
Полная версия
«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть II. Камышловское духовное училище на рубеже XIX-начала XX веков
128
Там же: «В Великом посте по средам и пятницам уроки сокращались, и ученики присутствовали на литургии преждеосвящённых даров. На масленице в течение 3-х дней занятий не было. На первой неделе говели – занятий не было. На Рождество обычно все разъезжались по домам, а на Пасху несколько человек оставались в училище из-за распутицы» // Там же. Л. 53 об.
129
В очерке «Питание» в составе «Автобиографических воспоминаний», посвящённых учению автора в Камышловском духовном училище, в «свердловской коллекции» воспоминаний автор дополняет: «… жареный картофель, иногда с солёным огурцом…» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 393. Л. 54 об.
130
Там же: «Каша подавалась на одной тарелке на 4-х человек с маслом в «лунке», перемешивалась и потреблялась из «общего котла» // Там же: Л. 54–54 об.
131
Там же: «Хороший квас был безотказно» // Там же. Л. 55.
132
Там же: «Весной 1902 г. были введены завтраки, и это было на бурсе историческим явлением. Завтраки были после второго урока. На них давали в «скоромные» дни: или стакан молока с чёрным хлебом, или два яйца с тем же хлебом. В «постные» дни давали гороховые пирожки, жареные на конопляном масле, сильно масленные. Их бурсаки называли «ваксовиками». Какими бы ни были завтраки, но они были большим достижением на бурсе, и бурсак их «благословил» // Там же.
133
По-латински «Всегда горох, ежедневно каша, убогая наша».
134
В очерке «Питание» в составе «Автобиографических воспоминаний», посвящённых учению автора в Камышловском духовном училище, в «свердловской коллекции» воспоминаний автор дополняет: «На «Сергиев день» (25-го сентября) полагалось тоже баловать бурсацкие желудки сладким пирогом к чаю, пирогом с урюком. Бурсаки даже острили по поводу этих пирогов и рисовали себе (конечно, только умственно) картину, как смотритель и эконом советовались о том, с чем дешевле сделать пироги: с изюмом или урюком, и останавливались на последнем, так как его можно тоньше размазывать на пироге. О, у бурсаков тоже были острые языки!
На масленице настоящих блинов не готовили: было, очевидно, не под силу, но нечто, похожее на оладьи, давали» // Там же. Л. 55 об.-56.
135
Там же: «Как бурсаки сами «ублажали» свои желудки? Ходить в город по магазинам индивидуально не разрешалось, но разрешалось ходить «учинённым» дежурным из «старших» по двое для покупки разных деликатесов по заказу отдельных лиц, для чего составлялся целый список. Что было любимым? Сливочное «лампасе» (монпансье), пряники с изюмом, орехи «фисташки». Во время экзаменов по утрам к воротам всегда подходил человек с «макушками» // Там же. Л. 56 об.
136
В очерке «Одежда и вопросы личной гигиены» в составе «Автобиографических воспоминаний», посвящённых учению автора в Камышловском духовном училище, в «свердловской коллекции» воспоминаний: «Зубы не было принято чистить» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 393. Л. 58.
137
Там же автор уточняет: «В период экзаменов, в жаркие дни, бурсаков водили купаться в Пышме. Купальня была с подвесным дном и поддерживалась на бочках. За это доброй памятью всегда поминают бурсаки своё начальство. Сколько было удовольствия освежаться и омываться в «священных» водах реки Пышмы»! // Там же. Л. 59 об.
138
В очерке «Одежда и вопросы личной гигиены» в составе «Автобиографических воспоминаний», посвящённых учению автора в Камышловском духовном училище, в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «У бурсаков не было формы, и одеяние их было пёстрым. Когда-то на моде были сюртуки, и какой-нибудь карапуз щеголял в сюртуке. Со временем от этой грузной одежды отказались и перешли на более лёгкую. Как-то само собой установилось, что в наше время принялись было носить куртку с закрытым воротом серого цвета. Она в соединении с брюками из одного материала (серое сукно невысокого качества), причём брюки были «на выпуск» и составила нечто вроде формы. Принято было под ворот надевать белый крахмальный воротничок. Щёголи из бурсаков надевали ещё шнур от часов (с часами и без них) через него (см. фото выпуска учеников 1902 г.). Это однообразие создавало гармоничное сочетание массы людей и благообразие» // Там же. Л. 57–57 об.
139
Там же автор дополняет: «У каждого бурсака был отдельный ящик в общем комоде, где под замком хранилось его бельё, тужура, брюки. Пальто и шуба висели в гардеробной комнате на определённой вешалке под определённым номером. Калоши бурсаки ещё не носили: не «дошли до этого». «Казённикам» шили кожаные калоши, но они были грубые – некрасивые и не удобные (жёсткие) и те избегали их носить. Сапоги чистили ваксой, или смазывали раствором «аппретуры». Почти у всех бурсаков были щётки для очистки верхней одежды и обуви. Аккуратность в одежде и чистоплотность вошли в привычку бурсаков и они высмеивали и травили отдельных нерях, которые в незначительном количестве ещё попадались» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 393. Л. 58–58 об.
140
Находится в составе «Автобиографических воспоминаний», посвящённых учению автора в Камышловском духовном училище, в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. В «пермской коллекции» – «Пороки бурсы» в составе «Очерков по истории Камышловского духовного училище».
141
«Детина непобедимой злобы» – образ непокорного ученика духовного учебного заведения из «Духовного регламента» (1721), составленного епископом Феофаном (Прокоповичем) (1681–1736), фактическим руководителем Святейшего Синода, проповедником, государственным деятелем, сподвижником Петра I. «Духовный регламент» определял правовое положение Православной церкви в Российской империи. Указание на духовного писателя Симеона Полоцкого (1629–1680) – ошибка автора.
142
Πάντα ῥεῖ καὶ οὐδὲν μένει – по-древнегречески «Всё течёт, всё меняется» – фраза, приписываемая древнегреческому философу Гераклиту Эфесскому (544–483 до н. э.).
143
«Жив, жив курилка!» – выражение, с давних времён употребляемое по отношению к людям, которые, по общему мнению, прекратили свою деятельность, куда-то пропали, исчезли, умерли, а на самом деле живы и заняты прежним делом. Используется в ироническом смысле, так и в качестве выражения радости от встречи с человеком, о котором давно не было вестей.
144
В очерке «Пороки бурсы» в составе «Очерков по истории Камышловского духовного училища» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Было бы одинаково неправильным как преувеличивать недостатки воспитания в закрытых учебных заведениях (интернатах), так и преуменьшать их. Однако никак нельзя замолчать о том, что интернаты являются искусственной формой отделения ребенка от естественного развития его в семейных условиях. Ученики духовного училища поступали на «бурсу» в возрасте девяти-десяти лет, кажется не такими уж детьми, но тот, кто испытал психологию «новичка» на «бурсе», едва ли согласится с тем, что ему показалось, что он попал в «рай». Домашний семейный уют и теплоту ничем нельзя заменить, и не сразу «новичок» сможет привыкнуть к новым условиям. Кто окажутся его новые знакомые – является полной неизвестностью, и каким зорким должен быть глаз у тех людей, которым доверено воспитание этих новичков. А пороки интернатской жизни иногда бывают такими тонкими, что их и в сильный микроскоп с трудом можно рассмотреть. Можно указать такие пороки нашей «бурсы», которые являлись «отрыжкой» старой системы воспитания» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 24–25.
145
В «пермской коллекции» воспоминаний автора – «Система «задаваться» в составе «Очерков по истории Камышловского духовного училища».
146
В «пермском коллекции» воспоминаний автора наоборот, «отчаянной» Иван Переберин (ученик 4-го класса), вероятно, ученику 1-го класса Мефодию Панину. (Ред.).