Королева ничего

– Пойду отнесу это Ориане, – говорю я, указывая на свою корзинку. Поднимаюсь с бревна, но Мадок хватает меня за руку.

– Не думай, что я забуду о твоей верности, – задумчиво смотрит он на меня снизу вверх. – Ты смогла поставить интересы семьи выше своих собственных. Когда все это закончится, назови любую награду, и я позабочусь о том, чтобы ты ее получила.

Чувствую острую боль от того, что не я больше та дочь, которой он делает подобные предложения. Я нежеланная гостья возле его костра, я не та, о ком он стал бы заботиться.

Думаю о том, что могла бы попросить Тарин для себя и для ребенка, которого она носит под сердцем. Она бы попросила безопасности, решаю я. Безопасности, которую, по мнению Мадока, он нам уже предоставил, но на самом деле никогда не мог обеспечить. И неважно, что станет обещать Мадок, – он слишком жесток, чтобы гарантировать кому бы то ни было безопасность на достаточно долгое время.

Что же касается моей безопасности, то о ней и речи быть не может. Хотя Мадок еще не раскусил и не поймал меня, я больше не выдержу этот маскарад, сил на него не осталось. И хотя я не уверена в том, что справлюсь с походом по льду, твердо решаю, что должна сегодня же ночью бежать из лагеря.

Глава 11

Ориана наблюдает за тем, как готовят обед для всей компании, и я стою рядом с ней. Смотрю, как варят суп из крапивы, предварительно потушив ее с картошкой, чтобы она перестала быть жгучей, и как разделывают только что подстреленных оленей, чьи туши еще дымятся на снегу. Оленьим жиром приправляют нежную свежую зелень. У каждого здесь имеется своя миска и кружка, они позвякивают у них на поясах, напоминая странные украшения. С ними бойцы подходят к полевым кухням, где в миску им накладывают еду, а в кружки наливают разведенное водой вино.

Мадок обедает со своими генералами, за едой они смеются и разговаривают. Верхушка Двора Зубов обедает в своих палатках, и еду им готовят на другом костре. Гримсен сидит в стороне от генералов, за одним столом с офицерами-рыцарями, которые с интересом слушают рассказы о его приключениях во время изгнания с Алдеркингом. Невозможно не заметить, что окружающий Гримсена народ носит на себе больше украшений, чем это обычно принято.

Полевые кухни и столы находятся на ближнем к горам краю лагеря. Вдали я вижу двух часовых у входа в пещеру, они не покидают свой пост, чтобы поесть вместе с нами. Рядом с ними бродят два ездовых оленя, роют носами снег, ища под ним съедобные корешки.

Ем свой крапивный суп, и в моей голове постепенно рождается идея. К тому времени, когда Ориана зовет меня вернуться в нашу палатку, я уже приняла решение. Украду одного оленя у тех солдат, что караулят возле пещеры. Это будет проще, чем увести лошадь из основного лагеря, и легче сбежать в случае чего. У меня до сих пор нет карты, но чтобы двигаться к югу, я и по звездам смогу достаточно хорошо ориентироваться. Хочу надеяться, что по пути мне повезет набрести на поселение смертных.

Мы с Орианой наливаем чаю, отряхиваем с себя снег. Я нетерпеливо согреваю о кружку свои замерзшие пальцы. Я не хочу, чтобы она что-то заподозрила, но мне нужно двигаться дальше. Упаковать еду и другие припасы, которые я смогу собрать.

– Ты, наверное, совсем замерзла, – говорит Ориана, внимательно изучая меня. Со своими белыми волосами и призрачно-бледной кожей она сама кажется сделанной из снега.

– Хилая, как все смертные, – улыбаюсь я. – Еще одна причина скучать по островам Эльфхейма.

– Ничего, скоро мы будем дома, – заверяет она меня. Лгать Ориана не может, поэтому ее словам следует верить. Очевидно, она уверена в том, что Мадок победит и станет Верховным королем.

Наконец Ориана, кажется, собирается ложиться спать. Быстро умываю лицо, затем сую в один карман спички, в другой – нож. Ложусь в постель и выжидаю, пока Ориана, по моим расчетам, уснет, затем для верности отсчитываю секунда за секундой еще полчаса. Потом как можно тише выбираюсь из-под своих покрывал, сую ноги в сапоги. Кидаю в дорожный мешок кусок сыра, горбушку хлеба и три сморщенных вялых яблока. Забираю найденную сегодня в лесу «сладкую смерть» и заворачиваю ее в бумажку. Затем пробираюсь к выходу из палатки, прихватив по дороге свой плащ. Снаружи вижу только одного рыцаря. Он сидит у костра и вырезает флейту из деревяшки. Киваю ему, проходя мимо.

– Миледи? – говорит он, поднимаясь.

Я окидываю его равнодушным взглядом – не пленница же я, в конце концов, а дочь Главного генерала!

– Да?

– Если ваш отец спросит, где ему вас искать, что мне ему ответить?

Вопрос задан в весьма уважительной форме, но если на него ответить неправильно, последуют другие вопросы, гораздо менее почтительные.

– Скажите ему, что я отошла в лесок. По делу, – отвечаю я. Как я и надеялась, после этого он вздрагивает, увядает и вопросов больше не задает. Я поправляю наброшенный на мои плечи плащ и следую дальше, прекрасно понимая, что чем дольше я буду отсутствовать, тем больше подозрений начнет возникать у этого ночного сторожа.

Идти до пещеры в принципе не далеко, но в темноте я то и дело спотыкаюсь, а холодный ветер с каждой секундой становится все более пронизывающим. Снизу из лагеря долетают музыка и гул голосов. Гоблины поют боевые песни о погибших в кровавых битвах товарищах, а еще бесконечные баллады о королевах, рыцарях и дураках.

Приблизившись к пещере, я вижу стоящих возле входа в нее часовых. Их трое – на одного больше, чем я ожидала. Вход в пещеру длинный, широкий, по форме похожий на улыбку. В темной глубине за входом временами что-то поблескивает, словно светится что-то спрятанное там, внутри. Два ездовых северных оленя дремлют неподалеку, свернувшись на снегу, словно светло-серые кошки. Третий олень чешет свои рога о ствол стоящего немного в стороне дерева.

Значит, он мне и подойдет. Можно пробраться глубже за деревья и подманить его к себе яблоком. Едва отправляюсь в лес, как слышу крик. Холодный плотный воздух доносит его до меня из пещеры, заставляя обернуться назад.

Мадок держит кого-то в заточении.

Пытаюсь убедить себя в том, что это не моя проблема, но эти мудрые мысли прогоняет новый отчаянный крик.

Кто-то кричит от боли. Я должна убедиться в том, что это не кто-то из тех, кого я знаю. Мои мышцы уже затвердели от холода, поэтому я медленно огибаю пещеру и забираюсь на каменный склон прямо над ней.

Мой импровизированный план состоит в том, чтобы спрыгнуть в отверстие пещеры, пользуясь тем, что ее охранники чаще всего смотрят в противоположном направлении. Это помогло мне незамеченной забраться на склон, но спрыгнуть отсюда? Нет, шум от моего приземления и моя мелькнувшая фигура немедленно привлекут их внимание и заставят поднять тревогу.

Я скриплю зубами и вспоминаю уроки Призрака – иди медленно, проверяй каждый свой шаг, держись в тени. Разумеется, помимо этих наставлений я сразу же вспоминаю и о предательстве Призрака, но говорю себе, что это не уменьшает ценности его уроков. Медленно спускаюсь ниже и повисаю на краю зазубренного валуна. Чувствую, как даже в перчатках замерзли мои пальцы.

Повиснув в воздухе, обнаруживаю свой ужасный просчет – даже если вытянуться в струнку, я все равно не достану ногами земли. Значит, все-таки придется прыгать, а спрыгнуть совершенно беззвучно не удастся. Делать нечего, и я спрыгиваю вниз, стараясь сделать это как можно тише, а затем моментально скрываюсь в пещере. Совсем немного отбегаю вглубь и останавливаюсь, чтобы больше не хрустеть по снегу ногами. Прячусь в тень и замираю, затаив дыхание.

– Что это? – спрашивает своих товарищей один из охранников и заглядывает в пещеру.

Не могу сказать наверняка, заметил он меня или нет.

Продолжаю стоять не шелохнувшись, надеясь, что он не увидел меня. И не унюхал. Впрочем, сейчас холодно, и я совсем не вспотела.

Мой нож – вот он, под рукой. Напоминаю себе, что я совсем недавно справилась с самой Гримой Мог. Если охранник приблизится ко мне, с ним я тоже справлюсь.

Но подумав немного, охранник качает головой и возвращается назад, стоять у входа и слушать доносящиеся из лагеря песни гоблинов.

Я жду сколько надо, а потом еще немного – просто для большей уверенности. За это время мои глаза привыкают к темноте. В воздухе пахнет горной породой и сгоревшим ламповым маслом. В конце наклонного туннеля продолжают танцевать, дразня меня, какие-то тени.

Пробираюсь между сталактитами и сталагмитами – такое ощущение, словно я шагаю сквозь зубастые челюсти гиганта. Вступаю в новый подземный зал и жмурюсь от яркого – особенно после темноты – света горящих факелов.

– Джуд? – негромко произносит знакомый голос.

Призрак.

Исхудавший, с кровавыми ссадинами на ключицах, он сидит на полу пещеры. На его запястьях наручники, прикованные цепью к ввинченным в землю пластинам. Вокруг Призрака выстроились зажженные факелы, а сам он смотрит на меня снизу вверх своими огромными карими глазами.

Хотя я и без того замерзла, мне внезапно становится еще холодней. Меня бьет озноб. Последнее, что я слышала от Призрака, были его слова: «Я служил принцу Дайну. Не тебе». И сказано это было прямо перед тем, как меня уволокли в Подводное королевство, где я пробыла несколько недель – испуганная, изголодавшаяся и одинокая. Но все же, несмотря на свое предательство, несмотря на уничтожение Двора Теней, он произносит мое имя с таким восхищением, будто думает, что я пришла сюда спасать его.

Рассматриваю вариант прикинуться Тарин, но отказываюсь от него, потому что Призрак не поверит, что моя сестра могла пробраться мимо охранников. Сделать подобное могла только я, учившаяся этому у него самого.

– Я хотела посмотреть, что здесь прячет Мадок, – говорю я, вытаскивая свой нож. – И если ты подумываешь, не позвать ли охрану, знай: от того, чтобы перерезать тебе горло вот этим ножом, меня удерживает только страх, что ты не умрешь достаточно тихо.

– Я умру громко, и ты это знаешь, – криво усмехается Призрак. – Очень громко. Просто чтобы досадить тебе.

– Ну что, достойную ты получил награду за свою службу, – говорю я, обводя рукой пещеру. – Надеюсь, за предательство тебе отдельно заплатили, а?

– Злорадствуй, злорадствуй, – беззлобно отвечает мне Призрак. – Я заслужил это и знаю, что натворил, Джуд.

– Но зачем вообще ты это сделал? – Даже то, что я просто спрашиваю об этом, заставляет меня чувствовать себя уязвимой. Но я всегда верила Призраку и потому хочу понять, как же это я сама так сглупила. Интересно, ненавидел ли он меня все то время, когда я считала нас с ним друзьями? Смеялся ли он вместе с Карданом над моей доверчивостью?

– Ты помнишь, как я рассказал тебе о том, что убил мать Оука?

Я киваю. Лириопу отравили румяным грибом, чтобы скрыть тот факт, что, оставаясь любовницей Верховного короля, она забеременела от принца Дайна. Если бы Ориана не вырезала Оука из чрева мертвой Лириопы, он тоже умер бы. Это жуткая история, одна из тех, что я при всем желании не смогла бы забыть, даже если бы она не имела отношения к моему брату.

– А как ты посмотрела на меня, когда узнала о том, что я сделал, тоже помнишь? – снова спрашивает Призрак.

Это было спустя день или два после коронации. Я взяла принца Кардана в пленники и все еще оставалась в шоке. Пыталась разгадать детали заговора Мадока. Ужаснулась, узнав о том, какую чудовищную вещь совершил Призрак. Да, меня многое тогда ужасало, но тем не менее смерть от румяного гриба особенно кошмарна, и при этом едва не погиб мой брат.

– Я… была удивлена.

– Удивлена! – трясет он головой. – Даже Таракан был потрясен. Он не знал об этом.

– И поэтому ты решил предать нас? Решил, что мы слишком сильно тебя осуждаем? – с недоверием спрашиваю я.

– Нет. Просто послушай меня еще немного, – вздыхает Призрак. – Я убил Лириопу потому, что принц Дайн привел меня к фейри, приютил и дал мне задание. Поскольку я был верен ему, то его задание выполнил, но потом был потрясен тем, что натворил. И тогда в отчаянии я отправился к мальчику, которого считал единственным оставшимся в живых ребенком Лириопы.

– К Локку, – онемевшими губами произношу я. Интересно, понял ли Локк после коронации Кардана, что Оук должен быть его сводным братом? Чувствовал ли он что-нибудь по этому поводу? Упоминал ли что-то об этом в разговорах с Тарин?

– Испытывая жгучее чувство вины, я предложил ему мою защиту, – продолжает Призрак. – И мое имя тоже.

– Твое… – начинаю я.

– Мое настоящее имя, – перебивает меня Призрак.

В народе настоящие имена являются строго охраняемой тайной. С помощью настоящего имени фейри можно управлять с такой же легкостью, как и взяв с них клятву. Мне с трудом верится, что Призрак мог пожертвовать такой важной частью себя.

– И что он заставил тебя делать? – спрашиваю я, сразу переходя к делу.

– Долгие годы вообще ничего, – отвечает Призрак. – Затем так, по мелочам. Шпионить за кем-нибудь. Вынюхивать чьи-то секреты. До того, как он приказал заманить тебя в Башню Забвения и позволить Подводному королевству пленить тебя, мне казалось, что все поручения Локка не больше чем шалости.

Должно быть, Никасия хорошо знала, кого ей попросить об одолжении. Не удивительно и то, что Локк и его дружки чувствовали себя так безнаказанно, когда устроили охоту за мной накануне свадьбы. Локк знал, что на следующий день я исчезну.

И все же я до сих пор не до конца понимаю Призрака. Я тоже всегда считала, что Локк просто дурачится, даже если оказывалась иногда на грани смерти из-за его шуточек.

– Но это не объясняет того, как ты попал сюда, – трясу я головой.

Призрак явно старается говорить спокойно, держит себя в руках:

– После Башни я старался не показываться на глаза Локку, не хотел, чтобы он вновь приказал мне что-то подобное. Рыцари поймали меня, когда я пытался покинуть Инсмир. Вот тогда-то я и оценил масштаб того, что натворил Локк. Он открыл мое имя твоему отцу. Это было его приданое за руку твоей сестры-близнеца и за право сидеть за королевским столом, когда Балекин придет к власти.

– Мадоку известно твое настоящее имя? – говорю я, глубоко втягивая ноздрями воздух.

– Плохо, правда? – грустно усмехается Призрак. – Твое появление – это первая удача за все время, что я торчу здесь. Да, это счастливый случай, хотя нам обоим известно, что должно произойти дальше.

Вспоминаю о том, как внимательно я отдавала приказы Кардану, следя за тем, чтобы он не мог уклониться от их выполнения. Несомненно, точно так же, и даже еще точнее, делает это Мадок, поэтому Призрак видит перед собой только один выход.

– Я собираюсь вытащить тебя отсюда, – говорю я. – А затем…

– Я могу показать тебе, как это можно сделать, причинив мне как можно меньше боли. И как устроить, чтобы все поверили, что я сам это сделал.

– Ты говорил, что будешь умирать громко, просто чтобы досадить мне, – напоминаю я, притворяясь, что не принимаю этого всерьез.

– Ага, – слабо улыбается он. – Но, видишь ли, мне нужно было рассказать тебе… нет, просто кому-нибудь правду перед тем, как я умру. Теперь это сделано. Позволь мне преподать тебе последний урок.

– Погоди, – говорю я, поднимая руку. Мне нужно успокоить его. А самой – подумать.

– Пойми, постоянно находиться под чьим-то контролем, подчиняться чьей-то чужой, не своей воле – это не жизнь, – нетерпеливо продолжает он. – Я знаю о заклятиях, которые ты попросила у принца Дайна. Ты согласна была убить ради них. Теперь чары тебя не берут, но помнишь, каково тебе было раньше? Помнишь, что такое чувствовать себя совершенно беспомощной?

Разумеется, я помню. И не могу не вспомнить о смертной служанке по имени Софи из дома Балекина. О Софи, которая с камнями в карманах затерялась в глубинах Подводного мира. По моему телу пробегает дрожь.

– Перестань драматизировать события. – Я сажусь на грязном полу, вытаскиваю из своего мешка и начинаю резать сыр, хлеб, яблоки. – У нас еще остались варианты. Ты выглядишь оголодавшим, а нужен мне живым. Ты можешь заколдовать стебель крестовника и вывезти нас отсюда. Уж такую-то помощь ты мне просто обязан оказать, согласен?

Он хватает куски сыра и яблока и сует их в рот. Пока Призрак ест, я разглядываю цепи, которыми он прикован. Удастся ли мне разомкнуть звенья? Замечаю в пластине на полу отверстие, как раз подходящее по размеру под ключ.

– Голову ломаешь? – говорит Призрак, заметив мой взгляд. – Но Гримсен сделал мои оковы неподдающимися большинству магических клинков, так что напрасно что-то замышлять.

– Я всегда что-то замышляю, – парирую я. – Насколько хорошо тебе известен план Мадока?

– Мало что о нем знаю. Рыцари приносят мне еду и меняют на мне одежду. Мыться мне разрешено только под строгим присмотром охраны. Однажды Гримсен заходил посмотреть на меня, но не произнес ни слова, даже когда я начал кричать на него.

Кричать? Это совсем не похоже на Призрака. Или, быть может, этот вопль отчаяния был способом докричаться до меня?

– Несколько раз приходил Мадок, расспрашивал меня о Дворе Теней, о дворце, о Кардане, леди Аше и Дайне. И даже о тебе расспрашивал. Я знаю, он ищет слабые места, чтобы манипулировать всеми. – Призрак берет новый ломтик яблока и, замерев, смотрит на него так, словно впервые в жизни видит пищу. – Зачем ты взяла с собой еду? Ты на пикник шла или пещеру исследовать?

– Бежать собиралась, – признаюсь я. – Сегодня ночью. Раньше, чем они обнаружат, что я не моя сестра, за которую я себя выдаю.

Он с ужасом смотрит на меня, потом говорит:

– В таком случае иди, Джуд. Беги. Тебе нельзя оставаться здесь ради меня.

– Нет, нет, ты же собираешься мне помочь выбраться отсюда, правда? – настаиваю я и добавляю, не давая ему возможности возразить: – А побег я могу перенести еще на один день. Только скажи, как я могу разомкнуть твои цепи.

Очевидно, Призрак прочитал по моему лицу, что это мое окончательное решение.

– У Гримсена есть ключ, – говорит он, глядя мне в глаза. – Но тебе было бы лучше пустить в дело нож.

Ужаснее всего то, что он, вероятно, прав.

Глава 12

Когда я возвращаюсь в палатку, охранника на месте уже нет. Обрадовавшись, я ныряю под полог, надеясь благополучно добраться до своей постели раньше, чем домой вернется Мадок, составляющий планы со своими генералами.

А вот уж чего я не ожидала, так это увидеть зажженные свечи и одетую, сидящую за столом Ориану. Я застываю на месте.

– Где ты была? – спрашивает она, поднимаясь и складывая на груди руки.

– Э… – мычу я, лихорадочно вычисляя то, что ей уже известно и чему она сможет еще поверить. – Понимаешь, один рыцарь назначил мне свидание под звездами, и…

– Я прикрыла тебя, – останавливает она меня. – Подменила охранника и отпустила его, чтобы он не разнес ненужные слухи по всему лагерю. И не оскорбляй меня больше своей ложью. Ты не Тарин.

Ну, вот меня и раскрыли. Невидимая холодная рука сжимает мне сердце. Хочется сбежать, куда глаза глядят, но я думаю о Призраке.

Если сбежать прямо сейчас, шансы на то, чтобы раздобыть ключ, становятся практически нулевыми. Призрака тогда не спасти. Да и у самой у меня шансов спастись не будет, пожалуй.

– Не говори Мадоку, – прошу я, надеясь вопреки всему уговорить ее. – Пожалуйста. Я вовсе не собиралась появляться здесь. Это Мадок лишил меня сознания и притащил в этот лагерь. Я продолжала выдавать себя за Тарин только потому, что уже притворилась ею во время дознания в Эльфхейме.

– Как я смогу понять, что ты не лжешь? – требовательно спрашивает Ориана, настороженно глядя на меня своими немигающими розовыми глазами. – И откуда мне знать, что ты здесь не для того, чтобы убить Мадока?

– У меня не было никакой возможности узнать заранее, что он придет за Тарин, – продолжаю я убеждать ее. – И здесь я остаюсь до сих пор только потому, что не придумала еще, как сбежать. Пыталась сделать это сегодня ночью, но не смогла. Помоги мне сбежать. Помоги мне, и впредь никогда больше меня не увидишь.

Она смотрит на меня так, словно я требую от нее чего-то невообразимого.

– Если ты исчезнешь, он подумает, что я приложила к этому руку.

Трясу головой, наскоро придумывая план.

– Напиши Виви. Она может забрать меня. А я оставлю записку, что поехала погостить у нее и навестить Оука. И пусть Мадок никогда не узнает о том, что Тарин здесь не было.

Ориана отворачивается, наливает в крохотные стаканчики темно-зеленый травяной ликер.

– Оук. Мне не нравится то, каким он становится в мире смертных.

Мне хочется визжать от досады на такую резкую смену темы для разговора, но сдерживаюсь и молчу. Представляю, как Оук сидит за столом и размешивает в своей миске разноцветные кукурузные хлопья.

– Мне тоже это не нравится.

– Если Мадок станет Верховным королем, Оук вернется домой, – протягивает она мне крохотный стаканчик. – Он не захочет встать между Мадоком и короной, а значит, будет в безопасности.

– Помнишь свое предупреждение насчет того, как опасно быть рядом с королем? – Я жду, когда она сделает глоточек ликера, и только после этого пробую его сама. Горький, травянистый на вкус, он наполняет мой рот ароматами розмарина, крапивы и чабреца. Я морщусь, хотя не могу сказать, что ликер мне не понравился.

– Но ты-то сама вела себя совершенно иначе и не боялась быть рядом с ним, если помнишь, – бросает на меня раздраженный взгляд Ориана.

– Это верно, – соглашаюсь я. – И я заплатила за это.

– Я не выдам тебя, Джуд. И отправлю послание Виви. Но действовать против Мадока и сама не стану, и тебе не дам. Хочу, чтобы ты дала мне обещание не делать этого.

Как королева Эльфхейма, я являюсь той, против кого выступает Мадок. Не скрою, мне приятно сознавать, что Ориана так мало знает обо мне. Но эту приятную мысль вытесняет другая, тревожная. Я представляю, в какой, гораздо большей, чем сейчас, опасности я окажусь, если обо мне узнает Мадок. Он найдет способ использовать меня в своих целях. Как бы ни была я испугана, находясь здесь рядом с ним, на самом деле, мне следовало бы опасаться его гораздо, гораздо сильнее.

Я смотрю Ориане прямо в глаза и, как никогда искренне, лгу ей.

– Обещаю.

– Хорошо, – говорит она. – Ну а теперь скажи, зачем тебе понадобилось шнырять вокруг Эльфхейма, прикидываясь Тарин?

– Она сама меня просила, – отвечаю я, приподнимая свои брови и дожидаясь, пока она поймет.

– Но зачем ей… – начинает Ориана, но не договаривает, а помолчав, тихо, словно для себя, произносит: – Дознание. Вот как.

Я делаю еще один глоточек травяного ликера.

– Я беспокоилась о твоей сестре, когда она осталась одна при дворе, – говорит Ориана, сводя к переносице свои бледные брови. – Ее семейная репутация разлетелась в клочья, а леди Аша возвратилась назад, явно увидев возможность усилить свое влияние на придворных, поскольку ее сын теперь сидит на троне.

– Леди Аша? – эхом повторяю я, удивленная тем, что Ориана видит в ней угрозу, особенно для Тарин.

Ориана встает и берет письменные принадлежности. Вернувшись с ними, она вновь садится за стол и начинает писать записку Виви. Быстро набросав несколько строк, она говорит, подняв на меня взгляд:

– Никогда не думала, что Аша вернется.

Вот что случается, когда людей бросают в Башню Забвения. О них забывают.

– Она появилась при дворе примерно в одно время с тобой, верно? – говорю я. Ну, не могу же я напрямую напомнить, что Ориана тогда сама была любовницей Верховного короля. И хотя ребенка она ему не родила, слухов наслушалась немало. Ведь что-то заставило ее сделать замечание, которое она сделала.

– Твоя мать, как ты знаешь, одно время дружила с леди Ашей. У Евы была большая тяга к злу. Поверь, я говорю это, вовсе не желая обидеть тебя, Джуд. Склонность к злу – это черта характера, недостойная ни презрения, ни гордости.

«Я знала твою мать, – это было самое первое, что сказала мне леди Аша. – Знала множество ее маленьких тайн».

– А я и не подозревала, что ты была знакома с моей мамой, – говорю я.

– Я не очень хорошо ее знала, – замечает Ориана. – И не мне судить о ней.

– А я и не прошу тебя об этом, – парирую я, хотя на самом деле мне очень хочется расспросить ее о маме.

Прежде чем Ориана успевает положить перо, с его кончика скатывается на бумагу капелька чернил и оставляет маленькую кляксу. Ориана складывает и запечатывает письмо Вивьен.

– Леди Аша была великолепна и жаждала признания со стороны Верховного короля. Их любовная связь была недолгой, и Элдред, я уверена, не думал о том, что она может иметь серьезные последствия. И, пожалуй, слишком поспешно стал сожалеть о том, что Аша родила ему ребенка. Но это, возможно, было каким-то образом связано с пророчеством.

– С пророчеством? – переспрашиваю я. Помнится, Мадок упоминал что-то похожее и тоже связанное с его судьбой, когда пытался уговорить меня объединить наши силы.