Восставшие из пепла

Смотря на то, как Бони руководит процессом съёмки, и как Хьюи профессионально позирует, я ощущала, как моя грудная клетка судорожно сжимается от радостной боли… Хьюи выбыл из жизни на целое десятилетие – он потерял несправедливо много! – и вот теперь, спустя два с половиной года со дня своего пробуждения, он, красивый и абсолютно здоровый двадцатишестилетний парень, женится на любимой женщине, принимая в своё сердце и её пятилетнюю дочь. Я не могла насмотреться на его идеальный чёрный смокинг, на его широкие плечи, на его ослепительную улыбку… Это ведь и была моя мечта: счастливый Хьюи, а рядом с ним наша мама, которая вовсе не умерла в тот страшный день… Не хватало только Джереми. И Беллы. Их не вернёт никакое чудо – все чудеса выпали на долю мамы и Хьюи. Я не могла рассчитывать на большее.

Ещё чуть-чуть созерцания счастливого Хьюи в объятьях Пени и Руперта, с полугодовалым Мартином на руках, и мои глаза наполнила бы влага, но мою самооборону в виде сосредоточенного выражения лица спасло внезапное появление Роканеры.

– Твой брат и моя подруга – отличная пара, – заметила роскошная блондинка, подойдя ко мне почти впритык.

Опустившись на лавочку справа от меня, Роканера протянула мне бумажный стаканчик с двумя шариками мятного мороженного. Я с удовольствием приняла это подношение, так как сама собиралась угостить себя этим мороженым.

За то время, которое мы не виделись, а это приблизительно около трёх лет, Роканера немного изменилась. Густые и окрашенные в блонд волосы стали ещё длиннее, она поправилась на пару-тройку килограмм, которые ей определённо шли, а ещё её кожа украсилась бронзовым загаром, который её заметно красил.

– Слышала о твоём муже… – начала она. – Мне жаль.

– Мне тоже, – сжато выдавила я и, сдвинув брови, начала тыкать своё мороженое пластмассовой ложечкой. Шёл четырнадцатый месяц со дня смерти Робина, а я, кажется, только недавно научилась принимать соболезнования. – А как у тебя жизнь? – поинтересовалась я, чтобы отвести от себя внимание, и сразу же положила в рот подтаявший кусочек мятного мороженного – блаженство.

– У меня всё замечательно, – оторвавшись от своего мороженого в вафельном стаканчике, посмотрела на меня блондинка. – Стрип-клуб я всё-таки закрыла в пользу пекарни Харпера, так что теперь мы продаём свежий хлеб и некоторую сдобную выпечку. Кстати, Элайджа обзавёлся сразу двумя сёстрами: сначала дочь родилась у его отца, а потом родила я…

– Ты родила второго ребёнка? – я немного удивилась.

– Полтора года назад, – довольно заулыбалась моя собеседница. – Теперь у меня есть и сын, и дочь. Осталось только выйти замуж… Мы с Харпером решили, что поженимся в следующем году в Вене.

– Звучит неплохо, – я продолжила ковырять своё быстро тающее мороженное.

– Знаешь, ты единственный знакомый мне человек, чья жизнь может служить ярким примером американских горок, – неожиданно выдала Роканера.

– Ты о чём? – хмыкнув, повела бровью я.

– Ты пережила страшные вещи, из некоторых ты даже вышла выжившей… Десять лет комы брата и потерянной матери, которые, в итоге, совершенно непредсказуемым образом вернулись в твою жизнь в самый неожиданный для тебя момент, словно летний снег на голову… Сейчас же твой брак с Робинсоном… Знаешь, когда мне становится тошно от своего прошлого, я думаю о твоём, и это утешает меня. Как бы эгоистично или цинично это ни звучало, но мысль о том, что чей-то груз прошлого бывает потяжелее моего, мне действительно помогает. В тошнотворные минуты я говорю себе: “Раз Таша Палмер справилась со всем этим дерьмом, значит и я смогу справиться с тем, чего не могу изменить”, – рассказчица опустила взгляд на свой ярко-красный педикюр и пошевелила пальцами в открытых туфлях. – У меня сейчас чудесная жизнь, чудесная семья, чудесное окружение… Я счастлива. Но, Таша, ещё три года назад я была стриптизёршей даже не в своём собственном клубе. Сейчас же у меня есть любящий меня не смотря ни на что муж, неземной красоты дочь от него и уже совсем взрослый сын-вундеркинд от лучшего друга… Я лишь хочу сказать, что у тебя тоже всё будет хорошо. В конечном итоге у борцов за жизнь самые большие шансы выстоять.

– Что ж, раз Роканера смогла, значит и у меня получится, – поджав губы, попыталась улыбнуться я, и, кажется, у меня это получилось.

– Даже не пытайся… – поднявшись с лавочки, моя собеседница поправила юбку своего нежно-розового платья. – Примером для подражания являешься ты – на меня эту ответственность никто, никогда и ни за что не свалит.

Не оборачиваясь, Роканера направилась в сторону шатра с напитками, беспощадно оставив меня сидеть на лавочке с неподъёмным грузом ответственности на плечах.

Всегда ненавидела быть примером для подражания. И всегда им была. Не жизнь, а сплошное соответствие поставленному на тебя судьбой и обществом клейму сильной личности.

…А сдохнуть хочется так часто…

Ледяное мороженое продолжало таять на дне моего бумажного стаканчика.

Глава 19.

На небе начали появляться первые звёзды. Я заметила их, когда вышла из шатра, в котором проходили бурные танцы. Мне необходимо было выкурить минимальную суточную дозу никотина.

Хотя я и начала снижать количество выкуренных в неделю сигарет, всё же у меня всё ещё не получалось опустить планку меньше трёх штук. Я знала, что сегодня, в столь важный для меня день, у меня попросту не будет шанса отказаться от сигареты, так что заранее положила в свою сумочку пустую упаковку с всего лишь одной сигаретой внутри, чтобы исключить искушение выкурить всю упаковку залпом.

Только что я танцевала зажигательный танец с Хьюи на его собственной свадьбе, а ещё два года назад он только учился ходить. О том, что с нами было три года назад, вспоминать вообще не хотелось…

Всё это напоминало какой-то странный, наркотический сон. Возвращение из царства мёртвых мамы и Хьюи заставляли меня надеяться на то, что с минуты на минуту к нам из-за кустов вынырнут Джереми с Робином, чтобы начать плясать вместе с нами… Возможно, я начинала сходить с ума. Мой брат уже тринадцать лет как мёртв, а мой сердечный друг оставил мне только своего сына, брата своего сына, дело всей своей жизни и спорное право называться миссис Робинсон…

Апатия в самый неожиданный момент начала окутывать меня в своё душное одеяло. Я посмотрела через плечо, чтобы увидеть на танцполе кого-нибудь из близких, но вместо этого увидела стоящую в пяти шагах от меня Мишу, внимательно наблюдающую за движением моей объятой сигаретным дымом руки. Интересно, она давно здесь стояла?.. Не важно…

И всё-таки, она до неприличия похожа на меня. Точная копия. Чем больше проходит времени после её избавления от “букета зависимостей”, тем больше она становится внешне похожей на меня. Или на себя?.. И почему это вызывает во мне дрожь?..

– Помнится, – начала Миша, медленно приближаясь ко мне, – ты обещала бросить курить спустя месяц после того, как я буду чиста.

– Помнится, это было до того, как машина, в которой я ехала, взорвалась, из-за чего я потеряла ребёнка, но познакомилась со своим будущем мужем, который теперь тоже мёртв.

– Справедливо, – поджала губы Миша, остановившись в шаге от меня. – Кури. Только в другую сторону от меня… – она тяжело выдохнула и, подождав ещё пару секунд, продолжила. – Знаешь, смотрю я на тебя со стороны, и удивляюсь тому, что из нас двоих в пропасть скатилась именно я, в то время как ты продолжаешь цепляться за её край окровавленными и сбитыми в мясо пальцами.

– И всё же, не смотря на то, что ты была на дне пропасти, ты выбралась из неё и уверенно стоишь на обеих ногах, я же, как ты заметила, продолжаю цепляться за самый её край.

– Я спасена, но не исключительно своими усилиями. Брэм пообещал мне, что никогда и ни за что не позволит мне сорваться… Он пообещал, что переживёт меня только ради того, чтобы до конца сохранить обретённую мной целостность… Он пообещал, что всю оставшуюся жизнь я буду здорова и независима, и что я могу об этом даже не переживать – он всегда будет рядом… – Миша гулко выдохнула. – Брэм подарил мне то, в чём моя душа все эти годы нуждалась, словно в кислороде – спокойствие. Мы – два израненных и глубоко покалеченных в душе человека. Мы знаем расценки… Мы больше никогда не вернёмся к нашему страшному прошлому, поэтому даже не вспоминаем о нём. Таша, – старшая сестра стрельнула в меня резким взглядом, – ты просто не нашла ещё такого человека.

– Нашла. Но он умер. Один год, один месяц, одну неделю и два дня назад, – я выпустила изо рта поток дыма.

– Значит, ещё не нашла…

Миша вдруг отстранилась и о чём-то задумалась, я же не желала начинать спор, даже с учётом того, что она ошибалась. У Миши появился свой собственный уютный дом, личная машина, любящая семья и бонусом даже собака, в которой она души не чаяла. После кромешной тьмы и беспросветных страданий, для неё начался самый счастливый период её жизни. Так что я не собиралась судить её за то, что она надеялась на не менее счастливый исход и для меня.

Я выпустила очередной поток дыма через своё левое плечо, чтобы не дымить на сестру.

– Ты ведь не знаешь, как Брэм познакомился с Жас и Мией, – вдруг заулыбалась Миша. – Когда мы приехали, Мия не узнала меня, подумав, что я – это ты. Но Жасмин узнала меня сразу.

– Она всегда была очень проницательна, – сдвинула брови я.

– Да… – с грустью отозвалась Миша, по-видимому вспомнив, что пропустила столько важных моментов взросления своих дочерей. – Жасмин сразу подошла к Брэму и пожала ему руку, сказав, что рада знакомству. Я тогда не обратила на это внимание, а потом вспомнила, как Жасмин серьёзно смотрела на Брэма. Так, будто знала, кто он такой и зачем я его привезла. Думаю, ей что-то досталось от Амелии…

Миша говорила про дар созерцания или ясновидения, как его называла сама Амелия. Я тоже замечала прежде за Жасмин нечто похожее, поэтому сейчас решила промолчать. Тем более с учётом того, что сама неоднократно чувствовала внутри своих жил нечто… Что, всё же никак не помогло мне предотвратить смерть Робина. Словно так и должно было быть… Но так не должно было быть! Я была против этого исхода!.. Но, очевидно, решать было не мне.

– Девочки сразу полюбили Брэма, – продолжила Миша. – В первый же день они оккупировали его. Сидели у него на руках, будто он всегда и был их отцом. Что же касается самого Брэма – он был без ума от счастья, когда узнал о двух моих дочерях. Ты ведь знаешь его историю, из-за чего он попал в ту же клинику, что и я… Это, конечно же, связано… – Миша вновь тяжело выдохнула. Казалось, что от распирающего её грудную клетку счастья, ей становится тяжело дышать. – Недавно Брэм починил свой старый катер, доставшийся ему в наследство от отца, и взял прокатиться с собой девочек. Ты ведь знаешь, что прежде Жасмин называла меня по имени, что никогда меня не возмущало. Я была не против и мне даже было всё равно, зато Жас, зовя меня по имени, чувствовала себя взрослой… После той поездки на катере, она впервые назвала меня мамой, и теперь называет меня только так. Знаешь, меня разрывает от счастья…

– Знаю, – прищурилась я, пожалев, что не взяла с собой второй сигареты.

– Прежде Брэм слишком много работал, буквально всю молодость положил на свой бизнес, поэтому у него никогда ещё не было серьёзных отношений, – продолжала сестра. – Повезло, что он со своим старшим братом, Бавериком, с детства не разлей вода, и, пока Брэм проходил реабилитацию, Баверик смог вести их бизнес в одиночку. Он нанял новую секретаршу Брэму. Пятидесятилетнюю женщину с двумя сыновьями, дочерью и одним внуком…

– Боишься, что он может тебе изменить?.. – приподняла бровь я.

– Нет. Просто мне не до конца верится в то, что такой мужчина выбрал именно меня.

– У вас обоих одинаково хреновое прошлое и вы оба одинаково красивы, как внешне, так и искалеченными душами. Неудивительно, что он выбрал тебя, а ты выбрала его. Подобное притягивается к подобному.

– Но иногда друг к другу притягиваются совершенно противоположные стороны.

– Ты о ком? – вновь повела бровью я.

– Ты ведь знаешь, что была хуже Робина, – одарила меня невозмутимым взглядом моя близняшка.

– Да уж, это точно не секрет, – попыталась ухмыльнуться я, но у меня не получилось. В этот момент я почувствовала, как от догорающей сигареты, зажатой между моими пальцами, оторвался пепел.

– Но где тогда твоё подобное? – вдруг задалась глухим вопросом Миша, словно обращаясь к самой себе.

– Что?.. – непонимающе посмотрела на старшую сестру я.

– Робин был твоей противоположностью.

– Был… – подтвердила я.

– Где тогда подобный тебе человек? Такой же испорченный, как ты.

– … – я не нашлась что ответить.

– Найди его, Таша. Или позволь ему найтись самому. Это важно. Хватит тратить свою жизнь на сигаретный дым. С тебя достаточно.

– С меня достаточно этих речей, – красноречиво сдвинула брови я. – Робин был моим человеком, и точка.

– Запятая, Таша. Запятая… Может быть Робин и был твоим человеком, но он был не для тебя, как и ты была не для него. Так что остаётся лишь два вопроса.

– И что же это за вопросы? – я уже во всю хмурилась, начиная неприкрыто злиться.

– Кто для тебя?.. Для кого ты, Таша?..

Глава 20.

Когда Миша оставила меня, я едва ли не проклинала своё решение ограничиться этим вечером одной-единственной сигаретой и самонадеянно не положить в свою сумочку ещё с десяток миниатюрных никотиновых бомб. Благо мимо проходила Паула, который год находящаяся в активной стадии отлучения от пагубной привычки дымить, у неё я и стрельнула две сигареты.

Я как раз закурила первую, когда из шатра, в котором начался медленный танец, вышел Брэм.

– Мишу не видела? – сразу же спросил он.

– Пошла туда, – указала сигаретой в сторону здания уборной я.

По-видимому решив, что в туалет за Мишей идти без надобности и что вскоре она сама к нему вернётся, Брэм продолжил стоять рядом со мной, сложив руки в карманы своих классических чёрных брюк.

– Можно с тобой поделиться? – вдруг поинтересовался он, и я едва сразу же не выпалила резкое “нет”, но вовремя остановилась, поняв, как грубо это прозвучит.

– Нннммм… – я остановилась в миллиметре от первого варианта ответа, после чего медленно вынула сигарету из своего рта. – Можно, – наконец сжато выдавила из себя я правильное слово, выдохнув очередной клуб дыма.

И почему всем по жизни необходимо было со мной делиться своими мыслями? У меня что, на лбу написано: “Выслушаю, приму к сведению, не пошлю матом”?

– Я лёг на лечение на две недели раньше Миши, но, откровенно говоря, они прошли в пустую – я просто не хотел жить, – Брэм начал переминаться с пятки на носок и обратно, что с его высоким ростом выглядело весьма внушительно. – А потом появилась твоя сестра… Все в этом страшном месте выглядели просто ужасно, но не она. Её красота словно била изнутри неё, её сияние было сильнее всей грязи, всей боли… Она так старалась стать лучше, что я невольно захотел ей помочь в её стараниях и, в итоге, сам не заметил, как стал излечиваться ради неё. Ей было невероятно тяжело, это невозможно описать никакими словами… Её буквально выворачивало наизнанку и ломало каждую минуту её существования. От силы её боли было больно и мне. Внезапно возникшее в глубине моей грудной клетки, неизвестное мне прежде чувство, неожиданно начало меня исцелять… Меня в буквальном смысле спасло её позволение заботиться о ней. Я боялся, что после того, как мы излечимся, Миша откажет мне, но неожиданно выяснилось, что за это страшное и одновременно прекрасное время общей боли мы успели стать единым целым… Никто из нас уже попросту не мог отказаться друг от друга. Я поставил её перед фактом о том, что мы будем жить в Кардиффе, а она обрадовалась, что я, не спрашивая её мнения, решил увезти её на пять часов пути от места, в котором она навсегда оставит всё своё прошлое… Ну, практически всё. Жасмин и Мия просто чудо… Специально для них я продал дом в Пенарте и купил новый, для большой семьи, для новой жизни… У нас с Мишей страшное прошлое, но оно позади и никто из нас не дотрагивается до него. Мы строим свою новую жизнь на трёх черепахах: Любовь, Понимание и Забота.

Мы одновременно тяжело выдохнули, но только из моей груди повалил дым.

– Столь тяжкий груз прошлого, – начала я, – который несла Миша, мог принять лишь человек с не менее тяжёлым грузом за душой. Миша говорит, что если бы не ты, она бы не избавилась от всего этого ужаса всего за каких-то четыре месяца… – я сдвинула брови. – Береги её.

Мы помолчали, но недолго. Как только из здания уборной вышла Миша, Брэм, всё ещё смотря куда-то вдаль, наверное на направляющуюся в нашу сторону Мишу, вдруг пробормотал:

– Ты ведь знаешь о футбольном клубе Кардиффа? Если у нас с Мишей когда-нибудь родится сын, я хотел бы, чтобы он играл в этом клубе и, возможно, когда-нибудь, сыграл в одной команде с сыновьями Робина Робинсона.

Я замерла и в итоге ничего не ответила.

То ли меня удивила мысль о том, что у Миши кроме Жасмин и Мии, оказывается, ещё вполне даже могут быть другие дети, то ли меня поразила мысль о том, что помимо сегодняшнего дня я могу, оказывается, стать частью столь дальнего будущего.

…Дотлевшую до середины сигарету я так и не докурила, а вторую, запасную, выкинула так и не начав. Сигареты здесь не помогут. В эту секунду мне вообще ничто не смогло бы помочь.

…Брэм отправился навстречу Мише, а я осталась стоять на своём месте. Мне не к кому было идти навстречу. Я никого не видела.

Я вернулась домой в начале третьего. Меня подвезла Полина, так как я выпила достаточно пунша, чтобы отлучить себя от управления автомобилем, который отец пообещал доставить мне завтра.

Поздоровавшись с несущим ночную вахту мистером Кембербэтчем, я поднялась наверх в абсолютно расслабленном состоянии. Свадьба Хьюи прошла идеально, и от этого сейчас по моей душе словно растеклись тёплые солнечные лучи умиротворённого счастья с грустинкой. И я бы наверняка легла этой ночью без употребления снотворного, если бы не одно обстоятельство…

Перешагнув порог своей квартиры и включив свет в прихожей, я замерла, увидев свои туфли стоящими посреди выхода в следующую комнату. Это были те самые туфли, которые Дариан помогал мне нести после вечеринки в честь его дня рождения.

По моей коже пробежал мороз…

Не сходя со своего места и не убирая руки с дверной ручки, я начала вспоминать. Эти туфли определённо точно стояли справа от комода, в полуметре от выхода. Я сама их туда поставила в тот самый вечер, когда Дариан притащил меня домой пьяной… Мона с детьми ушла к Полине ещё до того, как я отправилась на свадьбу, Полина же и вовсе явилась к месту церемонии на полчаса раньше меня. Больше никто не мог передвинуть мои туфли… Не просто передвинуть. Не просто. Поставить их на самое видное место, посреди входа в следующую комнату.

Не осознавая, что делаю, я потянулась к нижнему ящику комода и вытащила из него нож с декоративной рукоятью, которым Робин когда-то открывал свои письма.

Сначала я зашла в кухню, где обменяла письменный нож на внушительного размера нож для разделки мяса, после чего поочерёдно обошла остальные комнаты. Всё было пусто, чисто, и все вещи, насколько я смогла оценить беглым взглядом, находились на тех же местах, что и до моего отъезда.

Вернувшись обратно к стоящим на пороге прихожей туфлям, я переставила их обратно к комоду, после чего вновь поднялась наверх и впервые в жизни закрылась в своей спальне на замок.

Уже переодевшись в пижаму и глотая снотворное, я начала прокручивать события… Мысли сразу же вернулись к прошлым страхам, но я быстро подавила эту слабость: тот факт, что движение вещей началось ещё до того, как Дариан вернулся в мою жизнь, и даже до того, как я встретилась с Ирмой на вокзале Сент-Панкрас, был неоспорим.

Неужели это я?.. Я сама передвигаю вещи по собственной квартире и не могу этого потом вспомнить?..

Неужели я схожу с ума?..

Через пять дней все собрались в родительском доме, чтобы отпраздновать девяносто шестой день рождения Амелии, а заодно и предшествующие ему дни рождения Жасмин и Мии. Когда в десятом часу Амелия поднялась к себе наверх, я отправилась за ней. Сев напротив прабабки на твёрдый пуфик, я дождалась, пока она поудобнее расположиться в своём скрипучем кресле-качалке.

– Деточка, тебя что-то беспокоит? – прищурившись, внимательно посмотрела на меня Амелия.

– Не знаю, доживу ли я до твоего возраста, но…

– Не доживёшь одного года, – неожиданно перебила меня Амелия, совершенно ошарашившив меня своим ответом.

– Это что, только что было предсказание? – с широко округлившимися глазами поинтересовалась я, неожиданно для себя перейдя на полушёпот.

– Конечно-конечно… А он доживёт до столетия, но не переживёт тебя ни на день. Как в легендах умрёте. Однажды заснёте вместе и вместе не проснётесь. Это будет вашей наградой.

– За что?.. – сразу же спросила я, но Амелия не ответила. – Ты о ком?.. – решила попытаться вновь я, но моя собеседница продолжала молчать, и тогда я решила попробовать в третий раз. – Амелия?..

– Я не знаю, – неожиданно скрипучим голосом выдала она. – Не знаю…

– Робина больше нет. Ты забыла?

– Робина нет… – задумчиво произнесла загадочная старушка. – Да-а… Робина больше нет…

Я поняла, что она устала и начинает засыпать, поэтому решила перейти к делу прежде, чем она окончательно вышла бы из строя:

– Я хотела тебя спросить: могут ли души с того света вмешиваться в ход событий этого мира?

– В ход событий этого мира? – удивилась и определённо заинтересовалась Амелия. – Что ты имеешь в виду, деточка?

– Ну… Возможно… – я замялась, осознавая, о каком бреде собираюсь у неё спросить. – Могут ли души передвигать какие-нибудь предметы в доме?

– Ты о Робине? – неожиданно трезво уточнила Амелия, словно я говорила о совершенно нормальных вещах. – Не-ет, деточка… Конечно нет. Душа Робина нашла покой. Я знаю. Он спит спокойно и ничто его не тревожит. Но что-то тревожит тебя. И не зря… Ты в опасности?.. Один… Два… Три… Три?

– Три? – сама не понимая, о чём говорю, переспросила я.

– Три рычащие “Р”, не принадлежащие друг другу. Одна рычит мягко-убывающе, вторая рычит агрессивно-нарастающе, третья рычит неминуемо-поглощающе… Кто они?

Я смотрела на Амелию широко распахнутыми глазами, не чувствуя своих внезапно онемевших конечностей. Она предсказала мне будущее. А я не могла растолковать этого предсказания.

Больше всего мне хотелось бы растолковать о неминуемом, но я вообще ничего не могла связать.

Чувство бессилия разлилось горечью у меня во рту.

Я снова что-то упускаю… Снова не вижу… Снова слепая…

…Я снова не смогу ничего предотвратить… Но… Необходимо ли что-то предотвращать?..

Я вновь ничего не знала наверняка и ни за что не могла ручаться. В который раз за всю свою болючую жизнь.

Глава 21.

После разговора с Амелией прошло два беспокойных дня, и каждый день я думала о её словах относительно опасности. В пятницу я встречалась с Полиной, чтобы обсудить, как продвигаются дела с расследованием относительно тройки бывших спонсоров клуба, но она уклонилась от прямого ответа, сказав, что занимается этим вопросом. Можно ли было считать эту тройку тремя рычащими “Р”, о которых предупреждала меня Амелия, я сильно сомневалась. Поэтому начала крутить мысли о Дариане чаще, чем это было прежде. Такой ли он мне “друг”, каким кажется или хочет для меня казаться? Я разматывала катушку этой мысли по периметру всего своего обеспокоенного подсознания, но Дариан вновь и вновь выигрывал, как бы сильно я не пыталась его загнать в угол. Он разрешал мне флиртовать с другими мужчинами на его вечеринке, не попытался меня соблазнить, пока я была пьяна, а теперь он не звонил и не писал мне, и вообще не давал о себе знать никаким известным способом. Нет, Амелия говорила определённо не о Дариане, и всё же я слишком долго и мучительно думала о нём, что в итоге повлекло за собой последствия.

В ночь на тринадцатое число, в воскресенье, я легла в постель забыв принять снотворное и, как результат, проснулась резко, едва ли не подпрыгнув от неожиданности и сжимая пальцами простынь под собой. Сон был коротким, но достаточно ярким, чтобы заставить моё сердце колотиться в бешеном ритме.

Сновидение началось с того, что Дариан пришёл ко мне в гости. Я зачем-то предложила ему воду, он согласился и пошёл за мной на кухню. Когда я передавала ему полный бокал воды, мы соприкоснулись пальцами и бокал сразу же выскользнул из наших рук. Упав между нами, осколки бокала превратились в воду и вместе с пролитой жидкостью начали обращаться в обжигающий пар. Дариан вдруг положил свои руки на мои бёдра и властно притянул меня к себе.

В следующую секунду мы уже были обнажены и, катаясь по полу, едва ли удерживались, чтобы не поглотить друг друга по кусочкам. Мы кусали друг друга, всасывались друг другу в шеи, вжимались пальцами в кожу… Я не хотела останавливаться, а Дариан не собирался сбавлять темпа. В какой-то момент мне показалось, будто мы в буквальным смыслом становимся одним целым. Это было больно, но боль была приятной. От неё я начала стонать, и вскоре мой стон перерос в оглушительный крик, из-за которого окна на кухне вдруг взорвались, но осколки полетели не наружу, а внутрь комнаты.