Книжная жизнь Нины Хилл

Эбби Ваксман

Книжная жизнь Нины Хилл

Посвящается моему отчиму Джону, который поздно появился на вечеринке, но остался, чтобы помочь убраться. Всем сердцем тебя люблю и уважаю.

А также всем библиотекарям и продавцам книг, которые в равной степени заботятся о писателях и читателях и каждый день сводят их вместе. Без вас мир был бы намного более одиноким местом.

Abbi Waxman

THE BOOKISH LIFE OF NINA HILL

© 2019 by Dorset Square LLC

© Берёзко Д., 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Глава 1

в которой мы знакомимся с нашей героиней и узнаем, каковы бывают последствия не самого глубокомысленного отношения

Представьте, что вы – птица. Вы можете быть любой птицей, но те, кто выберет страуса или курицу, рискуют за нами не поспеть. Теперь представьте, что вы бороздите небеса над Лос-Анджелесом, периодически откашливаясь от смога. Под вами поблескивают сияющие потоки машин, а в отдалении виднеется яркое изумрудное пятно, словно зеленая заплатка на сером носке. Приблизившись, вы различаете сетку улиц и старых домов – вы достигли Ларчмонта. Поздравляю, вы узнали секрет, известный даже не всем коренным жителям Лос-Анджелеса. Это такой же район, как и любой другой, только он может похвастаться целым лесом деревьев, растущих вдоль извилистых улочек, которые словно целиком перенеслись из фильмов Капры. Все эти деревья высажены одновременно в 1920-х годах.

Дома здесь большие, но не помпезные, и у них есть дворики, отчего улица кажется шире, чем есть на самом деле. Большинство домов и по сей день выглядят так же, как после постройки, благодаря программе сохранения исторических зданий и общему мнению о том, что район чертовски мил. Деревья разрослись, превратившись в поистине прекрасные образчики своей породы: магнолии наполняют округу сладостным ароматом, кедры усыпают асфальт ковром ржавых иголок, а дубы сделали жизненно необходимыми уборку улиц и правила, регулирующие, на какой стороне парковаться.

Вытянутым сердцем района является бульвар Ларчмонт, где находятся всевозможные кафе, рестораны, бутики, лавчонки ремесленников и один из немногих сохранившихся в Лос-Анджелесе независимых книжных магазинчиков. Здесь и работает Нина Ли Хилл, местная незамужняя девица и героиня не только собственной жизни, но и книги, которую вы держите в своих замечательных руках.

Магазинчик «У рыцаря» существует с 1940 года. Дела его идут с переменным успехом, но все же искренняя любовь к книгам и понимание, чего хотят покупатели, держат его на плаву. Он такой, какими должны быть все хорошие независимые книжные магазинчики: в нем работают люди, которые любят книги, читают их, думают о них и продают их таким же людям. Здесь предусмотрен час чтения для маленьких детей. Проходят презентации авторов. Есть бесплатные закладки. Настоящий рай на земле, если рай для вас пахнет бумагой и типографской краской. Для Нины это так, но в тот момент, когда начинается наша история, она охотно вернулась бы в начало книги, где мы все были птицами, и нагадила бы на голову стоящей напротив нее женщины.

Женщина не сводила с Нины взгляда, который можно было охарактеризовать только как воинственный, под звяканье дорогих, культурно апроприированных украшений из бирюзы.

– Я хочу вернуть деньги. Это очень скучная книга: они все время только сидят и разговаривают, – пожаловалась она. Потом перевела дыхание и нанесла последний сокрушительный удар: – Не понимаю, почему ваш менеджер сказала мне, что это классика.

Нина оглянулась в поисках виновницы, которую звали Лиз Куинн. Она слышала отдаленный шорох шелковой ткани в отделе подростковой литературы, где укрылась Лиз. Трусиха! Нина вдохнула ненависть и выдохнула любовь. Потом улыбнулась посетительнице:

– Вы дочитали ее до конца?

Женщина не улыбнулась ей в ответ:

– Конечно.

Значит, она не из тех, кто бросает на полпути, а из тех, кто жалуется.

– Ну, в таком случае мы не можем вернуть вам деньги, – решительно заявила Нина, чувствуя, как поджались ее пальцы в пушистых носках. Посетительнице, конечно, это не было видно, и Нина всей душой понадеялась, что выглядит спокойно и решительно.

– Почему нет? – удивилась посетительница, которая была невысокой, но на этих словах умудрилась на несколько сантиметров вытянуться. Вот когда пилатес окупился.

Нина не поддалась:

– Потому что мы продали вам книгу, и вы ее прочитали. В этом вся суть работы книжных магазинов. Мне очень жаль, что вам она не понравилась, но мы ничего поделать не можем. Вам совсем не понравилось? Это один из величайших романов всех времен.

Нина подавила желание достать воображаемый бластер и снести женщине башку. Но перед ее глазами все же мелькнула та сцена из «Терминатора-2», в которой серебристая голова робота раскалывается и мотается во все стороны. Лиз все время талдычила, что нужно вести себя с посетителями как можно дружелюбнее, ведь ничто не мешает им купить онлайн любую книгу на планете гораздо быстрее, чем магазин «У рыцаря» сможет ее заказать. От Нины требовалось произвести на них такое приятное впечатление, чтобы им захотелось: 1) оставить в магазине деньги и 2) уделить «Рыцарю» больше времени, чем им пришлось бы потратить в «том другом месте». Владельцы независимых магазинчиков называли его Рекой, чтобы не произносить страшное имя вслух. Но, как часто думала Нина, проблема не исчезнет, если притвориться, что дело всего лишь в южноамериканской реке[1].

Женщина поморщилась.

– Не понимаю, почему героиня только и делает, что сидит и смотрит в окно. Если бы я все свое время лишь сидела и размышляла о жизни, точно не добилась бы такого успеха, – решительно заявила она и взмахнула длинными светлыми волосами, тщательно уложенными в небрежные волны. Тут ей в голову пришел новый довод: – Если мне не нравится еда в ресторане, я же могу отправить ее обратно на кухню и получить назад свои деньги.

– Нет, если вы ее уже съели, нет, – в этом Нина была уверена.

– Можно хотя бы поменять на другую?

Нина покачала головой и даже попыталась выдавить улыбку:

– Нет, но я могу дать вам визитку библиотеки.Там вы совершенно бесплатно возьмете любую книгу, прочитаете ее и вернете. Вообще-то здесь рядом есть целых две в пешей доступности.

Она не сомневалась, что Лиз будет счастлива избавиться от такой покупательницы. Нисколечко не сомневалась.

– Пешей?

– Рядом с обеими есть парковки, – заверила Нина, вздохнула и придвинула книгу обратно к посетительнице. – Это все еще ваше. Может, когда-нибудь попробуете снова. Я перечитывала ее раз двадцать.

Это было сильным преуменьшением, но Нине не хотелось, чтобы у посетительницы окончательно поехала крыша.

Женщина нахмурилась:

– Почему?

Она осмотрела Нину с ног до головы, но в ее взгляде не было недоброжелательности. Скорее, она хотела понять, почему кто-то добровольно сделал нечто столь странное. Нина была в голубом платье под бледно-зеленым винтажным кардиганом с застежкой у горла. Похоже, это привело посетительницу к определенному выводу, потому что ее лицо смягчилось и на нем появилось сочувствующее выражение.

– Наверное, когда у тебя скучная жизнь, приятно читать про других таких же.

Наступив себе на ногу, чтобы не вскипеть, Нина смотрела, как женщина небрежно сует «Гордость и предубеждение» в модную сумочку, сгибая обложку и сминая страницы.

Две минуты спустя Лиз выглянула из-за полки с комиксами:

– Ушла?

Нина кивнула, яростно поправляя стопку закладок в попытке забыть возмутительное обращение с книгой, которое ей только что довелось лицезреть.

– Ты просто подлая трусиха! Не высунешь нос даже для того, чтобы защитить одного из своих самых любимых авторов XIX века. Стыдись!

Лиз пожала плечами.

– Мисс Остин не нуждается в защите. Ты прекрасно справилась, и к тому же мне никогда не забыть длинного разговора с этой самой покупательницей об ЛСД и границах сознания.

Поправив несколько томиков «Девочек на роликах»[2], Лиз решила уточнить ситуацию:

– Я-то спрашивала, как прошел отпуск, но оказалось, что ее планы резко изменились и она попала в путешествие по таким местам, о которых и не подозревала. Там был длинный пассаж о скрытой внутренней красоте йогурта, которую можно увидеть только через призму галлюциногенов. И теперь я никогда в жизни не смогу его есть.

Лиз наклонила голову, чтобы посмотреть на Нину поверх очков. Седина едва коснулась коротких темных волос Лиз, несмотря на все ее многочисленные места работы, города, которые она сменила, и жизни, которые прожила.

Нина тоже посмотрела на нее изучающим взглядом.

– В эту историю почти невозможно поверить.

Лиз повернулась и направилась к отделу прикладной литературы.

– Ну конечно, учитывая, что я все выдумала.

Нина улыбнулась, опустив глаза. Она нигде не чувствовала себя так комфортно, как в своем магазине, с его неистощимыми запасами сарказма и умиротворяющими рядами книжных корешков. Здесь был рай на земле. Если бы только они могли еще избавиться от покупателей и запереть все двери, тогда о большем нельзя было бы и мечтать.

* * *

Единственный ребенок незамужней матери, Нина привыкла к одиночеству. В детстве она видела, что у других есть папы, братья и сестры, и ей казалось, что это здорово, но в целом без лишнего народа лучше. Возможно, здесь я немного кривлю душой: иногда она мечтала, чтобы и у нее была большая семья, особенно когда училась в средней школе. У многих ребят были братья и сестры в старших классах, и их наличие словно придавало им некое защитное сияние, которому она завидовала. Старшие братья и сестры махали младшим на переменах, а иногда даже останавливались поболтать, распространяя на младших частичку своего величия. Потом, когда Нина училась в старшей школе, она слышала и видела, как эти ребята жалуются на младших братьев и сестер, но все равно машут им на переменах и подходят поболтать. Она видела взаимоотношения, совместный адрес и гадала, каково это.

Мать Нины, Кэндис, родила ее после очень короткой связи с каким-то парнем, которого встретила в те странные времена, когда еще не существовало Гугла и приходилось полагаться на то, что человек рассказал вам лично. Нина часто качала головой при мысли о том, как безумно рисковали те представители поколения Х. Они не могли ни заглянуть в электронную базу данных о судимостях, ни проверить в соцсетях наличие у нового ухажера жены и детей, ни пролистать страницу интересующего человека на много месяцев назад, чтобы составить о нем представление. Им приходилось лично разговаривать с полнейшим незнакомцем, о котором у них не было вообще никакой информации. Можно было притворяться совершенно другим человеком при каждой новой встрече, и для этого не нужно было даже заводить фальшивый профиль – какое поле для обмана! В любом случае мама Нины даже не запомнила толком имя того парня и ничуть не переживала по этому поводу. Она была газетным фотографом, путешествовала по миру и заводила любовников, когда те ей подворачивались, безо всяких сложностей и угрызений совести. «Я знаю, что хотела тебя, – говорила она Нине. – Но еще не факт, что захотела бы его».

Поначалу Кэндис брала с собой Нину повсюду, таская ее под мышкой и укладывая на ночь в ящик комода в отеле. Однако спустя год-два Нина подросла, стала сильнее ворочаться, поэтому Кэндис пришлось найти славную квартирку в Лос-Анджелесе, еще более славную няню и оставить Нину саму разбираться со взрослением. Она появлялась раза три-четыре в год с сувенирами и странными сладостями, пахнущая аэропортом. Нина так по-настоящему ее и не узнала, хотя внушительная фигура Кэндис всегда маячила на границе детского воображения. Когда Нина ребенком впервые прочитала «Балетные туфельки», она поняла, что ее мать – двоюродный дедушка Мэттью[3].

Ее няня Луиза была замечательным родителем: веселым, интересным и начитанным, добрым и любящим. Она устроила Нине спокойную благополучную жизнь, а когда та закончила университет, обняла ее на выпускном, всплакнула и вернулась на малую родину в южных штатах, чтобы помочь растить детей собственным уже совсем взрослым дочерям. Отъезд Луизы Нина переживала гораздо тяжелее, чем когда-либо раньше – прощание с матерью. Кэндис начала гонку, но до финишной черты Нину довела Луиза.

По матери Нина скучала гораздо меньше, чем по наличию отца. Она плохо себе представляла, для чего они в целом нужны, но видела, что они стоят у края поля во время школьного футбольного матча или появляются с руками в карманах после уроков. В средней школе они полностью исчезли, а в старшей – возникли снова. Теперь они на машинах забирали дочерей с поздних вечеринок, старательно отводя глаза от девочек-подростков, пахнущих аптечным спреем для тела и щеголяющих внушительными декольте на едва сформировавшихся грудях. Нине они казались загадочными. Приходя в гости к друзьям, она видела их мам (даже становилась с ними подругами), но к окончанию школы так и не поняла, в чем смысл отцов. Они казались приятным дополнением, как бассейн, миленькая собачка или врожденная предрасположенность к чистой коже.

– Так что у тебя там сегодня? – спросила Лиз. – Книжный клуб изысканных леди? Игра в бридж в поддержку трансгендеров? Встреча дьяволиц декупажа?

– Тебе кажется, что ты очень остроумна, – ответила Нина, – но на самом деле ты просто завидуешь, что у меня столько занятий, поддерживающих жизнь моего разума.

– Моему разуму не нужна поддержка, – ответила Лиз. – Наоборот, я принимаю тяжелые наркотики в надежде убить часть мозговых клеток, чтобы сравнять шансы мозга и тела.

На самом деле это относилось и к Нине. Не принятие тяжелых наркотиков, а то, что ее разум не нуждался в поддержке. В детстве ей говорили, что у нее то ли СДВ, то ли СДВГ, то ли какая-то другая аббревиатура, но школьная библиотекарь просто цокнула языком и заявила, что у Нины отлично развито воображение и нельзя требовать, чтобы она ждала, когда остальные ее нагонят. Библиотекарь стала давать Нине художественные книги и энциклопедии для дополнительного чтения. Этот подход, как теперь понимала Нина, не мог считаться полезным с медицинской точки зрения и никак не улучшил ее математические навыки, но благодаря ему она, едва перейдя в старшую школу, стала начитаннее всех, включая учителей. А еще благодаря ему она теперь воспринимала книги как лекарство, убежище и источник всего хорошего на земле. Пока что с ней в жизни не случилось ничего, что могло бы ее переубедить.

Нина посмотрела на начальницу:

– Сегодня у нас квиз.

Она знала, что Лиз хочет присоединиться к ее команде по квизам, но не может набраться энергии, необходимой для полуночных посиделок и еженедельных исследований новых любопытных фактов.

– Разве вас еще не отстранили от участия? Я думала, отстранили, потому что вы все время выигрываете.

– Нас отстранили в одном баре, но существует полно других, где о нас никогда не слышали.

Лиз подняла брови:

– То есть вы квизовые жулики?

Нина пожала плечами:

– Преступная жизнь мечты.

Лиз посмотрела на нее:

– Давай, назови какой-нибудь любопытный факт.

Нина отрицательно покачала головой.

– Ну пожалуйста.

Нина вздохнула:

– Ну, назови хоть, из какой категории.

– Морские обитатели.

– Слишком легко. Осьминог весом 45 килограммов может протиснуться в дырку размером с помидор черри.

– Курт Воннегут.

– Одним из первых в Америке стал продавать «Саабы».

– Юпитер.

– У него самый короткий день из всех планет. Может, хватит?

– У тебя болит голова? Ты видишь ауру предметов?

– Нет, но это предвкушение у тебя на лице убивает весь настрой.

Усмехнувшись, Лиз пошла по своим делам.

– Ты даже не представляешь, насколько забавна эта твоя способность, – бросила она через плечо. – Не забудь завтра одеться посимпатичнее. Должен зайти Мефистофель.

– Хорошо, – Нина, нахмурившись, посмотрела ей вслед, потом попыталась вспомнить, сколько точно длится день на Юпитере. Она ничего не могла с собой поделать, он длится… 9 часов 55 минут. Слава богу. Когда Нина не могла что-то вспомнить, это было для нее пыткой. Как когда чешется нёбо во рту или зудит между пальцами ног от комариного укуса. Приходится лезть туда и чесать, пусть даже место чересчур чувствительное. Лиз думала, что все многочисленные увлечения Нины были для нее способом выйти в свет и пообщаться с людьми, но она ошибалась. Дело было в том, что мозг Нины, не находя себе занятия, слетал с катушек и начинал сводить ее с ума нескончаемым потоком мыслей или навязчивыми вопросами, на которые ей нужно было найти ответ. Квизы, чтение, книжный клуб – все это было лишь средством самообороны.

Глава 2

в которой мы узнаем, что раздражает Нину

Нина шла домой в золотом сиянии, заливающем вечерний район, в тот волшебный час, когда осветители и просто случайные прохожие мечтают о том, как проведут ночь. Люди вокруг гуляли после работы с собаками, говорили по телефону, не обращая внимания на то, как косые лучи солнца отражаются от окон и дверных молотков, и на то, что пастельное небо кажется полупрозрачным, как одежда на завсегдатаях ковровых дорожек. Нина часто думала, что по части архитектуры Лос-Анджелес не слишком красивый город, но несколько раз в день небо делает его прекрасным. Как и подобает Голливуду, осветителем здесь выступает бог.

В этот час медно-рыжие волосы Нины пламенели в солнечном свете. Знай она в ту минуту, как чудесно выглядит, непременно сфотографировала бы себя. Но, к сожалению, она думала только о том, как здорово было бы поесть маринованных огурчиков – порезанных или целиком, и упустила возможность. Она была не из тех женщин, которые обращают на себя внимание на улице. Ее внешностью нужно было проникнуться, а безучастное выражение лица подсказывало, что вам вряд ли дадут шанс это сделать. Маленькая и тоненькая, она походила на олененка, но стоило с ней заговорить, как становилось понятно, что на самом деле это лиса. Как однажды сказала ее хорошая подруга Ли, Нина не была вредной, она лишь называла вещи своими именами.

Нина снимала флигель одного из особняков на Виндзорском бульваре. Это было очаровательное местечко с отдельным входом, никак не сообщающееся с главным зданием. Идеальное жилье для Нины. Владельцы дружили с ее матерью и к тому времени, как Нина окончила университет, чудесным образом завершили ремонт своего флигеля. Они великодушно предложили его Нине в аренду, и та с радостью согласилась.

Кот Фил ждал ее, сидя на калитке. У него была двуцветная коричнево-кремовая шерсть, белые лапки и черный кончик хвоста. Когда калитка открылась, он спрыгнул и побежал вперед нее по лестнице, вздернув хвост, как флажок на детском велосипеде. Нина заметила, что на коврике перед дверью лежит большой, но однозначно мертвый червяк. Кот небрежно стал рядом, как будто говоря: «Ах да, чуть не забыл, я принес тебе червя. Ничего особенного, просто мертвый червяк, которого я убил собственными лапами и принес тебе. Подумал, вдруг тебе захочется немного подкрепиться после работы». (Похоже, он насмотрелся «Винни Пуха».)

Нина наклонилась и погладила его по голове:

– Спасибо, Фил. Замечательный червяк.

Фил потерся об ее ногу, явно пребывая в восторге от самого себя. Может, другие кошки и сидят целый день дома, вылизывая задницы, а он занимался делом.

– Только я приберегу его на потом, если ты не возражаешь.

Фил пожал плечами.

Открыв дверь, Нина вошла в дом, сбросила обувь и украдкой положила червя на кухонную стойку, чтобы выкинуть, когда кот отвернется. Посмотрела на большущие настенные часы: до квиза оставался еще час. Нина поставила чайник: время расслабиться и привести себя в порядок. Она любила свою квартиру, хотя «квартира» – слишком громко сказано. Скорее, это была одна большая комната с ванной и крошечным кухонным уголком, но в ней было вдоволь света и книжных полок, а что, собственно, еще нужно? Большие двойные окна на южной и западной стенах наполняли комнату солнцем и яркими цветами, а книжные полки поднимались от пола до потолка. У окна стояло огромное кресло, в котором Нина могла читать часами, чем она и занималась. Персидский ковер, весь в тиграх и птицах, красных и оранжевых пятнах, был сувениром из какой-то маминой поездки и появился где-то через две недели после того, как она перевезла свои вещи (кровать, кресло, шесть коробок с книгами, кофемашину, котенка и доску для заметок). К нему был прикреплена записка: «Он много лет у меня хранится, подумала, что он может понравиться тебе. Дай знать, если захочешь забрать остальное».

Остальное? Нина сразу же позвонила матери.

– Мам, привет. Ты где? – так звучало ее обычное приветствие.

– В Лондоне, дорогая. А ты?

Мама была австралийкой, но ее акцент с годами смягчился и почти не проявлялся. Иногда она забавно произносила слово «футбол» или называла леденцы «карамельками», но не разгуливала в бушменской шляпе с пробками.

Нина улыбнулась, услышав мамин голос – то, что она лучше всего в ней знала.

– Я в Дубае, мам, на крыше «Бурдж-Халифа».

– Правда? – в голосе мамы послышалось воодушевление. – И как вид?

Нина вздохнула:

– Нет, мам, шучу. Я в Лос-Анджелесе, там же, где ты меня и оставила.

– Ясно, – мама явно была разочарована тем, что Нина не унаследовала ее тяги к странствиям. Она никогда не говорила этого напрямую, но ей и не требовалось.

– Так что с этим ковром? – спросила Нина, тыча в свернутый ковер ногой.

Ей было слышно, как мама прихлебывает чай. Скорее всего, разговаривая с Ниной по телефону, она делала одновременно еще три-четыре дела. Всегда чем-то занята… Разве это весело?

– Помнишь, когда я была беременна тобой, я жила в Лос-Анджелесе?

– Конечно, – как и все люди, Нина знала историю своего происхождения наизусть. Нельзя сказать, чтобы Кэндис была потаскухой, просто ее не интересовали романтические отношения. Много лет назад Нина спросила у нее, почему она не сделала аборт, и мама рассмеялась в своей обычной манере.

– Ну, я подумала, что это будет приключение, и оказалась права.

Слово «приключение» она произносила так же забавно, как «футбол».

– Ковер великолепен. А что там еще?

– По-моему, полно всего. Съезди посмотри, если хочешь.

Кэндис тогда назвала место, где находится склад. Теперь, оглядываясь в своей замечательной квартирке, Нина видела вокруг мебель, на которую, возможно, писалась в детстве. Обитый килимом диванчик, пуфик из Раджастана, который Фил считал своим, и столько произведений из маминой коллекции, сколько она смогла унести. Единственную свободную от книг стену покрывали фотографии: Рут Оркин, Анри Картье-Брессон, Инге Морат, несколько снимков, сделанных самой Ниной, из тех, что ей нравились, журнальные обложки и постеры с изображениями знаменитостей, ее «уголок визуализации», состоящий из календаря и доски для заметок (только не смейтесь, вам самим хотелось бы быть такими же организованными, как Нина), фото мамы и Фила, когда тот был котенком. У стены стояла односпальная кровать «Мальм» из ИКЕА – вместе с комодом той же серии, заметьте. Кстати, множественное число от слова «Мальм» будет просто «Мальм», а не «Мальмы», хотя это и звучит очень вкусно: «Ооо, это у вас шоколадные мальмы?»

Подобрав почту, Нина покормила Фила и налила в бокал вина. Потом подошла к уголку визуализации, остановилась возле него и, нахмурившись, посмотрела на доску для заметок с вдохновляющими картинками, цитатами и лайфхаками, которыми она никогда в действительности не пользовалась. Нине нравилось быть организованной, но она все время чувствовала, что ей есть куда стремиться. Она обожала составлять списки, раскладывать файлы в папки разных цветов и каждое утро ровно полчаса изучала свой органайзер, намечая цели на день и просто размышляя. Разумеется, для этого ей приходилось выделять в утреннем расписании особое время. Но она хотела, чтобы само планирование включало в себя нечто большое. Иногда она составляла списки того, что уже сделала, единственно затем, чтобы все вычеркнуть, и не могла отделаться от мысли, что это глупо, но в то же время удивительно приятно.

Она окончила Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе с дипломом по бесполезному, но интересному предмету (история искусств, спасибо, что спросили) и устроилась на работу в магазин «У рыцаря» на то время, пока выясняет, чем хочет заняться теперь, когда стала взрослой. Следующие несколько лет она провела, взрослея по-настоящему: пережила несколько коротких любовных романов, один подлиннее и снова несколько коротких, попыталась привести себя в форму, прошла через стадию вегетарианства, затем палеолитической диеты, наконец плюнула и начала есть все подряд. Увлекалась йогой, потом гимнастикой, затем смесью йоги с гимнастики, которую она мысленно называла «гогой». Далее – вязанием, декупажем и вечеринками, на которых пьют вино и пишут картины, но так и не избавилась от навязчивого ощущения, что недостаточно себя проявляет. Ведь не может же быть так, что смысл всей ее жизни в том, чтобы прочитать как можно больше книг?