Хроники Нордланда. Королева Мэг

– Совсем забыл. – Скульд заметил, что общаются только он и Моргауза, а Карл витает бог, весть где. – У меня есть подарок для тебя лично от короля Коля, Карл. – Он сделал знак рукой, и слуга, взяв в одной из повозок корзину, подал её Карлу. В корзине оказались два толстых сонных щенка; ещё пару часов назад Карл был бы счастлив, как мальчишка, но теперь лишь усмехнулся довольно. Новые переживания совершенно затмили то, что когда-то ему было так важно.

– Это настоящие ирландские волкодавы? – С тенью прежнего интереса поинтересовался он.

– Кобель и сучка от двух лучших помётов! – Гордо подтвердила Моргауза. – Король сам выбрал их для тебя! – И это слегка растопило его лёд в отношении невесты.

После обеда Карл заметил далеко на северо-западе, примерно над Лосиным Островом, на котором располагался город Лионес, стаю птиц в чистом небе. Скульд проследил за его взглядом и спросил серьёзно:

– И кто же, по-твоему, их спугнул?

– Не знаю… – Задумчиво произнёс Карл. – Они гнездятся на юге острова, сам знаешь, там люди не бывают, там нечисто.

– Что там?! – Тут же услышала Моргауза, испуганно глядя на чёрные двигающиеся точки.

– Захоронение. – Пояснил Скульд. – Мёртвых эльфов нельзя зарывать в землю; их надо либо сжигать, либо оставлять лесу, но не зарывать. А этих зарыли, и теперь они не могут найти покой.

Моргауза быстро перекрестилась. Суеверная, она сильно боялась всего потустороннего, хоть сама баловалась колдовством, и это была одна из причин, по которой ирландский король выдавал её замуж в неведомый Элодис. Вторая причина была ещё серьёзнее: она заключалась в мёртвом младенце, которого Моргауза родила от норвежского наёмника. Она клялась, что это было насилие, но поговаривали, что этот младенец был не первым её грешком. Колю едва удалось замять огласку, но не без крови. Моргаузу нужно было срочно сбыть с рук, и простаки из Элодиса подвернулись как нельзя более кстати: Моргауза думала, мечтала и говорила только о мужчинах, и вела себя так, что краснели самые раскованные и бывалые бабы. Король Коль справедливо считал, что некая сумма золотом и серебром, украшения, ткани, дорогая посуда, породистые лошади и два щенка были не такой уж большой ценой за возможность сбыть с рук это красивое и червивое яблочко.

С виду, конечно, всё выглядело очень пристойно. С Моргаузой прибыла достойная её положения свита: кормилица, горничные, отряд воинов в тридцать человек, даже два мавра – пажа, совершенно диковинная вещь для Нордланда, на которых с боязливым удивлением поглядывали местные воины.

А Моргауза не сводила глаз с Карла. Её жених оказался привлекательнее, чем она ожидала, чем могла предположить, и это было всё, что её интересовало. Она не замечала дикой красоты мест, по которой они ехали, не видела благородных оленей меж деревьями близкого леса, стада зубров вдалеке, исчезнувшего в высоких серебристых травах… А здесь было дивно красиво! Ближе к Фьяллару шрамы, оставленные войнами, были уже почти не видны, и здесь было удивительно хорошо. Из серебристых трав на равнине вставали известняковые скалы, на вершинах которых находили приют коршуны; а с лева под порывами тёплого ветра вздыхала листва огромного леса.

– Какая огромная и дикая земля! – Вздохнула матушка Анна, оглядываясь. Две её спутницы, уставшие от жары и езды в тряском возке, тихонько вздохнули. Потом Мэг сказала:

– Здесь прекрасно… Как в сказке. Мне просто не верится, что мы уже здесь. А знаете, что мне сегодня снилось?

– Что, Мэгги?

– Мне снилось, что я вынула из силков хорошенькую синюю птичку. На крыльях её была кровь. Я грела её в своих ладонях, но она всё равно умерла. И мне так её жалко, и так печально было весь день! Тяжело на сердце. Мне так жаль, что это был мой первый сон в Элодисе!

– Почему жаль, дорогая?

– Не знаю, матушка. Мне кажется, что это вещий сон, и что эта птичка – это моя жизнь.

– Ты просто устала, милая. – Ласково пригладила Анна волосы Мэг, влажные у висков. – Голубая птичка – это добрый знак. Не переживай!

Мэг вдруг залилась краской: это Карл неожиданно подошёл к монашкам и спросил:

– Это правда, что вы хотите основать здесь монастырь?

– Чистая правда, принц. – С певучим акцентом ответила Анна. – Говорят, что здесь много язычников.

– О, этого здесь сколько угодно, и каких хотите! – Весело улыбнулся Карл. Улыбался он ярко и весело, как-то даже трогательно, опасной улыбкой… Очень опасной. – Как вам нравится Элодис, леди?

– Такой дикий, роскошный край! Здесь так легко дышится.

– Я уверен, вы полюбите Элодис, когда поживёте здесь подольше. И можете рассчитывать на меня, если нужны будут помощь и защита, ведь… – Карл загляделся на склонённую макушку Мэг, на миг утратил нить разговора, но нашёлся:

– Ведь я христианин, как и вы.

Мэг упорно не смотрела на него, но принц видел, что она полна внимания и сильно напряжена. Было такое ощущение, что ей очень-очень страшно, но чего она боится, Мэг не понимала. Она только знала, что более красивого и удивительного мужского лица она никогда в жизни не видала, но дело было не в красоте. Как Карл с ума сходил от разлитой во всём существе Мэг нежности, так Мэг казалось, что Карл наделён всем, что только могло быть лучшего и привлекательного в мужчине. И просто удивительно, как она разглядела всё это, ведь смотреть на него ей по-прежнему было страшно! Карл заговорил с Анной, не смея обратиться к Мэг, но в мыслях его, сердце и языке была девушка – ангел… Иногда он начинал чуть-чуть заикаться от волнения, и это было так мило, так мило! «Он, наверное, переживает от того, что картавит. – Думала Мэг, почти не дыша слушая, как говорят Анна и Карл. – Интересно, кто-нибудь говорит ему, как чудно звучит его голос именно из-за картавости, и каким удивительным образом порок становится…достоинством?..». Ею овладела опасная иллюзия: девушке казалось, что никто не понимает и не чувствует его так, как она. Мэг погибала просто катастрофически быстро, у неё просто не оставалось ни единого шанса. И оба они не думали, что всё, что происходит, опасно и не нужно им обоим. Они вообще ни о чём не думали. Ему было восемнадцать, а ей – только-только исполнилось пятнадцать…

А вот Анне было тридцать три, и голова у неё на плечах была толковая. Но случилось так, что она не поняла Карла, не разглядела истинной причины того, что он краснеет, заикается и пользуется любым предлогом, чтобы очутиться рядом с монашками, причём это мигом заметили все, кому не лень. При этом Карл на Мэг не смотрел, не обращался к ней и не спрашивал про неё. Как Анне было не обознаться?.. Она была ещё не стара и довольно красива. В первые минуты она ещё отказывалась сама себе верить, и строго разбранила себя за суетные мысли, но всё складывалось так, что мысли эти крепли и подтверждались сотнями мелочей. Ведь поверить в это было так соблазнительно и лестно! Принц был так красив и молод… Так молод!

4.

К ночи все устали от жары и духоты, и вечер не принёс облегчения. Духота только ещё сгустилась; неровный ветер, налетающий порывами, был горячим и душным. Горячими были вода и даже тень; все просто попадали на привале, люди двигались вяло и то и дело огрызались друг с другом.

– Здесь всегда так? – Простонала Моргауза, которую обмахивала веткой кормилица Морлан. – И комары… Мерзость!!!

– Только перед грозой, моя леди. – Ответил Скульд. Ответил несколько рассеянно: Карл и Олле были на ногах, и вновь следили за птицами и рекой. Не смотря на юность, они были уже опытными бойцами – война, которую вели Элодис и Анвалон, превращала мальчиков в мужчин очень быстро и очень рано.

– Да всё нормально, Карл. – Говорил Олле вполголоса. – Зверь или охотник…

– Король говорит, что Одноглазый такого случая не упустит. – Возражал Карл. – И я так считаю, и Скульд.

– Ты же хотел что-то в этом роде! – Не упустил случая, подковырнул Карла Олле. – А тут такой случай!

– Дурак ты. – Фыркнул Карл. – Вот теперь ты чушь несёшь, а не я!

– Что, красивая, а? – Подмигнул Олле. – Юна ей и в подмётки не годится! Я такой красавицы в жизни не видел!

– Слишком красивая. – Карл нахмурился. Заметил, что монашки уже устроились на ночлег, и вновь направился к ним – это провожали уже усмешки и подмигивания, и Скульду это не нравилось. Но он пока делал вид, что ничего не происходит. Скульд не мог поверить, что Карлу может понравиться женщина возраста его матери – принц слишком почтительно относился к возрасту. Скорее всего, думал Скульд, Карлу понравилась Моргауза, но принц был слишком своенравен и самолюбив, чтобы просто признать это; он мог делать это просто на зло, чтобы позлить дядю, заставить невесту ревновать. Мало ли.

– У вас всё есть, что нужно? – Спросил Карл, приветливо улыбаясь. – Душновато, а?.. Гроза будет, после этого будет легче.

– На всё воля Божья. – Бодро улыбнулась Анна. – И гроза – только одно из проявлений Божьей воли.

Олле остановился рядом с Карлом, молчаливый и неслышный, как тень. Он тоже думал, что Карл просто дразнит Моргаузу и Скульда; только, в отличие от Скульда, был полностью на стороне брата и друга, и готов был поддержать любую его игру.

– Я послал за ключевой водой. – Пообещал Карл. – И как только её принесут… А, вот! – Он взял кувшин с водой, протянул Анне. Та спросила, у всех ли есть вода, и только после этого дала пить Мэг и Пегги, второй девушке. Карл, замирая от сладкого страха, рискнул взглянуть на Мэг, пока та пила, быстро, очень быстро, но ему хватило впечатлений на всю ночь. Он заметил и влажную кожу ключиц, и блеск воды на губах, и чуть учащённое дыхание… Всё это было так важно, так необыкновенно, так ему нравилось! Девушки смочили виски и ключицы, переглядываясь и чему-то тихо смеясь, и Карл, вновь испугавшись чего-то, отвернулся к Анне.

– Скажите, – сказал он, присев на траву рядом с Анной, – ведь Ирландия – в самом деле очень большое и сильное королевство?

– Да, принц. Союз с ним…

– Да, я уже понял. Я слышал, что у короля Коля есть ещё дочери?

– Двое, принц.

– Они такие же красивые, как Моргауза?

– Они хороши, но твоя невеста была самой красивой!

– Она же не старшая дочь?

– Она младшая из всех детей короля.

– Наверное, она очень сильно захотела поехать в Элодис, а? – Вдруг прямо взглянул на Анну Карл. – Такую красивую дочь, да еще и младшую, Коль мог выдать за кого угодно?

– Я не настолько хорошо… не настолько… – Растерялась Анна, закашлялась:

– Эти комары!.. Я хотела сказать, что не могу судить, как там, в королевской семье… Одно могу сказать: Скульд просто очаровал всех в Маллингаре. Мы просто влюбились в него, и король – не исключение.

– Да… – Рассеянно подтвердил Карл. – Скульд – это нечто.

– А правда, – поспешила Анна, – что женщины Элодиса живут не венчанные, не крестят детей и меняют мужей?

– Правда про венчание и крестины, но не про мужей. – Покачал головой Карл. – Женщины Элодиса обязаны хранить верность мужу даже после смерти. А на севере женщину и вовсе закапывают живьём в землю вместе с мёртвым мужем.

Монашки ахнули, все трое, но Карл услышал лишь один возглас, и посмотрел лишь на одну девушку, когда улыбнулся нежно и ободряюще:

– Вам бояться абсолютно нечего. Мы здесь христиане, и законы наши – христианские.

Мэг впервые посмотрела на Карла прямо, и он ощутил острую, на грани мучения, радость от того, что увидел, наконец, опять её взгляд. Глаза Мэг показались ему даже более блестящими, синими и прекрасными, чем ему помнилось!

– Но разве вы не пытаетесь что-то сделать, чтобы это изменить? – Воскликнула Анна. – Это же чудовищно, принц!

– Да. – Откровенно ответил Карл. – Я не думаю, как викинги, что дикарей надо уничтожить, как бешеных псов; я всё-таки на две трети сам – такой дикарь. Я считаю, что это тоже мои подданные, и следует как-то убедить их. Я очень надеюсь на церковь. Много женщин из Леса уходят к викингам; женщина женщину поймёт скорее, правда?

Когда Карл ушёл, Анна всё не могла прийти в себя.

– До чего умный мальчик! – Наконец, смогла сказать она. – Как ужасно… Как ужасно!

– Ты думаешь, матушка, он догадался, что она…

– Думаю, он догадывается. – Анна покаянно перекрестилась. – Стыдно, что хоть косвенно, но мы замешаны в этом! Помоги, Господь, ей и ему тоже… Он не похож на тех, кто прощает!

Ветер налетел сначала с одной стороны, потом с другой, потом – со всех сторон сразу. Гроза, с ливнем, громом и молниями, налетела стремительно, и так же стремительно промчалась, и деревья отряхивали с листьев тяжёлые капли, а в лесной глубине что-то вздыхало и шепталось. Воздух посвежел, и все оживились, заговорили; кто-то запел. То, что все промокли, не особенно тревожило привычных к походным условиям людей. На небе скоро не осталось ни единого облачка, и оказалось, что, не смотря на время около полуночи, небо всё ещё светлое, какое-то белёсое, с остатками нежно-сиреневых облачков-пёрышек.

Зато в лесу стоял мрак и странные звуки и шелесты. Далеко в степи выли волки. Скоро почти все стихли; у костра разговаривали мужчины, и туда же пришла, неслышно ступая, Моргауза. Она не выносила, если мужчины собирались где-то, а она не участвовала!

Присев у костра, Моргауза тут же завладела разговором и вниманием мужчин, и от костра только и слышно было: «Я… А вот у меня… Мне…». Те, кто расположился в стороне от костра, притихли и грустили. Это было первое время вдали от дома, от Ирландии, в чужой стране. Вдали по-прежнему выли волки.

– Мэгенн, спой нам. – Попросила Анна. Мэг не ломалась и не кокетничала. Чуть изменив позу, она тихонько запела гимн на латыни; постепенно голос её окреп и поднялся, и зазвучал, и люди потянулись в её сторону, очарованные пением и мелодией. Неведомо, где таилась такая сила голоса, потому, что сама Мэг была худенькая и хрупкая, но голос у неё был в самом деле сильный и красивый. Никто не занимался с нею, никто не ставил ей голос, это был талант от Бога, и такой, какой еще не видали в Элодисе! Пока Мэг пела, стояла мёртвая тишина; лишь замолкнув, девушка заметила, что все собрались вокруг неё, и страшно смутилась… А Карл, первым придя в себя, подошёл, отдал ей гривну с золотыми украшениями, попытался что-то сказать, но волнение и ком в горле помешали; но все вокруг нестройным гулом выразили восхищение поступком принца. А если бы в этот миг Мэг поймала взгляд Моргаузы, ревнивый и подозрительный, то испугалась бы по-настоящему…

5.

На другой день наконец-то достигли обжитых мест. Фьяллар был более километра шириной в этом месте, с галечными отмелями и плёсами, с группами лесистых островов, и Карл постоянно ждал неприятностей, хотя с виду было всё прекрасно. Вдоль реки появились деревни и замки, покосы, поля и сады, и привалы теперь были куда комфортнее… Люди выбегали посмотреть на ирландскую принцессу, поражаясь её редкостной красотой, а ещё – столь же редкостным высокомерием, с которым она смотрела поверх их голов. Карл тоже был высокомерным, но он-то был свой, и его высокомерие не так оскорбляло, как презрение Моргаузы. Еще сильнее дивились все маврам, их кофейным лицам и ослепительным зубам, их экзотическим клинкам… Были даже такие, кто откровенно спрашивали, чем они рожи так поизмазали?.. Но мавры игнорировали любопытных совершенно, словно их здесь и не было. Рыцари, владельцы замков и поместий, встречали принцессу со всеми положенными почестями, но та только кривила нос, не стесняясь поминутно заявлять, что страна эта «варварская». Ей в Элодисе нравилось. Можно было драть перед всеми нос и ощущать себя высшим существом – приятное ощущение! А главное, дать, наконец, Карлу понять, до чего ему повезло, а то он, кажется, пока что это не до конца понял. Принц так все ещё и не попытался ни приблизиться к Моргаузе, ни прикоснуться к ней, и её это оскорбляло. Не смотря на её красоту и происхождение, мужчины принцессу, инстинктивно чувствуя, с кем имеют дело, презирали. Ухаживания их были самые примитивные и самые недвусмысленные, но ей это нравилось, она других всё равно не понимала. Если мужчина не пытался сразу же грубо её облапать, не бросал сальных комплиментов и не делал известных предложений, принцесса считала его равнодушным и обижалась. Попытки как-то урезонить её и попытаться дать ей хоть какое-то представление о женской гордости и достоинстве она принимала в штыки, считая, что это просто зависть. В самом деле: мужчины хотят её и восхищаются ею, и что в этом плохого?.. А то, что остальные бабы на неё злятся и осуждают, так на то они и бабы. Карл ей ужасно нравился, и равнодушие, с которым он относился к её красоте, сильно принцессу уязвляло. Он продолжал общаться с мужчинами да с этой монашенкой… Моргауза видела соперниц во всём, что двигалось и при этом не было мужчиной, поэтому то, что она монашка, и даже то, что ей больше тридцати, не помешало принцессе принять меры. После обеда, когда все седлали коней и готовились продолжить путь, Моргауза подошла к Анне и вполголоса заговорила:

– Ты, старая сука, если ещё раз подойдёшь к моему жениху, пожалеешь, поняла?!

– Моя леди… – Растерялась Анна, кровь бросилась ей в лицо, но Моргауза и глазом не повела:

– Ты меня слышала!

– Я монахиня, леди, и ваши подозрения…

– А мне плевать, кто ты, кошка старая! – Моргауза заметила, что к ней спешит кормилица, и пошла прочь, а Анна осталась, в полнейшей растерянности. До этого мгновения она старалась не допускать до себя суетные мечты о любви молоденького принца; довольно здраво полагая, что он слишком молод, что она слишком стара для него, Анна просто наслаждалась лестным для неё вниманием. Моргауза всё расставила на свои места. Анна больше не собиралась бороться. Да и зачем?.. Если вот она, принцесса, подтверждает все её мечты и чаяния! И по пути Анна отдалась мечтам, горьким и сладким, как полынь. Конечно же, нечего и думать, чтобы она позволила принцу лишнее. Она монахиня… Он – принц. Они должны помнить свой долг. Но сами мечты эти были такие сладостные, такие упоительные! Как они объяснятся, как она скажет: нам не быть вместе, как он будет настаивать, и что при этом скажет, и как трудно ей будет устоять – а устоять надо… Это были лучшие моменты её жизни! И разве так уж она была виновата, что ошиблась?.. Ей невдомёк было, что в то же самое время о принце грезит и Мэг.

«Почему, – думала девушка, – я не могу поговорить с ним?.. Он часто обращается к нам, и я могла бы спросить его, как матушка, или Пегги, но я не могу! Мне страшно! Но от чего?.. Вот О’Мелли: красивый, стройный, храбрый. Я спокойно смотрю на него, мне не стыдно, не страшно, я просто смотрю, а могу и не смотреть, мне всё равно! Почему же на него мне смотреть и так хочется, и так страшно?». Набравшись решимости, Мэг спросила Карла, долго ли им ещё ехать. Страшно сказать, каково ей было при этом! И Карл чувствовал себя не лучше. Он покраснел, начал заикаться, страшно разозлился на себя и сбежал; но сразу после этого его охватило такое ощущение счастья, какого Карл до сих пор не видывал. Она заговорила с ним сама! Она сама посмотрела на него и заговорила с ним!!! Карлу хотелось носиться вокруг и хвастать об этом, и он еле сдерживался, чтобы прямо сейчас не рассказать всё Олле. Он дурачился, смеялся, тут же делался задумчив, рассеян, и вновь веселился… Чем очень порадовал Скульда, который верно распознал признаки влюблённости, вот только с объектом не угадал.

Наконец, миновав перелески, все въехали в лес, и стало сумрачно, прохладно, и запахло прелью. В мелькании золотых пятен и пятен солнечного света все ехали по Элодисскому лесу, огромному, загадочному, опасному, но прекрасному. Чем дальше оставалась опушка, тем гуще становились заросли вокруг тропы, тем плотнее смыкалась листва над головой… Вдруг Карл поднял руку, и все остановились. Он напряжённо прислушивался к чему-то; потом расчехлил лук и устроил его поперёк седла.

– Что такое? – Резко спросила Моргауза.

– Птицы. – Коротко пояснил Скульд. – Они молчат, моя леди. Принц знает лес, доверься ему!

Через несколько минут первый всадник выехал на широкую поляну, спускавшуюся прямо на берег Фьяллара, и здесь они попали в засаду.

– О-Э!!! – Протяжно крикнул Карл, оскалившись и ударяя мечом по щиту. А потом вдруг сорвал куртку и рубашку…

– Что он делает?! – Вскрикнула Мэг, прячась с Анной и Пегги за возок.

– Помоги, Господь, нашей принцессе! – Перекрестилась Анна. – Он берсерк!

6.

Меж анвалонцами оказались и люди из Далвегана, и Скульд и Карл горячо обсуждали новость о том, объединились ли их давние враги, или просто наняли несколько человек в качестве проводников. Монахини были заняты ранеными, а Мэг то и дело отвлекалась, заглядываясь на Карла. Он был невредим, но выглядел подавленным и несчастным, и сердце Мэг ныло и томилось. Ей казалось, что Карл несчастен, что приступ буйства, которой так перепугал её в первый момент, его самого делает больным… Нельзя ли, – мечтала Мэг, – как-то излечить его от них, спасти его?.. – и не подозревала, что об этом же в этот самый момент мечтают втихомолку Моргауза и Анна.

А Карл понятия не имел, что его мечтают спасти, что он несчастен, и тому подобное. Да, боевое бешенство отнимало много сил, и после он чувствовал себя выжатым, но принц гордился этим, хоть и опасался своего буйства в частной жизни. Зато он заметил, что Мэг поглядывает на него чаще, и глаза её блестят сильнее, когда они встречаются взглядом, и естественно, слегка возгордился. Ему казалось, что это благодаря его боевой удали. Карл так осмелел, что впервые за всю дорогу обратился к Мэг.

У принца был ещё один, и очень серьёзный, недостаток: он не умел красиво говорить. Собственно, волнуясь, он вообще не умел говорить. Карл знал, что заикается, стоит ему разволноваться, и начинал злиться, замолкал и сильно страдал от этого. Обычно его выручал Олле, говоря за него, особенно в любовных делах; но сейчас Карлу хотелось бы, очень хотелось, обойтись без него. И сегодня ему показалось, что сейчас это получится. Всю дорогу принц мучился от мысли, думает ли о нём Мэг, занято ли им сердце девушки, или он ей безразличен? То ему казалось, что да, а то – нет. Это казалось ему таким важным, что выяснение этого вопроса стало практически, вопросом жизни и смерти для него. Отсюда и страх, и волнение, и несвойственная Карлу робость… Но принц был человеком действия, и долго колебаться просто физически не умел.

Мэг, мысли которой в этот миг полны были только Карлом, даже не удивилась, что он подошёл. Она была абсолютно уверена, что он подойдёт, ждала этого, и испытала страх и радость при его приближении, но не потупилась. Её переполняли сочувствие и нежность, и Карл, увидев эту нежность в синих глазах, совершенно потерялся. Они точно знали, что никто и никогда не испытывал ничего подобного тому, что стало с ними! Это было волшебство, самое настоящее, это было счастье, самое истинное, и важнее этого не могло быть ничего на земле. И неважно было, что это вновь были какие-то минуты, мимолётные, со стороны совершенно не важные.

– Не испугалась? – Спросил он, с лёгкой полуулыбкой, весь охваченный какой-то лихой радостью.

– Испугалась. – Сказала она.

– Не бойся. – Пообещал он. – Я не дам тебя обидеть. Никогда.

7.

К середине пятого дня наконец-то принцесса Моргауза прибыла в Гранствилл. Король и королева встретили будущую невестку за милю от замка, на обрывистом берегу Ригины, у деревни Старое Место, с которой открывался великолепный вид на замок за рекой. Даже принцесса была поражена красотой и величиной замка; массивный, он не был громоздким. Все пропорции пятиэтажного строения поражали стройностью и гармонией, даже каким-то изяществом. Пока принцесса любовалась замком, король и королева любовались принцессой. Особенно королева – она просто глаз не могла оторвать от девушки, чувствуя огромное облегчение. Она безумно любила своего позднего сына, и беспокоилась, глядя, как он злится и переживает из-за своей женитьбы. Зура понимала, что это каприз мальчишки, привыкшего всё делать по-своему, но любовь её была слаба: она жалела его именно за то, что он так капризен и эгоистичен. Ей казалось, что люди меньше будут любить его за это… Королева не знала, как научить его быть более гибким, способным на компромисс, как заставить его слушать других людей?.. Теперь ей стало спокойнее. Она заметила, как переменился Карл, мгновенно подметила, каким новым светом засияли его глаза, и грустила, и радовалась, и ревновала немножко: мальчик стал взрослым.

– Как она хороша! – Шепнула она королю. Тот кивнул, улыбнувшись.

– Я так рада. Он полюбит её. Всё будет хорошо.

– Скульд никогда не ошибается.

– Он тоже любит Карла… Он не выбрал бы ему дурную невесту. Господи, как я рада!

На пиру в честь Моргаузы и новой победы Элодиса Карл и Олле в лицах изображали сражение, высмеивали при этом своих врагов, много пили, много ели, хвастались – короче, здорово повеселились. В разгар веселья принц утащил Олле в угол и долго и бессвязно рассказывал другу, в какое сложное попал положение, и про «друга, который всё думает, думает об одной девушке, а думать-то про неё и нельзя, и что мне, Олле, теперь делать?»