Отдаю свое сердце миру

В класс заходит Хищник. Лохматый и высокий. Высокий настолько, что все взгляды тотчас прикованы к нему. К тому же всех распирает любопытство, потому что большинство из них учатся вместе еще со средней школы Экштейна[10]. Скидывая рюкзак, новенький садится впереди Аннабель. Но прежде застенчиво улыбается ей. Он садится впереди нее, но прежде застенчиво улыбается ей. Он садится впереди нее, но прежде застенчиво улыбается ей. И так миллион раз.

«Прекрати!»

Такой технике научила ее доктор Манн. Надо произнести это вслух, что она и делает.

– Прекрати.

Ее голос еле слышен в гостиничном номере. Толпа зрителей кулинарного шоу аплодирует. В этой чужой комнате, где витает запах коммивояжеров, аплодисменты звучат как поощрение, хотя это всего лишь похвала лазанье, только что вытащенной из духовки.

Она втайне радуется, когда приезжает Джина и барабанит в дверь.

– Аннабель! Открывай. Это я.

Замок на двери старомодный, с цепочкой, которую надо сдвинуть в сторону. Ковыряясь с цепочкой, она чувствует себя героиней детективного триллера. Отчасти так и есть. Джина врывается в комнату. На ее растрепанных черных волосах с проседью у корней поблескивают капли дождя. Джина в спортивных штанах и зеленом свитере, которому миллион лет. Она бросает свою сумочку на ближайшую кровать. Содержимое вываливается наружу: ключи, тушь Maybelline, тампон.

– Слава богу, с тобой все в порядке, – говорит она.

Малкольм заходит следом за ней. Он смотрит на Аннабель и закатывает глаза. Должно быть, для него это та еще поездка. Время позднее. Малкольм в полосатой пижаме и выходных ботинках. Аннабель живо представляет себе картину сборов в дорогу: скорей, скорей, скорей, в спешке хватают первое, что попадается под руку. Малкольм садится на край кровати и расшнуровывает ботинки. Прислонясь спиной к изголовью, он вздыхает. В черных носках, полосатой пижаме и без привычных очков он похож на усталого бизнесмена, которому надоели менеджеры по работе с клиентами в регионе трех штатов.

– Бери свои вещи, – командует Джина. – Мне просто жаль, что ты спустила деньги на этот номер. – Сказано так, будто гостиничный номер слишком жалок для нее, но это неправда. На самом деле он довольно симпатичный. Есть Wi-Fi и кофеварка. Бесплатный завтрак с шести до десяти утра в ресторане внизу.

– Я никуда не поеду.

– Аннабель.

– Я же сказала.

– Что за шутки?! Ты хоть знаешь, о чем говоришь? Представляешь, как далеко отсюда округ Колумбия?

– Две тысячи семьсот девятнадцать миль пешком[11], – уточняет Малкольм с кровати. Он щелкает пультом от телевизора, переключаясь с кулинарного шоу на сериал Nova[12], любимый ими обоими. Nova объясняет, как работает невозможное. У Nova на все есть ответы. На экране спутник вращается на околоземной орбите.

– Мой телефон вот-вот сдохнет, – говорит Аннабель. – Ты привезла мои вещи?

– Конечно, нет. Если думаешь, что я позволю тебе это, ты явно не в своем уме. Помимо практической стороны дела, помимо того, что это в принципе… э-э-э… невозможно, через два с половиной месяца ты оканчиваешь школу. Через пять дней у тебя день рождения. Я готовлю грандиозный сюрприз с боулингом и пик…

– Вот именно.

– Что ты хочешь этим сказать?

Она не хотела действовать жестко, но ее вынуждают к этому.

– Через пять дней мне исполнится восемнадцать. Больше никаких разрешений. Я официально стану взрослой.

Джина шумно выдыхает, как грузовой поезд, несущийся через туннель. Ее лицо краснеет на глазах. Она вскидывает руки, вышагивая по комнате, к ванной и обратно.

Малкольм обувается. Завязывает тонкие, как у взрослых, шнурки на ботинках. Он ненавидит конфликты. Она удивляется тому, что ботинки ему впору. Он надевал их всего пару раз, насколько она помнит. На свадьбу Патрика О’Брайена с Энджи Морелли, давней подругой матери. Энджи помогла Джине получить работу помощника юриста в адвокатской конторе О’Брайена и Беллоу. А еще Малкольм носил эти ботинки…

«Прекрати!»

– Прошу прощения, – бормочет Малкольм.

– А ты куда собрался? – недоумевает Джина.

– Я кое-что забыл в машине.

– На улице тьма кромешная. Уже полдвенадцатого! Не забывай, что мы в Рентоне.

У него в руке ключи от машины Джины. Аннабель однажды разрешила ему сесть за руль и покататься на пустой стоянке у школы. Она надеется, что он не попытается тоже сбежать.

– Я мигом. Можешь наблюдать за мной из окна, – говорит он Джине.

– Будь осторожен, – предупреждает мать.

Впрочем, Джина даже не подходит к окну. У нее есть проблемы поважнее, чем присматривать за Малкольмом. Они остаются один на один: Аннабель и ее мама.

– Знаю, ты не в состоянии меня понять… – делает робкую попытку Аннабель.

– Дело не в том, что я не понимаю. Конечно, я все понимаю. Просто… мы ничего об этом не знаем! Ты вообще понимаешь, о чем говоришь? Там горы. Грузовики. Бесконечные мили дорог! Дождь, а скоро и летняя жара. Ты что, собираешься спать на обочине? О боже. Мне даже думать об этом страшно. Ты, молодая женщина, – одна? Это невозможно! И потом, ты физически не готова к такой дистанции! Это что же, полумарафон каждый божий день? Ты хоть представляешь, что будет с твоим телом? А если бежать медленнее, ну, тебе нельзя так долго отсутствовать, если ты вдруг забыла.

– Как будто я могу забыть! Парень из Орегона только что проделал это за четыре месяца. Нам тренер Кван рассказывал. Мы следили за его блогом. Я знаю об этом больше, чем ты думаешь. И я готова. Вполне готова. После настоящих марафонов половинки уже не в счет! – Это ложь. Полумарафоны даются нелегко. Но ведь даются! – Я пробегаю здесь по одиннадцать миль и чувствую себя прекрасно. Я все рассчитала. Если я немного поднажму, то смогу преодолевать по шестнадцать миль в день…

– А что с деньгами? Как насчет выпускных экзаменов? А Сет Греггори? Ты не можешь вот так просто взять и сорваться с места. Двадцать второе сентября, Аннабель.

– Знаю. Думаешь, мне неизвестно? Эта дата выжжена у меня в мозгу.

– Бегство! Симптом ПТСР! Это всего лишь мгновенная паника, как говорила доктор…

– У меня более чем достаточно зачетных единиц, чтобы уже сейчас окончить школу. И денег тоже хватает.

– Но это деньги на колледж!

– Откуда нам знать, воспользуюсь я ими или нет? Кстати, доктор Манн говорит, что я слишком строга к себе. Может быть, я…

– Это ли не строгость к себе? Ты просто меняешь шило на мыло. Из огня да в полымя. В самое пекло!

Возможно, она в чем-то права.

– И что ты надеешься получить от этого, а? Что будет, когда ты туда доберешься? Просто постучишься в дверь к какому-нибудь сенатору?

– Я пока не думала об этом. – Аннабель видит перед собой доктора Манн в ее кабинете, на фоне картины с красно-желтым горным пейзажем. У доктора Манн коротко подстриженные, мягкие каштановые волосы, спокойный голос и терпеливый взгляд умных глаз, которые щурятся, когда она смеется. Она носит завязанные петлей шарфы, а в ее кабинете пахнет ванилью. Рядом с диваном, на котором сидит Аннабель, коробка салфеток и маленький будильник, но доктор Манн не шелохнется в своем кресле, как будто у нее в запасе целая вечность. Она слушает. И говорит: «Тебе необязательно иметь все ответы сразу. Ты можешь постепенно получать информацию. И понимать все больше с каждым днем».

Джина подходит к окну и выглядывает на улицу, складывая руки на груди.

– Что это вообще даст? А? Ну в самом деле. Скажем, ты заходишь в кабинет сенатора или выступаешь перед политиками в гигантском зале. Разве это что-то изменит? – Когда Джина поворачивается, ее глаза полны слез.

Черт побери. Черт, черт! Аннабель снова вынуждена думать о том, как все это отразилось на ее матери. Джина постарела за последний год. Она выглядит усталой. Свитер болтается на ней, потому что она похудела.

– Это хоть что-то. И лучше, чем ничего, – говорит Аннабель или пытается сказать надтреснутым и дрожащим голосом.

Джина качает головой:

– О, моя милая.

– Мама, – умоляет Аннабель.

Возвращается Малкольм. У него в руках набитый рюкзак, который он ставит на кровать и расстегивает. Внутри два комплекта ее самых легких нейлоновых костюмов для бега, гидратор Camel[13], ручная бутылка с водой и тонкая куртка от дождя. Нижнее белье. Носки. Небольшая аптечка. Зарядное устройство для телефона. Зубная паста, зубная щетка. Футболка с Бэтменом до колен, в которой она спит. Пакет на молнии с толстой пачкой денег и кредитной картой. Он оформил эту карту, чтобы делать накопления, как рекомендовал журнал Money[14]. Аннабель подарила ему подписку на этот журнал, которую он включил в свой список рождественских подарков в прошлом году.

– Держи, – говорит он, протягивая ей коричневый бумажный пакет. В нем два сэндвича с арахисовым маслом и желе, плотно упакованные в целлофановую пленку, яблоко, ломтики сыра, немного печенья и почти полная бутылка спортивного напитка Gatorade. – Ты, должно быть, проголодалась.

Аннабель не может говорить. Горло сжимается. Она вот-вот заплачет.

– И еще. – Малкольм вручает ей несколько скрепленных листков бумаги. – Маршрут. Гугл-карты. По ссылкам, которыми пользовался Джейсон Делл из Орегона. Я взял это из твоей папки по кросс-кантри.

– Ох, балда, – с придыханием произносит Аннабель. Это выражение любви. Универсальное прозвище для брата, оно выкрикивается при вспышках ярости и нашептывается в приступах нежности.

– Нет, – восклицает Джина. – Нет, нет, нет, нет!

– Постой. Вот еще. – Малкольм снова лезет в рюкзак и выставляет ее новую пару кроссовок поверх прочего скарба.

Аннабель с трудом выдавливает из себя:

– Спасибо.

– Мы будем понимать все больше с каждым днем. – Аннабель помнит несколько семейных сеансов с доктором Манн. Малкольм сидел тихо, ковыряя ногти, но, оказывается, внимательно слушал.

Джина бросается в слезы. Громкий плач разносится по комнате. Малкольм театральным жестом зажимает уши ладонями. Аннабель следует его примеру.

– Черт побери, вы, двое! Перестаньте надо мной смеяться.

– Перестаньте надо мной смеяться, – передразнивает Джину Малкольм.

– Мы останемся здесь, с тобой, Аннабель, пока не разберемся в твоих чувствах. Мы никуда не уйдем, – говорит Джина, шумно сморкаясь в бумажную салфетку, взятую в ванной.

– Мама, нет, – возражает Малкольм. – Мне пора спать. У меня завтра контрольная по математике. – И добавляет, обращаясь к Аннабель: – Отдай мне все, что тебе не нужно. А завтра беги к красному кругу, обозначенному на карте, там и встретимся. – Из утомленного бизнесмена он на глазах превращается в оперативника ЦРУ.

– Хорошо, дружище, – говорит Аннабель. – Спасибо.

Джина запихивает обратно в свою сумочку разбросанные мелочи.

– Ненавижу, когда вы в сговоре. Ненавижу это. Помните: все это только на сегодняшний вечер.

Малкольм и Аннабель встречаются взглядами и ведут немой диалог. В это мгновение между ними все решено, клятва принесена. Что ж, клятвы частенько даются в сердцах.

Аннабель стоит у окна и наблюдает за светящимися дугами фар, пока ее мама и брат выезжают с парковки отеля «Бест Вестерн». Одна в гостиничном номере, она взволнована куда меньше, чем могла себе представить. Ее тревога – тихий гул, а не рев хэви-метал, как можно было ожидать, учитывая ее нынешний план и неясное будущее. Она сидит на краю кровати, жует сэндвичи и смотрит сериал Nova. Планеты кружатся, звезды взрываются.

Так все и начинается.

3

Под большими алюминиевыми куполами-крышками – щедрое изобилие. Пушистые горы омлета, цепочки лоснящихся от жира сосисок, феерический бекон. Аннабель заворачивает в салфетки несколько бубликов и кексов и прячет их в рюкзак. Она научилась этому трюку у дедушки Эда, который заставлял ее уносить лишние рогалики в сумочке, когда они бывали в ресторане. Нарезанные фрукты выложены в виде радуги. Дольки апельсина тоже отправляются в рюкзак. Вместе с маленькими коробками хлопьев и баночками мюсли.

Гастрономическое раздолье вдохновляет, как и заряженный телефон и розово-желтый утренний свет. «Меня ждет прекрасный день», – думает она. Вот уже почти год Аннабель не посещали подобные мысли. Она понимает, что таких дней, окрашенных розово-желтым светом утра и вселяющих надежду, было немало, но все они прошли мимо нее. Она презирала те дни, считая их лживыми. А теперь даже парковка, номерные знаки автомобилей и стрип-моллы вдалеке обнадеживающе подмигивают ей. Она чувствует, как что-то приоткрывается в душе. Она впускает в себя лучик света. Сюжет напоминает религиозную открытку, но ее это не волнует.

Аннабель потягивается. Ноги вверх, ноги в стороны. Наклоны вниз, до самых пальцев ног. Все не так уж плохо. Она не такая развалина, как ей казалось после вчерашней пробежки. На самом деле она на подъеме. Как будто уже оставила что-то позади. Не все, конечно, ей ли не знать. Но то, чего никогда не случится, пока она жива. Просто кое-что. Крошечный осколок, который стал достаточно большим событием, учитывая ее обстоятельства.

Она жадно глотает мартовский туман. Воздух восхитительно влажен. Аннабель замечает стрелки луковичных цветов, выглядывающие из-под земли. Рентонская белка взбегает по решетке ворот бассейна, закрытого в межсезонье. Весна, обновление, жизнь! Конечно, эта эйфория отчасти вызвана радостью поглощения бекона за завтраком (не следовало так увлекаться соленым), но прежде всего она происходит от дороги, что лежит впереди. Дорога впереди. Не в этом ли магия? Не в том ли, что она впервые не станет оглядываться назад?

Она все еще стоит во дворе отеля «Бест Вестерн», где легко быть оптимисткой.

Но этот миг пройдет, и она перестанет быть такой оптимисткой. Очень, очень надолго.

* * *

Шлепанье подошв по асфальту знакомо до боли. Даже в те времена, когда Этот Негодяй Отец Антоний еще жил с ними, маленькая Аннабель наматывала круги на заднем дворе их дома, а он следил за ней с секундомером, который носил в спортивной сумке. В начальной школе она бегала на переменках, упиваясь скоростью, быстротой своих ног, ощущением летящего следом за ней хвостика волос. Позже, в средней школе, после того как отец ушел от них, а ее имя Аннабель Аньелли-Манутто сократилось до Аннабель Аньелли, появилось много всего, от чего пришлось убегать. Проблемы с деньгами; приступы у Малкольма, когда он мочился в постель; визиты отца, который приезжал за ними, но снова уезжал после ссоры с Джиной. Отец проводил с ними все меньше и меньше времени, и это задевало, но в то же время приносило облегчение.

Тогда-то Аннабель и начала считать: плитки на потолке, квадраты на тротуарах, согласные в словах. Ступеньки лестницы. Шаги. Она перешла от скорости к расстояниям. В средней школе она узнала, что бег на длинные дистанции, до полного изнеможения, следование ритму шагов помогают снять беспокойство. Это сродни тому, как катать плачущего ребенка в машине.

В то время кросс на три мили считался важным спортивным событием. И до сих пор таковым остается. В старшей школе она выиграла соревнование. Но после завершения сезона кросс-кантри в начале ноября продолжала бегать до конца года, просто для себя. Чтобы оставаться в форме, наслаждаться связанной с наукой красотой окружающего мира и чтобы достойно принять вызов, брошенный дистанцией. Полумарафоны. Два марафона, прежде чем ее жизнь пошла прахом. И через несколько недель, когда ей наконец удалось заставить себя подняться с кровати, первым делом она надела кроссовки. Вышла на улицу и побежала. Она бежала, пока не выбилась из сил. Она бежала достаточно быстро, чтобы всплывающие в памяти события сливались в неясное пятно.

Когда она справилась с этим, обнаружилось еще одно любопытное наблюдение. От бега на длинные дистанции в теле разливается боль. Она проделывала это неделю за неделей вплоть до сегодняшнего дня. Причиняла себе боль. Наказание. Попахивает легким сумасшествием, но так надо. Никуда не денешься. Ей хотелось бы более жестокого наказания, хотя оно и без того уже слишком тяжелое, а усилиями Сета Греггори станет еще хуже. Вместе с наказанием она исполняет свое самое большое желание: сбежать.

И вот теперь, в первый день своего долгого путешествия, она снова бежит вдоль бульвара Озера Вашингтон, но на этот раз с восточной стороны. Озеро тронуто розовым светом утра, и она видит далеко впереди автостраду, где уже выстраиваются очереди из машин. Занятия в школе начинаются через час. Ее место за партами будет пустовать. Все будут удивляться, волноваться, испытывать неловкость. Да она все равно не должна быть в школе. Для нее остается загадкой, почему ей позволили вернуться. Каждый день она лишь создает всем неудобства. На нее смотрят так, будто у нее на груди закреплена бомба.

К востоку от озера, прямо за холмами, поросшими вечнозелеными деревьями, – конечная точка ее сегодняшнего маршрута: Престон, штат Вашингтон. Дорога впереди отмечена ориентирами в духе «Вперед на Запад!»: тропа угольных копий, тропа очага Буллитт[15], тропа Рейнира[16]. Честно говоря, мрачноватые места, даже зловещие, как дремучие леса в детских сказках. Страх ползет по спине.

«Ты не дашь слабину, – говорит она себе. – Не будешь думать о Сете Греггори и будущем, воображать тюрьмы и наручники. – Установки складываются в список заповедей. – Ты не будешь высчитывать остаток пути, пугаться, не позволишь Хищнику завладеть каждым мгновением тишины в твоей голове. Это не он, в той машине. И не ты выпрыгиваешь…»

«Прекрати!»

Рядом с ней возникает внушительное здание. «БИБЛЕЙСКАЯ ЦЕРКОВЬ РЕНТОНА, – гласит вывеска. – ПАРКОВКА ТОЛЬКО ДЛЯ МАШИН СЛУЖИТЕЛЕЙ ЦЕРКВИ! НАРУШИТЕЛИ БУДУТ КРЕЩЕНЫ!» Нужно быть предельно внимательной. Перед ней встает проблема номер один: навигация. Конечно, не хочется расходовать заряд батареи телефона, но ей не обойтись без подсказок GPS. Придется подружиться с этой женщиной-роботом. Она почти готова извиниться перед невидимкой за все оскорбления, что та выслушала от ее матери. Это одно из слабых мест Аннабель: она всегда чувствует себя виноватой и ответственной за чужие поступки.

– Давай начнем сначала, ты и я, – говорит Аннабель. – Моя мама – не самый терпеливый человек на свете, так что прошу прощения за нее. Она ужасно с тобой обращалась. Я постараюсь относиться к тебе с уважением.

– Через полмили поверните направо, на Десятую улицу, – инструктирует GPS.

– Я даже не знаю, кто ты, а ведь ты будешь сопровождать меня в самом дальнем в моей жизни путешествии.

Женщина в GPS молчит. Для начала ей нужно имя. По пути на Десятую улицу Аннабель мысленно перебирает возможные варианты. Оливка. Миссис Кэш. Эй Джей. Большая Роза.

– Лоретта, – восклицает она.

– Поверните направо, на Десятую улицу.

– Значит, Лоретта.

* * *

Где-то сразу после бесконечного хайвея 900, после короткого привала и перекуса рогаликом с водой Аннабель ступает на тропу угольных копий, которая тянется параллельно железной дороге, прежде чем делает петлю и ныряет в темный лес, заросший папоротником. Она пересекает шаткий деревянный мост, скользкий ото мха, так что приходится смотреть под ноги.

Пока она бежит по прохладным мрачным лесам, до нее постепенно доходит, насколько она одинока. Возникает ощущение опасности, как будто деревья вот-вот раскроют свои корявые пасти и потянутся к ней скрюченными ветвями-руками. У нее мурашки по коже. Этот страх сродни тому, что испытывает женщина, когда оказывается одна в подземном паркинге или на пустынной улице, – ежедневный страх, к которому так привыкают, что уже и забывают, насколько коварна эта привычка. На влажной тропе то и дело попадаются грязные лужи. Грязь чавкает под ногами, забрызгивает брюки. И вот наконец просвет. Она на склоне, где проходит дорога Маунтинсайд-драйв. Внезапно она с ужасом осознает проблему номер два.

Холмы.

Не просто холмы, а серьезные уклоны. И не то чтобы она незнакома с холмами. Конечно, она бегала по возвышенностям! Но эти с виду безобидные холмы расположены в предгорье, и это означает, что, преодолев их, она доберется до настоящих горных перевалов. Поднимаясь вверх, она замедляет шаг и наклоняется вперед, совсем как мистер Джанкарло из дома престарелых «Саннисайд», когда бредет в столовую. Все болит: грудь, ноги, живот. Наверное, так же больно и мистеру Джанкарло, хотя он никогда не жалуется. От мистера Джанкарло можно услышать только одно: «Уберите эту женщину из моей комнаты». Какую женщину? Нет там никакой женщины. Мистера Джанкарло тоже преследуют призраки.

Аннабель еле волочит ноги. Она не может идти быстрее, иначе просто свалится. Она в отличной форме, натренирована для таких марафонов, даже если не осознает этого, но шестнадцать миль в день могут погубить ее, если она не сбавит темп. Ее подруги дома уже на пятом уроке. Похоже, путешествие затягивается и займет гораздо больше времени, чем она предполагала, и это, вероятно, будет проблемой номер три. Сет Греггори не станет ждать.

Ее телефон жужжит и жужжит. Вау! Только посмотрите, как она популярна теперь, когда ее там нет и им не нужно встречаться с ней лицом к лицу и изображать нелепое участие и сожаление. Конечно, не исключено, что названивает Джина, проверяя ее каждые две секунды. Она не может остановиться, чтобы посмотреть. Это ее первый день, и если она остановится, чтобы заглянуть в телефон, то может просто остановиться. Точка.

Она слышит гул шоссе I-90, которое совсем рядом. На дороге встречаются слепые повороты, которые ее пугают. Остается надеяться, что ее не расплющит автомобилем, прежде чем она выберется за пределы родного штата. Черт, лихачей хватает. И это проблемы пять, шесть, семь, восемь!

Наконец она видит его – крошечный городок, если его вообще можно назвать городком. В нем всего одна улица с магазинами: True Value, Subway и Престонский шинный центр. Она была здесь однажды, на сборе участников кросса, но все вокруг выглядит незнакомым. Выходит, после такого марш-броска она оказалась всего-то в сорока пяти минутах езды от дома.

– Помоги мне, Лоретта.

– Через две мили поверните налево, на Олдер.

– Ты настоящий друг.

* * *

Следующий пункт назначения – мини-гостиница «Сикрет Гарден»[17] с ночлегом и завтраком, сорок два доллара за ночь. Она заказала номер в то утро и должна позвонить домой, как только туда доберется, чтобы они вместе могли решить, что делать дальше. В детстве Аннабель обожала «Таинственный сад»[18]. Она до сих пор помнит, как малиновка помогает Мэри Леннокс найти ключ от ворот. Ладно, допустим, ее ожидания оказались завышенными – в самом деле, что она хотела получить за сорок два бакса? – но в этом виновата Фрэнсис Ходжсон Бернетт. Прямо перед ней оседающий домик с потускневшей пряничной отделкой. Крыльцо нуждается в покраске. На полу миска с засохшим кошачьим кормом, полотна паутины по углам и жирный паук, который нисколько не боится выселения. На коврике у порога уцелевшие буквы приветствия: «…ЖАЛОВАТЬ». Но Аннабель слишком утомлена и перепачкана грязью, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Она звонит в дверь. Проходит сто лет, прежде чем старая хиппи с седыми волосами до пояса открывает дверь.

– Да?

– Я Аннабель Аньелли. Я звонила сегодня утром!

– О! Я ожидала кого-то… – Не такого испачканного, пропотевшего, обреченного, изможденного, скрюченного? Не с глазами на мокром месте? Не того, кто уже похоронил себя? – Постарше. Кого-то постарше.

Судя по всему, хозяйка «Сикрет Гарден» не читает и не смотрит новости последние девять месяцев. Хотя в таком виде Аннабель Аньелли вполне может быть совершенно неузнаваема, даже для самой себя.

Проблемы девять, десять, одиннадцать! Какая же она глупая, если думала, что справится со всем этим, что на пути ее будут ждать только симпатичные мотели и дешевые мини-гостиницы. Почему ей и в голову не пришло, что впереди огромные территории, где нет ни одного мотеля?

Вот почему люди планируют путешествие месяцами. Мама права: нельзя просто взять и сорваться с места. Джейсона Делла сопровождала целая команда в автофургоне: координатор по логистике, водитель, и он имел архиважную эмоциональную поддержку. В его распоряжении были медикаменты, правильная одежда, оборудование, горячая еда, не говоря уже о запасах протеиновых коктейлей, протеиновых батончиков, воды и снеков, обеспечивающих гидратацию и тысячи калорий, необходимых организму во время марафона. В том фургоне он мог спать одиннадцать часов, положенных в сутки, где бы ни находился.

Становится совершенно ясно: это провальная миссия. Они с Лореттой не справятся своими силами.

4

В своей комнате в «Сикрет Гарден» Аннабель снимает заляпанные грязью носки. Еще проблемы: волдыри на пятках. Новые кроссовки – о чем она думала? Да не думала, вот и ответ. Водянистые мозоли аккурат на ахилловом сухожилии. Теперь, когда она видит их, они заявляют о себе жжением.