Образование, наука и просвещение на пути из прошлого в будущее: от Древней Руси до Советской России

В первую очередь, это были книги Священного писания. Первая точно датированная книга, сохранившаяся до нашего времени, – «Остромирово евангелие». Евангелие было выполнено по заказу новгородского посадника Остромира в 1056–1057 гг. Сделанное на прекрасно обработанном пергаменте оно и сейчас, почти через тысячу лет, поражает тщательностью исполнения, богатством колорита, красотой миниатюр, буквиц и заставок. До нас дошло имя дьякона Григория – одного из писцов, работавшего над Евангелием; имена художников неизвестны, не знаем мы и откуда они родом. Извилистыми путями книга дошла до нас, и с 1806 г. она хранится в Петербурге, в Государственной публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Не только в древности, но и на протяжении многих столетий любимым чтением во всех слоях русского общества была Псалтырь (сборник псалмов). В XII в. Владимир Мономах брал Псалтырь с собой в военные походы, а в XVIII в. Ломоносов называл Псалтырь, «рифмотворно переложенную» Симеоном Полоцким, наряду с «Арифметикой» Магницкого и «Грамматикой» Смотрицкого, «вратами своей учености».

Помимо книг Священного писания популярны были переводные апокрифы (по гречески, апокриф – тайный, сокровенный) – тексты, повествующие о жизни библейских и евангельских персонажей, не вошедшие в канон Священного писания. Несколько наиболее интересных апокрифических памятников XI–XII вв., дошедших до нас в ранних списках, можно прочитать в серии «Памятники литературы Древней Руси» [143, т. 2]. Впоследствии апокрифы были включены в «индексы» – списки запрещенных («отреченных» книг, чтение и распространение которых церковью решительно осуждалось, а виновные в нарушении запретов преследовались. Одним из любимых произведений в Киевской Руси был «Шестоднев» Иоанна Экзарха Болгарского. В нем рассказывалось о сотворении мира за шесть дней – отсюда и название. Человек здесь представлен «как центр вселенной, ради которого живет и совершается все в природе и который нравственно отвечает поэтому за все то, что его окружает и ему, в сущности, принадлежит и подчиняется» [143, т. 2, с. 15]. Болгарский «Шестоднев», по мнению Д.С. Лихачева{17}, оказывал «сильное влияние на всю русскую литературу и отчасти на изобразительное искусство вплоть до XVIII в.» [143, т. 2, с. 15].

Популярным чтением были патерики и изборники. Народ ценил в них занимательность, легкую беллетристическую форму, обилие повторяющихся сюжетов восточной и европейской литературы. Древнейшим патериком, переведенным с греческого на славянский язык еще в XI в. и дошедший до нас в списке XI в., является так называемый «Синайский патерик» [143, т. 2, с. 117]. Он был составлен в начале VII в. палестинским монахом Иоанном Мосхом (ум. в 622 г.) по наблюдениям во время его путешествий по Палестине, Сирии и Египту. Первым оригинальным русским патериком был Киево-Печерский патерик.

Важную просветительскую роль играли изборники – собрания статей энциклопедического характера. Наиболее известен «Изборник» Святослава, сына Ярослава Мудрого (1073 г.). Оригиналом для этой книги послужил болгарский перевод с греческого, сделанный для царя Симеона и привезенный в Киев в составе преславской библиотеки. «Изборник» 1073 г. сделан в скриптории Киевской Софии с большим мастерством и богато иллюстрирован. В частности, на одной из миниатюр изображена княжеская семья, на переднем плане – князь Святослав Ярославич с книгой в руках. Это первый на Руси дошедший до нас светский портрет. «Изборник» содержит более 400 статей, причем кроме статей религиозного содержания в ней помещены статьи по астрономии, философии, ботанике, зоологии, грамматике, истории и др. [42, с. 17].

«Изборник» 1076 г., по-видимому, составленный дьяком Иоанном, – уже не просто тщательная компиляция, он содержит оригинальные тексты. В частности, «Слово о почитании книжном» – это сочинение о пользе и правилах чтения. Вот один из советов: «Когда читаешь книгу, не старайся дочитать до другой главы, но уразумей, о чем говорит книга и словеса те, и трижды возвращайся к каждой главе» (цит. по [42, с. 17]).

Одним из важнейших источников для древнерусской литературы было устное народное творчество (былины, сказания и т.п.). Надо иметь в виду, что книги не только читали, но и слушали, а потом пересказывали другим. Об этом свидетельствуют не только сюжеты наиболее популярных произведений, но и их названия: «Слово», «Поучение», «Сказание» и т.п. Таковы «Слово о Законе и Благодати» сподвижника Ярослава Мудрого, первого русского митрополита Илариона, «Поучение Владимира Мономаха», «Слово о князьях», посвященное первым русским святым Борису и Глебу, «Слово, или моление Даниила Заточника» и многие другие.

Оценивая Киевский период Российской истории, Г.П. Федотов писал: «Мы знаем, что русский Киев лишь очень мало использовал культурные возможности, которые открывала ему сыновняя связь с матерью – Грецией. Говорят, что он даже торопился оборвать и церковные связи, рано утверждая свою славяно-русскую самобытность. Захлестнутый туранской волной, он не сумел создать во всей чистоте на счастливом юге очагов и русской культуры. Но в куполе святой Софии был дан ему вечный символ – не только ему, но и всей грядущей России» [188]. Федотов утверждал, что в этом символе «дано указание нашего особого пути среди христианских народов мира».

Иные символы и иные пути берут свое начало в истории Северовосточной Руси и особенно Новгорода.

Великий Новгород – «источник русской народности» (Белинский) – в XI–ХIII вв. был одним из крупнейших городов Европы. Он находился на перекрестке важнейших торговых путей и имел тесные связи со многими странами. Представление о своеобразной культуре богатого и красивого города, так ярко описанного в былине о Садко XI в., дают нам Софийский собор, воздвигнутый в XI в. по указанию новгородского князя Владимира, сына Ярослава Мудрого, Георгиевский собор Юрьева монастыря (нач. XII в.) и другие сохранившиеся до наших дней церкви с замечательными фресками и иконами.

Сведения о жизни и занятиях новгородских бояр, купцов и ремесленников мы черпаем из былин, летописей, сведений многочисленных иностранных гостей, описаний «хождений» новгородцев в ближние и дальние страны. Так, в конце XII в. новгородец Добрыня Ядрейкович совершил хождение в Царьград и Святую землю и составил подробное описание этого путешествия.

Наши знания о быте, занятиях и уровне образованности новгородцев существенно расширились благодаря археологическим изысканиям, начатым в Новгороде в 1951 г. под руководством академика А.В. Арциховского. В результате многолетних раскопок в различных культурных слоях были обнаружены улицы с деревянными мостовыми, дома, мастерские, боярские терема, многие тысячи предметов ремесла и быта. Сенсацией стала находка первого берестяного свитка, случившаяся вскоре после начала раскопок. С тех пор были открыты сотни берестяных грамот, они хранятся в музеях, их изучают филологи и историки, о них написаны статьи, монографии и научно-популярные книги (см., например, [117], [168], [209]).

На бересте писали деловые и любовные письма, черновые записки и официальные документы. Большое количество найденных берестяных грамот, а также надписи и клейма на изделиях ремесленников, оружии, бытовых вещах и стенах церквей свидетельствуют о широком распространении грамотности среди новгородцев, причем не только знатных и богатых, но и среди посадских людей, как мужчин, так и женщин. В Историческом музее хранятся куски бересты, на которых новгородский мальчик Онфим, обучаясь грамоте, царапал специальной заостренной палочкой («писáлом») буквы алфавита. На берестах Онфима есть множество рисунков, по которым можно судить об интересах и мировосприятии маленького новгородца, и даже выписка из делового документа, сделанная, видимо, в качестве упражнения [117, с. 181–182]. О том, что в обучение отдавали не только мальчиков, но и девочек, свидетельствует прясло{18}, на котором его хозяйка нацарапала буквы алфавита, чтобы это «пособие» было всегда под рукой. По найденным археологами записям двух новгородских школьников, датированным 1263 годом, можно частично восстановить содержание начального обучения. Ученики изучали коммерческую корреспонденцию, цифирь, учили основные молитвы [168, с. 319].

XIII–ХIV вв. – трагическое время в истории России. Батыево нашествие, ордынское иго, внутренние распри, чума и пожары разрушили весь уклад русской жизни, привели к длительному периоду упадка русской культуры и образования. Разграблялись и горели города и монастыри, с ними гибли рукописи, иконы и другие предметы культурного наследия. В результате, по мнению Д.С. Лихачева, исчез тип древнерусского человека. Наметившееся в XII в. культурное отставание Руси от Западной Европы катастрофически усилилось за время ордынского ига.

Хотя леса и болота защитили Новгород от ордынских набегов, татаро-монгольское иго и общий упадок Руси сказались и на нем. К тому же новгородцы несли основное бремя защиты западных рубежей Руси. Новгородская республика постепенно слабела из-за внутренних сословных противоречий и постоянных смут. В конце XV в. Новгород окончательно утратил самостоятельность и был подчинен Москве.

Вот, что писал о Новгороде Г.П. Федотов: «Есть в наследстве Великого Новгорода завещанное Петербургу, чего не понять никому, кроме города Святого Петра. Первое – завет Александра – не сдавать Невской победы, оборонять от ливонцев (ныне финнов) и шведов невские берега. Второе – хранить святыни Русского Севера, самое чистое и высокое в прошлом России. Третье – слушать голоса из-за моря, не теряя в виду ганзейских маяков» [188].

Первые признаки оживления культурной жизни Руси обнаруживаются лишь с середины XIV в. Взамен запустевших и разрушенных монастырей строятся и обживаются новые, и главный среди них – Троицкий, основанный Сергием Радонежским (в настоящее время – Троице-Сергиева лавра). Монастыри вновь обретают значение не только духовных, но и просветительских центров. Постепенно восстанавливаются религиозные и культурные связи с Византией, Болгарией и Сербией. На Руси появляется множество книг, переведенных на славянский язык в монастырях Греции, Болгарии, Иерусалима, Синая. В их числе – богословские, церковно-канонические, церковно-служебные, исторические и литературные произведения (подробнее см. [143, т. 4]).

1.2. Русское государство в XV–ХVI вв.

В истории Западной Европы XV–ХVI вв. – это время образования национальных государств, великих географических открытий, Возрождения, Гуманизма, Реформации и первого этапа научной революции. В истории России XV век – это время создания единого государства под властью Москвы. Русь постепенно вовлекалась в общемировую политику. Во время правления Ивана III (1462–1505) укреплялись дружественные связи с королем Венгрии и австрийским герцогом, устанавливались союзнические отношения с крымским ханом и молдавским господарем против Турции. После победы над Литовским княжеством по договору 1494 г. князь Александр (с 1501 г. – король объединенного Польско-Литовского государства) признал за Иваном III титул «Государя всея Руси».

Иван III одержал бескровную победу над Золотой Ордой (1480), решил внешнеполитические проблемы в Европе, усмирил амбиции удельных князей, присоединил Новгород и Тверь. В конце царствования он занялся благоустройством Москвы, строительством Кремля, преобразованием управления и совершенствованием законодательства. В 1497 г. был составлен «Судный устав», или «Судебник», значительно расширяющий и уточняющий «Русскую правду» Ярослава Мудрого.

До конца XV в. на Руси не было полного перевода Библии на церковнославянский язык. Первая полная Библия была составлена новгородским архиепископом Геннадием в 1499 г. Примечательно, что даже в новгородской Софийской библиотеке, одной из самых богатых библиотек того времени, не нашлось многих книг Ветхого завета, и Геннадию пришлось собирать их по разным монастырям. Трудно было найти исправный список Псалтири, несмотря на всю важность этой книги при богослужении и обучении. Геннадий и его помощники сверяли и правили имевшиеся на славянском языке тексты, отсутствующие переводили с греческого и латинского языков (подробнее см. [192, с. 245]). Список Библии, составленной архиепископом Геннадием, хранился в Московской синодальной библиотеке.

Архиепископ Геннадий был одним из первых на Руси борцов с ересью, и в этой борьбе большое внимание уделял образованию, справедливо полагая, что малограмотные и непросвещенные священники не смогут противостоять хорошо обученным и поднаторевшим в богословских спорах еретикам. В послании митрополиту он просил «печаловаться перед великим князем Иваном III, чтобы велел училища учинити». Дело в том, что юные кандидаты в священники часто обучались церковным службам с голоса, т.е. заучивали их на слух, оставаясь неграмотными. Из послания Геннадия можно составить представление о том, как обучали детей тогдашние платные учителя – так называемые «мастера грамоты». Геннадий пишет: «Мой совет учить в училище, прежде всего, азбуке, словам под титлом да Псалтири: когда это изучат, тогда уже можно читать и всякие книги. А мужики-невежи учат ребят – только портят. Сперва научит его вечерне, и за это приносят мастеру каши да гривну денег. То же полагается и за заутреню, а за часы {19} – плата особая. Сверх того, даются еще поминки, кроме усиленного магарыча. А отойдет [такой ученик] от мастера – ничего и не умеет…» (цит. по [125, с. 208]).

Спустя полвека на Стоглавом соборе (1551) повторялись те же жалобы на то, что будущим священнослужителям негде учиться: «Мыде учимся у своих отцов или у своих мастеров, а инде нам учиться негде; сколько отцы наши и мастера умеют, столько и нас учат». Собор постановил устроить в домах городских священников училища, в которых бы обучали грамоте, письму и церковному пению. Они в основном предназначались для детей духовенства, но допускались дети «всех православных христиан» (цит. по [125, с. 209]). Однако это решение Стоглавого собора не было осуществлено.

В течение всего правления Ивана III расширялись дипломатические, торговые и военные связи с Европой. Из Италии, Германии и других европейских стран на Русь приезжали архитекторы, строители, мастера литейного дела, чеканщики и др. Но, как пишет Н.И. Костомаров{20}, «для распространения всякого рода умелости в русском народе не сделано было ничего» [101, т. 1, с. 294]. В XV в., «когда греки, рассеявшись [из Византии] по Западной Европе, обновляли ее, знакомя с плодами своего древнего просвещения, и положили начало великому умственному перевороту, известному в истории под именем эпохи Возрождения, в Московском государстве, где исповедовалась греческая вера и где государь [Иван III] был женат на греческой царевне, они почти не оказали образовательного влияния». В качестве причин этого парадокса Костомаров называет «долговременное азиатское варварство…, деспотические наклонности Ивана III и бесцеремонное обращение с иноземцами» [101, т. 1, с. 294].

Подводя итог царствованию Ивана III, Костомаров делает вывод, поучительный и сегодня: «Истинно великие люди познаются тем, что опережают свое общество и ведут его за собою; созданное ими имеет прочные задатки не только внешней крепости, но духовного саморазвития» [101, т. 1, с. 309] (выделено нами: О.З. и А.К.). Русское общество «без задатков самоулучшения, без способов и твердого стремления к прочному народному благосостоянию, не могло двигаться вперед на поприще культуры, простояло два века, верное образцу, созданному Иваном, хотя и дополняемое новыми формами в том же духе, но застылое и закаменелое в своих главных основаниях… И ничего не могло произвести оно, пока могучий ум истинно великого человека – Петра, не начал пересоздавать его в новое государство уже на иных культурных началах» [101, т. 1, с. 309]. Таким образом, Костомаров видит причину духовной «застылости и окаменелости» русского общества в отсутствии, как мы сказали бы сейчас, «политической воли».

Ключевский тоже пишет о «жалком состоянии» русской науки и образования, но предлагает иные, чем Костомаров, объяснения такого положения. В качестве главной причины он называет «религиозную самоуверенность» церкви и общества. Ключевский имеет в виду то обстоятельство, что после падения Константинополя в 1453 г. русское общество ощутило свое отечество последним и единственным в мире оплотом истинной веры и благочестия. Инок Филофей{21} писал великому князю Василию III (1479–1533), отцу Ивана Грозного: «Два Рима пали, третий – Москва стоит, а четвертому не бывать. Соборная церковь наша в твоем державном царстве одна теперь паче солнца сияет благочестием во всей поднебесной; все православные царства собрались в одном твоем царстве; на всей земле один ты – христианский царь» (цит. по [94, т. 3, с. 293]).

Ключевский выводит из этого обстоятельства два важных следствия [94, т. 3, с. 295–296]:

1) церковные обряды, завещанные местной стариной, получили значение неприкосновенной и неизменной святыни;

2) в русском обществе установилось подозрительное и надменное отношение к участию разума и научного знания в вопросах веры.

По мнению Ключевского, «…гадливое и боязливое чувство овладевало древнерусским человеком при мысли о риторской и философской еллинской мудрости». В подтверждение этой мысли Ключевский приводит цитату из древнерусского поучения: «Богомерзостен пред богом всякий, кто любит геометрию; а се душевные грехи – учиться астрономии и еллинским книгам; по своему разуму верующий легко впадает в различные заблуждения…» Вторая приведенная им цитата кажется особенно убедительной, поскольку она взята из школьных прописей: «Братия, не высокоумствуйте! Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах…» Далее Ключевский пишет о «самоуверенности незнания» и приводит автохарактеристку древнерусского книжника: «Аще не учен словом, но не разумом, не учен диалектике, риторике и философии, но разум христов в себе имею» [94, т. 3, с. 296].

Такое отношение к наследию Древней Греции прискорбно, если понимать, как важно оно было для Руси. Вот, что писал об этом Федотов «…безумием было бы думать, что духовная жизнь России может расти на «диком корню» какой-либо славянской или туранской исключительности. Великое счастье наше и незаслуженный дар Божий – то, что мы приняли истину в ее вселенском средоточии. Именно в Греции и больше нигде связываются в один узел все пути мира» [188]. Федотов полагал, что «неизбежный для России путь приобщения к Ренессансу{22} не был бы для нас столь болезненным, если бы мы пили его воды из чистых ключей Греции» [188].

Низкая оценка культурного развития Руси в XV–ХVI вв. некоторым современным историкам представляется односторонней и несправедливой. Есть исследователи, которые усматривают на Руси этого периода даже элементы Возрождения (см., [79, т. 3, с. 556]). Да, XVI век был для Руси трудным и трагическим. Но в это время жили не только Иван Грозный и Малюта Скуратов, но также Максим Грек, Иван Федоров и многие другие деятели духовного возрождения Руси.

Максим Грек. Деятельность Максима Грека (ок. 1470–1556) столь значительна, что дает основание признавать наличие некоторых черт Ренессанса и Гуманизма на Руси в XVI в.

Молодость Максима Грека (до пострижения – Михаила Триволиса) прошла в Италии. Он сотрудничал с видными итальянскими гуманистами Анджело Полициано, Джованни Франческо Пико делла Мирандолой, племянником выдающегося автора «Речи о достоинстве человека», изучал философию, языки и литературу. Затем Максим увлекся проповедями Савонаролы и провел несколько лет в доминиканском монастыре Св. Марка во Флоренции. В 1505 г. он постригся в монахи Ватопедского монастыря на Афоне. По просьбе великого князя Василия III в 1518 г. Максим прибыл в Москву в качестве переводчика.

Вклад Максима Грека в русскую культуру огромен. Он обогатил русскую литературу новыми переводами текстов Св. Писания, сочинений отцов церкви и житий святых. Он сформулировал принципы переводческой деятельности, начал работу по исправлению русских богослужебных книг, сыграл немалую роль в формировании русского литературного языка, обособлении его от болгарского и сербского.

Разностороннее образование, глубокое знание духовной и светской литературы привлекали к Максиму Греку людей. Вокруг него сформировался кружок образованных людей – некоторое подобие флорентийской Платоновской академии{23}. Максим Грек считал необходимым просвещение и образование для самых широких слоев общества, в том числе тех, кто управляет страной. Эти идеи он высказал в своих произведениях – описании Парижского университета и повествовании о Савонароле. Многочисленные «Сказания» Максима Грека знакомили русских читателей с греческими мифами, античными философами, великими географическими открытиями и другими историческими событиями. Примечательно, что в одном из «Сказаний» Максим Грек изображает Прометея как изобретателя грамоты, научившего людей книжной премудрости [42, с. 222].

Максим Грек предпринял обширную правку имеющихся славянских переводов богослужебных книг. Эта деятельность вызвала недовольство церковных и светских властей. Максим был обвинен в искажении текстов священных книг, в ереси и других грехах, дважды судим (в 1525 и 1531 гг.) и провел более четверти века (ум. в 1556 г.) в заточении в разных монастырях. В последние годы жизни Максима Грека условия его содержания были существенно смягчены: в 1551 г. его перевели в Троице-Сергиев монастырь, где он был встречен с большим почетом и жил «в большой чести и похвале». Здесь он составил и отредактировал собрание своих сочинений и отдал их в переписку приставленных к нему писцам, написал несколько новых произведений. Несмотря на то, что обвинения с Максима Грека не были сняты, а сочинения оставались под запретом, их распространяли, читали и обсуждали. Митрополит Макарий даже включил несколько его произведений в «Великие Минеи-Четьи»{24}. Максима Грека незадолго до его кончины посетил Иван Грозный. Некоторые ученые полагают, что Максим, в молодости знавший венецианского первопечатника Альда Мануция, уговаривал царя организовать на Руси книгопечатание (см., например, [42, с. 223–224]).

Иван Федоров. Деятельность русского первопечатника Ивана Федорова (ок. 1510–1583) сыграла важную роль в развитии российского просвещения. К сожалению, она продолжалась менее двух лет. Первая печатная книга «Апостол» датируется 1564 годом. В следующем году были напечатаны два издания Часовника, служившего не только богослужебной, но и учебной книгой для расширявшейся сети начальных школ при церквях и монастырях. В 1565 г. издательская деятельность в Москве Ивана Федорова и его помощника Петра Мстиславца прекратилась. Типография была закрыта, первопечатников обвинили в ереси, и они «презельного ради озлобления от многих» вынуждены были бежать из Москвы. Московская типография вновь открылась в 1568 г. Ученик изгнанных первопечатников Андрей Невера напечатал два издания Псалтири. Появились новые типографии и вне Москвы. Кроме богослужебных книг распространение получили также печатные «Азбуковники» – своего рода толковые словари или энциклопедии.

Но даже после возобновления книгопечатания в Москве и появления новых типографий в других городах печатная книга не вошла в обиход русского человека XVI в. так, как это произошло в Европе. Академик А.М. Панченко объясняет это принципиальным отличием книгопечатания от процесса создания рукописной книги: «Рукопись и человека, который ее изготовляет, связывают незримые, но неразрывные узы. …Созданию книги приличествуют «чистота помыслов» и определенные ритуальные приемы, например, омовение рук. Все это печатный станок делает нелепым и автоматически упраздняет. Ясно, что книгопечатание воспринималось как резкое нарушение традиции. Неодушевленное устройство оттесняло человека от книги, рвало соединявшие их узы. Требовалось время, чтобы человек смирился с этой новацией, чтобы книгопечатание стало привычкой русской культуры, ее обиходом» [77, с. 12].

Покинув Москву, Федоров и Мстиславец нашли пристанище в имении великого гетмана литовского Григория Ходкевича – известного ревнителя православия. Здесь они создали новую типографию и издали «Учительное Евангелие», а также «Псалтирь с Часословцем», широко использовавшуюся при обучении грамоте. Затем Иван Федоров переехал во Львов, где основал собственную типографию. Во Львове он предпринял новое издание «Апостола» и напечатал «Азбуку» – первое русское учебное пособие. Эта небольшая книга включала в себя алфавит, разнообразные упражнения для обучения чтению, примеры склонения существительных и спряжения глаголов, тексты для закрепления навыков чтения. Свои издания Иван Федоров обычно снабжал послесловиями (см. [143, т. 7, с. 288–299]). Так вот, в послесловии к «Азбуке» ее создатель написал: «Возлюбленный и чтимый христианский русский народ греческого закона. Не от себя написал я это немногое, но от учения божественных апостолов и богоносных отцов и от грамматики преподобного отца Иоанна Дамаскина, сократив до малого, сложил для скорого обучения детей» (цит. по [42, с. 250]). Напечатав «Азбуку», Иван Федоров оставил о себе память не только как об искусном печатнике, но и как о просветителе и педагоге. Из Львова Федоров переехал в Острог, где по инициативе князя Константина Острожского для подготовки полного печатного издания Библии была создана так называемая Острожская академия – кружок ученых во главе с Герасимом Смотрицким. По греческой Библии острожские издатели исправляли присланный им из Москвы Геннадиевский сборник. «Острожская библия» – выдающийся памятник культуры Древней Руси и полиграфического искусства русского первопечатника Ивана Федорова.