Полная версия
Гарнизон
Дело чуть не подпортил начальник медпункта. Костоправ начал чевой-то плести, мол, медиков-де постоянно отрывают от больных в пользу плаца, политмероприятий… но был своевременно блокирован Килимнюком: «Вы что, товарищ старший лейтенант, на службу жалуетесь?!».
Когда вышли на свежий воздух замполит предложил гостю отведать «наших солдатских щей с кашей», присовокупив, что, «как гласит старая солдатская поговорка – «щи да каша – пища наша», хе-хе.
В столовой их уже ждали, но старательно делали вид, что не ждут.
Килимнюк, войдя, потянул носом, оглядел залитый солнцем зал и к дежурному:
– Вы почему, товарищ лейтенант, мух развели? Кто вам дал право мух разводить? Последний приказ по округу гласит: кругом дизентерия. Вы что, хотите, чтоб весь полк дрыстал?
Рыжий лейтенант смущенно пробормотал, что с мухами борется. Замполит кивнул и чинно провёл гостя к столу. Корреспондент поинтересовался, почему в столовой дежурит офицер, «ведь положено сержанту».
– Ничего, пусть работает. Кормление личного состава – узловой момент. В целях повышения ответственности – пояснил замполит.
Присели. На стол были поданы щи, которые во всех газетах Вооружённых сил привычно проходят как «густые, наваристые». Отведав, газетчик про себя отметил точность эпитетов, а вслух похвалил поваров. Затем была подана каша, которая по тому же реестру числилась как «сытная». Журналист опять подивился точности армейского пера. Подали чай, который – «сладкий, ароматный». Стоит ли говорить, что всё это было съедено с «богатырским аппетитом» или, если любовно, с искоркой юмора – " с треском уплетено за обе щеки».
Килимнюк проводил корреспондента и вернулся в кабинет. Упал в кресло, несколько минут сидел неподвижно. Вид такой, будто паровоз поднимал.
Отдышался. Кажется, всё в порядке. Но успокаиваться рано, его уже «сориентировали»: к концу месяца следует ожидать Члена Военного Совета. С камарильей, естественно, а она весьма прожорлива. Надо готовиться. Килимнюк вздохнул, подошёл к сейфу, достал из недр список гарнизонных проституток (по алфавиту). Сел, положил перед собой и глубоко задумался.
(В окружной газете появится репортаж строк на триста, где подробно и восхищённо будет описан ход занятий по уставам. Журналист спишет методику его проведения с методического пособия, но наполнит материал реальными фамилиями, реакцией обучаемых, приведёт несколько разговоров «по душам». Не будут забыты «заботливые врачи», «густые наваристые щи», «сытная каша», «сладкий ароматный чай» и «какой-то очень простой, свойский, великолепно знающий солдатскую душу трудяга-замполит Василий Егорович Килимнюк». )
***
И всё же довести до конца занятия не удалось: позвонил дежурный по части, спросил, сколько человек осталось в роте.
– 11, – взял трубку Карташов.
– Ага! Записывайте, лейтенант: 2 человека на вещевой склад прапорщику Жучкову, 2 человека – прапорщику Петрищеву на склад боеприпасов, остальных на кухню, картошку чистить: опять картофелечистка сломалась. Срочно!
Карташов проинструктировал и отправил людей. На кухню привёл сам, представил дежурному. Вернулся в казарму, пошатался по ленкомнате, понаблюдал за работой дневальных… Засел в канцелярии, достал боевой устав «Батальон-рота» и углубился в раздел «Наступление в горах». Лейтенант любил горы.
Через час лейтенант решил пройти по объектам, поинтересоваться, как работают люди. Побывал и у прапорщика Жучкова, и у прапорщика Петрищева, и на кухне, везде задавая вопрос: «Ну как тут мои орлы?»
И везде получал ответ:
– Ничего, работают. Да вы не волнуйтесь, товарищ лейтенант.
Карташов вернулся в канцелярию и углубился в главу «Наступление в пустыне». Лейтенант не любил пустыню, но дело надо знать. Через час повторил обход. Вопрос не изменился, ответ тоже. Жара. Возвращаться в расположение не хотелось, идти в обход по третьему кругу явно не имело смысла.
– Володя, – от угла махал рукой лейтенант Мельников, офицер их роты. Вчера познакомились, понравились друг другу. Распили пузырь.
Карташов обрадовался товарищу:
– Серж, ты откуда?
– Тебя ищу. Пошли-ка с глаз долой. Ты что по части шляешься?
– Я не шляюсь…
– Э! Сейчас встретил своего бывшего комроты Сороку. Дурак, сплетник и прохвост. Я от него к Иванову сбежал. Заявляет: «Штой-то ваш новый лейтенант средь бела дня по части шляется, ему што, делать нечего?» Я всё понял и тебя искать.
– Так я ничего н понял. Я же…
– Знаю, ты контролировал личный состав. Только кому это нужно, а вот сейчас Сорока растрещит по части: «Этот новый лейтенант в разгар рабочего дня, руки в брюки, парадным шагом – так и скажет, скотина – разгуливает по части.» Если даже Сорока такое не при замполите ляпнет, всё равно через пять минут донесут. Ярлык готов: «Прислали бездельника». Очень удобно для замполита. При очередном ЧП он в дивизии заплачет: «Кого нам присылают – бездельников. Вот, например, лейтенант Карташов: не успел приехать…» И пошло-поехало… Тут тебе и «полк комплектуют – «бери себе боже, что нам негоже»; тут тебе и «полк ссыльный»… Эх я! Ведь ещё на разводе думал предупредить. Забыл. Пить надо поменьше.
– Ну уж… – засомневался Карташов, – уж больно ты раздул.
– Эх, молодо-зелено, – сокрушённо покачал головой Серж, но Карташов решил доказать, что он тоже «тертый калач»:
– Да начПО ему скажет: «Воспитывайте, товарищ подполковник!».
– Правильно, так и скажет. А тебе от этого легче будет? На разводе командира взвода ПТУРС старшего лейтенанта Сазонова видел? Сколько ему лет?
– Да, обратил внимание: для своего звания староват.
– Где-то за 30, а старлей. Его однокурсники уже майоры. Но суть не в этом. В его аттестации чёрным по белому написано: «Склонен к карьеризму».
Карташов прыснул.
– А чего, спрашивается, смешного? Это же форменное издевательство. Он не дурее нас с тобой. Но, как рассказывают, на заре «карьеры» по пьянке ляпнул: «Вы думаете, господа офицеры, это комбат тот показной учебный бой для командующего организовал? Да он у меня взял карту и всё списал. Фактически я командовал!» И всё. Уже десять лет во всех аттестациях пишут: «Склонен к карьеризму». Тот, кто первый написал, может быть сделал это искренне, а остальные пошли списывать друг у друга.
Однако Карташов воспринял повествование как анекдот из репертуара черного армейского юмора. Он засмеялся, отдавая дань мастерству рассказчика. Мельников веселья не разделил, а выдвинул план спасения:
– Значит так! Иванов вернётся, ему доложишь. Он Сороке глотку заткнёт. Но на Бога надейся… Сейчас, кого ни встретим, всем будем говорить, что ты устраиваешься в общежитие. Парализуем Сороку и всех других возможных сорок. А вообще имей ввиду: сранья показался и был таков, если, конечно, личный состав разобрали. В рабочее время по части передвигайся как в разведке, от укрытия к укрытию, используя складки местности. Или как сейчас, тайными тропами.
Картанов оглянулся: они шли тропинкой между забором и шеренгой тополей. Через дыру оказались на улице.
– А куда идём?
– Пиво пить.
– Как? 12 часов!
– Самое время. Ты посмотри, какая жара.
По дороге Карташов узнал, что каждый батальон имеет свой чапок. Главное, чтоб на отшибе. Командир с замами обычно пьянствует у монастыря, в десяти кэмэ от города. Там весьма уютный чапок, но и мы не лыком шиты. Это 2-й батальон – ха-ха! – собирается в каком-то вонючем гадюшнике.
– А у нас в училище тоже у всех свои места были, – припомнил Карташов.
Так, болтая, лейтенанты прошли окраинными улочками и уткнулись в приземистое здание. По лестнице – вниз. Мельников толкнул дверь, прошёл вперёд, а Карташов ошеломлённо застыл на пороге: офицеры батальона во главе с комбатом Медюшко сидели за сдвинутыми столами. На столах пиво в открытых бутылках, вобла и шелуха от неё, на полу батареи пустых бутылок. Дым коромыслом. Распаренные лица повернулись ко входу:
– А-а! – радостно закричал комбат Медюшко, – понял службу, лейтенант! Давай сюда, мы вас тут уже давно ждём! Штрафную ему!
– Сообразительный, – хихикнул кто-то, – я на третий день понял.
Карташова усадили, поставили стакан, подвинули пиво, рыбу. Массивный как шкаф капитан, НШ батальона Рогуля достал из-под стола початую бутылку водки, налил прибывшим «двойную»: «Давай!». Карташов поднял стакан, окинул взглядом сидящих и «дал». Свободно. Раскованно. Не морщась. Офицеры рассмеялись: «Свой человек!», «В нашем полку прибыло»… Рогуля тут же доразлил бутылку, заменил на новую, продолжив священнодействие, да так ловко, что во всех стаканах оказалось ровно «на два пальца». Эвакуировав бутылку под стол воззвал: «За молодёжь!», и к Карташову потянулись стаканы, приветствия, улыбки. Карташов чокался, кивал, и чувствовал себя равным среди равных, гордым среди гордых, сильным среди сильных. Расправил плечи, украдкой скосил глаза на новенький лейтенантский погон.
Разговор вернулся в общее русло, неспеша опорожнялись бутылки с пивом. Вниманием завладел тонколиций быстроглазый офицер:
– Стою, никого не трогаю. Тут Черник, наш отец родной. Уже мимо прошёл… вдруг резко развернулся и шасть ко мне: «Товарищ лейтенант, а помните, в прошлом отчётном периоде вы опоздали в строй?» У меня шары на лоб. А он: «Неужели не помните? Мы вам на собрании указывали». «Помню, – говорю, – но больше ведь не опаздываю.» «Правильно, – одобряет, – а если опять опоздаете, мы вам опять… укажем!». И ушёл…
– …записать, что провёл индивидуальную беседу с лейтенантом Гордеевым, – продолжил кто-то. Раздались ещё язвительные реплики. Медюшко помрачнел, схватил бутылку, опорожнил на половину и, двинув донышком об стол, пробасил:
– Послал бог замполита…
– Килимнюку стучит… Они два брата-акробата, один хрен, другой лопата… – раздражённые ядовитые словечки с разных сторон подсказали Карташову, что замполит батальона Черник «большой любовью и доверием сослуживцев» не пользуется.
Но Рогуля зорко следил за настроением:
– Господа! Что за тон: на службе о бабах-с, при бабах-с о службе. Анекдотец: встречаются два солдата. Один жалуется: ты знаешь, какой у меня командир дурак. Даёт рубль: «Бегом две бутылки водяры, закусь.» А того не соображает, дурак, что сегодня воскресенье и водку не продают. (Смешки.) Второй солдат: «Это что, вот у меня изверг, в штаб погнал: «Бегом, говорит, узнай, я в штабе или нет. А у самого телефон под рукой.» (Хохот.)
… – Солдат, это такой человек, которому нельзя давать ни спать, ни есть, ни пить. Ото сна он тупеет, от еды борзеет…
… – Через месяц приезжает в свою бывшую часть уже генералом. Из «волги» вышел, величественно огляделся: «Это ж надо, месяца не прошло, как передал полк и вот: до какой степени всё развалили!»…
… – Да-а, Балашов уже в округе. Он едва прибыл, сказал: «В этом полку мне делать нечего, я буду там. Прогибался как осина под ветром. И вот он – там, в штабе округа. Правда, пока шестёркой, но пролезет и на подполковничью.
– Уже пролез. Там вилка: майор-подполковник…
… – Сомов уже генерал?! Помню его – кремень! Ох, дрючил! Ох, дрючил! Ох, дрючил!..
… – В казарму раз заходит, папахой едва поток не скребёт. Во всё лезет: «Товарищ капитан, а почему у вас батареи с этой стороны греют, а с той – нет? А я – чёрт его знаёт!
– И отправили подальше потому что во всё лез…
… – Да мне сам генерал Косоротов сказал: «Плохо, товарищ лейтенант! Отвратительно!»
… – Клянусь, я два часа без конспекта могу говорить о социалистическом соревновании…
… – А командир с замами как раз в сауне парился, там, знаете, у озерка. До Нового года буквально полчаса. Врываюсь: пиво пьют. Ору: «Солдат погиб!». Немая сцена, потом командир как завопит: «Оживить! Немедленно оживить!», слюной брызжит, ногами топает…
Бутылки с пивом опорожнялись и тут же заменялись новыми, офицеры с треском очищали воблу. Рогуля время от времени вскрикивал: «По чуть-чуть!» извлекал из-под стола водку и разливал всем «на два пальца». Карташов почувствовал, что и ему пора рассказать что-то весёлое.
– А я вчера пришёл в парадной форме в штаб части представиться, как положено. Командир ещё не подошёл, стою, жду. В сторонке два капитана, связисты, тоже в парадке. Тут подходит начльник штаба Орлов. (Офицеры сдвинулись: про «Орла» всегда интересно.) И к связистам: «Кто такие?» Ну, один руку к головному убору: «Капитан Мамочкин, прибыл для прохождения дальнейшей службы…» Орёл странно посмотрел и к другому. Тот тоже: «Товарищ подполковник, капитан Лапушкин…". Орёл аж пятнами пошёл и, чуть не плача: «Чёрт знает что! Присылают всяких мамочкиных, лапушкиных… а связи как не было, так и нет!». Махнул рукой и пошёл.
Карташов было хихикнул, но осёкся. Офицеры помрачнели.
– Вот так, – сказал комбат Медюшко, – не успели парни шагу ступить по части, а уже – мнение.
***
Командир 1-й роты, «направляющей роты полка», капитан Иванов с тремя офицерами трясся в кузове ГАЗ-66. Впереди пылил «уазик» командира полка – Черных вёз в поле «командиров и начальников штабов батальонов». Таких в части числилось десять человек, но явились четверо. Из них трое символически представляли означенные должности, натуральный комбат – майор Меркулов.
…После повторного развода Медюшко попросил Иванова: «Петрович, съезди, поприсутствуй. Сил моих больше нет слушать всякую безграмотную чушь, а тебе всё равно скоро в отпуск.»
Отпуск тут был, конечно, не при чём, но они понимали друг друга, и Иванов ответил: «Хорошо. Какая разница, где дурью маяться.» И вот 66-й. Общий трёп, но Иванову не до трёпа.
…Вчера он беседовал с прибывшим в роту лейтенантом. Лейтенант как лейтенант (как он сам семь лет назад): телячий восторг, святая наивность, отличная профессиональная подготовка. (Интересно, каким образом училищам всё ещё удается сохранить себя от распада. Что же будет, когда уйдут последние воспитатели и преподаватели-фронтовики?). Что же останется от лейтенанта, скажем, года через три? (Что осталось от него самого?). Восторг сменится апатией, наивность ожесточением, багаж знаний сведётся к десятку расхожих истин. И ждут лейтенанта три дороги: а)«вперёд и вверх» – «по трупам», как любит выражаться «лучший друг» Алексеев, б) «употребление спиртных напитков», в) «лямка», которую надо «тянуть» до пенсии. Кстати, последнее не так скучно, как кажется. Большинство приспособилось: на службу «ходят», дома «живут», кто собак прогуливает, как Меркулов, кто по чужим жёнам, как Сазонов, кто в меломаны подался, как Федин. Если сегодня Карташова бросить в бой, он станет героем. А через три года? И что вообще случится, когда он поймёт, что цель, которой он решил посвятить себя никому не нужна? Что продвижение по службе абсолютно не зависит от добросовестности и профессионализма, а совеем от других, подловатых качеств. (А что случилось с ним самим?). Карташов умён, имеет убеждения, вдобавок честен. Вот и крышка Карташову: собак прогуливать не станет, «по трупам» не полезет. Что остаётся? (А что остаётся ему, Иванову? Он своё отпил, выбрался из ямы. Куда? Покажите, где свет Божий!)
…Черных, объявив тему занятия – «Мотострелковый полк в обороне», неторопливо, со вкусом, развернул карту на бруствере окопа. И все чинно развернули карты на бруствере окопа. Черных взглянул на часы. И все взглянули на часы. Последовало значительное и торжественное: «Ввожу в тактическую обстановку. (Все навострили уши.) Противник силами 8 МПД, прорвав оборону наших войск на рубеже село Елховка – село Высокое (все уткнули носы в карты), развивает наступление в направлении железнодорожного узла Прохладный. Наш полк занимает оборону с передним краем излучина реки Сок, западные скаты высоты 160 и 3…» Черных живописал «сложную, быстроменяющуюся" обстановку перед фронтом полка: действия тактических воздушных десантов, разведывательно-диверсионных групп, наличие у противника ядерной артиллерии… Иванов слушал, а в мозгу вертелось из «Тёркина»: «На полу у старой хаты сапогом своим чертил наступления и охваты, клинья, фланги, рейды в тыл…»
– Доложите, товарищ старший лейтенант, когда ожидаете противника перед фронтом батальона, – обратился Черных к командиру 8-й роты Капустяну, изображавшему НШ 3-го батальона. Капустян, стрельнув глазами, с ходу выдал:
– Через 4—5 часов! Обосновываю: в условиях прорыва обороны при непрекращающемся сопротивлении наших войск скорость наступающего противника, согласно нормативам, не превышает 4—5 кэмэ в час. До рубежа прорыва по карте 20 километров!
– По каким «нормативам»?
– Ну… так считается…
– Кем «считается»?
– Ну… ва-аще…
– Товарищ майор! Вы согласны с оценкой своего начальника штаба?
– Меркулов с надеждой взглянул на Капустяна, принял положение «смирно» и выпалил:
– Так точно!
– Хм. А вы, товарищ старший лейтенант?
Командир 5-й роты Репин, «выделенный» «пахать» за родного комбата, с ответом не спешил. Сыну боевого генерала, представителю славной офицерской династии не след суетиться. Сейчас он им покажет, кто есть кто. Чтоб не думали, что он получил звание и роту досрочно благодаря отцу. Голову на плечах надо иметь, а не кочан капусты.
– Не согласен, товарищ майор.
– Поясните.
– Когда вы доводили тактическую обстановку, особо подчеркнули активность разведывательных подразделений противника. Их следует ожидать в любой момент, но наиболее вероятное появление перед передним краем через час-полтора после прорыва.
– Вот так, дорогие товарищи, – удовлетворённо мурлыкнул Черных. (Наверняка думают, что он, Черных, «двигает» Репина по протекции папы-генерала. Пусть убедятся: у сынка своя голова на плечах.)
Товарищ майор! – запальчиво воскликнул Капустян, которому давно пора из мнимого начальника штаба вырасти в реального (тем более, должность свободна), – из темы занятий, из тактической обстановки я сделал вывод, что ваш вопрос касается подхода основных сил противника. Разведка ведётся обеими сторонами непрерывно, её всегда надо ждать, это аксиома боевых действий…
«Началось, – с тоской подумал Иванов, – пошли молоть… На занятиях, учениях постоянно разбирались одни и те же «классические» ситуации и решения «исходя из опыта Великой Отечественной войны», отгремевшей сорок лет назад. В различных видах боя таких шаблонных решений насчитывалось не более десятка; не трудно заучить наизусть как «Чуден Днепр при тихой погоде» и бойко чесать на любых занятиях, меняя лишь названия населенных пунктов да номера частей «противника». Уличить в трафарете нельзя: «торжественный комплект» составлен в строгом соответствии с положениями устава. Советского, разумеется. Номера частей всегда реальные, такие части у вероятного противника есть, но их тактика, вооружение, особенности действий в локальных конфликтах и широкомасштабных войнах в частях никогда не разбирались и не изучались. Не говоря уже об особенностях национального военного мышления командного состава, механизма принятия решений… Практически во всех «играх» «восточным» всегда противостояли «западные» хоть и под иностранными номерами, но, по сути, те же «восточные». Дурачить друг друга они могли бесконечно и каждый при этом оставался орлом-победителем. Иванов попытался выяснить насколько «классические» ситуации боевого устава соответствуют практике современных войн. Задача казалась нетрудной: как утверждают замполиты, империалисты после 2-й Мировой войны развязали более 30 войн в различных уголках планеты. Кинулся Иванов изучать литературу и сразу понял: ничего из неё почерпнуть нельзя, кроме политической оценки событий и разоблачения «происков реакционных сил». Пришлось собирать материал по крупицам, благо подоспел солидный труд «Вооружённая борьба народов Африки за свободу» (ужасный дефицит!) … Картина вырисовывалась достаточно отчётливая: не так сегодня воюют, совсем не так как 40 лет назад: высокая мобильность войск, массированное применение авиации, особенно вертолётов… а главное – требуется высочайшая степень взаимодействия между всеми звеньями боевой структуры войск. Здесь залог победы. Взаимодействие – это связь. Связь – позор Советской Армии. Высокая мобильность боевых действий предполагает их огромный пространственный размах, а, значит, предельную концентрацию физических и нервно-психических усилий людей. А люди… Солдат не обучен и физически не развит. Сержант беспомощен. Офицер бесправен. Высокая концентрация огня – возможность не считать боеприпасы – обеспечивается высокой производительностью труда в промышленности. «Хоть здесь у нас вроде порядок: больше всех в мире стали выплавляем,» – подумал Иванов.
… – Так какие силы, по вашему мнению, выделит противник для атаки вашего района обороны? – третий раз допытывался Черных у натурального комбата Меркулова. Казалось, жила на лбу Меркулова сейчас лопнет от напряжения и фонтан горячей меркуловской крови ударит в лицо Черныху, раскрасив его воинственными тонами, как благородный лик предводителя индейцев Чингачгука Большого Змея.
– Полагаю, усиленный полк, – хрипло произнес Меркулов.
– Правильно, товарищ майор! (Всем послышалось: «Слава богу, товарищ майор!») Чем усиленный? – допытывался несостоявшийся вождь краснокожих.
– Да не правильно же! – не выдержал Иванов.– Нет у них полков. У них бригадная система, они бригадами воюют.
– Фу, чёрт! – мгновенно отреагировал Черных, – Действительно, бригады. С вами, товарищ Меркулов, как звать родную мать, забудешь.
– Докладываю, – протянул руку помощи родному комбату Капустян, – следует ожидать потрёпанную при прорыве нашей обороны механизированную бригаду, усиленную танковым батальоном и батареей 105-миллиметровых гаубиц при поддержке звена вертолётов. Вероятный боевой порядок – два эшлона и резерв.
«Чёрт бы его побрал! Слишком умный – больше командира полка знает», – Черных поморщился: – Не вам был задан вопрос, товарищ Капустян. Вы согласны с такой оценкой противника, старший лейтенант Репин?
– Согласен. Но, учитывая, что батальон располагается в полосе главного удара противника, полагаю, что состав бригады 3—4 батальона, а вместо батареи 105-мм гаубиц может быть батарея или даже дивизион 155-мм гаубиц.
– Хорошо. НШ-3! Доложите свои возможности по отражению атаки противника. И что уже сделано.
– Есть! – подпрыгнул «НШ-3», готовый хоть сейчас побежать и водрузить Красный флаг над Пентагоном, – к 10-ти ноль-ноль…
– Прекратите, товарищ старший лейтеант. Вы что, ефрейтор в увольнении? Грамотный офицер никогда не скажет «ноль-ноль». Принято писать «0—0», а произносить «часов»: 10 часов, 0 часов, 12—15 – тут уж без всяких «часов» -«минут». Ясно?
– Так точно, – покраснев, ответил Капустян.
…«И кто меня, дурака, за язык тянул – каялся Иванов, уткнувшись в карту, – сто раз клялся: молчать, ничего не видеть, ничего не слышать. Нет, вылез, идиот… Время надо оседлать. Кто владеет временем, тот владеет жизнью. На кроссе, марше, в карауле я научился сжимать или растягивать время. Но как только дурацкая лекция, дурацкое совещание, дурацкое занятие – время словно останавливается, и не сдвинуть. Легче всего, конечно, прикемарить…»
– Ну а вы, товарищ капитан, что предлагаете в данной, я бы сказал, непростой, обстановке?
– Кто, я?! – вскочил Иванов, поправляя съехавшую на ухо фуражку и мимолётно зыркнув взглядом в карту соседа.
– Нет, я! – ядовито оскалился Черных.
Пауза. Капустян, прикусив кончик языка, раскрашивал «яйца». * Видимо «противник» уже ворвался в район обороны на стыке двух рот.
______________________________________________________*Жарг. – условно обозначенные на картах в виде эллипсов позиции подразделений. Могут быть красного, синего, чёрного цвета.______________________________________________________
Иванов усмехнулся, окинул взором местность и пошёл чесать белым стихом:
– Сосредоточенным огнём всей приданной и поддерживающей артиллерии и штатных огневых средств останавливаю вклинившегося противника на рубеже северные скаты высоты 160 и 2 – отдельное строение южные скаты высоты 118 одновременно в тесном огневом и тактическом взаимодействии с ротами 1-го эшелона провожу решительную контратаку силами второго эшелона…
В принципе наворочено достаточно, но как же не свалять «ваньку» до конца хотя бы в виде компенсации за бездарно растраченное время:
– … стремительно выхожу на фланги и в тыл прорвавшихся подразделений развиваю успех всеми наличными танками и БТР в ходе преследования на плечах противника врываюсь на высоту «Огурец» и заняв оборону по её западным скатам готовлюсь к отражению контратаки…
– Погодите, погодите, – опомнился Черных. Он подозрительно посмотрел на капитана, потом на карту, потом в поле, потом опять на капитана и осторожно заметил:
– Преследовать пока никого не надо. Итак, вернёмся к положению на 12 часов. Ваше решение, майор Меркулов.
– Ну… я вот, как Петрович… капитан Иванов доложил, да!
– А что он доложил?
– Ну, это, – Меркулов расправил плечи, – наношу сокрушительный контрудар…