Волчьи гонки

– Сколько можно тут торчать?! – не выдержал Мазун. – Он находится тут на работе. Мы же не попадем к нему в кабинет или в зал пленарных заседаний!

– Нам это и не нужно, – парировал Веригин. – Наша задача проследить за его связями вовне парламента.

– Ну, если за половыми связями, то тут уж куда ни шло!.. – ухмыльнулся Мазун. – А так скукотища страшная!

– Работа есть работа, – только и ответил Веригин.

– Вот именно – работа! От такой работы мухи сами дохнут или их прихлопнут рано или поздно, – заметил Мазун.

– Мы сами выбрали эту стезю, – ответил Веригин.

– У меня не было выбора, а вот тебя, Веригин, я не понимаю!

– Что ты имеешь в виду, Богдан?

– Ведь я из глубокой провинции, а ты – москвич.

– Ну и что? – спросил Веригин. – В нашей стране у всех равные возможности.

– Конечно, равные, – криво усмехнулся Мазун. – Только надо для начала получить эти возможности, которые вроде бы предоставляются всем. А потом и реализовать их.

– И в чем же проблема? Сам же говоришь, что все равны в выборе и возможности его реализации, – сказал Веригин, стремясь убедить напарника в своей правоте.

– Начнем с тебя, – словно не слыша Веригина, продолжил свою мысль Мазун. – Ты родился и вырос в Москве, окончил Московский государственный институт международных отношений.

– Все так. Я москвич в третьем поколении.

– Во-во! Ты житель Москвы. А я – во всех поколениях сельский житель. Из села Овидное Ужгородской области. Я не говорю о том, что у нас там удобства во дворе и так далее. Школы послабее, денег в семье кот наплакал. Тут уж о репетиторах перед поступлением в вуз говорить не приходится.

– Я тоже не использовал репетиторов. Сам готовился с утра до ночи два года до институтских экзаменов. Иногда голова так кружилась от переутомления, что чуть было не падал в обморок.

– Но все же поступил в такой престижный институт, как МГИМО, – заметил Мазун. – После этого вуза для тебя были открыты все дороги: в МИД, во Внешторг, в ТАСС или на худой конец в другое агентство – АПН. Это все – выездные организации. А ты пошел в разведку!

– Это был мой сознательный выбор! – нисколько не кривя душой заявил Веригин. – Я посчитал, что на этом поприще буду максимально полезен стране.

– В сельской школе я занимался на полную катушку, – с удовлетворением вспоминал Богдан. – И дома просиживал над учебниками допоздна. Учился только на отлично и хорошо. Особенно мне нравилась химия.

– Ты же закончил химико-технологический в Москве, если не ошибаюсь, – вспомнил Юрий.

– Не ошибаешься, не ошибаешься. Такие, как ты, почти никогда не ошибаются.

– Ну, ты слишком меня переоцениваешь! – для вида возмутился Веригин.

– Ты далеко пойдешь, если полиция не остановит! – Богдан процитировал поговорку «далеко пойдет, если милиция не остановит», лишь заменив «милицию» на «полицию», подразумевая, видимо, японскую.

– Твоими бы устами, да мед пить! – примирительно сказал Юрий.

– А если вернуться к моему случаю, к моей судьбе, то тут другой расклад, – со значением произнес Мазун. – Меня ждал другой путь.

– И в чем же он выражался? Мы оба закончили вузы, оба в итоге оказались в конторе.

– Сначала мне нужно было осесть в Москве, – продолжил Мазун. – Пришлось жениться по молодости на москвичке, чтобы получить московскую прописку.

– Ты что, Богдан, разве не любишь Маргариту?! Женился на ней ради прописки?

– Да нет, я люблю ее, но прописка тоже имела значение. И в общаге надоело кантоваться. К тому же она из семьи управляющего строительным трестом, тогда это для меня казалось верхом достижения.

– Чьего достижения? Ее семьи или твоего достижения?

– И ее, и соответственно моего, – пояснил Мазун. – Но теперь, если посмотреть с высоты, так сказать, прошлых лет и нашего с тобой рода деятельности, управляющий трестом – это так, ничего особенного. Для серьезной карьеры проку от него мало.

– Но ты же сам пошел в КГБ! Сам выбрал этот путь! – воскликнул Веригин.

– Пошел сам. Это точно, – отозвался Мазун. – Я был комсомольским активистом, имелось на выбор два варианта: в милицию или в комитет. Я выбрал по комсомольской разнарядке второй более перспективный вариант.

– А твоя профессия химика? – с некоторым удивлением спросил Веригин.

– Что химик? В лучшем случае пахал бы младшим научным сотрудником в НИИ или же инженером на заводе. Зарплата и там, и там, сам знаешь, какая!..

– Молодой специалист везде сначала получает немного, но у него все впереди.

– Впереди, сзади… Это еще бабушка надвое сказала. А в КГБ я сразу получил жалованье в полтора раза больше, чем на гражданке. Правда, если до конца быть откровенным, – подался лицом к Веригину Мазун, – ты сам знаешь, что у нас здесь, конечно, хорошие деньги, но все же не такие солидные, как, например, у наших американских коллег.

– А ты откуда знаешь? – опешил Веригин. – Они тоже служащие государственного учреждения, а не владельцы фирм или банков.

– Не волнуйся, друг, я ничего толком не знаю о размере их заработка, – спокойно сказал Мазун. – Но догадываюсь, что у них он значительно больше, чем у нас. Во всех сферах у них показатели выше. Вот и все.

– Для меня деньги, безусловно, имеют определенное значение, – ответил соседу по автомобилю Веригин. – Но главное все же – долг перед Родиной. Я, как это ни звучит вычурно, патриот своей страны и готов ради нее на все!

– Я тоже готов служить, не щадя живота своего, – сказал Мазун. – Ты не бери в голову, что я тебе наговорил тут. Нервы, сам понимаешь…

– Хочу закончить свою мысль, – пояснил Веригин. – Я рассматриваю нашу с тобой работу как крошечный вклад в пользу нашей страны в противостоянии с потенциальным противником. Помню, как наш профессор в институте, – а преподавание у него было вторым амплуа, основная функция – заместитель министра иностранных дел, – говорил нам на семинаре, что в любом месте на планете, в любой международной ситуации сходятся интересы и противоречия двух мировых держав – Советского Союза и США. И здесь, в Токио, я тоже отстаиваю интересы нашей страны, хотя я всего лишь молекула в нашем общем организме.

Разговор Веригина и Мазуна, который по такой открытости случается не каждый день, а может быть, раз в жизни, прервал выезд с территории парламента автомобиля с нужными им номерами. Они последовали за машиной парламентария до его дома, где простояли до позднего вечера. Депутат так больше и не поехал никуда. Слежка не дала никаких результатов на этот раз. Но не всегда, а вернее, редко удается снять сливки. Постоянный рацион – молоко, а что-то другое, с большим процентом жирности, попадается не так уж часто.

* * *

Веригин вечером вышел из жилого дома «Дайканъяма апартментс» в Дайканъяме и направился в ближайший крупный супермаркет за продуктами. В руке у него был бумажный пакет с ручками с фирменной надписью «Исетан» с чем-то мягким внутри.

В супермаркете Юрий положил свой пакет с вещами в ячейку под номером 47, закрыл ее и сунул ключ в карман брюк. Рабочий день закончился, и он был одет помимо неказистых брюк и тенниски в легкую куртку темного цвета.

Тележку не стал брать, а ограничился металлической корзиной для покупок. Их список он проверил по бумажке. Не так много на сей раз!..

Продуктов предстояло купить всего несколько наименований, но Веригин тщательно рассматривал необходимые товары на разных полках. Кофе в стеклянных банках, рис в килограммовых пакетах, почищенную и готовую к использованию морковь в небольших поддонах, накрытых прозрачной пленкой… Потом Веригин взял из ячейки свою сумку, зашел в туалет и занял кабинку.

…Было около 22.00, темнота уже полностью захватила осенний Токио. Автомобилей и прохожих на проспектах и улицах японской столицы – пруд пруди. Такое столпотворение будет еще несколько часов, только под утро поток автомашин почти иссякнет, хотя совсем без машин центральные районы города не остаются никогда.

На проспекте Аояма-дори автомобили, как обычно, неслись плотными стадами. Тротуары заполнены токийцами, спешившими в увеселительные заведения, и теми, кто возвращался домой, припозднившись на работе.

А вот около кладбища Аояма-боти, расположенного хотя и в этом центральном районе Аояма, но все же несколько в стороне от главных улиц, было немноголюдно. Одна из оказавшихся здесь довольно редких прохожих – молодая высокая женщина в юбке, блузке и жилете, в туфлях на низких каблуках. Распущенные волосы почти доходили до плеч. В руке – бумажный пакет, на котором под уличным электрическим фонарем можно различить надпись «Исетан».

Женщина свернула в ворота Аояма-боти и засеменила по центральной аллее вглубь кладбища. На одной из отдаленных аллей одиноко притулился автомобиль среднего размера. Женщина юркнула в эту машину.

Кладбище Аояма-боти нередко служит пристанищем для любовников, прибывающих туда в ночное время на автомашинах. Парочки устраиваются на заднем сиденье и предаются любовным утехам. Зачем тратить деньги на love hotel, когда можно заняться любовью в автомобиле, хоть и на кладбище!.. Духи простят.

И эта женщина, видно, прибыла на свидание с возлюбленным. Что они делали внутри машины – ведомо только им двоим…

Даже если кто-то наблюдал в бинокль ночного видения за тем, что творится в салоне автомобиля, мог видеть лишь парочку, лежавшую на заднем сиденье. Женщина внизу, мужчина – сверху на ней, но оба – неподвижны. Если бы бинокль был особой мощности, то можно было бы разглядеть надпись на форменной куртке мужчины с названием компании «Yamazaki».

Но и в бинокль никто не смог бы узреть, как женщина приняла от мужчины микропленку. В свою очередь, она положила на коврик у водительского сиденья плотный конверт.

Женщина вскоре покинула автомобиль «возлюбленного» и направилась на выход с кладбища. Потом она вышла на Аояма-дори, дождалась автобуса и доехала до станции Сибуя. На вокзале городской железной дороги она вошла в туалет.

Через три минуты из женского туалета быстро вышел мужчина в брюках, тенниске и легкой куртке темного цвета. В руках у него был фирменный пакет с надписью «Исетан».

* * *

Веригин и Мазун продолжали наблюдение за парламентарием.

В один из вечеров рабочей недели он не поехал сразу домой, а отправился в квартал Акасака. Там его депутатская машина свернула в переулок, где находился дорогой ресторан с гейшами. Они не проститутки, буквальный перевод «гейша» – человек искусства. В их задачу входит развлекать гостя разговорами на различные темы, в том числе о культуре и искусстве, станцевать национальный танец. Ну, а уж отправится ли она потом с клиентом в другое место для оказания ему интимных услуг – это уже ее личное дело!

К ресторану подъехал еще один представительский автомобиль. Из него вышел довольно высокий для японца господин. Веригин сфотографировал фотоаппаратом с оптическим объективом этого гостя и номер его машины.

Внутрь ресторана Веригин и Мазун, конечно же, не вошли, а дожидались объектов снаружи. Через пару часов парламентарий и его партнер по ужину вышли из ресторана. Их лица были раскрасневшимися и лоснящимися от легкого пота. Японцу обычно достаточно выпить две-три бутылки пива или несколько порций виски на дне стакана, и они уже здорово навеселе. Вместе с ними из ресторана к машинам засеменили две японки в кимоно. Парочки уселись каждая в свою машину. Веригин успел снять этих женщин, в том числе лица, крупным планом, настроив оптику.

Автомобили депутата и его сотоварища поехали в обратном направлении, но не к парламенту, а к отелю «Окура». Этот дорогой отель круглой формы располагается на возвышенности в центре города. Парламентарий и его наперсник в сопровождении женщин вошли в фешенебельный отель. Они снимут номера на несколько часов. Возможно, депутат арендовал там номер на весь год. Для деловых конфиденциальных переговоров и встреч иного характера, как в этот день.

Через полтора часа парламентарий и его партнер по сегодняшнему вечеру вышли из отеля и пошли к своим автомобилям. Остановившись перед машинами, они поклонились друг другу в знак прощания и уселись в авто. Поклоны не были очень низкими, наклон примерно на один и тот же градус, что свидетельствовало о равном статусе обменивавшихся поклонами господ. Если бы один из них был ниже другого по своему социальному положению, то поклон был бы ниже.

Веригин и Мазун сопровождали депутата на некотором отдалении до дома. Когда он высадился около своего жилища, было уже за полночь.

В ближайшее воскресенье Юрий и Богдан довели депутата от его дома до загородного гольф-клуба. В этом элитном клубе проводили драгоценное свободное время политики, крупные предприниматели, звезды шоу-бизнеса. Нередко бизнесмены приглашали за свой счет политиков поиграть в гольф и затем отобедать в ресторане.

Связи политиков и высокопоставленных чиновников с лидерами делового мира носили не только глубинный характер. Они были устремлены потенциально и в будущее. После отставки высокопоставленные лица переходили на работу членами совета директоров или даже вице-президентами в те корпорации, которым они оказывали покровительство в период государственной службы. Таких людей именуют в Японии «амакудари» – буквально «спустившиеся с небес».

На сей раз депутат встретился с другим солидным мужчиной, не с тем, с кем ужинал в ресторане и затем побывал с женщинами в отеле «Окура». Кто был этот господин – Веригин и Мазун не знали. Но это и не входило в их задание. Им нужно было лишь сфотографировать очередного партнера парламентария и номер его автомашины. Остальное – за резидентурой. То ли это были деловые партнеры «слуги народа», то ли просто друзья? Возможно, кредиторы или же подручные по выполнению какой-то не афишируемой миссии?

На следующей неделе депутат вновь побывал вечером в ресторане в переулке в квартале Акасака, а затем вместе с той же самой гейшей в кимоно, что и несколькими днями ранее, отправился в отель «Окура». Там он пробыл несколько часов. Видимо, его связывали в этой женщиной не только секс, но и какие-то доверительные отношения. Он мог побеседовать с ней на различные интересующие его темы, излить ей душу.

На другой день Веригин и Мазун представили заместителю резидента отчет по результатам наблюдения за парламентарием. Они выложили снимки, сделанные в ходе операции.

– Продолжить наблюдение для выявления его других контактов? – спросил Веригин Октябрия Ильича.

– Не спишите, Веригин! – одернул его зам резака. – Сначала нужно изучить уже полученные данные.

– Так мы нарыли что-то полезное? – встрял в разговор Мазун.

– Ты не лезь поперек батьки! – осадил Богдана старый служака, не хватавший звезд с неба, но все же дослужившийся до заместителя резидента в одной из ведущих стран мира. – Если понадобится, мы сообщим вам о дальнейших действиях по данному объекту.

– Все понятно, товарищ полковник! – отчеканил Веригин.

– Благодарю за службу! – подвел итог операции заместитель резидента.

– Служу Советскому Союзу! – одновременно громко проговорили оба офицера, вскочив со своих мест и вытянув руки по швам.

– Свободны! Идите к себе! Скоро будет новое задание, – завершил разговор с подчиненными зам резака.

* * *

Новое задание на заставило себя ждать.

Вместе с несколькими другими оперативниками Веригин и Мазун должны были обеспечить безопасность выхода их товарища по резидентуре на его контакта. На встречу предстояло выйти оперативнику, работавшему под прикрытием корреспондента информационного агентства в Токио. Ведь журналисту сподручнее связываться с местными политиками или бизнесменами для беседы по сравнению с дипломатом. На то он и журналист, чтобы искать встречи с интересующими его людьми в стране пребывания. А дипломат – это уже другой разговор. Работник посольства обязан через МИД запросить встречу с тем или иным деятелем.

Но тут просматривалась и вторая сторона медали. А вернее – таилась подлинная опасность. Если кадровому разведчику, работающему в буквальном смысле под крышей посольства, при неудачном исходе операции грозила высылка из страны, то оперативника, не имеющего дипломатического иммунитета, в случае провала ждали куда более серьезные, даже трагические, испытания. Ему маячил арест.

Арест мог завершиться тюремным заключением. Но даже если бы удалось избежать тюрьмы за счет авторитета и мощи государства, гражданином которого является арестованный, то все равно пришлось бы в срочном порядке вернуться на родину. Там ждала бы работа в каком-нибудь аналитическом подразделении или даже в учебном заведении. На оперативную работу если и был шанс вернуться, то очень нескоро. Естественно, в другую страну, а то и на другой континент. Провал оперативника означал не только рубец на сердце, но и прореху в карьере. Однако тут уже ничего нельзя было поделать…

Корреспондент информагентства редко бывал в советском посольстве. В резидентуре он еще реже появлялся. Видимо, он был тем разведчиком, которому доверена особо важная миссия.

Такой разведчик мог проработать в стране пребывания три-четыре года, прикидываясь «чистым». Он не выполнял никаких заданий помимо своей официальной работы. Не участвовал даже в совещаниях в резидентуре и не общался с настоящими коллегами в свободное время.

Между тем, за весь период длительной командировки он мог провести одну операцию, максимум две. По завершении командировки возвращался на родину по-прежнему незасвеченным.

Но эта операция была настолько важной, что покрывала все издержки пребывания «спящим» разведчиком длительный период. Отдача от успешного выполнения одного единственного задания была гораздо больше, чем от десятка мелких текущих дел.

Ни Веригин, ни Мазун не знали, в чем цель конспиративной встречи корреспондента с японским визави. Они не ведали, что «их депутат» и этот контакт – одно и то же лицо. Он являлся видным деятелем правящей партии и был способен оказать определенное влияние на принятие партией решений по некоторым вопросам, в том числе затрагивающим отношения Японии как с США, так и с Советским Союзом.

Это могла быть встреча для осуществления вербовки на основе чрезвычайно выгодного предложения или очень действенного шантажа. Нельзя было исключать и какой-то идеологический мотив, например, пацифистские идеи, охватившие этого человека еще со студенческих времен.

Еще один вариант, не подразумевающий вербовку как таковую. Намечалось установить связи с данным деятелем на долгосрочной основе, с тем чтобы передавать ему в ненавязчивой форме сведения, которые не были известны ему, но могли пригодиться. Он мог бы использовать их в своей политической деятельности в личных интересах и в интересах своей страны, но порой эти интересы могли пересекаться с интересами государства, представляемого его собеседником, или же, по крайней мере, нейтрализовать отрицательные положения, нацеленные против страны данного иностранца. Этот контакт, в свою очередь, может передавать кое-какие сведения, причем не обязательно секретные. Высказать свое мнение, дать совет, как действовать в той или иной ситуации. Действовать не человеку, а государству или государственному ведомству, к примеру, министерству иностранных дел.

Такие люди называются агентами влияния. Они оказывают некоторое влияние на политический курс и экономическую политику в определенном направлении. При этом они не являются открытыми проводниками политики иностранного государства, но тем не менее в ряде конкретных случаев невольно содействуют осуществлению этой политики.

Предстоящая встреча с парламентарием имела архиважное значение для развития отношений с этим ценнейшим кадром – потенциальным агентом влияния. Провал означал бы крах многоходовой операции, длившейся несколько месяцев, даже лет.

В группу прикрытия помимо Веригина и Мазуна входили еще четыре оперативника. Вернее, три оперативника и женщина-разведчица. Официально она числилась сотрудницей представительства авиакомпании. Поскольку она не находилась в штате посольства, ее служебная автомашина не обладала голубыми дипломатическими номерами, а имела обыкновенные белые номера. К тому же женщина все же вызывает меньше подозрений, чем мужчина. Особенно в квартале Гиндза, где много дорогих универмагов и магазинов, столь близких женским сердцам и кошелькам.

* * *

Татьяне Лоськовой было уже за тридцать. Не замужем, детей нет. Миловидное лицо, хорошая фигура. Красота внешнего облика маскировала жесткий характер, твердость и неуступчивость при принятии и исполнении решений, в том числе относительно ею же самой поставленных перед собой целей и задач. В то же время коммуникабельная, располагающая к себе. Эти качества очень важны для отношений с другими людьми.

Выше среднего роста, длинные русые волосы. А глаза – серо-голубые, прозрачные. Такое сочетание – поразительное и сводящее с ума мужчин. Но на Японских островах, при ее профессии, лучше было бы, если волосы были темными, чтобы светловолосая женщина не бросалась сразу же в глаза другим людям. Но всего природа и КГБ не могли предусмотреть!.. Спасибо и на том, что Лоськова при своей восхитительной внешности обладала еще и цепким умом и твердой волей.

Татьяна Лоськова училась на юридическом факультете МГУ имени Ломоносова, но не в главном высотном здании университета на Ленинских горах и даже не на Моховой, где размещались экономический, филологический факультеты, факультет журналистики, Институт стран Азии и Африки при МГУ. Юрфак находился в старинном здании на улице Герцена рядом с консерваторией.

После занятий основным местом, куда направлялись студенты юридического, была все же не консерватория, а местная пирожковая. Там можно было перекусить горячих пирожков и пончиков в масле (кто же по молодости задумывается о полезности или вреде продуктов питания в прожаренном масле!) и поболтать, наговориться вдоволь.

В университетские годы у Татьяны случился роман со студентом на два курса старше. Вначале они встречались после занятий на Тверском бульваре, где гуляли по бульвару до улицы Горького и обратно до Никитских ворот. Взявшись за руки, они не спеша двигались по засыпанным осенними листьями аллеям бульвара, обсуждая факультетские дела, нашумевшие фильмы и спектакли.

Зимой, когда выпал снег и, самое главное, наступили холода, прогуливаться по промерзшему бульвару стало не очень-то приятно, а вернее – очень холодно. Тем более молодежь тогда, в конце 1960-х годов, одевалась уже не так, как старшее поколение: в зимних пальто на ватной подкладке с каракулевым воротником и ушанках из кролика (из ондатры могли позволить себе только избранные) и меховых шубах и шапках. Демисезонные пальто и куртки вошли в моду у юношей и девушек. Причем парни старались показать себя какими-то особенными за счет того, что даже в мороз не носили головные уборы.

Валера предложил коротать вечера (в кафе и театры не очень-то находишься на стипендию) в квартире его друга, когда жилплощадь была свободна от постоянных жильцов. Они болтали, смотрели телевизор. Потом стали обниматься и целоваться. Дело молодое, кровь горячая, и все закончилось в итоге тем, чем и должно было закончиться.

Все прошло бурно, но как-то скомканно. Ведь Валера был первым мужчиной у Тани. Потом они освоились, постепенно вошли во вкус и стали искусными любовниками. Была ли она первой у Валеры – Таня не спрашивала. Да это и не имело особого значения. Самое главное – Валерий обещал жениться на ней, как только закончит университет и устроится на работу.

Через полтора года Валерий получил университетский диплом, а Татьяне оставалось учиться еще два курса. Вопрос о женитьбе упирался в то, где им жить после свадьбы. Валера был иногородним, из Рязани, и жил во время учебы в общежитии на Ленгорах. Таня проживала с родителями в двухкомнатной квартире в блочной девятиэтажке в Измайлово.

В принципе, они могли поселиться у нее после женитьбы. Но Валерий не захотел быть примаком. Он поступил на службу в милицию, где ему выделили место в общежитии.

– Сыграем свадьбу, как только мне дадут комнату в коммуналке! – уверял Валера суженую.

– Хорошо! Я согласна ждать тебя сколько угодно, – заверила Таня жениха. – Ты прав, молодой семье лучше начинать жить отдельно.

– Вот увидишь, через год или максимум два я получу комнату! – горячо заверил Татьяну Валерий. – Квартиру мне, конечно, сразу не дадут, а комнату уже обещало начальство районного управления.

Влюбленные продолжали встречаться на квартирах друзей Валерия и родственников Татьяны. Квартиры оказывались свободными не так уж часто. Их встречи становились все реже и реже. Да и любовные страсти поутихли. Горячий огонь первых свиданий уже прошел, а глубокая сексуальная привязанность, сопутствующая стабильным семейным отношениям, так и не наступила.

Как-то в телефонном разговоре с университетской подругой Таня услышала новость, что Валерий собирается жениться.

– Какая же это новость?! – удивилась Таня. – Мы поженимся, как только Валерка получит комнату. Ему обещали на работе.