Универсариум

Вот же голова. Раскрыл заговор производителей и маркетологов.

Снова короткая пауза.

И теперь голосом шекспировского страдальца:

– Соответствовать кому?! Кто изобрел и ввел эти модели, к которым якобы необходимо стремиться? А судьи кто? – прокричал Венгров. – Они? Они обычные охотники за деньгами. За вашими, – бросил в зал, – деньгами.

Он задержал свой взор, обращенный в темноту публики, как бы превращая и гостей в терпящих бедствие персонажей его пьесы.

А потом сказал мне:

– Вы предприниматель, Эдуард. И считаете себя великим искусником в добывании денег. Великим охотником. Но это не так.

Как? Снова не так? Опять подловил меня, старый пес.

– А на самом деле вы такой же, как большинство, обычный узник в этом замкнутом круге потребления. Вы не охотник, вы – дичь.

Вновь что-то зашипело в рядах кресел.

– Вы зависите от всех этих материальных ценностей, которыми себя окружили. Вы превратили свою жизнь в поклонение им. Вы культивируете извлечение дохода как религию. Вы оторвались от настоящей жизни, Эдуард. Вы этого не осознаете, но очень сильно чувствуете. Именно это явилось причиной вашей депрессии. Теперь я прав?

Я был слегка расстроен. Из-за того, что какой-то напыщенный, прущийся сам от себя умник прямо сейчас опустил меня перед кучей людей. Пусть и тех, на которых мне плевать. Всё равно неприятно.

И поэтому отвечать на его тупые вопросы я не хотел. Но жаждал огрызнуться в ответ. Хотя в этом и не было острой необходимости – я не имел желания веселить публику. Поэтому решил обороняться вежливо. Я задал вопрос ему:

– А что, по-вашему, настоящая жизнь?

Давай, профессор, отвечай.

– Настоящая жизнь – это когда вам есть кого любить, – не замедлил Венгров.

Весь зал превратился в шептунов. Бу-бу-бу, му-му-му. Вурдалаки.

– Мне есть кого любить, – оправдался я.

Босые ноги шагнули ко мне. Профессор приблизился вплотную и манерно прожужжал мне в ухо:

– Не обманывай себя.

А потом сказал громко:

– Присаживайтесь, Эдуард. Мы благодарим вас.

Зал зааплодировал. Представление окончено. Клоун под хохот толпы сброшен в яму с помоями.

Я секунду понаблюдал за людьми. Черти. И двинулся к своему креслу.

А там меня встречало радостное лицо моей соседки.

– Да вы настоящий герой, – заулыбалась она.

– Вы так считаете?

– Конечно. Когда он рассказал мне всю мою подноготную, меня всю трясло. Он удивительный человек.

– И давно вы в этом… клубе?

– Это пятая лекция, – мурлыкнула она. – Они каждый раз в меня вдувают новую свободу.

Я в тебя тоже вдул бы с удовольствием.

Этот театральный профессорский треп, как ни крути, всё же подпортил мое самоощущение. Мне очень хотелось уйти и стереть из памяти эту сраную лекцию и этого ублюдского лектора. Но и раскатать сидящую рядом смазливую лапушку тоже было необходимо.

Всё ее внимание вновь ушло на сцену. Ожидаемо.

Потерплю еще чуток.

– Гонка за деньгами, за новыми деньгами, за материальными ценностями, – разглагольствовал Венгров, – не приведет вас к счастью. Это погоня за поездом, идущим по кольцевой железной дороге. И единственный путь обрести покой – это выбраться из круга. Вырвать из себя насильно привитую вам тягу обладать ценностями, которые вам не нужны, которые на самом деле не делают вас лучше.

Я ждал, что сейчас он предложит отдавать всё имущество ему, а он, уж конечно, направит его на доброе дело.

Или сказка не про это?

– Мы познакомились с Эдуардом, – произнес лектор, медленно топая по сцене голыми ступнями.

Он уже не глядел на меня, а направлял свои речи в зал, неопределенному слушателю, которому только что рассказал о редком и загадочном существе по имени Эдуард. Да, да, дети, это был Эдуард. Держитесь подальше от денег, а то станете такими же, как он. А теперь посмотрите на этот плакат: вот мозг и легкие обычного человека, а вот мозг и легкие Эдуарда. Какой ужас, правда, дети? Да вы и сами всё видите.

– Что же явилось причиной его депрессии? Что может повергнуть в тоску человека, имеющего возможность купить всё, что он пожелает?

Надеюсь, это не риторический вопрос. Потому что вот сейчас мне тоже очень интересно, продолжай.

– А я вам отвечу, – сказал профессор. – Эта депрессия явилась последствием осознания собственной обычности. Несмотря на все усилия, вычурные поступки, купание в роскоши, не оправданные необходимостью траты денег не делают вас особенным, не делают вас уникальным. Вы понимаете, – он постучал указательным пальцем по виску, – что это всё выделяет вас не больше, чем разноцветный аляповатый костюм на каком-нибудь официальном собрании. Потому что без костюма вы просто обычный человек, почти не отличающийся от других людей. Вот это и печалит вас. Вы самый обыкновенный человек. Пусть даже имеющий в кармане на несколько золотых монет больше, чем у большинства.

Я замечал, что на меня постоянно кто-то смотрит. Не один человек. Слушатели то и дело бросали на меня свои важные осуждающие и сочувствующие взоры. Всё никак не могли забыть мой триумф на сцене. Или они считали, что речь их кумира всё еще идет обо мне, и следили за тем, чтобы я внимательно слушал и наматывал на ус, тем самым как бы дополнительно наставляя, чтобы я обязательно прекратил такое похабное и приводящее к хандре занятие, как успешный бизнес.

– Даже огромные деньги не сделают вашу личность уникальной. Они не помогут вам понять, кто вы есть. Не приведут вас к самому важному знанию – знанию о себе. Наоборот. Они еще глубже спрячут от вас непознанные участки вашей души. Которые как слабые ростки пытаются взойти, но не могут пробиться сквозь те привычные модели вашего поведения и мышления, навязанные и навязываемые вам обществом слой за слоем в течение всей вашей жизни. В результате вы, не пытаясь познать себя истинного, продолжили двигаться и расти по этим моделям, как по колее.

Пока он говорил, я повернул голову в сторону соседки. В надежде, что она заметит мои манипуляции черепом и тоже взглянет на меня. И мы могли бы мимолетно улыбнуться друг другу. Обменяться какими-нибудь забавными комментариями происходящего. Я бы осторожно убрал ресничку с ее щеки. Она бы меня поцеловала. Я бы положил руку ей на грудь… Но нет. Она навстречу моим порывам не дернулась. Она сосредоточенно слушала лекцию профессора Венгрова А.Ф. 15 мая в 19.00.

– Пересмотрите ваше окружение, – вещал старик со сцены. – Не позволяйте, чтобы в нем, а тем более среди людей, которых вы считаете друзьями, были завистники, чтобы среди них были те, общение с кем вытягивает из вас энергию. Будьте рядом с теми, с кем вы чувствуете себя уютно, комфортно, с теми, кто видит в вас интересную и необычную личность, именно в вас, а не в ваших деньгах, в вашей должности, в вашей популярности, в ином вашем социальном статусе.

Выходит, мои контакты должны сократиться до порноактрис, пленяющих меня с мониторов? Ну эти-то меня еще ни разу не обидели.

– Лекарство от депрессии одно. Загляните в себя, загляните в глубину вашего сердца. Отыщите те самые затоптанные зеленые росточки вашей души. Рассмотрите их, полейте их, дайте им воздуха и солнца.

Да что за метафоры? Не пойму ни хрена. Говори толком.

– Вспомните, наверняка вы часто замечали за собой, что вам хочется чего-нибудь этакого съесть, но не знаете, чего именно. В этом случае вы утоляете неопределенный голод, просто заедая его чем-то сладким, то есть углеводами, а вовсе не белком, который, например, в действительности запросил у вас ваш организм, посылая сигнал в мозг. И его удовлетворение тогда будет неполноценным и краткосрочным. Голод вернется. Так же и с потребностями души. Прислушайтесь к себе. Займитесь тем, на что ваша рассудительность не позволяла вам тратить время, потому что якобы было множество других важных дел и так далее. Возможно, вам всегда хотелось научиться играть на пианино или на гитаре. Возможно, у вас хорошо получается рисовать. Возможно, вы хотите заняться танцами, или каким-нибудь спортом, или йогой. А может быть, вы давно мечтаете написать книгу и вылить в ней свою правду или свои фантазии.

Я давно хочу заняться сексом. Очень давно – уже больше часа. С сидящей рядышком красоткой. И вылить на нее свои фантазии.

– Познавайте себя. Ищите себя в себе. Вытаскивайте себя наружу. Давайте себе волю, – Венгров интенсивно размахивал руками. – У вас осталось не так много времени. Помните, сегодня первый день остатка вашей жизни. Сегодня – это всегда самый важный день.

Это правда. Сегодня самый важный вторник. Или четверг? Или другой очень важный хренедельник.

– Я хочу рассказать вам одну историю. Вы можете подумать, что это притча, но на самом деле это из жизни.

Ага, конечно. Вот прямо сегодня это с тобой и происходило. Сразу после утреннего туалета.

– Не так далеко отсюда есть деревушка, рядом с которой расположено красивое озеро. В деревне много лет живет мужчина, он рыбак. Каждый день он выходит к озеру и ловит там рыбу. Затем он продает свой улов одному торговцу, а на вырученные небольшие деньги приобретает еду, которой он и его супруга питаются ближайший день. Вечером они покупают бутылочку вина и, сидя у озера, наслаждаются окружающей их красотой и уютом природы. И так каждый день. Они счастливы.

Венгров остановился. Он величественно свел пальцы на уровне груди.

Честно говоря, я слышал рассказы и поинтереснее.

– Это не вся история, – пробурчал профессор. – Тот самый торговец рассказал об озере хозяину ресторана, в который он перепродавал пойманную рыбаком рыбу. А хозяин ресторана, хвастаясь свежестью приготавливаемой его поварами рыбы, поведал об озере очень богатому гостю, трапезничавшему в этом ресторане вместе… с вашим покорным слугой.

Я сейчас хохотну. Ну ведь смешно же!

– Мы с моим другом решили взглянуть на это озеро, куда и отправились. Так вот, мой друг, как я уже сказал, состоятельный человек, проводивший всё свое время на протяжении долгих, долгих лет в стрессе, связанном с зарабатыванием и сохранением заработанных денег, был в высшей степени очарован великолепием озера и приозерных мест. И он сказал мне в откровенной беседе, что всю свою жизнь, всю молодость он потратил на то, чтобы позволить себе через пару лет, когда он оставит свои дела и уйдет на покой, переехать с женой в небольшой домик рядом с таким озером, чтобы каждый день ловить там рыбу и, попивая вино, любоваться закатом, и тогда он наконец станет счастливым.

В воздух стали вбрасываться различные звуковые реакции впечатленных рассказом слушателей. Кто-то охнул, кто-то укнул, кто-то пукнул. В целом по рядам прошлась довольно трогательная волна.

– Стоит ли мне разъяснять мораль этой истории? – с веселым лицом бросил Венгров.

Мораль сей басни такова: был он один, а станет два.

– Ведь она очевидна, – продолжал лектор. – Не нужно преодолевать фантомные барьеры, для того чтобы прийти к счастью.

Я снова покосился на соседку. Ну же, посмотри на меня. Улыбнись мне. Положи ладошку мне на колено.

Нет, от нее, по всей видимости, ждать чего-то не стоит. Нужно наступать самому.

Я наклонил к ней голову и сказал:

– Интересная притча.

– Вы думаете, это притча? – она подняла брови.

Вот – это уже диалог.

– Думаю, да, – ответил я. – Разве он рассказывает ее впервые?

Но она вновь наградила меня странным молчанием вместо ответа и взглянула на наручные часы.

Ты чего такая тугая?

А профессор в это время говорил:

– Сбросьте с себя искаженные представления о счастье, о пути к нему только через материальное благополучие. Счастье – это не какой-то ресурс, который необходимо добывать больше, чем другие, пока он не исчерпался. Для каждого оно разное, потому что все мы разные. Его хватит на всех.

Моя соседка прошептала:

– К сожалению, мне пора, – и задержала на мне милый взгляд.

Ну нет. Так тупо я тебя не отпущу.

– Можно и мне с вами незаметно выскочить? – забросил я.

– Боитесь привлечь к себе внимание?

– Ну, на сегодня хватит, я думаю.

Мы вдвоем встали и тихонько пошли к выходу. Я даже не пытался смотреть в сторону Венгрова. Но слышал его слова. Они летели мне вдогонку, как копья племени индейцев в удирающего ковбоя, случайно забредшего во вражескую деревню.

– Счастье – всегда сегодня, – голосил босой старик со сцены. – Не потом. Не через годы. Не после того, как вы достигнете поставленных целей. Оно всегда только сегодня. А сегодня – первый день остатка вашей жизни.

2

Я молча плелся за ее пританцовывающими при ходьбе булочками.

Ну и картинка. Загляденье.

Я буду следовать за ней хоть через всю улицу. Хоть через весь город. Через реки, через степи, через горы. Моя округлая путеводная звезда. Я угроблю ракету, но достану ее с неба.

Оказавшись на улице, я, не дожидаясь неловких пауз при расставании, бодро заявил:

– Вам далеко? Разрешите вас подвезти.

И зачем я спросил, далеко ли ей? Она может вне зависимости от дальности до пункта назначения сказать, что ей нужно всего лишь за угол завернуть. Тогда вызовусь ее провожать, чтоб не пристали хулиганы.

Но она кокетливо произнесла:

– Слышала, у вас отличный автомобиль, – и захихикала.

Как же чудесно она смеется. Какая беспощадная улыбка. Какие огненные губы. Они нужны мне. Нужны мне!

Я тоже улыбнулся.

Сейчас самое время для официального знакомства.

– Меня Эдуард зовут. Но и это вы уже слышали.

– Полина.

Стыдно признаться, но Полины у меня еще не было. Были разные: и с простыми, и с экзотическими именами – от Абеллы до Яхи. Но Полину вот знавать не приходилось. И это делало ее еще больше для меня необыкновенной.

– Тогда сюда, – я махнул рукой, указывая на другую сторону улицы.

Она назвала адрес, и мы двинулись к моему глянцевому танку, которым, как стало известно из прослушанной только что лекции, мне нельзя хвастаться. Ни им, ни ключами от него. А я и не кичусь, я просто на нем езжу. Потому что он на колесах, а у меня есть водительские права.

Да, детка, вон тот выделяющийся из всех, сияющий в свете софитов вечернего города космический аппарат – мой.

Когда в ответ на мое приближение на машине зажглись передние фары, Полина на мгновение сбавила шаг и сделала впечатленное лицо.

– Знаете, я таких красивых автомобилей даже и не видела никогда.

Она другая. Это видно. Ей не вскружить голову крутой тачкой или денег пачкой. Ведь она посещает и с открытым ртом слушает антибогатственные профессорские лекции. Поэтому я был уверен, что в ней сейчас говорит не восторг, а простая вежливость.

– Мне приятно, что вам нравится, – я открыл перед ней дверь. – Прошу.

Все ее движения казались мне по-королевски элегантными: и подача мне руки для опоры, и проглаживание сверху вниз себя по попе для фиксации платья, и забрасывание ноги на коврик перед пассажирским сиденьем, и затягивание в салон второй ноги. У нее просто очаровательная биомеханика. Я жажду лицезреть все возможности ее грациозного тела.

Погнали.

В машине моя пассажирка вела себя скромно и молчала. И это похвально, это – воспитание. Поэтому хоть как-то завести разговор попытался я. Тем более это было необходимо, чтобы оправданно поворачивать голову и рассматривать ее изящные черты и формы.

– Почему вы ходите на эти лекции?

– Я хожу не только на лекции, – отозвалась она. – Профессор дает знания о том, чему не учат в школе. Открывает возможность взглянуть по-новому на привычные вещи, взглянуть не через шаблонные призмы, а в самую суть.

Полина заметила мою добродушную улыбку – надеюсь, у меня получилось сделать ее добродушной, – и удивленно спросила:

– Что? Разве я что-то смешное сказала?

– Нет, нет, – оправдывался я, – просто вы так интересно говорите, у вас такая поставленная речь, это очень необычно, мне нравится.

– А вы ждали, что я буду использовать нецензурную лексику? – А вот у нее хорошо получалась добродушная улыбка.

– Из ваших уст и она бы звучала приятно.

Непонятно, получился ли комплимент? Да и нужен ли он был? По ее лицу этого никак не выяснить. По ее лицу… хотелось проехать языком.

– Это неудивительно, что в школе такого не услышишь. У меня в школе не было учителя философии.

– Профессор не философ. Он физик. Доктор физико-математических наук. И всё, что он говорит, он преподносит не как какие-то беспочвенные теории, а как точные научные догмы. Этому нигде не учат.

Смотрите-ка, доказал, что деньги – зло, точно так же, как дважды два – четыре. Звоните в Нобелевский комитет.

– Вы сказали, ходите не только на лекции, да?

– Угу.

– А что, в конце семестра ему надо сдавать экзамен? – усмехнулся я.

– Нет, дело не в этом. – А ее не так-то просто рассмешить. То ли шутки у меня выходят плоские, то ли у нее чувство юмора развито не так, как интеллект или грудь. – У профессора есть особняк на краю города. Уверена, вы видели его, очень заметное, красивое здание. Так вот, в этом доме и происходит основное общение.

Я знаю все красивые особняки в городе. Только не могу ни один из них вспомнить в связи с каким-либо профессором. Они все принадлежат либо бизнесменам, либо знаменитостям, либо чиновникам.

– Общение? Между кем?

– Между теми, кто разделяет его взгляды, кому он открыл глаза.

– Даже не могу представить, – протараторил я. – На что это похоже, на съезд библиотекарей, где обсуждаются книжные новинки и читаются вслух главы из классики, или на то, как ученики 11-го «Г» навестили любимого учителя через десять лет после выпускного?

– На всё вместе, – ответила она.

– Если вы встречаетесь в его доме, для чего тогда лекции?

– Чтобы рассказать о силе веры как можно большему количеству людей, пребывающему без надежды.

– То есть реклама?

– Можно сказать, реклама, если это слово для вас приемлемее. Профессор говорит, что если хотя бы один человек из тысячи слушателей прозреет, то он делает это не зря.

– А вы, я так понимаю, прозрели? Или только один глаз приоткрыли?

Ну же, улыбайся, смейся, хохочи, веселись.

– Я изменилась радикально. Я живу иначе, не так, как прежде. Я другой человек теперь.

Ой, такого пуху на себя накинула! А раньше ты была немытой зачуханкой с лексиконом в тридцать слов? Тоже мне, клуб эрудированных и загадочных.

– Вы можете помочь мне? – произнес я с умным видом. Надеюсь, у меня получилось сделать его умным. – Я так и не понял основную мысль, которой учит Венгров. И эта вера? Во что? Или в кого?

– Вера? В человека. – Ее вид был значительно умнее моего. – В то, что человек сам руководит своей судьбой. И гораздо больше, чем думает. У нас есть все инструменты для этого.

У меня есть инструмент для тебя.

Мой взгляд упал на ее острые коленки. Скользнул по волнительным бедрам. И растворился под подолом платья, запуская эротическое воображение. Пфффф.

Я всё никак не мог переключить наш разговор с темы лекции на тему «Посмотри, какой я классный». Надо, надо.

– А почему он ко мне так привязался? – звонко прыснул я. – Сделал из меня какой-то наглядный объект. Почему я?

– Думаю, по вашему презентабельному внешнему виду он определил ваш немалый достаток. И я теперь… – она покрутила головой, демонстрируя, что оглядывает салон, – убедилась, что он не ошибся.

У тебя еще будет возможность детально рассмотреть здесь интерьер. Особенно потолок.

– Поэтому на вас он и сделал такой акцент на зависимость от материального мира, только чтобы показать значимость духовного. Который многократно превосходит мир вещей для обретения внутренней гармонии.

Да ей бы самой проповеди читать. Кажется, чересчур широко прозрела. А ну-ка, третьего глаза нет?.. Нет, глаза у нее потрясающие. Глаза – океаны. Глаза – небеса. Глаза – туманности Андромеды.

– Ведь он всё верно рассказал о вас? – спросила Полина.

Я ничего не ответил. Ага – не одна ты умеешь умного молчуна включать. На – пожуй.

Но она не ждала моего ответа долго. Она и так его знала. И тут же проверещала:

– Мне очень понравилась сегодняшняя лекция. И конечно, ваше участие в ней, – улыбочка. – Особенно меня впечатлила история о рыбаке.

– А, притча.

– Вас разве она не тронула?

– Знаете, – я увел взгляд вперед – в слежку за дорогой, – мне кажется, что эти истории сочиняются для бедных. Они позволяют оправдать невозможность зарабатывания денег для комфортной жизни и подменяют это догмами о том, что и без этого можно жить, и вполне себе счастливо.

Я говорил неспешно и старался соответствовать ей содержанием своей речи. Даже удалось успешно вставить в разговор позаимствованное у нее слово «догма».

– Конечно, я признаю, что и многие богатые люди несчастливы, – продолжил я. – Но несчастливы хотя бы не из-за голода. Понимаете, о чем я?

Разумеется, она всё понимала. Ведь у нее коэффициент интеллекта, должно быть, под 200 – этакая не особо нужная, но всё же входящая в комплект опция наряду с такими чрезвычайно важными ее характеристиками как рост, примерно 170 см, окружность талии, где-то 65 см, размер бюста, полагаю, третий… с половиной даже, пожалуй, и… и… по 5 пальцев на каждой руке. Просто отличный образец.

– Да, понимаю, – сказала Полина. – Вы, должно быть, имеете в виду модную пословицу, что лучше плакать в собственном автомобиле, чем в маршрутке?

В моем автомобиле еще никому не было грустно.

Я бросил на нее вдумчивый взгляд, а она смотрела на меня с теплотой. С проникающей в сердце и обескураживающей теплотой. И я не придумал, что сказать в ответ.

А вот на тебе еще порцию моего загадочного молчания! Ты ведь умная – расшифруешь.

Но она вновь не стала затягивать паузу. И сказала:

– А каково вам в таком автомобиле?

Охрененно: шумоизоляция идеальная и ямы проглатываются в ноль.

– Что вы имеете в виду?

– Каково вам живется, имея огромный счет в банке, роскошную машину, дорогие костюмы?

Ну вот опять кто-то без спроса, без стыда и без мыла лезет в мой гардероб. Не комната – а проходной двор какой-то! Это мои вещи! И я их ношу по одной глобальной причине – они мне идут.

– Вы, случайно, не из налоговой? – молотнул я.

И наконец она засмеялась.

И всё сразу засияло. Луна стала больше. Кометы разлетались в стороны. И птички, начирикивая «Оду к радости» Бетховена, вили гнезда в ее длинных черных волосах.

– Нет, не из налоговой, – весело протянула она. – Не отвечайте, если не хотите. У меня не было мысли вас смутить.

Тебе меня не смутить.

Я вновь уставился на дорогу. Надо сказать что-нибудь философское в противовес всем их высоконравственным доводам. И я изрек:

– На мой взгляд, деньги – это не самоцель, это средство, это ключи, которые позволяют открывать двери. Они устраняют все лишние препятствия на пути к самореализации.

Ну что, удовлетворил?

Оказалось, что нет.

– Я спросила, что деньги лично для вас, – заметила Полина.

– Но я ведь и говорил о себе.

– Думаю, что вы лукавите.

Хмм?

– Как же вы используете эти возможности? – добавила она. – Как вы самореализовались? Купили этот автомобиль?

Ничего себе удар, детка! Ниже пояса. С длинного разбега. Кирзовым сапогом.

Пока я несколько секунд корчился от боли уязвленного собственного достоинства, не соображая, чем мне парировать, она сказала:

– Остановите, пожалуйста, вот здесь.

И я припарковался.

Она тут же дернула за ручку и приоткрыла дверь. Лишив меня и мыслей о том, чтобы выскочить и отворить ей дверцу снаружи.

– Спасибо огромное, Эдуард. Рада была познакомиться.

Да погоди ты! Это ведь еще не конец.

– Взаимно. С вами очень интересно. Я бы хотел пообщаться с вами еще. Могу я вам позвонить? – выдавил смущенно я.

Да что со мной? Где моя крутость? Где мои яйца? Скатились под сиденье?

– К сожалению, я очень занята. Боюсь, у меня не будет времени на телефонные разговоры. До свидания. – Всё деликатно, всё по этикету.

Значит, номер телефона ты мне не оставишь.

Она открыла дверь шире и вышла на улицу.

Доктор, проснитесь, мы ее теряем!

Я быстро выскочил из машины… Зачем? Поздно уже ей дверь открывать. Не бежать же за ней вдогонку и ползти, уцепившись за ногу.

– Полина!

Обернулась. И взглянула на мое, должно быть, в край растерянное лицо.

– Я правда очень хотел бы увидеться с вами еще.

Ну и маневр. Как на спущенных шинах. Стыдобище.

Она сказала:

– Если вы будете этого действительно сильно желать, ваши внутренние силы приведут вас ко мне.

Возможно, на их языке это значит – я дам тебе в следующий раз.

И направилась в тени дворов многоэтажек.

А я всё не мог оторвать глаза от уплывающей вдаль моей путеводной звезды, скрытой под покровом короткого малинового платья.

3

После таких бурных волнений моего воображения ложиться спать, спокойно закрыв глазки и баиньки, было совершенно невозможно. Мне необходимо было выплеснуть некоторые скопления эмоций. И выплесну я их вместе с упругой Марго. Возможно даже, ей на лицо.