Сказки Сентября

– Света?

Девушке вдруг становится весело. Она поднимается на пару ступеней, оборачивается к мерзкому предателю и склоняется к самому его лицу

– Ты же хотел видеть меня на сцене? – негромко произносит она, оскалив зубы в саркастической усмешке, – Наслаждайся.

По ту сторону сна

Не открывая глаз, Мина спустила ноги с дивана и улыбнулась, когда босые пятки коснулись чего-то холодного. Снег. Она открыла глаза и негромко рассмеялась – вокруг неё, насколько хватало глаз, раскинулась белоснежная пустыня. На чистом ночном небе в окружении бесконечного множества звёзд гордо парила Луна.

Мина встала и сделала на пробу несколько первых шагов, но очень быстро перешла на бег и накрутила с десяток больших кругов вокруг дивана, последние несколько лет служившего ей кроватью. Ощущение было незабываемым, пускай ледяной ветер пронизывал насквозь, а ноги по колено увязали в снегу, но творившаяся вокруг нерукотворная красота стоила того, чтобы немного помёрзнуть. Ведь это только сон, и наутро девочка проснётся абсолютно здоровой и неплохо выспавшейся у себя дома на этом же самом диване.

Просыпаться в разных местах Мина начала лет в шесть, и с тех пор, стоило ей закрыть глаза дома, она таинственным образом переносилась в другое место. За несколько лет она успела побывать в тропических джунглях и в северных лесах, на солнечном острове и на хмурых вечно дождливых холмах… пункт назначения-для-приключения каждую ночь менялся, но одно оставалось неизменным – девочке ни разу не встретилось ни одного человека. Это одновременно радовало и огорчало. Радовало, потому что делить свои собственные сны с кем бы то ни было Мина не собиралась, а огорчало потому, что было не с кем поговорить по душам, поделиться впечатлениями от фантастической красоты заката над вулканом или глубокой синевы бескрайнего океана вокруг необитаемого острова. Но самое главное – не у кого было спросить, действительно ли это сон, а если нет, то почему она никогда не заболевает после хождения босиком по голой земле или по снегу и всегда просыпается голодной, даже если всю ночь объедалась удивительной вкусноты тропическими фруктами. Часто встречавшиеся ей тут и там разнообразные животные хоть и были хорошими слушателями, но – что львы, что обезьяны – никак не могли предоставить ей ответы на все стомильон тысяч вопросов. Да и компания из них была так себе, хотя Мина старательно убеждала себя в обратном.

Первые несколько месяцев Мина наслаждалась выпавшей ей возможностью посмотреть мир, но потом начала скучать – все моря были одинаково солёными, а леса непроходимыми, снег везде был холодным и белым, а надо всем этим каждый день всходило на то же самое небо одно и то же солнце. И тогда переживания маленькой девочки нашли выход в стихах – сначала неуклюжих, а потому смешных, но позже гораздо более зрелых и осознанных. И теперь, поднимая взгляд вверх, Мина видела уже не просто небо, но Небо, меняющееся каждый день, каждый час, и облака, и птиц, парящих свободно и гордо в королевстве высоты, в котором Мине ещё ни разу не довелось побывать – диван был слишком тяжёлым для того, чтобы стоять на облаке.

Она внезапно замерла, обняв себя руками и уставившись под ноги. Потом нахмурилась, забормотала что-то себе под нос, а через несколько секунд со всех ног кинулась обратно к дивану, с разбегу плюхнулась на него и поёрзала, устраиваясь поудобнее. Уже привычным движением она запустила руку под подушку, выуживая из-под неё блокнот с вложенным в середину карандашом. Привычка класть этот нехитрый набор поэта под подушку уже давно была выработана до автоматизма – он нужен был для того, чтобы сохранять впечатления, полученные от путешествий во «сне наяву». Честно появляющиеся наутро стихи, впрочем, не убеждали Мину в реальности происходящего – она вполне могла и лунатить.

Открыв блокнот на чистой странице почти в самом конце, девочка принялась стремительно записывать пришедшие только что в голову строчки, шевеля губами и еле слышно проговаривая написанное вслух, чтобы убедиться, что ритм не был потерян в спешке.

– Чистый свет… – бормотала она, – невесомости мыслей… нет, лучше невесомость, тогда здесь по-другому…

– А что ты делаешь? – внезапно прозвучало у неё прямо над ухом.

От неожиданности Мина швырнула блокнот на диван, а карандаш в снег и на всякий случай сиганула следом – мало ли, какие монстры захотят её съесть.

Однако это оказался не монстр. И вообще не зверь. Это был человек – впервые за шесть с половиной лет ночных путешествий Мине встретился человек! Она на всякий случай потрогала собственный лоб, который был ожидаемо холодным, как и рука, и всё остальное тело. И вообще, в снегу было холодно, и Мина встала, но приближаться к незнакомому человеку не спешила, глядя на него с опаской.

А неизвестный, оказавшийся мальчиком лет семи-восьми на вид, разглядывал её с любопытством и, кажется, совсем не боялся. Мина решила, что, в таком случае, тоже не будет, потому что если бояться, то говорить будет сложно. А поговорить хотелось, и ещё как.

– Ты кто? – спросила у мальчика Мина, отряхнув ночнушку от снега, – Как тебя зовут?

– Я Джим, – улыбнулся во все двадцать шесть зубов и две дырки мальчик, – а ты?

– А я Мина, – представилась девочка, – как ты здесь оказался? Ты заблудился?

– Нет, – ответил Джим с забавной серьёзностью, – я сплю. А ты?

– Я тоже, – кивнула Мина, глубоко внутри радуясь встрече с собратом, и, пользуясь случаем, поинтересовалась, – а ты не знаешь, это всё по-взаправдашнему, или ты мне просто снишься?

– По-взаправдашнему, – важно кивнул Джим и поднял вверх указательный палец, – и я знаю, как это доказать.

Мина недоверчиво приподняла бровь.

– Ну, и как?

– Сейчас, подожди минутку, – и новый знакомый, высоко вскидывая ноги, понёсся к стоящей в отдалении детской кроватке, чтобы, немного повозившись, побежать обратно, на ходу размахивая чем-то ярким.

– Вот, – продемонстрировал он длинную красную ленту, – с плюшевого медведя снял, ему она всё равно не подходит, – и, высунув язык от усердия, принялся обматывать её вокруг запястья опешившей Мины, попутно объясняя свои действия, – теперь, если лента останется на тебе, когда ты проснёшься, значит, мы друг другу не приснились.

Мина широко раскрытыми глазами разглядывала довольно улыбавшегося Джима, удивляясь тому, что подобная идея не пришла в её голову раньше – просто оставить что-то во сне и проверить наличие этого чего-то утром дома. Осенённая идеей, она схватила свой блокнот, не задумываясь, вырвала из него лист с последним стихотворением и протянула Джиму.

– На, бери.

Мальчик кивнул и, бережно сложив листочек в несколько раз, крепко сжал в кулаке.

– Ну что ж, – произнёс он и протянул Мине руку, – до встречи когда-нибудь.

– До встречи, – Мина в ответ протянула свою руку, и они скрепили договор крепким рукопожатием, после чего Джим развернулся и потопал к своей кроватке.

Мина дождалась, пока он ляжет и накроется одеялом, подобрала валяющийся в снегу карандаш и тоже забралась на диван. Закрывая глаза, она гадала, встретятся ли они с Джимом ещё раз, и если да, то где – во сне или наяву?

Открыв глаза утром, Мина несколько минут просто лежала, наблюдая за играми солнечных зайчиков на потолке, прежде чем откинуть одеяло и сесть. Она даже не стала проверять, сохранилось ли стихотворение об этой ночи в блокноте, или в нём не будет хватать одного листа.

Потому что на запястье у неё в сиянии рассветного солнца, подобно лепестку пламени, горела ярко-алая лента.

По колено в облаках

Первый солнечный луч скользит по крыше самого низкого дома на самом востоке маленького провинциального городка. Потом солнечный диск карабкается ещё чуточку выше по небосклону, заставляя его светлеть, а редкие последние звёзды – постепенно меркнуть, прежде чем моргнуть в последний раз и раствориться в лучах рассвета. Солнечные зайчики проникают в незашторенные окна, но пока ещё никого не будят.

Город спит, и солнце не знает, что на противоположном конце города его появления ждёт одно маленькое существо – девочка пятнадцати лет, которая завела будильник на пять тридцать утра, чтобы встретить рассвет. Она сидит на полу, закутавшись в лоскутное покрывало, и преданно ждёт.

Ей мерещатся искорки над крышами, и она моргает, чтобы прогнать видение, но искры становятся только ярче и больше. Это солнечный диск стремительно и одновременно с этим величественно поднимается над домами, и вот он уже во всём своём великолепии отражается в глазах единственной свидетельницы своего эффектного появления.

Девочка восхищённо вздыхает, когда огромный пылающий шар является ей целиком, бросает последний взгляд на окно и плетётся к кровати в полной уверенности, что уж после ТАКОГО сон ей уж точно не светит. Засыпает она ещё до того, как голова её касается подушки.

Когда девочку будят во второй раз, небесное светило уже часов пять безраздельно властвует на небосводе, а из пекарни напротив давно пахнет свежей выпечкой.

– Вставай, Лисёнок, а то проспишь весь первый летний день, – зовёт с первого этажа мама, переворачивая на сковородке специальной лопаточкой очередной идеально круглый золотистый блинчик.

Лис, получившая своё прозвище за цвет волос и безграничное любопытство и уже успевшая привыкнуть представляться им вместо имени, мгновенно «ссыпается» по лестнице вниз. Она целует в щёку маму и тётю, в макушку – младших брата и сестру, крепко обнимает папу, громко желает всей своей большой и дружной семье Доброго Утра и скрывается в ванной.

Снова она появляется только через десять минут, успев за это время умыться, причесаться и переодеться из пижамы в сарафан. В кухне её ждёт внушительная горка блинчиков и – сюрприз! – старшая сестра, которая ничего не ест, а только говорит-говорит-говорит, и всё о собственной свадьбе, которая вот-вот должна состояться.

– Лис, милая! – восклицает она, увидев младшую сестру, – Иди скорей сюда и скажи, как тебе эта причёска!

– И тебе привет, – отзывается Лис и, запихнув в рот сразу два свёрнутых блина.

После этого она некоторое время молча разглядывает шедевр парикмахерского искусства, в который какой-то умелец сумел превратить роскошный водопад тёмно-каштановых волос без пяти минут жены школьного учителя литературы. К слову, это уже десятая причёска старшей сестры, и про каждую та говорит, что это именно тот вариант, который ей больше всего подходит.

– Неплохо, – кивает младшая, дожевав блины и запив их чаем, – только, Маргарет, ты уверена, что это именно то, что тебе нужно?

Маргарет не уверена, вот совсем, но распущенными она их всё равно не оставит, пусть сестра даже не пытается её уговорить. Лис пожимает плечами: она и не пытается – ещё две недели назад поняла, что бесполезно. По её мнению это было бы гораздо проще и красивее, но раз уж Маргарет уверена…

Но, повторимся, Маргарет НЕ УВЕРЕНА, она с завистью косится на блины, но твёрдо помнит про свадебное платье, которое село только-только, так что лучше не рисковать. Но она всё равно «на седьмом небе от счастья!», и её Алан пообещал разучить с ней сегодня их свадебный танец, поэтому настроение ей сегодня ничего не испортит – даже невозможность определиться с причёской.

А Лис тем временем заканчивает завтракать, вытирает губы салфеткой и, наскоро поблагодарив маму за блинчики, которые «как всегда, великолепны!», выскакивает за дверь – навстречу первому летнему дню.

***

Первые полчаса она тратит на простую прогулку по оживлённым улицам своего маленького городка и размышления по поводу странной фразы своей сестры – «на седьмом небе от счастья». Что это вообще значит? Лис прекрасно видела, что, говоря это, сестра сидела на стуле, который стоял на полу первого этажа дома, который, в свою очередь, давно и твёрдо обосновался на земле. Об этом стоило как следует подумать. И было бы неплохо спросить у кого-нибудь, что не так с этим странным седьмым небом, на которое можно попасть, не взлетая.

«Джеймс, – думает она, – точно должен знать. Он вообще всё знает».

Джеймсом звали её лучшего друга, сына библиотекаря. Лис и сама мечтала работать в библиотеке, а люди, прямо или косвенно связанные с «хранилищем бесценных знаний», вызывали у неё священный трепет и безграничное уважение. И, конечно, такие люди просто обязаны были знать всё на свете.

И, видимо, сегодняшний день был волшебным, потому что Джеймса Лис встречает на следующей же улице, на скамейке под деревом. В руках у него, как и следовало ожидать, книга.

– Здравствуй, Маленькое Солнце, – приветствует подругу Джеймс, стоит той приблизиться на расстояние вытянутой руки.

– Но ты же даже взгляд от книги не поднял, как ты догадался, что это я? – удивлению «Маленького Солнца», как называл её Джеймс с первого дня их знакомства, не было предела.

– Твоё сияние затмило даже свет твоего старшего брата на небесах, – улыбается он, потом смотрит на Лис несколько секунд и признаётся, – на самом деле твои рыжие волосы сложно не заметить. Я увидел тебя периферийным зрением.

Девочка сражена наповал, потому что слово «периферийный» ей ни о чём не говорит, а потому вызывает уважение своей волнующей непонятностью.

– И тебе привет, – кивает она и присаживается рядом, мгновенно становясь серьёзной, – Джеймс, мне нужна твоя помощь. Объясни мне, пожалуйста, одно выражение.

И она подробно пересказывает всё, что случилось с ней утром.

Джеймс кивает и некоторое время о чём-то напряжённо размышляет. Потом смотрит в книгу, кивает ещё раз, запоминая страницу, захлопывает её и убирает в рюкзак, стоящий тут же, рядом. Судя по всему, первый день летних каникул старший друг Лис (целых семнадцать лет, подумать только!) намеревался провести тут же, по возможности не сходя с места. Но расстроенным нарушением своих планов он не выглядит, даже наоборот – будто бы оживает.

– Давай-ка я тебе кое-что покажу, – произносит он, – и ты сама поймёшь, что значит «на седьмом небе». Иди за мной.

И встаёт, потягиваясь после долгого сидения. Лис бы не удивилась, если бы узнала, что рассвет Джеймс встречал на этом самом месте и в той же позе, в какой она его застала.

Джеймс ведёт её по улицам, иногда останавливаясь, чтобы подумать, куда свернуть дальше. По дороге они молчат, нот это не тягостное или неловкое молчание, когда не найти подходящей темы для разговора. Это молчание, возникающее обыкновенно, между близкими друзьями, которым интересно вместе и без всяких разговоров.

Они выходят за пределы города, и когда впереди показывается холм, Джеймс останавливается и, скинув на землю тяжёлый рюкзак, произносит, обращаясь к Лис:

– Ну, вот и всё, дальше сама. Смотри под ноги, чтобы не споткнуться, а как дойдёшь до вершины – обернись.

Он улыбается, но тон его голоса серьёзен, как никогда. Лис кивает в ответ, послушно опуская взгляд в землю, и начинает идти вперёд, зачем-то считая шаги. Всего получается одиннадцать, а на двенадцатом девочка оборачивается, поднимает голову и на несколько секунд забывает, как дышать, когда с холма ей открывается вид на город, реку и горы под бесконечно-синим куполом неба,

– Это потрясающе, – восклицает она, – я просто на седьмом небе от счастья!

– И как это, – смеётся внизу Джеймс, – над облаками, в облаках или не долетая до них?

– По колено в облаках, – уточняет Лис, – ниже колен туманное марево, а выше – солнце.

– В чём же тогда счастье? Облака, они же такие – брр…

Лис ненадолго задумывается.

– В контрасте, – наконец подбирает она нужное слово, – облака мокрые и холодные, и солнце кажется теплее и ярче.

И она вскидывает руки вверх, к золотому летнему солнцу, которое кажется ей сейчас самым прекрасным из всего, что только есть в этом мире. Хотя стоит она не в мокром и холодном облачном мареве, а в тёплой траве, щекочущей голые лодыжки девочки, поднявшейся выше мира и ставшей самой сутью счастья – прекрасного, всеобъемлющего, вечного.

Как правильно спасать композиторов, или машина времени в 10 «А»

Здравствуйте, дети, – начала учительница литературы, входя в класс, где, по её разумению, должен был в этот момент сидеть десятый «А» в полном составе. Ключевое слово в этом предложении – «должен был», потому что на самом деле десятый «А» ушёл в кино ещё на прошлом уроке, потому что фильм идёт последний день и, к тому же, на дворе давно весна, неделя до каникул, да и вообще…

В школе осталась только Маша Сьюхина – девочка, в общем-то, милая, но чуть-чуть тронутая. Выражалось это, преимущественно, в неуёмной активности по каждому волнующему её поводу – от её личной двойки за контрольную по математике до перспективы полного вымирания Уссурийских тигров где-то далеко-далеко. И сейчас эта «высокоактивная» девочка смотрела на обескураженную исчезновением целого класса учительницу и виновато улыбалась, будто была причастна к этому преступлению против образования.

– И это…всё? – у Ларисы Сергеевны внезапно пропал голос.

Маша огляделась и кивнула.

– Ну что ж, – решила не терять лица преподавательница, – значит, сегодня позанимаемся в таком составе. Открывай, Машенька, страницу 236, будем изучать…«Маленькие трагедии» великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, – Лариса Сергеевна была искренне солидарна с Лермонтовым в том, что Александр Сергеевич – Солнце русской поэзии.

Единственная ученица послушно открыла учебник на указанной странице и вопросительно взглянула на свою личную учительницу. Последняя сделала глубокий вдох и, собрав себя в кучу, произнесла лишь слегка дрогнувшим голосом:

– Ладно…для начала – почитаем вслух.

***

– Это же кошмар какой-то! – вопила этим же вечером Мария Сьюхина в телефонную трубку.

Её собеседник на другом конце сдавленно хихикнул и попытался успокоить разбушевавшуюся десятиклассницу: «Ну что ты, Марусь, успокойся, всё нормально, это же всего лишь пьеса…»

– Ах, пьеса, – истерика девушки сделала крутой финт и вышла на новый уровень, – Ах, просто пьеса! Ну, знаешь… – все аргументы как-то внезапно закончились, и Маше не оставалось ничего другого, кроме как с громким воплем: «Я это так не оставлю!» со всего размаху швырнуть телефонную трубку на рычаг.

– Что же делать, что же делать, – бормотала она, меряя шагами комнату.

«Нельзя это так оставлять» – размышляла она, поглощая печенье из вазочки и запивая его чаем.

«Да что же это такое!?» – мучилась она, чистя зубы перед сном.

Залезая в кровать, Маша бросила рассеянный взгляд на книжную полку и неосознанно по памяти перечислила авторов , чьи произведения давно и надёжно на ней разместились: Стивенсон, Кэрролл, Линдгрен, Пьюзо, Кристи, Дюма, Булычёв…Булычёв?!

– Эврика! – огласила комнату счастливым воплем Сьюхина и рухнула с кровати, запутавшись в одеяле.

На шум мгновенно примчалась мама, за ней, на буксире, младшая сестрёнка и за компанию собака породы «дворняга обыкновенная» по кличке Бармаглот.

– Сто слусилось, сестлёнка?

Лика, младшая сестра Маши, блондинка солидного возраста – четырёх с половиной лет – отчаянно игнорировала старания логопедов по исправлению своей речи.

– Ничего, – ответила старшая сестра этого упрямого чуда, сверкая кристально-чистым наивным взглядом, – абсолютно ничего.

– Ложись спать, – не терпящим возражений тоном потребовала Кристина Владимировна Сьюхина, мать-героиня и семейный тиран в одном лице. После чего выключила свет и увела Лику и Бармаглота с собой.

А Маша ещё немного посидела на полу, освещая комнату счастливой улыбкой во все тридцать два. Потом глубоко и удовлетворённо вздохнула, показала закрытой двери язык, распутала одеяло и забралась в постель, не забыв, однако, прихватить с собой фонарик и зачитанных чуть не до дыр «Детей капитана Гранта» Жюля Верна. Гениальные идеи гениальными идеями, а почитать на ночь – это святое.

***

– Угадай, чем мы займёмся сегодня, – вместо приветствия обратилась к однокласснику пребывающая в приподнятом настроении Мария.

– Понятия не имею, но могу поспорить – чем-то невозможным, – зевнул Максим Воронов – физик, математик, одноклассник и вечный машин сосед по парте.

В какие бы дальние дали их друг от друга не рассаживали, на следующий урок они снова оказывались вместе на второй парте в среднем ряду. Поначалу учителя, конечно, возмущались, но очень быстро махнули на неразлучную парочку рукой – пусть сидят, как им хочется, лишь бы учились. А учились они хорошо, чем и заслужили снисхождение преподавательского состава.

Подходили они друг дружке просто идеально: Маша придумывала «гениальные» планы по спасению всех и вся от всего на свете, а Макс разрабатывал способы их исполнения с минимальными отклонениями от изначальной схемы. Идеи же боевой десятиклассницы были в большинстве своём не просто невыполнимы, а прямо-таки нереальны, факт чего давно отучил Воронова удивляться чему-либо в принципе. Вот и сегодня идея Маши изобрести машину, которая смогла бы отправить их в трагедию Пушкина «Моцарт и Сальери», чтобы они могли спасти Моцарта, не вызвала в нём совершенно никаких эмоций. На умоляющий взгляд Сьюхиной юный гений ответил только «Посмотрим, что можно сделать» и до конца школьного дня ушёл в себя.

– Я знаю одного человека, который бы смог нам помочь, – подал голос Макс, дождавшись подругу на крыльце школы после уроков, – если хотим поймать его, нам стоит поторопиться.

И, не сказав больше ни слова, свернул в какую-то неизвестную Маше аллею. Девушке ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

***

Минут через 15 петляния по улочкам, переулкам и проходным дворам подростки, наконец, пришли, куда хотели. Пока Маша со смешанным чувством удивления и восхищения разглядывала двор-колодец с наполовину заросшими мхом стенами и слезшей кое-где краской, Макс проследовал к единственной двери и, бормоча что-то себе под нос, набрал комбинацию цифр на домофоне, удивительно новом для такого старого места.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.