Очень сказочная работа 1

– Да ничего мне не кажется, – обиженно буркнул я.

– А ведь там славный край, добрые и отзывчивые люди, которые всегда стремятся помочь проезжему человеку. Они хлебосольны и веселы. У них никогда не бывает голода, женятся только по любви. Не страна, а сказка. Давай я тебе ее покажу.

– Даже и не знаю…, – сразу перетрусив, заныл я.

– Да это как по телевизору фильм-сказку посмотреть, – поддержала Липа дядю Володю, – этакий русский Диснейленд. Абсолютно никакого риска!

– Там, поди, ночь и буран! Снежный!

– В Тридевятом такое же время суток, как и у нас, да и время года не отличается. Погода обычно копирует нашу один в один. Сейчас там августовский вечер неведомого года. Если сильно опасаешься, можешь просто отсюда полюбоваться, там с пригорочка неплохой вид открывается.

– Ну, если отсюда…, – все еще колебался я.

– Отсюда, отсюда. Я пошел, а ты, Липа, пригляди за товарищем.

– Ладно!

В голове носились всякие бессвязные мысли. Зачем за мной приглядывать? Боится бережливый старик, что ценную алюминиевую ложку со стола сопру?

Палыч вышел на середину кухни, разок провел руками в воздухе, и перед ним появилось какое-то непонятное мерцание, перешедшее в овальную голубую дыру, а затем в прямоугольный проем с неровными краями. Он повернулся к нам, усмехнулся и сказал:

– Всего и делов-то, – после чего шагнул в Сказочный Мир.

Никаких ожидаемых мной спецэффектов: бьющих с неба или из-под земли молний, бешеных порывов ураганного ветра, страшного грохота не случилось.

– Пошли посмотрим, – пригласила меня Олимпиада. – Впервые увидишь Тридевятое Царство.

Я, опасливо озираясь, бочком подкрался к проему. Липа с Котом держались сзади. Владимир Павлович стоял на поросшем травой пригорке, и ласковый летний ветерок теребил его седые кудри. Слева от него высился дремучий лес, справа вилась небольшая речка, недалеко пролегала хорошо утоптанная дорога. Откуда-то издалека доносился колокольный звон.

– К вечерней службе народ в храм созывают, – объяснил Палыч. – Дима, пойдем ко мне, отсюда лучше видно. Заодно особо чистым воздухом подышишь. До родника идти далеко, за пользительной ключевой водицей потом сходим.

Этот пасторальный древнерусский вид навевал на меня покой и умиротворение. Я почти перестал бояться перехода и как-то расслабился. Мимо меня гордо прошествовал Баюн и тоже выпрыгнул на Родину. Я подошел к проему почти впритык, но шагнуть все не решался. Может я лучше как-нибудь потом? В другой день, мы же не торопимся…

Сильный толчок в спину качнул меня вперед! Чтобы не упасть, я пару раз шагнул.

– Совсем обалдела что ли? – заорал я, обернувшись к Липе. – Разве так можно? А если бы я упал?

Олимпиада хлопала в ладоши! Палыч хлопал вместе с нею! Кот Баюн весело мурлыкал, задрав хвост. А я стоял в Сказочном Мире.

– Не ошиблась Птица Гамаюн, – удовлетворенно крякнул дядя Володя. – Говорил же я, что она никогда не ошибается.

А Кот-Баюн неожиданно громко промурлыкал по-человечески:

– Отличилась Гамаюн,

А с ней вместе Кот-Баюн!

Может мальчик ваш ходить,

Красных девок веселить!

– а потом еще и запел:

– Пойду ль я, выйду ль я ли, да,

Пойду ль я, выйду ль я, да,

Во дол во долинушку, да,

Во дол, во широкую.

Я аж разинул рот от удивления, а Палыч сказал:

– Эт верно, я без него к Гамаюн и не хожу – понимаю ее скверно. А Баюн все понимает, и мне растолковывает.

– Специалисты из ФСБ к сегодняшнему дню проверили уже больше десяти тысяч человек по всей России, – дополнила присоединившаяся к нам Липа, – и ни-ко-го не нашли. А тут паренек, можно сказать, прямо под боком обосновался и без дела сидит!

И деловито добавила:

–В общем, уже пора договор писать – в нашем полку прибыло. Пойду Вольдемару Ивановичу звонить.

– Э! Позвольте! Я же просто прошел в уже открытый портал, и больше ничего. Никаких таких особенных способностей я при этом не проявил. Не надо делать скоропалительных выводов из этого пустякового события! Так любой сможет.

Палыч с Олимпиадой тяжело вздохнули.

– Ты, дядя Вова, будешь объяснять?

– У тебя, Липа, как-то более доходчиво получается, по-научнее.

– Ладно, – легко согласилась сговорчивая девушка.– Видишь ли, Дмитрий, в чужой портал пройти нельзя. Много раз пробовали разные люди – ничего не получается, хоть убейся. Глаза видят, кажется: вот сейчас сделаю шаг и пройду! И упирается человек в невидимую преграду, как в каменную стену.

– А вот в книгах…, – начал было доказывать свою правоту я.

– Написаны одни выдумки, – договорила Олимпиада. – А у нас за плечами не домыслы, а опыт реальной работы. Пытались брать другого человека за руку – я прохожу, его отбрасывает назад. Майор пробовал сотрудников полегче переносить и на руках, и на плечах – не проходят оба. Людей бросали в проем – пятерых ушибли, но в Сказочный Мир они не пролетели. Пытались пройти в эту уже открытую таинственную дверь экстрасенсы, маги, колдуны, ведьмы, и они отнюдь не были шарлатанами, ведь все такие люди с реальными способностями обязательно состоят на учете в ФСБ. Ни у кого не получается. Такие же исследования были проведены и в Арабском Филиале Сказочного Отдела, и у Фантастов. Результаты совпали. Поэтому, как писал в свою пору великий русский поэт Николай Некрасов:

Семья-то большая, да два человека,

Всего мужиков-то: отец мой, да я…

Вот и у нас сейчас аналогичная история – работников из 21 века всего двое: Вольдемар Иванович да я.

– А дядя Володя?

– Дядя Вова и Кот-Баюн персонажи сказочные, и к вопросу о наличии в России людей именно с этим талантом отношения не имеют. Самое интересное, что даже мы, с нашими способностями, пройти через чужой портал не можем.

И только тут я наконец осознал, что же я сделал! Запинающимся от волнения голосом я на всякий случай переспросил:

– Так это я сам… Только сам… без всякой учебы… и чужой поддержки, открыл… портал в Сказочный Мир… и через него прошел?

– Именно так, – ласково улыбаясь, объяснила Липа. – Ты после моего могучего толчка в спину мгновенно создал портал, он тут же наложился на портал дяди Вовы, и ты сквозь него прошел без всяких колебаний и глупых сомнений. К сожалению, ты человек очень в себе неуверенный, можно даже сказать боязливый, и, если бы мы предложили тебе создать дверь в другой мир, то ничего бы у тебя не получилось. Ну а после такой типичной для тебя неудачи, о твоей карьере оперативного работника можно было бы попросту забыть – ты даже пробовать бы повторно не стал. Дядя Вова был в этом уверен – он за несколько месяцев вашего с ним знакомства успел изучить твои повадки. Вот мы втроем и измыслили этот каверзный план. Потом товарищ майор, чтобы тебя не смущать, куда-то отошел, а мы нашу задумку взялись осуществлять.

– Лихой вы народец – оперативники…, – процедил сквозь зубы я.

– После учебы придется и тебе таким же делаться, мы не бумажки с места на место перекладываем и не в компьютерные игрушки играем – наше дело живое, энергичное, веселое. Кроме опыта и ума нужна предприимчивость, азарт, и конечно лихость, в сочетании с разумной рискованностью.

Я опять вздохнул.

– Да какой-то я совсем не такой. Не больно-то и умен, совершенно не предприимчив, и азартно могу только убежать от врага, пытаясь вырваться из переделки.

– Ты, вроде, парнишка совсем не глупый, мы с тобой подолгу на разные темы беседовали, а я уж за свою долгую жизнь наловчился дураков от умных людей отличать, – высказал свою точку зрения Палыч. – И сегодня все-таки пришел, прятаться и отсиживаться по кустам не стал, а значит совсем не трус. Просто вечно ты себя как-то одергиваешь, принижаешь и унижаешь. Такое ощущение, будто тебя чем-то ударили, заморозили твои способности, пришибли.

– В основном стукнули пыльным мешком при рождении, – мрачно уточнил я.

– Что-то в тебе такое явно есть, – задумчиво заметила Липа. – Ты как будто после аварии, и на каждом шагу тормозишь. Боишься дать газу, рвануть на всю мощь движка, обойти других, рискнуть, как-то куражнуться.

– У моего движка мощность в одну мышиную силу, – пояснил я. – Мои отец и сестра и лихие, и рисковые, и смело идут по жизни. Мама, конечно, потише, но ей за таким надежным мужем лихачить и незачем. Один я боязливый выродок, генетический мутант в этой славной семье, состоящей из умных людей.

– Вот тебе и еще одно доказательство того, что ты совсем не глуп, -как-то особо по-доброму улыбнулась Липа. – Любой дурак мнит себя самым умным, всячески любимого себя превозносит, а всех окружающих стремится опустить ниже плинтуса, чтобы самому хоть как-то возвыситься. А ты совсем не такой: себя принижаешь, а окружающих оцениваешь здраво, и иногда даже и переоцениваешь. Наверняка ведь есть примеры явных промашек и у отца, и у ловкой сестрицы.

– Да как без этого, – хмыкнул я, – не ошибается тот, кто ничего не делает.

– И оценка окружающих совершенно здравая, а себя, смельчака и умницы, сильно заниженная. Вот эту-то самооценку мы и будем повышать. Удастся – и ты еще блеснешь, и будет с тебя толк.

– Свежо предание, но верится с трудом, – пессимистично протянул я.

– Повысим! – нахально и уверенно заявила дерзкая Олимпиада.

– Твоими бы устами да мед пить…

– И не раз еще похлебаем за твои успехи, – заверил меня дядя Володя. – В общем, не журись хлопчик, были б кости, а мясо нарастет! А теперь давайте возвращаться, там уж поди Вольдемар удумался весь: прошел парень через барьер или не прошел. Пора ему позвонить, порадовать – пусть договора тащит.

Мне вдруг захотелось показать свою невиданную силу духа и смелость перед такой девушкой, как Липа, и, залихватски взмахнув рукой, я подтвердил:

– Пусть тащит!

Без всяких эксцессов мы вернулись к Палычу на кухню, вызвонили Бобра, и он через десять минут прилетел. Мы расселись кто куда, а котяра развалился на полу. Я, естественно, пристроился за столом напротив Вольдемара Ивановича. Майор извлек из солидного портфеля кожистую папку официально-черного цвета, из нее кипу бумаг и выдал мне шариковую ручку. И понеслось! Он скороговоркой называл бумаги и подсовывал мне их на подпись. Я подписывал, не раздумывая, и не пытаясь вникнуть в их замысловатую суть: гулять, так гулять!

Заявление о приеме на Высшие Академические Курсы при ФСИКИА – подписано!

Заявление о приеме на службу по контракту с окладом согласно штатному расписанию – без вопросов.

Подписка о неразглашении Государственной Тайны – подмахнул не глядя, попадать в психушку со злыми санитарами было неохота.

Согласие до окончания курсов считаться курсантом учебной группы с выплатой половинного оклада и получением его в виде авансового платежа, а также рассчитанных по существующим нормативам подъемных, кормовых, транспортных, арендных расходов, и еще расходов на обмундирование отечественного производства – вот тут произошла некоторая заминка.

– Вольдемар Иванович, а мне что, перед поездкой еще и офицерскую форму нужно успеть пошить?

– Форму будешь шить после получения воинского звания, а для курсов тебе необходим минимум экипировки для занятий: майка или свободно сидящая на тебе, чтобы не стесняла движений, рубашка, легкие трико, спортивные кроссовки или кеды. Что еще понадобится, получишь на складе или купишь в Москве. Понятно?

– Так точно! – молодцевато и этак по-военному отрапортовал я, подписывая документ.

После подписания еще пары малозначительных бумажек, я наткнулся на камень преткновения, который вызвал во мне выраженный протест – отказ от права выезда в иностранные государства.

– А чего это меня так прижучили? – возмутился я. – Почему лишают неотъемлемого права человека и гражданина?

– Давно ли мы, бывшие советские люди, получили это право? – усмехнулся еще совсем недавно бывший майором ФСБ Бобёр.

– Все равно! – нахально бунтовал я. – Кому я там нужен, совершенно никому не известный захолустный русский мальчишка?

– Курсант Комаровский! – неожиданно рявкнул поставленным командирским голосом офицер.

От неожиданности меня будто пружиной подбросило вверх!

– Я! – отрапортовал уже стоя навытяжку.

Майор тоже поднялся с табуретки и железным голосом произнес:

– Товарищ курсант! Вам Родина доверила святое: государственную военную тайну, имеющую колоссальное значение для обороны страны, а вы собираетесь ее разболтать где-нибудь в турецких трущобах, на гавайских пляжах или в кабаках Мельбурна? А может быть желаете отличиться в борделях Чикаго?

– Н-нет, – смущенно выдавил из себя я. И уже окрепшим голосом продолжил свою подрывную деятельность:

– Но никому же неизвестно, что я работаю на ФСИКИА, и поэтому я никому не интересен!

– Вольно, садитесь, – разрешил командир, решив, видимо, меня больше не ошеломлять, а объяснить спокойно, что наивного желторотика поджидает на чужбине.

– Какие ведущие мировые разведки ты знаешь?

– Ну МОССАД, ЦРУ, МИ-6, естественно наше ГРУ… – тут я задумался, потому что никаких других разведок не знал.

– А еще АСРА, РСИ, ПМР, ФРС, МГБ, ГДВБ…, – стал пополнять мои знания матерый профессионал.

Я воспринял это как явную издевку старшего товарища.

– Не надо держать меня за совсем уж дурака! ФРС это какая-то наша организация, МГБ, это,по-видимому, московская государственная безопасность, а уж ГДВБ или АБВГД вообще ни в какие ворота не лезет!

– Лезет, еще как лезет, – успокоил меня невозмутимый майор. – АБВГД это твоя личная выдумка, а ГДВБ это французская служба, имеющая на сегодняшний день самую разветвленную агентурную сеть в Европе и США.

– Во как! – удивился я. – Вишь, что творят законодатели мировых мод! Приоденут от Диора, сбрызнут для верности духами от Шанель, а заодно и завербуют нужного человечка!

– Не без этого, – согласился Бобер. – ФРС в России, это федеральная регистрационная служба, и к теме сегодняшнего разговора не имеет никакого отношения, а совпадающая с ней аббревиатура обозначает Федеральную Разведывательную Службу Германии, за которой тянется много известных и громких дел. МГБ – это крепнущая день ото дня разведка Китая, а другие аналогичные службы в разных странах можно в расчет не брать – мелковаты и слабоваты.

– А как же они могут понять, что я что-то важное знаю?

– Видишь ли, Дмитрий, мы с тобой не в вакууме живем, и нас окружают совершенно разные люди. И многие из них что-то знают или о чем-то догадываются. Наше руководство даже приказало не сообщать тренерам, кого именно и для каких целей они готовят. А кое-кто уже знает. И со всех, знающих и не знающих, которых поневоле приходится приобщать к вашему обучению, взята стандартная подписка о неразглашении. И, конечно, все пообещали не разглашать. Только ведь жизнь, как говорят в народе, такова какова она есть, и больше ни какова.

Кто-то не выдержал и все рассказал жене, а она, хоть и клялась молчать до конца жизни, на другой же день проболталась подружке. Та разнесла новость по своим знакомым, и информационная волна пошла все дальше и дальше. Кто-то сболтнул случайным знакомым, опьянившись вместе с ними в баре, кто-то своей девушке, кто-то дорогой матушке. И рано или поздно эти данные доходят до скрытно сидящих в нашей стране рыцарей плаща и кинжала. Вначале им не придают значения, мало ли чего наврут люди. Затем похожие данные приходят из нашего министерства обороны.

– Зачем же вояки эти данные шпионам сообщают? – удивился я. – От общей тупости?

Майор усмехнулся.

– Наши военные отнюдь не глупцы, хотя и бродят в народе дурацкие шуточки, что у них в мозгу одна извилина, да и та появилась от фуражки. Схема примерно та же, только тут шпионы действуют немного иначе. Военный человек очень часто любит выпить, и его нарочно опаивают, а потом заводят этакие провоцирующие беседы: вот мы там ого-го! А вы тут бездельничаете! Пьяный человек своему языку не хозяин, и там, где он хотел сказать что-то вроде: да и мы тут тоже не бездельничаем, из-за того, что ему не верят, военный увлекается и рассказывает многое из того, что составляет военную тайну.

Есть вариант подсунуть офицеру в кровать ловкую в постели и любовных делах женщину, а она уж его раскручивает. Ну а если удается найти в нужном военном коллективе предателя, считай дело сделано, информация получена, и передать ее в Пентагон или Иерусалим при современных средствах связи никакого труда не составляет. И вот тут-то и передают: русские выработали абсолютно новую систему для получения ранее неизвестных военных и гражданских технологий. Аналогов нигде в мире больше нет. Один из основных сотрудников – Дмитрий Комаровский, через неделю отправляется в Анталию отдохнуть. И как ты думаешь, что они с тобой будут делать на этом курорте?

– Подсунут женщину в постель?

– Это вряд ли. Скорее всего втянут в какую-нибудь уголовную ситуацию, или еще что-нибудь измыслят, чтобы склонить к сотрудничеству. На худой конец просто введут сыворотку правды и выяснят все известные тебе тайны.

– Но наше правительство может подать ноту протеста на такие незаконные действия!

– А им в ответ вежливо ответят: ничего про это не знаем, и мы никаких таких действий не совершали. И чаще всего это истинная правда, потому что на территории практически любой развитой державы действуют кроме местной контрразведки, еще и представители нескольких других шпионских организаций.

– А мы и им ноту направим! – начал было горячиться я, уже с горечью осознавая, что несу сейчас несусветную чушь, на которую улыбается даже Кот-Баюн.

– Да эти подлецы, понимаешь ли, постоянно позабывают представиться. И визиток у них с собой вечно нету.

– Извините, – практически прошептал я, подписывая документ.

– Бывает, – усмехнулся Вольдемар Иванович. – Мы с тобой уезжаем через три дня. Билеты на фирменный самарский поезд «Жигули» возьму я.

– Да я и сам возьму!

– Сам ты ничего не возьмешь, сейчас сезон отпусков, поезда забиты, и билет, по-хорошему, нужно брать за месяц перед поездкой. А у меня ведомственная бронь, и нам с тобой отыщутся места в купе на двоих в любом, даже самом переполненном, поезде.

Причем возьму не простое купе, где едет четыре человека и постоянно будет торчать кто-нибудь для нас с тобой лишний – потолковать за жизнь и о будущей работе будет нельзя, а двухместное «СВ». Вот там – шик, блеск, красота! Чистота неимоверная, обе полочки уже застелены, кондиционер, кулер, большое зеркало, свежая пресса, настольные игры, щетки для одежды и обуви. Можешь заказать блюда из ресторана с доставкой прямо в купе, если не хочешь до вагона-ресторана идти – ты же у нас паренек застенчивый и нелюдимый.

– Я стенчивый и людимый! – возмутился я и аж сам разинул рот от своих тунгусских выражений.

Впрочем, все приняли это за шутку и вежливо улыбнулись. Чтобы загладить печальный эффект от своего выступления, добавил:

– Я вообще-то люблю в ресторанах посидеть!

– И часто сидите, молодой человек? – ехидно поинтересовалась Олимпиада. – Пригласите симпатичную рыженькую девушку в лучший ресторан города прямо сегодня!

Врать я не умел, поэтому покраснел и признался:

– Да пока чего-то еще и не был ни разу… Да и денег-то у меня нету…

Все расхохотались, а Палыч еще и долил масла в огонь:

– А заалел-то, как маков цвет!

– Зато не обманул, – неожиданно жестко сказала Липа, – вот и молодец! Я мужское вранье терпеть не могу! А брешут все без исключения. Уж такие турусы на колесах разведут, что просто ай да ну! Они все поголовно думают, что глупая девица сейчас уши развесит, и бери ее прямо тепленькую. А я им сходу пенделя под зад за вранье, и прощай несостоявшийся любовничек!

Закончила она вообще как-то злобно.

– Ну хватит тут девичьи проблемы обсуждать! – строго пресек эти ненужные разговоры майор.

– Да вы тоже хороши! Развели тут рекламу фирменного поезда! – огрызнулась вставшей на дыбы медведицей Потаповна.

– Товарищ лейтенант!

– Товарищ майор!

– Эй, буяны! Уймитесь! Че ты, Иваныч, девке грубишь, – неожиданно встал на сторону Липы дядя Володя, – пошипит, пошипит, да и успокоится. Для нее, вишь, эта тема болезненная. Может кто замуж звал, да и обманул, а она теперь в старых девах кукует…

Олимпиада молнией метнулась к Палычу, сгребла его за грудки и прорычала:

– Помалкивай, старый пень, о том, чего не знаешь!

Палыч тоже в долгу не остался, ухватил ее мозолистыми лапищами рабочего человека за плечи и гаркнул:

– Девка! Не дерзи!

Я вскочил, не зная за кого вступиться: Палыч мой друг, да и Липа уже тоже вроде не чужая…

– Брейк, брейк, – попытался разнять бойцов Вольдемар и со вздохом подытожил: – ну никакого порядка во вверенном мне филиале нет, товарищи офицеры сцепились между собой, как кошка с собакой!

Потом посмотрел на меня, вздохнул и добавил:

– И даже молодой норовит ввязаться… Ты теперь тоже один из нас, курсант, так что веди себя соответствующе духу коллектива и можешь тоже чего-нибудь этакое отчебучить: укусить, что ли зазевавшегося кого…

Все расхохотались и разошлись по разным углам. Липа, на излете своего девичьего гнева, все-таки пробурчала:

– А мальчонку лучше бы в «Люксе» прокатили, ему бы в диковинку было…

– И моему карману это тоже в диковинку было бы! – парировал бережливый Иваныч. – Сама знаешь, у нас денег выделяется только на простое купе, и так от себя на «СВ» добавляю, а на «Люксы» цены просто заоблачные!

– Скопидом, – мрачно оценила это положительное качество старшего по чину Липа.

– Транжира! Чего вражескую машину ухватила? Взяла бы замечательную отечественную какую-нибудь – зримо дешевле, и ремонт доступнее, – взялся давать добрые советы неразумной девице отец-командир.

– А моя машина просто не ломается, ее немцы делали! – как-то по-арийски отчеканила Энгельс.

Тут нашему патриоту крыть, по-видимому, было нечем, и он не нашел ничего лучшего, как задумчиво сказать:

– Ну, сломается же когда-нибудь…

– Не дождетесь!

Но тут уже пуля раздора была на излете, и мы вернулись к нашим баранам, то есть ко мне.

Вольдемар Иванович подсунул еще две бумажки: заявление на получение единовременной материальной помощи, то есть подъемных, и ведомость на получение денег. Получив мои подписи под документами, он приступил к выдаче денег, вынув их из портфеля. Всякие кормовые-дармовые я получил уверенно. Душа пела! Это были мои первые заработанные в жизни деньги.

Пересчетом шуршащих бумажек я себя не отягощал – здесь не обманут. А уж когда оценил толщину пачки подъемных, меня охватило чувство гордости – я почувствовал себя элитным специалистом. Бобер внес в память своего телефона номер моего мобильника.

– Завтра-послезавтра позвоню, отдам билет на руки. Не прошляпишь?

– Да что вы такое говорите! – возмутился я, при этом подумав: вполне возможный вариант…

– Теперь еще вот что. ФСИКИА организация молодая, и своего общежития у нее пока нет. Я, конечно, могу тебя пристроить в общежитие ФСБ, но ты там хлебнешь горя, каждый день бегая по начальству за пропуском. Гораздо проще снять однокомнатную квартирку и похаживать в нее, как к себе домой. Деньги на аренду жилья ты уже получил, но считаю нужным предупредить, что их будет явно недостаточно. На ту сумму, что тебе выдали, можно снять только вонючий клоповник на самом краю города, поэтому проще добавить и обжиться в более приличном районе. Сам-то я арендую квартиру в тихом месте неподалеку от ФСИКИА, но она двухкомнатная – ты один не потянешь. Впрочем, поживешь пока у меня, а как я все дела решу и уеду, у тебя будет время до конца месяца, уже все оплачено. Ну, а как осмотришься, ищи квартиру. Вопросы есть?

Я почесал в затылке и неуверенно ответил:

– Пока, вроде, нету…

– Сейчас я тебя провожу, не убегай без меня, – добавила с улыбкой Липа. – А то вдруг ограбят по дороге.

Прет, прет мне сегодня!

Но непослушный язык вытолкнул очередную дурь.

– Да зачем тебе ходить… Я и сам дойду…

– Ты от моей помощи не отказывайся, – нажала Олимпиада. – Я специально обученный для рукопашной схватки боец, а ты еще неопытен. Заодно и посмотрю, где ты живешь.

– Конечно пошли, – не стал больше топорщиться я.

Привести домой девушку! Показать ее родителям! Для меня это была невиданная удача. А то вечно: неловок по женской линии. А вот вам, глядите: налавчиваюсь прямо на глазах!

– Пора заканчивать, – подытожил командир, взглянув на часы. – У меня сегодня есть еще одно неотложное дело. Созвонимся.

Глава 3

Мы с Липой вышли на улицу. В руках я крепко сжимал выданный заботливым Палычем пакет, в который мы с ним переложили деньги. Жизнь была удивительно хороша: устроился на работу и учебу, обогатился и познакомился с удивительной девушкой.

– Живу я в доме напротив, – показала рукой Липа. – Подъезд первый, этаж двадцатый, квартира 120. Дом копия ваш, пойдешь ко мне, не заблудишься.

– Уже сегодня можно приходить? – с замиранием сердца спросил я.