Полная версия
Цепи Фатума. Часть 1
Ричард и Вейа умели читать (в этом нет ничего особенного, сейчас из-за образовательных реформ короля Аргольда учат грамоте каждого), их родители – тоже – но застать тех с книгой в руке удавалось, разве что, перед сном. Это для них, скорее, ритуал такой. Отец листал одну и ту же книжицу годами, читая по одной странице в день, порой и вовсе возвращаясь к тому месту, которое он, вероятно, забыл. Этой книге про жизнь в Предгорье позавидовала бы любая другая, если бы книги испытывали чувства. Ее никогда не уберут на полку, где она будет пылиться, никогда не отдадут, она никогда не закончится.
До того как они пошли в школу, их буквам учила тетя Аврора. А Эрик просто обожал читать им перед сном. Он, конечно, как позже понял юноша, добавлял в сюжеты сказок свои собственные, но это ничуть не мешало. Когда они научились читать по слогам (и только вслух) сами, то взялись за книгу со сказками и поняли – написано там совсем другое. Может, в этом и таился смысл? Нужно лишь прочесть пару строк, а затем выдумать собственную историю?
Обучение чтению занимало почти все время уроков в бертлебенской школе (еще они осваивали письмо и счет), в которой дети учились с десяти до тринадцати лет. Для фермера большего и не нужно, но вот для целителя – таких познаний явно маловато.
Вейа окончила школу год назад, это избавление безумно ее радовало. С той поры как он сам выпустился, прошло уже четыре года. Ему казалось, случилось это только вчера, но время кружилось в слишком быстром танце.
Стало тихо, раздавалось лишь ровное дыхание брата и сестры. Оба погрузились в книги, забыв обо всем.
В историях про любовь есть некая польза, можно поглядеть на то, как вели себя герои, и не повторять их ошибок. Маловероятно, но могло пригодиться. Например, если пригласить Нору Беретт на прогулку. А вдруг там имелись ответы и на другие вопросы?
Происходящее между их родителями, очень беспокоило Ричарда и Вейю. Но они решили пока не вмешиваться в эти дела, веря (или, скорее, надеясь), что все само образуется, стоит только Эрику приехать.
– Так странно… – неожиданно проговорила Вейа, поднимая глаза.
– Что тебе кажется странным? – поинтересовался брат, отложив книгу, в которой одна героиня, самозванка, как оказалось, выдавала себя за другую девушку. Ему думалось, “долго и счастливо” в этом случае может не наступить. Обман всегда раскрывается, а “Сердечного прости” порой недостаточно, чтобы все снова стало по-прежнему.
– Как мы сидим вместе и читаем, – отвечала кузина. – Я так рада, что у меня есть близкий человек, на которого я могу положиться, поделиться с ним всяческими тяготами и думами. Вот они узы любви и дружбы!
– М, и кто же этот счастливчик? – Ричард заулыбался. – Да, понял я, понял, не смотри на меня так! – он запрокинул голову и рассмеялся. – Любовные романы, похоже, на нас дурно влияют, сестренка!
– О, да! Но в этом и смысл… наверное. Измениться и говорить всем сердечное прости, сердечное люблю и сердечное отвали от меня, козлина!
– Хоть ты и бываешь врединой, я тебя люблю огромной сердечно-простительной любовью! – Он изобразил десяток воздушных поцелуев, раздавая их Вейе обеими руками.
– Помогите! Меня настигла волна внезапной братской любви! – расхохоталась Вейа, отвечая ему тем же.
Так они и коротали время до самого вечера. Родители их не тревожили работой по дому, зная, что Ричарду предстоит провести ночь в лесу… Или же им стало совестно за неподобающее поведение (по крайней мере, ругань давно прекратилась, а новую склоку они не учинили).
Когда начало смеркаться, они зажгли огарки, парень принялся за сборы, а Вейа помогала укладывать вещи. Он еще раз изучил список необходимых Ильде растений и грибов, убрал его в мешок, на пояс приладил ножны с кинжалом, взял фонарь. Вот и все! Ученик-целитель готов!
Кузина пожелала удачи, прихватила книжку, чтобы закончить чтение, и пошла к себе.
Ричард заглянул в родительские покои. Мать сидела одна и занималась штопкой. Он узнал, что отец и Аврора на кухне, пожелал ей доброй ночи и спустился вниз.
И только собрался зажечь фонарь, как до него долетел тихий плач.
– Аврора, ну перестань думать о нем! Детей изводишь и меня! – раздался голос отца – напористый, хлесткий, но недостаточно громкий, чтобы разнестись по всему дому. – Сестрица, дура ты, мерзавец бросил вас! До сих пор не дошло?
– Не смей так говорить! Вдруг Эрик погиб?! А ты…
– Погиб? А то как же! Это мы здесь гнем спину, каждый арг считаем, а он где-то обретается, не зная забот! Бросил дочь… И тебя! Убежал назад, к папаше, не иначе! А тот и запретил сыночку знаться с вами. Раскрой глаза, таким, как они, мы – не чета.
– Но мы происходим из древнего рода. Мы – его ветвь, в нас течет кровь Щита Людского.
Ричард так и обмер. Сперва они говорили про Эрика… А теперь о чем? Чьи потомки? Что еще за щит? Парень хотел пойти прочь, но будто врос в пол, ноги не слушались. Тогда он вжался в стену, затаил дыхание и продолжил подслушивать.
– Ты всегда верила бредням отца про исключительную особенность. Всегда веришь подлецам, этого у тебя не отнять.
– Но детьми мы жили в замке.
– Жили, покуда все не потеряли. Покуда Аргольд не прикончил папашу, а мать не сошла с ума. Теперь наш дом тут. Ныне мы работяги из Бертлебена. Хотя тебя работягой и не назвать, но ты больше и не герцогиня. Больше нет. Твое дело малое, Аврора, сидеть и не высовываться, поэтому-то я тебя отправил к жрецам. И что ты учинила? Даже посвящения не прошла, тут же охомутала сыночка патера и заделала ему дитя. Так святоша и проел плешь твоему “муженьку”! Но мы-то с Ланой рядом, мы любим и Вейю, и тебя.
“Выходит, не дедушка отослал Аврору в Конгрегат, а отец!” – Ричард не мог переварить их разговор, хотя и знал толику правды – его дед и бабка по линии отца умерли в Гладии, оттуда же Леонард и Аврора перебрались в Предгорье. Но вот остальное… Так их дед – получается, герцог, которого убил король? А дядя – сын главного жреца? Ну и дела!
– Ты ему рассказала?!
– Нет.
– Не ври. Этим собиралась его удержать?
– Нет, Леонард. Нет.
– Потому что это ничего не значит. В нас лишь капля его крови, но она отравила весь наш род. Он был плохим человеком, очень плохим. Тут нечем гордиться. Поэтому мы – Эджиллы, просто Эджиллы, а М…..ы умерли, – Тут Ричард толком не разобрал родовое имя, – Все до единого умерли, – продолжал отец. – Вот и все. И притязать на что-либо мы не можем, ради нашей безопасности, ради детей и их будущего.
– Без тебя знаю.
– Если ты об том взболтнула Эрику, нам грозит беда… и придет она пусть не сегодня-завтра, но скоро и негаданно.
– Не взболтнула.
– Клянешься?
– Клянусь.
– Что ты натворила?! Уж мне-то не лги! Ты ему рассказала!
Аврора издала какой-то нечленораздельный возглас. Леонард ругнулся.
– Тогда скажу еще кое-что: знай, что у него есть другая женщина. Женщины. Другие дети.
– С чего ты взял?
– Потому что я не ослеплен обаянием сыночка священника, который обдурил и тебя, и Лану, и даже Ричарда. Ни священники, ни их отпрыски – не святые. А Эрик Вебранд – и подавно.
– Теперь ты лжешь, чтобы задеть меня.
– Нет, сестра. Прости, что скрыл… И я рад, что он исчез из нашей жизни. И очень надеюсь, что умер, а вместе с ним – и наша тайна.
Аврора завыла.
Ричард далее не стал их слушать. Прошмыгнул к выходу, пока отец и тетка его не заметили. Хорошо, что не зажег огня тут, в доме!
И как бы он не хотел выкинуть из головы едкие слова отца и всхлипы обиды Авроры, они явственно звучали в вечерней тишине.
Бросил. Сбежал. Другие женщины. Другие дети. Он был плохим человеком. Гордиться тут нечем. Весь наш род отравлен. Мы – его потомки. Нам грозит беда… Отныне мы просто Эджиллы… Клянешься? Клянусь. Обдурил тебя… Ты лжешь! Нет. Надеюсь, что он умер…. А с ним… наша тайна.
Его сердце и без того обливалось кровью из-за исчезновения дяди и от извечных ссор, теперь же юноша терзался оттого, что ненароком подслушал… невесть что… нечто, не укладывающиеся в разуме. Он-то считал, что всю жизнь прожил в местечке, где ничегошеньки не происходит, а оказывается страсти так и кипели-бурлили под крышей их дома, а ложь его обвила плющом!
И ведь мать тоже ничего не знала… Ведь не знала же? Так кто кого обдурил? Конечно, отец хочет их защитить… Да, он невзлюбил Эрика, но… Дядя не такой… Он ведь знает его!
“Или нет… Я не знаю по-настоящему никого из них – ни отца, ни Аврору, ни Эрика. И остается надеяться, что Вейа погрузилась в “Сердечное прости”, не последовала за мной, потому что забыла сказать некую глупость или хотела подшутить, но застыла на ступенях и подобно мне вслушивалась в их разговор… Так хочется верить, что она этого не сделала!”
Ричард прошел по двору в фиолетовый сумрак. Дождь давно кончился, но небо затянули черные тучи, обещаясь разразиться бранью не хуже той, что постоянно звучала в их доме.
Только отойдя на достаточное расстояние, он зажег фонарь, не без дрожи в руках, чуть не выронив спичек. После, не оглядываясь, помчался в сторону кромки леса за их скромными угодьями.
Вскоре деревья обступили его со всех сторон.
Глава 4. В ночном лесу
Прохладный ветерок трепал волосы Ричарда. В голове немного прояснилось, до этого в ней эхом раздавались слова отца и тети Авроры, летели вслед за ним, преследовали будто разъяренный осиный рой.
Однако довольно скоро разум начал вытеснять то, во что верилось с трудом, то, чего парень самолично не видел, то, что никто при нем не поминал (исключая подслушанный разговор). Думы о семейных тайнах прошлого схлынули, сменившись переживаниями более насущными, – касательно дяди.
“Эрик так не мог поступить с Вейей! – твердил он. – Просто отцу он никогда не нравился, вот и ляпнул со зла про него разные гадости!”
Юноша остановился и огляделся, прийдя в замешательство, ведь и не заметил, как по вьющейся меж стволов тропе умчался глубоко в лес, где дорожка попросту поворачивала назад. Далее бертлебенцы не хаживали. Ричард едва ли верил россказням про проклятия и чудовищ, но одно дело, когда слушаешь их в светлой таверне, а другое – если припоминаешь жуткие байки, находясь близ непролазной чащи, которая гудит и даже, кажется, шевелится, полнится шорохами, треском, криками ночных птиц.
Он сглотнул, положил пальцы на рукоять кинжала, поднял фонарь повыше и развернулся. Нет, там ему делать нечего. Парень зашагал назад (не на это ли так и намекала петля тропинки?).
Лес начинался в горах Дридвинн и спускался по склонам в долину, правда, тут, в Предгорье, значительно редел. Наконец деревья расступились, поляны стали шире, а чуть ниже, меж стволами, замаячили огни городка. Вот, другой разговор, тут искать травы самое то!
“Что ж, пора браться за дело. Утро вечера мудренее, догадки и метания лучше покамест отложить, чтоб не зазеваться и не споткнуться о корни или хуже – угодить в овраг”.
Ричард сошел с дорожки, теперь ступая по прошлогодней листве – та размокла от дождей и туманов и чавкала под сапогами.
Деревья растопырили кривые ветви точно когтистые лапы. Когда ветер касался их, они протяжно стонали и скрипели, раскачиваясь из стороны в сторону будто живые. Почки едва набухли, но травы пробудились куда раньше, а мазки снега и растительная падаль им ничуть не мешали распустить листья и цветы. Во мраке зеленая поросль казалась сине-фиолетовой, принимая привычный цвет только тогда, когда свет фонаря выхватывал ее из сумрачной иллюзии.
В этой части парень уже хорошо знал все поляны и тропинки, склоны и ямы, бывали они тут более чем часто, так что темень ничуть не пугала и не мешала поискам. К тому же, ветер помог – угнал грозовые тучи на Юг, позволив Клиндору освободиться из их плена и воссиять серо-голубым светом.
“Любое ненастье однажды проходит, стоит лишь чуть подождать. Пусть так станется и с нами”.
Он тотчас отыскал Вороний Глаз – голые и длинные стебли, мелкие листья и синие округлые цветы, расположенные по отдельности, колосом (во тьме они действительно напоминали черный птичий глазок). Но на этом его поручение не заканчивалось, в списке значился еще десяток влюбленных в сумерки растений (и грибов – как бы про этих дружочков не забыть, ведь найти их труднее!). Срезав молодые побеги ножом, ученик-целитель двинулся дальше.
Вечер сменился ночью, сумка пополнилась сырьем. Вот и все. Когда совсем стемнело, а луна скрылась за новой пеленой облаков, Ричард решил передохнуть на прогалине возле реки Луаны, недалеко от хижины, которую они давным-давно построили с Эриком и Вейей. Он бы мог вернуться домой, но по понятным причинам не хотел этого делать, отдавшись на милость одиночества. Сидеть в четырех стенах отсыревшего охотничьего домика – тоже не то, в чем он сейчас нуждался (разве что, в крайнем случае – если начнется дождь). Посему парень развел шипящий костерок, отыскав более или менее сухие ветки, и устроился под открытым небом.
Сегодня ему повезло, он без особого труда нашел все необходимое. Заработал денег, а завтра получит одобрение наставницы. Еще год-два трудов – и скопит на экзаменацию в гильдии аптекарей, а там и устроится в поселении покрупнее (соперничать с Ильдой в Бертлебене он не собирался, как и вечно трудиться в качестве ее подмастерья). Там, в большом городе, начнет практику, сможет обеспечивать себя, родителей и Вейю, поможет кузине разжиться приданным и даже устроить свадьбу. Вот так. Уходить с концами и бросать родных он не собирался.
“Лучше уж учится на чужих ошибках, чем на собственных… Что ж, дядя, урок усвоен”.
Так Ричард и грезил перед огоньком, кутаясь в теплое шерстяное одеяло, покуда им не овладела дрема. Он зевнул и прикрыл глаза.
Но неожиданно раздался хруст, в тишине он прозвучал подобно раскату грома. Сборщик трав вскочил, выхватил кинжал, но так и замер.
Во мраке полыхнуло два сиреневых огонька… А затем он увидал девушку в светлом платье. Она выплыла из мрака и тоже застыла на краю поляны, там, докуда доходил круг света от костра.
Призрак! Или же нет?
Ричард чуть опустил оружие, потер свободной рукой глаза, ущипнул себя за ухо, чтоб отогнать морок.
“Нет, не пропала… Так и стоит на месте”.
Их взоры встретились (“Никаких светящихся глаз… Ух, показалось!”), девушка примирительно выставила руки, что-то прошептала, но тут же пошатнулась, рухнула на землю и более не шевелилась.
– Эй, что с тобой?
Юноша, отринув испуг, кинулся к ней, опустился на колени подле и содрогнулся – ведь на теле девушки нет живого места! – тут и там он различил многочисленные ушибы, ссадины и раны, а некоторые из них – совсем свежие.
Он продолжил осмотр: изможденное тело обволакивала одежда из легкой, почти невесомой ткани – чужеземной работы, не иначе, некогда великолепной и явно дорогой, но ныне много где изорванной и покрытой пятнами запекшейся крови. На поясе у странницы висел меч в красивых ножнах, но никаких иных пожитков при себе она не имела. Кто ж так путешествует?
Он отцепил оружие, приладил ремень на свою талию, поднял незнакомку (она оказалась гораздо тяжелее, чем можно предположить) и понес к небольшому лагерю.
“Где она изранилась? С ней наверняка приключилась беда! Может, повозка сорвалась с горной дороги или еще что? Вот она и шла несколько дней до поселения… Или же бежала от кого-то?”
Он положил девушку на одеяло. Осмотрелся, не появился ли еще кто. Нет, она пришла одна. Что ж, самый момент помочь бедняжке. Остальное – потом! Юноша достал бурдюк с водой, смочил тряпицу, обработал свежие раны. Коснулся горячего лба, немного смущаясь, ведь еще никогда не видал никого прекрасней: стройный гибкий стан, красивое лицо, обрамленное светлым потоком волос…
И тут он понял, что ее красота совсем скоро увянет. Жизнь в ней едва теплилась, вот-вот угаснет… В подтверждение этому по телу и рукам несчастной пробежала дрожь, они стали липкими и холодными, и тут же захрустели кости, все конечности ломали судороги, а изо рта потекла пена.
“Неужели смерть заберет ее?” – Парня охватило отчаяние: Бертлебен слишком далеко, он не успеет донести девушку до лавки Ильды!
– Нет! Не сегодня! – вслух крикнул Ричард, чувствуя пробуждение некой силы. Он готов вступить в схватку с погибелью, чтобы вырвать девушку из ее хладных объятий. – Она должна жить. Я спасу ее! Иначе, получается, зря обучаюсь у Ильды!
Итак, лихорадка, падучая, изнеможение, возможно, отравление… А у него есть все необходимое, чтобы справиться с такими недугами.
“Сперва предположительное отравление… Уголь”. – Он взял давно выгоревшую и остывшую головешку, полил на нее водой, разжевал и… – “Ох, прости, но по иному никак…” – Прижался губами к ее губам и протолкнул смесь ей в рот языком. С черными губами выглядела она жутковато, точно что призрак, поэтому им больше овладел мимолетный испуг, нежели стеснительность.
Но незнакомка не выплюнула пережеванную им древесную гарь, и он принялся поить ее водой.
“Теперь займемся жаром и ломотой”.
Юноша подкинул хворост в огонь, достал из сумки небольшой котелок, выплеснул в него всю оставшуюся воду и принялся готовить целебное варево из растений, собранных для наставницы, зная, – права на ошибку у него нет.
Вскоре отвар закипел. Ричард разбавил его холодной водой, легкий пар с ароматом трав закружил над котелком. Ильда запрещала так поступать, но сейчас нет времени, чтобы дать вареву остыть естественным путем. Теперь же, когда мех опустел, он влил туда лекарство, процедив его через тряпицу. Приподнял девушку за плечи, удерживая голову, и влил в рот не больше глотка жидкости. Она не закашлялась, а проглотила. Так он и поил ее через некоторые промежутки, между тем занимаясь обработкой ран.
Ей стало немного лучше, а жар спадал. Он накрыл себя и ее покрывалом, обнял девушку, прижавшись всем телом, чтобы согреться самому и не дать замерзнуть ей.
Она дышала неглубоко, но ровно, а сердце билось в спокойном ритме (чего не скажешь про него).
“Получилось”.
И теперь уставший, взволнованный, но довольный Ричард соскользнул в сон.
Глава 5. Оковы забвения
“Неужели мне это не привиделось?” – Ричард едва отогнал дремоту, открыл глаза, потер их, но девушка так и лежала подле. Это не сон. Вот же она, прямо перед ним. Ее лицо сохраняло мертвенно-бледный оттенок, но на щеках проступил румянец. Сердце билось, грудь вздымалась и опускалась. Жива!
Он прикоснулся сперва к ее лбу (жара нет), после к руке, легонько потрепал по плечу и позвал несколько раз, но незнакомка в себя так и не пришла.
“Понятно. И что теперь? Не оставишь же ее прямо посреди прогалины? А если снова начнется дождь? – Он огляделся: утро только занималось, низкое солнце пробивалось розоватыми лучами сквозь переплетение ветвей, небо сверкало чистотой, на нем – ни облачка, веселое щебетание ранних птах разносилось окрест. Ну что тут скажешь? – красота! – вчерашнего ненастья будто и не бывало. – Значит, не начнется. Нам же легче!”
Петухи еще не пропели, знаменуя Бертлебену начало погожего и размеренного денька. Обитатели городка покамест спали, досматривая сны (навряд ли кошмарные), которые через несколько мгновений забудутся (или же нет, если в них явилось нечто интересное… хотя куда уж там?). И, конечно, ни с кем ничего этой ночью не случилось, а все самое необычное произошло только с ним.
“Пусть так и останется. Негоже, чтобы хворую странницу нашел кто-то из местных, покуда я побегу к Ильде”. – Парень встал и начал собираться, приладил на пояс меч в ножнах, перекинул мешок через плечо, и поднял незнакомку, решив укрыть ту в хижине.
Будь у него лошадь, он мог бы доставить девушку к наставнице (или хотя бы попытаться) без потери времени, но юного целителя беспокоило ее состояние: а если она не выдержит столь долгого пути, а болезнь вновь возобладает над ней? Явственные признаки давешнего припадка ярко вспыхнули в разуме – разыграйся такой при поездке верхом, можно и из седла вылететь, а коли нет, тогда растревожить раны.
“Оставить в хижине, пойти за целительницей и подлечить ее на месте – вот самое разумное решение”.
Продираясь сквозь колючие кусты, так, чтобы лишний раз не поранить девушку, Ричард двинулся в чащу вдоль мелководного берега Луаны. Шел он осторожно, но быстро, насколько это возможно с его ношей – странница по-прежнему казалась такой тяжелой. Парень мысленно отмахивался, что дело в его собственной тщедушности, хоть он и вечно помогал родителям и таскал на себе всякое-разное сызмальства. Однако девица – не вязанка дров или мешок с репой, тут нужна иная сноровка и, к тому же, деликатное обращение.
Наконец он дошел до покосившейся и разбухшей от сырости хижины: каменное основание простоит еще десятки годков, но вот деревянную часть, однажды данную взаймы, природа возвращала назад – древоточцы изрыли доски лабиринтами ходов, пауки оплели прорехи липкими тенетами, мох и лишайники расползлись по крыше, побеги вьюна, ныне сухие и безжизненные, оплетали строение уже не одно лето. Он и Вейа сюда редкий раз захаживали (например, во время разрешенной охоты по весне или осенью, когда собирали грибы и хворост), но вот до ремонта и облагораживания, увы, руки не дошли… Никто тут ничего не делал с той поры, как уехал Эрик. Но сейчас о дяде племянник старался не думать и оградиться запрудой от паводка воспоминаний, ведь он тут не за этим.
Дверь не поддавалась, сколько не нажимай на нее ногой, поэтому Ричарду пришлось уложить странницу на сухую траву и несколько раз поднажать на доски плечом, после чего и удалось попасть внутрь.
Убранство единственной комнатушки сохранилось лучше, чем могло бы показаться, судя по наружности домика, но пахло прелью и полевками, которые укрылись здесь на зимовье.
Парень устроил ложе из своего покрывала на полу в сухом углу домика и опустил на него девушку, скинул плащ и накрыл ее. Пыльновато, темно и сыро, но всяко лучше открытой поляны, на которую мог заявиться кто угодно.
– Прости за беспорядок, но ничего лучше пока предложить не могу. – С этими словами он отвязал оружие и спрятал его среди залежей старья, очень надеясь, что меч девушке в его отсутствие не понадобится, а если она очухается, то не приставит клинок к его горлу.
Оглянувшись на домик, Ричард помчался в сторону полей, перепрыгивая через поваленные деревья, продираясь сквозь кустарники и сухостой – уже не столь осторожно.
***
Он продолжал бежать, не обращая внимания на боль в ногах и боку, сердце бешено билось, казалось, в грудь впивается нож, но он не останавливался, пока не показался Бертлебен. Только тогда он чуть замедлил шаг, жадно вдыхая прохладный воздух, который будто обжигал легкие.
– Ричард! – Юноша услыхал оклик и нехотя остановился, чтоб поглядеть, кто его звал.
С противоположной от города стороны к нему, чуть прихрамывая, направлялся высокий старик с каштановыми, всклокоченными ветром волосами и такой же, под стать голове, бородой. Звали его Гарретт Грофф. Жил мужчина тут не всегда, а приехал в Бертлебен несколько лет назад (еще при Эрике) из какого-то крупного города в поисках спокойной и размеренной жизни. И, думалось, днесь он и обрел искомое. Как ни странно, своим в доску приезжий стал довольно быстро – будто всегда являлся частью стоячего захолустного мирка, вписавшись в него целиком и полностью. Как-то так же – невзначай – и Ричард с ним познакомился и довольно скоро сдружился.
Грофф ему нравился, тот хорошо относился к ним (Эджиллам) и Вебрандам (Эрик, Аврора и Вейа) и порой помогал им по-соседски – советом или мелким делом. Будь то иные обстоятельства, парень бы с удовольствием с ним побеседовал, но сейчас, когда жизнь найденной им девушки висела на волоске – не до болтовни!
– Здравствуй, Грофф! – крикнул он. Что-то подмывало его рассказать о странной встрече в лесу, но он смолчал. Чем бы старик помог? – советом да и только, ходит он не так скоро из-за увечья, а в лечении смыслит уж точно меньше, чем Ильда. – Прости, но очень спешу! В другой раз свидимся! – И с этими словами парень помчался дальше.
Грофф пожал плечами и проводил юношу – лохматого, перепачканного и оцарапанного, в одной рубахе без плаща – озадаченным взглядом.
До лавки Ильды Ричард добрался быстро, толкнул дверь и влетел внутрь, уже не заботясь о том, чтобы ненароком не уронить чего. Ну и какое-то барахлишко грохнулось.
Из дальней комнаты к нему спешно вышла целительница:
– Ричард… – Она с ужасом взглянула на подмастерье. Лицо и руки парня покрыли ссадины, рубашка порвана и испачкана, на губах – чернота. – С тобой что-то случилось в лесу?! Где твой плащ? Ты не ранен?
– Со мной все в порядке, но кое-что действительно случилось… – выдохнул тот, сгибаясь пополам. – Ильда, мне нужна помощь… Возьми самых лучших лечебных зелий и еще что-нибудь для заживления ран и от лихорадки, чистых бинтов, какую-нибудь дамскую одежду, хм, сорочку, например, еще нам понадобится котелок побольше и еда… – перечислил он.