Человек-радар

– Денег не надо, – заверил я. – Главное, будьте на связи.

Я ободряюще подмигнул девушке и выскочил из квартиры. Женя последовал за мной, на ходу надевая куртку. Мы, словно два мяча, проскакали вниз по лестнице, выбежали под высокий свод крыльца.

– Куда так летим? – поинтересовался Женя.

– Стой на месте!

Я удержал друга, чтобы тот не выскочил из укрытия, а сам выискивал глазами Эльвиру в темноте двора. По-прежнему шел дождь. Я разглядел силуэт подростка, направляющегося к парковке, и уж было шагнул следом, как вдруг она остановилась возле ряда машин. Заработал двигатель, зажглись фары дорогого «мерседеса». Эльвира нырнула на сиденье рядом с водителем.

– Ты ведь хотел поучаствовать в детективной работе, – напомнил я блогеру. – Дай-ка мне ключи от тачки.

– Зачем?

– Намечается слежка.

– Ты хочешь повести мою машину?

– Так точно.

– Она на механике, друже.

Я тихонько выругался. Сам-то езжу на автомате. Последний раз садился за «ручку» лет десять назад, да и то загнал бедный уазик в кювет.

– Значит, тебя ждет мастер-класс по наружному наблюдению.

«Мерседес» тронулся, выкатывая к выезду со двора.

– Бегом! – скомандовал я.

Мы спешно покинули темный подъезд. Женя суетливо и несколько нервозно открыл допотопный БМВ, мы погрузились в салон.

– Мотор не заводи! – сказал я.

Женя держал руку на ключе зажигания. Я следил по зеркалам, как черный седан проплывает позади нас. Когда его передняя часть скрылась из виду, я дал отмашку. Женёк быстро запустил двигатель, сдал назад, развернулся и выехал со двора вслед за мерином, вливаясь в поток машин.

Теперь от объекта слежки нас отделял один автомобиль – идеальный расклад. Упустить трудно, глаза не мозолишь. Я дал Жене несколько советов относительно того, как вести себя в потоке, чтобы не «грохнуть» объект. Хотя при полупустых дорогах в начале девятого вечера такое казалось маловероятным.

Мы ехали в Старый Серпейск – район, который от центральной части города отделяло шоссе. Царство малоэтажных строений прошлого века и кладезь культурного достояния моей маленькой родины. В роли водителя экипажа наружного наблюдения Женя держался уверенно, пусть и немного напряженно.

– Заметил, как девчонка засуетилась, когда мы пришли?! – спросил он.

– Заметил.

– Это ты на нее так подействовал?

– Не знаю.

– Она назвала тебя радаром. Думаешь, у нее тоже способности?

– Просто ляпнула первое, что в голову взбрело.

– Или она тоже телепат.

– Не думаю.

– Да ладно тебе, друже! Ты слышал ее. Она разглядела биолок!

Я промолчал.

Мы свернули на одностороннюю дорогу, удаляясь от суеты центральных улиц. Подъем в горку, спуск вниз, снова подъем – тут всегда кажется, будто колесишь по Сан-Франциско. Покосившийся деревянный забор, темный переулок, недостроенное современное здание.

Между нами и «мерседесом» больше не было других машин, и Женя забеспокоился, что водитель заметит слежку. Я посоветовал товарищу чуть отпустить объект, увеличив дистанцию. Потерять мерин на пустых вечерних улочках с минимальным движением было практически нереально. Тем более что, как оказалось, мы добрались до места назначения.

После очередного перекрестка мерс сбавил скорость и свернул налево, въезжая в ворота частного дома.

– Притормози чуток, – сказал я. – Медленно проезжай мимо, но не задерживайся.

Женя последовал указаниям. Створки ворот начали смыкаться, когда мы поравнялись с ними, но разглядеть водителя «мерседеса» все же удалось. Под затихающий дождь вылез настоящий бугай, одетый в черную кожанку и джинсы. Роста в нем было не меньше двух метров, а размаху плеч позавидовал бы Шварценеггер на пике формы. Лицо не разглядеть, посему я переключил внимание на дом, рядом с которым припарковался седан.

Трехэтажный особняк с эклектичной архитектурой. Высокая крыша соседствовала с открытой верандой на уровне второго этажа. Свет в окнах отсутствовал, тем не менее я успел прочитать вывеску на фасаде здания: «Частная школа „Гретель“». Уже что-то. Есть с чего начать.

Мы проехали дальше по слабоосвещенной улице и остановились неподалеку от городского парка.

– Что теперь? – спросил Женя. – Останемся здесь и будем следить?

– Пока рано. Ты запомнил вывеску на здании?

– Как-то не рассмотрел. А что там?

– Частная школа «Гретель».

– Впервые слышу.

– Я тоже. Сможешь собрать по ней инфу?

Мне показалось, Женёк даже просветлел.

– Зовешь меня в напарники?!

– Прошу раздобыть информацию – ты же главный новостник города.

– А звучит так, словно зовешь в напарники. Заметано, друже! Я соберу разведданные. Еще что-нибудь?

– В какой школе учится сестра Насти?

– Э-э-э… В первой, кажется.

– Знаком с директором?

– А то! Весной я подробно освещал открытие их бассейна.

– Прекрасно. Можешь позвонить ему и договориться о встрече? Хочу побеседовать насчет Эльвиры.

– Да без проблем. Владислав Петрович не откажет. Возможно, удастся и классную руководительницу Эльвиры допросить.

– Провести беседу.

– Что?

– Мы не имеем права никого допрашивать – только проводить беседы.

– Велика разница?

– Да так, в паре бумажек…

– Только одна просьба, друже: беседовать с ними буду я.

Я покосился на товарища.

– Посуди сам! Ты придешь со своей занудной протокольной рожей, они перепугаются, подумают, что у их ученицы проблемы, и замкнутся. Я же все сделаю по уму. Скажу, что подыскиваю способных учеников для статьи о перспективной молодежи города. При таком раскладе они выложат всю подноготную о Бетреддиновой.

Я поразмыслил над услышанным и пришел к выводу, что Жека прав. В конце концов, знакомый блогер, с которым директор уже имел дело, вызовет меньше подозрений, чем частный детектив.

– Добро, давай так. Но и про инфу о «Гретель» не забудь.

– Считай, уже сделано! Куда теперь? Обратно к Настьке?

– Зачем?

– Мы ее некрасиво оставили. Сорвались как чумовые куда-то… Девушка наверняка переживает!

Я хмыкнул.

– Утешать собрался?

– Вот только не надо грязных намеков, – поморщился Женя. – Я в самом деле за нее тревожусь. А тебе разве не нужно задать еще вопросы?

– На сегодня вопросов хватит. Отвези меня к «Стекляшке». Надо забрать машину.

Когда десять минут спустя мы вернулись к кафе, дождь прекратился. Тучи набирались сил перед очередным ночным ливнем. Я вылез из бумера.

– На какое время назначить встречу с директором? – спросил напоследок Женя.

– Часов на одиннадцать. Ко мне приезжай к десяти. Попьем кофе – и в путь.

– Заметано! – живо подмигнул Женёк. – Чувствую, денек завтра будет интересный.

– К Насте поедешь?

– Да нет, наверное… Ты всю охоту отбил.

– Я отбил?

– Ну да. Начал нудеть, и я себя сразу каким-то прохвостом почувствовал…

Я усмехнулся, покачал головой:

– Жень, даже слепоглухонемой не станет воспринимать тебя как прохвоста!

– Попозже ей позвоню. Пожелаю спокойной ночи.

Мы распрощались, и он укатил. Я стоял в свете неоновой вывески, глядя на удаляющийся раритетный БМВ. Я не разделял энтузиазма товарища насчет завтрашнего дня. Гонорар с последнего дела мелкими монетами позвякивал в моих карманах, а работать за спасибо совсем не улыбалось. Но поскольку Пашутина была объектом воздыхания одного из немногих моих приятелей, то брать с нее плату у меня рука не поднимется.

Я чувствовал себя уставшим. Хотелось спать, а нужно еще заскочить в магазин и доползти до кровати.

Полчаса спустя на другом конце города, оставив машину на парковке, я пересекал свой двор с пакетом еды в руках. Пока не начался очередной шквал осадков, из прокуренных квартир выползли местные люмпены. Используя лавочку возле баскетбольной площадки в качестве барной стойки, они расставили пивные бутылки. Кое-кто не брезговал и усесться на влажном дереве.

Размахивая сигаретами, небольшая компашка алконавтов громко материлась. Насколько я понял из обрывков фраз, дискуссия велась на тему «Как государственный режим честной народ притесняет». Посасывая пивко, ребятки жаловались, что водка дорожает, гайки закручивают все сильнее, а жить становится страшнее.

Я почти поравнялся с шайкой хриплоголосых ораторов, как вдруг на них обрушился сноп света. Луч мощнейшего прожектора выщемил горемык из полумрака, на уровне психологии парализуя волю. Я и сам сперва замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, подспудно опасаясь совершить лишнее телодвижение.

Осторожно подняв голову, я всматривался в источник света.

Дирижабль правительства завис прямо над двором. С выключенной внешней иллюминацией он оказался абсолютно невидим на фоне ночного неба. Однако самому оку воздушного стража были заметны любые телодвижения обитателей, в принципе, благополучного района Серпейска.

Я не знал, какой еще техникой были оснащены дирижабли правительства. Никогда не видел, как выглядит форма экипажа. Да и с уверенностью сказать, что воздушное судно управляется людьми, тоже не мог. Оснащение и комплектация патрульных дирижаблей являлись секретной информацией. Посему, наблюдая за скрючившимися в круге света алкашами, я не знал, что случится дальше.

А случилось следующее.

Парни, не сговариваясь, побросали окурки в мокрую траву и подняли руки, демонстрируя пустые ладони.

– Командир, мы ничего не нарушаем! – хрипло прокричал самый говорливый из них. Он щурился, пряча глаза за рукавом куртки. – Курим возле урны, в отведенном месте!

Экипаж дирижабля, если он наличествовал, никак не отреагировал на уверения мужичка. Ни строгого голоса, искаженного динамиком громкоговорителя, ни разряда тока под лопатку. Ничего.

Никто вообще не знал, как действуют дирижабли правительства. По городским порталам бродили лишь непроверенные слухи о чрезмерной жестокости воздушного патруля по отношению к правонарушителям, и потому их образ пугал еще сильнее.

Один из дружков сиплого прошептал что-то ему на ухо. Словно вспомнив о важном, мужик схватил со скамейки бутылку пива.

– А алкоголь у нас в пакетах! Все как положено! Тебе оттуда видно, командир?! – Каждая бутылка была упакована в пакет из коричневой бумаги. – Мы ничего не нарушаем! Ведь так, командир?! Мы же не нарушаем ничего?!

Второй дружбан хриплого тем временем нашептал ему свои мысли на другое ухо.

– Так мы эт самое… Мы ж не шумели! Деткам спать не мешали! Да и расходимся уже!.. Мы расходимся, командир!

Хриплый живо похватал бутылки и выбросил их все в урну.

– Видишь? И после нас тоже порядок! Так мы пошли?!

Дежурный наряд хранил молчание. Я обратил внимание, что стараюсь дышать потише. Казалось, весь двор затаился, боясь попасть под луч прожектора правосудия.

– Мы можем идти, командир?!

Ответа все не было. Пауза затягивалась. Люмпены нервничали, вжимая голову в плечи. Я приготовился к худшему.

Яркий свет погас столь же внезапно, как и вспыхнул. Двор снова погрузился в благостный полумрак. На корпусе дирижабля загорелись редкие опознавательные огоньки, в абсолютной тишине зашуршали лопасти винта. Аппарат начал набирать высоту. Алконавты выдохнули. В молчании, понурив голову, они разошлись – каждый к своему подъезду.

Я стоял один посреди огромного двора. Пакет в руке казался невыносимо тяжелым. Но на душе становилось все легче и легче – я был безумно рад, что не попал под прожектор дирижабля правительства.

Войдя в свою берлогу, я включил свет в прихожей, разулся и прошел на кухню. Аккуратно выглянул в окно. Воздушного судна не видать. Наверняка оно двигалось дальше по маршруту патрулирования. Тем не менее его угнетающее присутствие ощущалось до сих пор.

Я жил в двухкомнатной квартире на окраине города. Публика в наши новостройки заселилась преимущественно цивилизованная, с достатком. Ребята со скамейки у баскетбольной площадки были, можно сказать, исключением. Если хотите затеряться и жить так, чтобы вас не допекали, – селитесь в благопристойные районы. Приличные люди не полезут вам в душу элементарно из опаски обнаружить нечто такое, что пошатнет их стабильный мир. Они не проявят благодушия сверх необходимой меры. Нуждаетесь в одиночестве – живите с цивилизованными людьми.

Я квартировал один, и был вполне доволен таким положением. Семья, домашние хлопоты… Для экстрасенса, зарабатывающего на хлеб своим даром, это непозволительная роскошь. Ничто так не вредит ментальному настрою, необходимому для удачной практики, как бытовуха. Мы часто слышим о том, как тот или иной телепат угадал лишь двадцать карт из сорока. Или не совсем точно определил причину смерти по фотографии. Некорректно предсказал судьбу и так далее. Но вы задумайтесь, насколько это тонкая работа и как сильно она зависит от внутренних переживаний и сиюминутного психологического состояния практика. Попробуй отыщи любимые бабушкины часы, когда голова забита списком из тысячи домашних дел, а жена требует починить на кухне кран!

Одиночество, добровольная изоляция от социума – наш защитный рефлекс. У многих психика ломается под грузом тех знаний, которые мы получаем от… А откуда мы их получаем, собственно?! Этого я не знал. Да и не особо пытался выяснить, если честно. Я делал свое дело – разыскивал пропавших. И пока что успешно справлялся.

Я прошел в большую комнату, зажег свет, включил телевизор. Очередные войны, саммиты, реклама слабительного… Все как обычно. Из зала переместился в помещение, которое у нормальных людей обычно бывает спальней. Я же приспособил его под совсем иные нужды.

Щелкнул выключателем, загорелся приглушенный синий свет. Кварцевая лампа. Идеальный вспомогательный инструмент для погружения в медитативное состояние. Единственное окно было завешено плотной черной тканью. В центре пола – коврик для медитации, в дальнем углу – стеллаж, заваленный огромным количеством свитков карт. Вдоль левой стены рядком стояли семь портретов в однотипных рамках. Все они были написаны Маляром, и на каждом изображен я. Выше висели вымпелы военной разведки и других силовых структур – отечественных и не очень.

Я опустился на коврик и принялся рассматривать картины. Все-таки Маляр был уникальным художником – ни один из портретов не походил на остальные. Мое изображение он окружал неизвестными мне символами, метафоричными узорами.

Одно время я занимался исследованиями различных религиозных и философских концепций и сделал любопытный вывод. Большинство из них, как мне казалось, декларировали одну и ту же доктрину: ответы на все вопросы уже находятся внутри нас. Поэтому я частенько рассматривал свое лицо, запечатленное на портретах Маляра. Быть может, в его чертах что-то зашифровано – некий ключ к пониманию моего дара и предназначения?

Ряд из семи портретов дотянулся до середины стены. Еще для пяти-шести местечко найдется…

Глава 2. Опасность – моя профессия

Как и договорились накануне, Женя прибыл ко мне ровно в десять утра. Я накинул куртку, и мы отправились на дело, по дороге заскочив в кофейню. Попутно блогер поделился сведениями о частной школе «Гретель», какие ему удалось найти в открытом доступе.

Итак, если верить официальному сайту, концепция школы подразумевала синтез собственной учебной программы с базовым средним образованием.

Женя сказал, что ему не удалось отыскать ни методики обучения, ни списков педагогического состава «Гретель», но вот чего хватало в избытке, так это хвалебных отзывов. Молодые мамочки в возрастной категории «чуть за тридцать», помешанные на философии уникальности и всячески критикующие традиционную систему образования, визжали от восторга буквально в каждом комментарии. Они свято верили, что обычные школы – конвейерные цеха, на корню убивающие индивидуальность их деток. И лишь частные учебные заведения, такие как «Гретель», способны взрастить детишек Моцартами и Менделеевыми.

В качестве примера Женя процитировал пару реплик, начинающихся с «Ой, девочки…», и я сразу же попросил его переключиться на информацию об основателях школы.

На официальной странице таковых было указано трое.

Директором числилась Бетреддинова Саяра Ринатовна. С фотографии на меня смотрело худое, смуглое и злое лицо сорокалетней женщины. Зеленые глаза добра не сулили. Официальная биография гласила, что долгое время Саяра Ринатовна проработала сотрудницей Серпейского историко-художественного музея, откуда уволилась около двух лет назад. Судя по данным из соцсетей, в браке не состоит, воспитывает дочь Эльвиру.

Соучредителями «Гретель» значились двое братьев – Борис и Макс Шеллины. Причем младшего звали именно Максом, а не Максимом. На сайте указывалось, что до основания школы они были «искателями сокровищ» – прям так и было написано, но я предположил, что их следовало бы называть черными копателями.

В кофейне Женя дал мне свой айпад, и я пробежался по подборке их фотографий из соцсетей. Внешность Шеллины имели, прямо скажем, специфическую.

Первое, что бросалось в глаза при взгляде на Бориса, – огромная нижняя челюсть. К тому же он обладал внушительной комплекцией боксера-супертяжеловеса. Я почти не сомневался, что вчера Эльвиру на «мерседесе» подвозил именно Борис. На каждом снимке кожа его грубого лица была настолько бледной, словно он слил литр-другой кровушки. Чудовище Франкенштейна, не иначе.

Второй из братьев внешность имел совершенно противоположную. Вытянутый, жилистый, узкоплечий, с треугольным лицом, заостренным носом и напряженными глазами-бусинками. Лично у меня возникла лишь одна ассоциация: «шнырь». Злюка, угрюмый костолом и шнырь. Компания, открывшая учебное заведение для подростков, доверия не вызывала…

Владислав Петрович Блохин, директор Серпейской СОШ № 1, оказался высоким, полноватым мужчиной средних лет, с густой серебристой шевелюрой. Он носил костюм-тройку с красным галстуком, а его широкое лицо светилось дружелюбием.

Поздоровавшись, мы с Женей опустились в кресла. Блохин остался стоять, без удовольствия цедя из прозрачного шейкера какую-то зеленую муть.

– Господи, ну и отрава! – морщась, заключил он. – Жена подсела на правильное питание, ну и меня за собой потянула. Следит за моим весом и давлением. Да я быстрей от ее снадобий к праотцам отправлюсь!

Он сел за стол, шейкер убрал куда-то под ноги, приветливо улыбнулся.

– Итак, молодежь, чем могу?

– Перспективные ученики, – напомнил Женя.

– Ах да! Ты ж вчера просил… Юные дарования для твоей статьи, верно?

– Да. Только нас интересует вполне конкретная ученица.

– Имя, фамилия?

– Эльвира Бетреддинова.

– А-а-а… Саяркина дочь, что ли?

Мы с Женей переглянулись.

– Она на слуху? – спросил блогер.

– Саяра-то? Еще на каком! Знатная выскочка. По-моему, в городской администрации от нее уже вешаются. Вы же в курсе, что у Бетреддиновой своя школа профильного образования?

– Слыхали.

– Название еще странное…

– «Гретель».

– Да, «Гретель». Так вот Саяра со своей богадельней носится, как заведенная. Всюду продвигает вывеску, пытается участвовать в региональных инициативах в одном ряду с муниципалами. Хотя специфика у нее совсем иная! Так что куда лезет – я не понимаю. Только, Жень, это не для печати!

– Разумеется.

Директор снял трубку одного из телефонов.

– Зиночка, подскажи, Алла Михайловна в учительской? Попроси ее ко мне подняться… Да, сейчас.

– Не в восторге от «Гретель»? – спросил я.

– А чем там восторгаться? Тем, что она, по сути, продает воздух?! Или «идет в ногу со временем»? Дескать, современное образование зашло в тупик, изжило себя; необходимы инновационные подходы к методике преподавания, иначе наши детишки станут неконкурентоспособными на мировой арене. Подобные высказывания звучат на каждом шагу, а Саяра подхватила тренд. Ладно еще ее шарашка хотя бы факультативного профиля – дети ходят туда после основных занятий в нормальных школах. Но ведь появляются и те, что предлагают себя вместо общеобразовательных учреждений! Индивидуальный подход к ребенку и прочая бредятина! И многие ведутся! – Он указал на нас пальцем. – Ваше поколение ведется, молодежь!

Видимо, Женя решил не развивать эту тему, потому что спросил о другом:

– Какие именно образовательные услуги предлагает Саяра своим ученикам, вы не знаете?

Но Блохина уже понесло, и сходить с выбранного им самим курса он не собирался.

– Да что она может предложить вообще?! Ты знаешь, Женя, кем она работала до того, как влезть во все это?! В краеведческом нашем музее! Пыль с картин сдувала! А теперь она, видите ли, директор частной школы! Без навыков, без профильного образования!

Он вдруг закашлялся. Хрипотца выдала в нем курильщика со стажем. Блохин ловко поднырнул под стол, вытащил прозрачный шейкер, хряпнул зеленой бурды. Все отвращение Вселенной отразилось на его покрасневшем лице.

Загудел селектор.

– Что?.. – квакнул Блохин.

– К вам Алла Михайловна, – ответил динамик.

– Пусть заходит.

Директор снова заныкал шейкер под стол, а в кабинет зашла миниатюрная женщина в строгом коричневом платье.

– Знакомьтесь, молодежь. Алла Михайловна, классный руководитель Эльвиры Бетреддиновой. Алла Михайловна, эти двое славных ребят – городские журналисты, пишущие добротную статью о наших учениках. В особенности их интересует ваша подопечная.

Глаза педагога дернулись из стороны в сторону. Ее явно не обрадовала перспектива общаться с нами.

– Вас интересует Эльвира?

Я решил не жевать сопли и сразу пошел в бой:

– Как бы вы ее охарактеризовали?

– Говори без обиняков, Алл, – прогремел Блохин. – Это наши люди.

Особого впечатления слова директора на педагога не произвели.

– Эльвира – самая способная ученица в классе, – спокойно сказала женщина. – Она – прирожденный лидер. К ней тянутся и мальчики, и девочки.

– Поведение не хромает? – спросил я.

– Вас интересует, не бьет ли она окна в школе и не хамит ли учителям?

– Вроде того.

– Эльвира – дисциплинированный ребенок. Частенько она сама урезонивает раздухарившихся шалопаев.

– На переменах чаще ходит одна или с кем-то из друзей?

– Всегда в компании. Она постоянно окружена людьми, причем не только сверстниками, но и ребятами на год, на два постарше.

– А у вас не возникало впечатления, что Эльвира сколачивает некий клуб по интересам?

– Клуб по интересам?

– Скажем, подобие коллектива, в котором она не только была бы лидером, но и раздавала бы различные поручения вне стен школы.

Женщина усмехнулась.

– Я не совсем поняла, что вы хотите услышать. Знаю только, что многие ее друзья записались на факультативные занятия в частную школу ее матери. Только в моем классе трое учеников посещают «Гретель».

– Возможно ли, что Эльвира побудила их к этому?

– Кто же еще, как не она, но что в этом плохого? Детишки не снуют по подворотням, не водятся с сомнительными личностями, не просиживают за компьютером. Они получают дополнительные знания и умения в свое личное время. Подобное можно только поощрять.

– Да, но получается, она действует в интересах бизнеса своей матери.

Алла Михайловна скупо улыбнулась.

– Вы точно журналист?

– Молодежь, вас повело куда-то не туда, – вмешался Блохин. – Я думал, мы поговорим об успехах наших учеников, а вы как будто бы пытаетесь вскрыть террористическую ячейку.

– Мой коллега раньше работал в криминальной хронике, – пошутил Женёк. – Профдеформация.

– Оно и видно, – мрачно согласился Владислав Петрович.

– Алла Михайловна, понимаете, – обратился к учительнице блогер, – в нашей статье мы собираемся показать учеников под нетривиальным углом. В срезе их лидерских качеств, так сказать. Попытаться проанализировать, насколько перспективным в подобном плане окажется подрастающее поколение…

Женёк врубил режим сладкоголосого дьявола. Он обладал завидным красноречием, и я с легкостью отдал инициативу в его руки. Углубившись в размышления, я вяло прислушивался к ничего не значащим вопросам Жени и формальным ответам Аллы Михайловны. В принципе, ему удалось создать впечатление, что мы и впрямь готовим статью на обозначенную тему, и успокоить назревавшие подозрения относительно нашего визита.

Отняв у Блохина и Аллы Михайловны еще минут пять-шесть, мы раскланялись, поблагодарив за содействие, вышли на улицу, под хмурое небо, и двинулись к припаркованной возле забора машине.

– Итак, что мы узнали? – вслух размышлял Женя.

– Что мы молодежь.

– Тебя это тоже покоробило?

– Захотелось выкинуть его шейкер в окно.

– Как думаешь, что за бодягу он пил?

– Сопли жены. Пастеризованные.

Женя поморщился.

– Твои армейские шутки…

– Еще он на дух не переносит Саяру Бетреддинову, а классная руководительница просто в восторге от ее дочери.

– Заметь, она особенно отметила, что Эльвира имеет влияние на свое окружение. Может, это ее способность?