Полная версия
Избранные произведения. Том 2
Увлечённый работой, он совсем забыл и о Виктории, и о Нине; и о первом свидании, и о втором. Когда посмотрел на часы и вспомнил о вечерних планах, схватился за голову: быть ему сегодня без обеда. Времени едва хватало, чтобы, пробираясь через неизбежные пробки, успеть к шести в Марьино.
Виктория перед уходом с работы дала шефу распечатку плана города и пояснила на словах, где ему удобней будет припарковаться.
Оставалось два часа до решения очередной загадки. Она приехала домой, забралась в горячую ванну и серьёзно призадумалась.
Из Ольгина московская жизнь рисовалась ей как горное восхождение. Нужно постепенно, высматривая ровные широкие площадки для передышки, карабкаться вверх. Первая остановка – квартира тёти Таси, потому что отдавать половину будущего заработка за жильё она категорически не хотела. Удалось. Прочно встала обеими ногами. Следующий рывок – работа. Но не таскание кирпичей, от которого опустится матка, не сидение в холодной палатке на рынке, от которого воспалятся придатки, не стояние у ткацкого станка, от которого ноги отекут и превратятся в толстые колоды, а здоровая, физически не тяжёлая служба. Важно и другое не менее существенное требование: быть на виду у потенциальных женихов, потому что на стройке – одни приезжие и забулдыги, на рынке – покупатели-пенсионеры, а на ткацкой фабрике вообще женский коллектив.
Зацепилась и тут. Быть секретарём (слово секретарша казалось ей исторически неверным) любого начальника для приезжей девчонки престижно и перспективно. Да и фирма подходящая, где одни добры молодцы снуют.
И неожиданно – ещё один головокружительный взлёт. Тут уж не сама исхитрилась, а протянули ей сверху надёжную верёвку и вытащили на заоблачную высоту, под самые небеса. Вот здесь-то и надо закрепляться. Всеми силами и средствами.
Вдруг откуда ни возьмись – Петя. Прямого отношения к месту службы не имеющий. Вывод напрашивается сам собой: для достижения главной цели ползти вверх совсем не обязательно. Умный в гору не пойдёт. Умный рыщет на равнине.
Оказывается, свою судьбу случается встретить и на улице. Не буквально на тротуаре, а в каком-нибудь людном месте, в свободное от работы время. С таким же успехом можно записаться в библиотеку и стрелять глазами по сторонам из-за свежего журнала.
Но в том-то всё и дело, что специальной охоты на парней Виктория не затевала. Она собиралась честно жить и работать в надежде, что добродетель будет обязательно вознаграждена. И вот судьба даёт ей первый шанс. Как же на поверку мало у неё собственных достоинств, чтобы его не упустить!
Из головы не выходила увиденная вчера соперница, с которой по внешним данным у них боевая ничья. Возможно, и поверженная, но имеющая одно важное преимущество: она человек его круга. Дело тут не в постоянной московской регистрации (её отсутствие, конечно же, порождало у девушки комплекс неполноценности). Та девица учится с ним в университете, свободно входит туда, куда самой Виктории путь заказан. Поэтому ревность к ней долго ещё не пройдёт, даже если к тому и не будет особых поводов.
Она старалась трезво оценить своё положение. Быстро вспыхивающий любовный костёр может так же быстро и погаснуть, если не подбрасывать в него свежих дров. Учёба – вот её спасительная, долговременная вязанка. Нужно немедленно поступать учиться. Тогда их объединят не только африканские страсти, не только единство телесное, но и общие интересы. Конечно, выбирать нужно его специальность. Пусть другой вуз, но обязательно исторический факультет. Она же любит историю. И романы предпочитает читать исторические. Недавно закончила «Императорского безумца» Яана Кросса. Там тоже знатный дворянин полюбил простую крестьянку. И очень мудро сделал, потому что жизнь у него сложилась очень непросто: долго сидел в Шлиссельбургской крепости, лишился имения, был объявлен сумасшедшим. Без верной и практичной жены не перенёс бы таких мучений и лишений. А начал с того, что ещё до свадьбы определил невесту на пять лет в хорошую семью и наказал обучать её языкам и прочим вещам, составлявшим в те годы содержание своеобразного высшего женского образования. Сегодня не пушкинские времена, домашних занятий уже мало: нужен институтский диплом.
И Александру Петровичу, когда он заикнётся об их отношениях с сыном, она твёрдо заявит: хочу учиться. Поэтому ниточки с Петей не разорву. И самому Пете сегодня же скажет о своих планах. Попросит помочь готовиться к экзаменам. Не может же он отказать в этом!
А там – будет видно. Среди студентов она не затеряется, не пропадёт, даже если любимый её и бросит.
Вот только жить на что? Стипендии и на еду не хватит, не говоря уж об остальном. Конечно, родители помогут, хотя едва ли одобрят. Но придётся подрабатывать самой. И не в ущерб учёбе. Где бы такую работу найти? У Александра Петровича просить содействия неудобно: ей же после дезертирства не удастся оправдать его ожиданий.
Девушке вдруг стало так хорошо, что она уже не очень боялась предстоящего ужина. Как все счастливые, Виктория часов не наблюдала и выскочила из ванной в самый последний момент, когда до приезда Берестова оставалось меньше получаса. А ведь надо было ещё готовиться к двойному свиданию: сначала с отцом, потом с сыном.
Уже по внешнему виду приближавшейся к его автомобилю Нины Петя понял, что та едет к нему на дачу с самыми серьёзными намерениями: куртка, хотя и доставала только до колен, полностью прикрывала символических размеров юбку, а грудь под плотно облегавшим тело свитером колыхалась подозрительно свободно.
По дороге они болтали об общих институтских знакомых, о перспективах дальнейшей работы и даже о погоде: синоптики пообещали по радио к утру значительное похолодание. Доехали за двадцать пять минут.
– Ну и домище! – невольно вырвалось у девушки, когда они вышли из машины. Разумеется, снова пришлось устроить экскурсию по всем этажам, которая завершилась в большой каминной. Хозяин дачи извлёк из старинного комода комнатную рулетку и спросил:
– На что играем?
– Пусть решает казино, – уклончиво и обнадёживающе ответила гостья.
– Казино играет на желания. Правила обычные: посетитель, выигравший цвет или чёт-нечет, получает право на исполнение одного желания. Угадавший каре имеет право на девять желаний, число – на тридцать шесть, а зеро – на тридцать семь. Проигравший должен удовлетворить такое же количество желаний самого казино.
Играла одна Нина. Петя представлял интересы заведения и одновременно работал крупье.
Девушка поставила на красный цвет и тут же угадала.
– Хочу что-нибудь выпить.
– Мартини? Джин с тоником? Коньяк?
– Коньяк.
Петя достал из бара две узкие хрустальные рюмочки и слегка початую бутылку. Наполнил до краёв рюмки, тут же опустошённые обоими.
Нина повторила ставку. И опять ей повезло.
– Желаю закусить шоколадом.
– Молочным? Чёрным? Белым? Горьким?
– Чёрным.
И это было незамедлительно исполнено.
На третий раз фортуна от игрока отвернулась.
– Желание заведения, чтобы вы, мадемуазель, сняли юбку. Она вам явно не идёт.
– Ну и вкусы у этого казино, – фыркнула Нина и одним движением, не вставая со стула, избавилась от своей набедренной повязки, державшейся на молнии сбоку.
Следующий кон снова остался за ней.
– А я хочу, чтобы вы, месье, сняли свитер.
Только Петя начал охватывать себя с боков крест-накрест, как услышал:
– Да не с себя. С меня.
Дальнейшая игра велась уже на полу, без шарика и ставок. Каждый по очереди называл своё желание, а другой его в точности выполнял.
В какой-то момент игроки переместились в ванную, под душ. Потом продолжили на первом попавшемся диване.
Часа через два все желания иссякли. Ни одно не осталось без ответа.
– Классно поиграли, – подвела итог Нина.
– Да, – согласился Петя. – Теперь пора и поужинать.
Он чуть было не оговорился: пообедать, что для человека, не евшего с утра, звучало бы вполне извинительно.
Гостья палец о палец не ударила, чтобы помочь разогреть еду и накрыть на стол. Оставшись на кухне наедине с самим собой, не то крупье, не то дворецкий не мог избавиться от странного чувства брезгливости, невольно охватившего его. Всё, ими сейчас сотворённое, повторяло точь-в-точь недавние занятия с Викой. Но там билась живая жизнь, а здесь велась игра. Она закончилась, и сразу на душе сделалось ужасно противно, словно исполнялись не его желания, а сам он стал игрушкой в чужих руках и проделывал какие-то ненужные ему гимнастические упражнения, да и то из обязательной, а не произвольной программы.
За ужином он хотел набраться наглости и спросить, как часто его сотрапезница устраивает подобные свидания и с кем. Но она неожиданно перевела разговор на вчерашнюю книгу. Оказывается, за ночь уже успела надёргать из неё кучу цитат и теперь пыталась понять, стоит ли продолжать читать дальше.
– У меня их двенадцать, из разных глав. Как ты думаешь, хватит?
– Если к месту, то хватит.
– Конечно, к месту. Я от цитат как от печки танцую. У меня они всегда к месту.
Петя презирал людей, не имеющих собственных мыслей и паразитирующих на услышанных от других или вычитанных в книгах суждениях. Хотя и понимал: большинство живёт именно так. Повторят за кем-нибудь и от себя прокомментируют. А комментарию – ломаный грош цена. Конечно, студентке-третьекурснице такое простительно. Зачем ей эта история? И вправду, зачем?
– Скажи, пожалуйста, ты для чего учишься?
– Странный вопрос, – сразу нахмурилась Нина. – Чтобы диплом получить.
– А диплом зачем?
– Чтобы не работать всю жизнь дворником или уборщицей.
– И кем бы ты хотела стать?
– Думаю, преподавать.
– В школе?
– Да хоть бы и там. Но лучше – в каком-нибудь институте. Частном. Где больше платят.
Быть студентом, потом превратиться в преподавателя, учить других студентов, которые тоже потом станут за кафедру… Какая-то дурная бесконечность! Что толку от всего этого для человечества! Впрочем, много ли настоящих историков нужно обществу? За последние двести лет даже он не вспомнит и ста имён. Вот и получается: сплошное самовоспроизводство учителей, а выход в науку – редкий и единичный.
Та быстрота, с которой Нина переключилась на другую тему и забыла их интимные игры, не удивляла Петю. Перед ним сидела человек-машина, то заведённая на учёбу, то на секс, то на что-нибудь ещё. Вчера она настроилась изучать монографию по истории, поэтому даже лёгкое прикосновение мужской руки встречала в штыки: противоположный пол её в тот момент никак не волновал. Сегодня она решила оттянуться с парнем, вот и приехала в коротенькой юбчонке и свитере на голое тело. Не для пущего эротического возбуждения, а из соображений сугубо рациональных: зачем долго раздеваться. Если завтра пригласить её в театр, а потом попытаться поцеловать, она увернётся, не поймёт: в программе же «культпоход», а не любовное свидание.
Да, с такими можно только в с т р е ч а т ь с я. Но не больше. И не часто.
Как всё-таки хорошо, что он договорился повидаться с Викой! Вот только туалетной воды надо вылить на себя побольше, чтобы совсем отбить запах этой любительницы постельных игр.
Выехали с дачи они точно по Петиному графику. Желаний продолжить гимнастические упражнения у него не возникло.
Звонок Берестова застал Викторию за маникюром. Заставлять человека ждать нехорошо, а собственного начальника – тем более, но придётся: не являться же в ресторан с семью ногтями одного цвета, а тремя – другого.
– Александр Петрович, извините ради бога, я минуток на пять задержусь.
«Господи, какая непосредственность!» – невольно мелькнуло у Александра. Другая бы опоздала и даже виду не подала, что чем-то виновата.
Они выбрали ресторан, запомнившийся Берестову ещё с советских времён. Конечно, хозяева его сменились, возможно, не раз, но даже стороннику рыночной экономики приятнее переступать порог старого и проверенного заведения, чем возникшего недавно. «Наверное, этим консерватор и отличается от либерала», – подумал про себя Александр. Консерватору не всё равно, кто и как вершит свой бизнес. Для консерватора предпринимательство – лишь одно из общественно-полезных занятий. Для сегодняшнего либерала это фетиш. Им лишь бы все первые этажи московских домов заняли магазины и рестораны, вытесняя детские кружки и места стариковских посиделок. Либералу нет ничего ненавистнее не торгующего и не покупающего народа. Рынок он понимает буквально: одни должны стоять за прилавком, другие – перед ним. И никакой художественной самодеятельности или курсов кройки и шитья.
Разговор он начал с дела, без обиняков. Едва Виктория заслышала первую фразу, от сердца у неё мгновенно отлегло. Речь зашла об ольгинском, точнее, троицком проекте. С кем можно его обсуждать, а с кем нельзя. О чём лучше молчать совсем. Чем больше девушка вникала в слова начальника, тем грустнее становилась. Оказывается, на ней держится чуть ли не всё задуманное, грандиозный план помощи землякам, а она задумала уходить с работы и поступать учиться.
– Мы с тобой должны сделать благородное дело. Сегодня это в диковинку: ни у кого не доходят руки до простых людей. Весь технический прогресс народ оплачивает из своего кармана. Поэтому в домах компьютеры, в карманах сотовые телефоны, а на кухнях – буржуйки, и туалет холодный во дворе. Гоним газ за границу, но не можем сделать отводы для населения тех городов и сёл, мимо которых идёт труба. Не позор ли в двадцать первом веке печки топить! Даже проклятые большевики, не успев толком закрепиться у власти, план ГОЭЛРО приняли – электрификации всей страны. Прошло восемьдесят лет, и ничего нового не сделано. Ни полной газификации, ни полной телефонизации, ни даже канализации. Деревни до сих пор без водопровода живут. Бабки девяностолетние с вёдрами на речку ходят, иногда за километр от дома. И всем плевать. И старым властям было плевать, и новым плевать. Эти самозваные капиталисты уже второй десяток лет страной управляют, а о людях так и не подумали. Куда там! Только о собственной мошне заботятся. К дачам своим все блага цивилизации подводят, даже оптико-волоконные кабели, а соседним посёлкам – шиш.
Ужин превращался в занудную политинформацию. Но Викторию это только радовало: лишь бы про них с Петей не заговорил. Однако надеждам её не суждено было сбыться. Перед самым десертом пошли расспросы о жизни, о квартирных условиях, о развлечениях. И вдруг – прямо в лоб:
– А ты кавалеру своему сказала, где работаешь?
Опешившая девушка лишь покачала в ответ головой: нет, мол.
– Зачем же скрывать? Оба можете попасть в глупое положение. Когда у вас следующее свидание?
– Сегодня, – не в силах утаивать правду, упавшим голосом призналась Вита.
– Да уж вроде бы поздновато. Где и во сколько он тебе назначил?
– В половине одиннадцатого. В Марьине.
Берестов ненадолго призадумался. Потом достаточно жёстко сказал:
– Мне кажется, это не тот случай, когда место встречи изменить нельзя. Давай позовём его сюда. А я тихонечко уйду.
Настала очередь взять паузу Виктории. Из интонации начальника, а она уже научилась её читать, было ясно, что никакого подвоха здесь нет, и ни нотаций, ни увещеваний, ни прочих опасных для неё разговоров втроём не последует. Атмосферу ресторанного зала наполняли уют и спокойствие, уходить, чтобы потом ехать на метро, не хотелось.
– Хорошо, – согласилась она. – Кто из нас ему позвонит?
– Конечно же, ты, – мгновенно отреагировал Александр Петрович. – Я ненадолго отлучусь, а вы пока поговорите.
Чтобы не смущать девушку, он сделал вид, будто ему нужно в туалет. Впрочем, такой визит действительно оказался нелишним.
В последние дни Берестов стал постоянно задумываться над проблемой продолжения своего рода и поймал себя на мысли, что ему небезразлично, с чьей помощью это произойдёт. Иными словами, выбор сыном матери будущего внука касался косвенно и его. Даже не косвенно – прямо: ведь старший в роду сегодня он. Наспех брошенное семя плод, безусловно, даст. Но человек не дерево. Садовод-селекционер может умирать спокойно после первого урожая, зная, ч т о вывел, а старейшине хорошей фамилии мало дождаться потомства: ему надо ещё сформировать личность наследника, привить тому чувство сопричастности предкам. Как сделать это сегодня, когда влияние матери огромно, а браки часто распадаются, ещё чаще – не заключаются вовсе? Значит, очередной Сашенька Берестов может быть либо выношен в недостойном чреве, либо, из-за капризов, обид и ссор родителей, вовсе не оказаться в своей семье. Да и где гарантия, что какая-нибудь фифа не настоит на другом имени для ребёнка? И будет мальчик не Александром, а каким-нибудь Стасиком, хотя такого святого у православных нет, и будут пестовать его другие дед и бабка, и он даже понятия не получит о роде, продолжателем которого останется при любом развитии событий. Вот и разорвётся цепь времён. Разве это не трагедия! А как её избежать? В прежние времена детей сватали и женили родители. И то случались промахи. Сейчас же папу с мамой ставят перед свершившимся фактом. Иногда объявляют post factum и такое: между прочим, ты уже дед.
Александр чувствовал с первой минуты знакомства, что Виктория послана ему свыше. Но в то же время понимал: не как объект вожделений, не как преемница Маши, не как повод для развода с Катей. Лишь сейчас до него стал доходить смысл её предназначения в его жизни. Неспроста же стоящая над нами сила, столкнув их вместе, тут же свела её и с сыном.
Он вернулся к столику. Вита встретила его слегка игривым и несколько интригующим сообщением:
– Петя обещал приехать в начале одиннадцатого. Но про вас я ему ничего не сказала. Пусть это станет для него сюрпризом.
– Сюрпризом? Ты хочешь, чтобы мы с ним столкнулись? А я рассчитывал оставить вас наедине.
– Вам всё равно придётся столкнуться: не бросите же вы меня одну?
Об этом он и не подумал. Уйти заранее, не ставя девушку в двусмысленное положение, невозможно. Значит, надо дожидаться сына. И как-то объясняться с ним. Впрочем, оно и к лучшему.
– Хорошо. Посидим немного втроём, а потом я поеду. Договорились?
– Договорились.
Петя получил приглашение в ресторан по дороге с дачи. Поначалу звонок его смутил: рядом сидит Нина, не настолько же она глупа, чтобы не понять, кто звонит и о чём идёт речь. Но тут же успокоил себя очевидной истиной: особы типа его спутницы, срывающие цветы удовольствия с разных клумб без разбору, обычно не ревнуют. Они пользуются свободой нравов сами и другим не мешают. Цветов нынче много, хватит на всех.
И действительно, не успел он отключиться, как Нина равнодушно спросила:
– Твоя девчонка?
– Угу, – пробурчал Петя.
– Ну, ты даёшь, многостаночник! Неужели поедешь к ней?
– Поеду, – не стал скрывать плотоядных намерений вошедший во вкус новоявленный донжуан.
– Как говорят в таких случаях наши девчонки: ладно, чай не обмылится, – повторила Нина расхожую пошлость.
Петя не очень понял, как к нему может относиться это творение позднего фольклора, если он не связан никакими обязательствами ни с одной из партнёрш, особенно с говорящей. Вот уж она точно останется для него одноразовым объектом запланированного эксперимента.
Прощаясь, они ни малейшим образом не намекнули на возможность нового свидания. Молодого человека даже посетила обидная мысль: уж не рассчитались ли с ним таким образом за дёшево доставшуюся книгу.
Охваченный раздумьями о Нине, он так и не придал значения смыслу Викиного звонка. Но она снова становилась для него самой желанной, поэтому по её зову он отправился бы куда угодно. Лишь когда дачная визитёрша высадилась из машины, в голове стали прокручиваться разные варианты, вызвавшие неожиданное приглашение. Возможно, из-за позднего часа девушка решила перенести встречу поближе к дому. Возможно, она испугалась ехать одна в незнакомое ей Марьино. Возможно, решила на сей раз сама его угостить.
Паркуясь у ресторана, он набрал её номер:
– Выходи встречать, хозяюшка сих палат.
Каково же было его удивление, если не сказать – испуг, когда вместо Виктории на пороге заведения он увидел собственного отца. Хотел даже шмыгнуть назад, но тот громко окрикнул, отрезая все пути к отступлению.
– Барышня твоя в полной целости и сохранности. Сидит за последним столиком у окна. Я уже всё заказал и оплатил. Приятного вам аппетита! И помни: с утра она нужна мне в самом лучшем виде, поэтому отвези её домой пораньше.
С этими словами Александр Петрович отправился к своему автомобилю, не дожидаясь ответной реакции сына, который долго провожал его ничего не понимающим взглядом.
Убедившись, что родитель отъехал на почтительное расстояние, Петя чуть ли не бегом ворвался в зал, сразу же отыскал взором Вику, быстрым шагом подошёл к ней и с ходу выпалил:
– Я сейчас встретил при входе отца. Объясни, что это всё означает?
– Это означает старую как мир истину, – нараспев ответила Виктория, пожирая Петю любящими глазами: – даже очень умные мальчики бывают иногда круглыми дурачками.
Поначалу он хотел дождаться сына, немного посидеть с ними втроём и произнести на прощание какую-нибудь выспреннюю фразу типа: «Дети, я вас благословляю!»
Но Петя позвонил из машины при подъезде к ресторану, и необходимость в исполнении роли сторожа при Виктории отпала. Тогда Берестов понял: ему надо встать и уйти. Он здесь явно лишний. Говорить назидательную речь – смешно и бессмысленно: новое поколение пафоса не ценит и не любит. Да и вряд ли он сможет произнести эти слова недрогнувшим голосом: отдавая сыну Виту, он дарит не куклу, не наскучившую игрушку, а очень дорогого ему человека. Девушка до сих пор вызывает у него греховное желание, и ему ещё предстоит перебороть в себе это чувство.
Почему-то вспомнились последние строки первой половины «Саги о Форсайтах». Трагедию Сомса Джон Голсуорси описал гениальной фразой, навсегда отложившейся в памяти:
«Сколько бы он ни желал, сколько бы к ней ни тянулся, – не будет он ею владеть, красотой и любовью мира!»[1]
Глава одиннадцатая
Известие, сообщённое в ресторане, мало обрадовало Петю. Он уж было собрался сделать Викторию своей постоянной партнёршей по приятному времяпрепровождению, не отказываясь, однако, от первоначальной идеи «восхождения на пирамиду». История с Ниной показала: добиться успеха у женщины нетрудно, но не со всякой захочется этот успех развивать. А донжуанские навыки надо поддерживать и совершенствовать. И вообще держать порох сухим. Но саморазоблачение Вики его сильно озадачило. Он не верил в чудесные совпадения. Нет, ему и в голову не приходило подозревать ни девушку, ни отца в игре, интриге или обмане. Он был абсолютно уверен: переплетение судеб – козни Провидения, и кожей чувствовал, что вершатся они неспроста, таят в себе очень опасный заряд и могут привести как к большому счастью, так и к немалому горю. Ещё одна рулетка, на сей раз не то с Богом, не то с чёртом. Рисковать ему никак не хотелось.
Поразмышляв, Петя принял решение не только продолжить карабкаться на пирамиду, но и параллельно с этим подыскать ещё одну подружку, непритязательную и восторженную, как Вика, но без того существенного недостатка, который обнаружился у неё сегодня. Если эксперимент пройдёт успешно, и он почувствует в новых объятиях чувственный эквивалент прежним ощущениям, то безболезненно заменит нынешнюю girl-friend на другую. Моральная сторона его не занимала: ведь всё делается для здоровья, поддержания потенции и подготовки к важному шагу в жизни – женитьбе, а его нельзя делать на непроторённой дороге.
В тот вечер он так и не решился на смелое продолжение свидания. До полуночи посидели в ресторане, а потом он отвёз Викторию домой. До отъезда в Ольгин, более раннего, чем обычно, у неё оставался всего один вечер, и она сама напомнила о традиционных лесных прогулках. Нельзя ли в этот раз перенести с четверга на среду? Петя подумал и согласился: сегодняшнее дачное приключение нужно как можно скорее затмить фейерверком удовольствий. За неимением новой партнёрши – со старой.
На следующий день он снова вышел на «альпинистскую трассу». На филологическом факультете училась дочь одного члена Совета Федерации. Три года назад они познакомились в театре, куда оба пришли с семьями. Их ложи располагались по-соседству, и в антракте юному кавалеру досталось развлекать барышню в общей комнате отдыха, поскольку отцы углубились в свои политические разговоры (её родитель тогда был на другой работе, кажется, заместителем министра), а матери, также оказавшиеся коллегами, принялись бурно обсуждать общевузовские проблемы. Алиса показалась ему вполне бойкой и интересной собеседницей, к тому же заядлой театралкой. Больше в тот вечер говорила она. Семнадцатилетний Петя не считал себя тогда достаточно искушённым в амурных делах, но интуитивно ощутил какие-то особые флюиды, исходившие от девушки. Вскоре после этого они раза два случайно столкнулись в университете. Это тогда ему показалось, что случайно. Сейчас бы он не поручился за Алису: вполне могла и подстроить. У них на филфаке парней – кот наплакал, а из семей, достойных её внимания, возможно, вообще никого. Но на первом курсе юноша о серьёзных романах не задумывался. Случайные встречи повторялись и позже, но всё с большей периодичностью, что позволяло считать их действительно непреднамеренными. Последний раз они столкнулись уже в новом учебном году. Мило поболтали. Вот тут-то Петя и узнал о назначении её папаши, коренного москвича, представителем какого-то захолустья в верхней палате парламента. Про неудачу на выборах своего отца рассказывать не стал, да она наверняка знала об этом из разговоров дома или газет, если вообще девчонок-филологинь интересуют такие вещи.