на боковую, снова отвернувшись к стене.

* * *

По залитым августовской жарой пыльным улицам Владикавказа вальяжно катился черный пятисотый «мерседес» спорт-купе. Внутри, наслаждаясь приятной музыкой и благодатной прохладой, лившейся из дефлекторов тихо шелестящей установки климат-контроля, в роскошных кожаных креслах нежились двое молодых парней возрастом немного за двадцать. За рулем находился сухощавый смуглый молодой человек с немного вьющимися густыми черными волосами, одетый в строгие черные брюки и расстегнутую на две пуговицы белую рубашку с коротким рукавом. Его жилистую шею обвивала толстая золотая цепь, а на тонких холеных руках, лежавших на обтянутом кожей тугом бублике руля, явно выделялись набитые многолетними тренировками костяшки кулаков. Рядом с ним, небрежно развалившись на откинутом назад сидении, дремал коротко стриженный светловолосый парень с гибкой мускулистой фигурой, одетый в дорогой спортивный костюм. Мощная шея, крепкие запястья и поломанные уши указывали на явное борцовское прошлое этого здоровяка. Свернув с центральной улицы на второстепенную дорогу, водитель «мерседеса» затормозил на красный свет светофора и пристально посмотрел на своего спутника.

– Послушай, Валеха, я решил продать этот «мерин», – он звонко хлопнул ладонью правой руки по рулю – и даже уже нашел на него покупателя.