Очень сказочная работа 1

– Манюня, очень хочется пИсать…

И это длилось, длилось и длилось. Сходил, полежал, поныл, ушел. И так еще раза три. Все бы ничего, но его манера биться головой о мои торчащие в проход между полками слишком длинные коленки при уходе и приходе несколько утомляла и мешала здоровому отдыху. Умаявшись от чудес этой счастливой семейной пары, я спустился вниз во время его очередной длительной отлучки, решив посидеть и попытаться хоть что-то съесть из положенных мне заботливой мамочкой кушаний.

– А что же вы мужа в туалет не отпускаете? – поинтересовался я у сорокалетней на вид Манюни, вынимая из чемодана пакет с едой.

– Да разве ж он в туалет просится, – аж ахнула она, торопливо тоже присев, – он же, подлец этакий, по поезду пошел бродить и высматривать – вдруг где-нибудь пьют и ему нальют. Как на свадьбе у родни пить начал, так остановиться и не может. Да, вишь, не везет ему пока, каждый раз все более трезвый возвращается.

– Вот и разведитесь! – решительно сказал я. – Разве можно с таким алкашом жить?

– И-эх, милок, – пригорюнилась женщина, – у нас ведь квартира вместе нажита, да и дети общие! Да и привыкла уж я к нему. А еще, ведь он, Колька, мастер золотые руки. На работе за него держатся и дома все уделано. Краны не текут, лампочки светят, все полочки где надо прибиты. И люблю я его, алкаша… Вдобавок, он все-таки вдвое больше меня зарабатывает. Ничего, через пару дней после приезда окончательно протрезвеет, и опять будем спокойно жить-поживать, да добра наживать. Тут, главное, денег ему в руки не давать, а то опять опурится.

– Так может не отпускать его бродить? Вдруг опять чего-нибудь алкогольное отыщет? А так ничего нет выпить, глядишь, и протрезвеет в дороге.

– А вдруг он там в деревухе по пьяни цистит какой подхватил? Или еще какую-нибудь неизвестную гадость? Уссытся ведь, скотина этакая безрогая, прямо в вагоне, опозорит меня перед людьми!

Тут рядом со мной плюхнулся на полку пьяноватый здоровенный парень в форме десантника, неожиданно завернувший к нам, обнял меня за плечи и, исполнив зычным голосом песню:

Отслужил, слава тебе Господи,

Отслужил, Господи слава тебе,

Отслужил и вернулся домой!

– сказал:

– Завидую я тебе, очкарик! Явный студент, а у меня учеба как-то не задалась…

– Зато ты голыми руками один можешь легко троих уложить! – выплеснулась из меня зависть к сильным и специально обученным людям.

– И какой от этого прок на гражданке? Возле пивнухи народу морды бить? Об институте я, конечно, и не мечтаю, но планирую осенью попытаться хоть в какой-нибудь технарь просочиться и выучиться за казенный счет. Вот ты за деньги учишься или бесплатно?

– Да мне за это еще и платят, – поделился своей невиданной удачей я.

– Эх, – понурился покоритель небесных и земных просторов, наводящий ужас на американских зеленых беретов, – на что мне эти бицепсы и трицепсы, мне бы вот такую золотую голову, как у тебя, заиметь!

Окрыленный неожиданной оценкой моих весьма скромных умственных способностей, я предложил демобилизованному со службы воину бутерброд с колбасой.

– Не хочу бутер, выпить хочу! Пошли с нами выпьем, – рыкнул обладатель голубого берета и значка с крылышками на груди.

– Да я не пью, – робко отказался я.

– Я вместо него! – радостно заорал вернувшийся из очередного безуспешного похода тихий подкаблучник. Затем он встал по стойке «Смирно», отдал честь служивому и доложил:

– Бывший ефрейтор Горопупырь! Готов к труду и обороне!

Недовольный тем, что его оторвали от интеллектуального общения, десантер поднял на него мутноватые глаза.

– Что еще за такой пупырь-упырь с горы нарисовался? Нерусский, что ли?

– Никак нет! Чистый русак! Двадцать поколений русских предков! – на такое глубокое знание мужем своей генеалогии Маня с большим сомнением покачала головой и поджала губы. – На границе с тайгой вырос, у нас там и русских-то мало, а нерусских и вовсе нету! – уверенно продолжил чистокровный русак.

Тут Манюня недовольно фыркнула, видимо оценивая географию и народонаселение родных просторов несколько иначе.

– Погранец? – уловил кое-что из запутанных речей бывшего ефрейтора голубой берет.

– Так точно, товарищ старший сержант! – радостно отозвался Горопупырь, согласный в этот момент быть танкистом, связистом, артиллеристом, морским пехотинцем, да хоть летчиком-космонавтом, в общем, кем угодно, лишь бы поскорее налили горячительного.

Хорошо знающая о прежних воинских специализациях мужа Манюня лишь презрительно хмыкнула.

– Пожиже нашего, но тоже ничего, – оценил неожиданное пополнение десантник. – Пошли!

Они дружно сгребли со стола всю мою еду и удалились в купе проводниц предаваться безудержному разгулу, не обращая внимания на ропот раздосадованной супруги сомнительного пограничника. Ее явно клеветнические выкрики, вроде:

– Всю службу гаденыш в стройбате проошивался! – во внимание не принимались.

Еще она успела крикнуть в уходящие непреклонные мужские спины перед тем как они исчезли в купе у проводниц:

– И не спрашивай там, дурень, ничего, а то опять в чан получишь!

Мы с обиженной женщиной дружно вздохнули и уже уверенно угнездились на ночевку – было ясно, что бывшие воины до рассвета не появятся.

Фирменный южный поезд останавливался у каждого столба, надолго замирая на всевозможных станциях и полустанках, и потому безнадежно опаздывал. Добрейшая Маня, ввиду отсутствия загульного мужа, усиленно подкармливала меня остатками еды со свадебного пиршества, мы беседовали о жизни, и в целом, ехали неплохо. Тут-то я и узнал, как золоторукий Колька получил на свадьбе в чан.

– Он так-то мужик тихий, не скандальный совсем, – рассказывала Манюня, – но как выпьет, обязательно какую-нибудь гадость норовит спросить. И ведь такую болевую точку сыщет, ну прямо самый болеток! Какой-то прямо талант нехороший имеет. И ладно бы только у меня или у детей спрашивал, дело-то привычное, так нет, обязательно кого-нибудь совершенно чужого, совсем не знающего его поганых повадок, сыщет. Мы все кто куда попрячемся от его нехороших вопросов или гулять уйдем, так он даже на улицу выходит, прохожих ловит. Ну, прямо хлебом его не корми, а дай кому-нибудь своими вопросами настроение испортить. Вот он и ляпнул на второй день свадьбы молодому мужу:

– А ты уверен, что она от тебя беременна?

А у девки уж пузо на нос лезет! Парень ему в глаз тут же и накатил. Я Кольку поскорее с этой свадьбы и утащила, пока родственники бывшей невесты об этих его ненужных речах не узнали – убьют ведь дурака. Когда пьяный появится, и тебе чего-нибудь сболтнет, ты уж не бей его, пожалуйста, перетерпи.

Хотя дело это трудное. Я уж на что тихая и незлобивая женщина, а иной раз и не утерплю, и со всей силы его сковородкой по противной башке и приложу! Да и дети, как подросли, уже с трудом сдерживаются, чтобы бате за его противные вопросы не наподдать. Ему, Кольке, на работу уж скоро, а тут того и гляди сломают чего-нибудь в организме нужное. Так перетерпишь?

Я кивнул, отчетливо понимая, что мне с жилистым работягой Колькой лучше не связываться. Как навернет со всей дури могучей золотой рукой! Враз мне чего-нибудь для учебы нужное сломает. Как минимум потом две недели учебный процесс буду фонарем под глазом освещать.

В Рязани десантура повалила из вагона, и бывший ефрейтор неведомого рода войск, войдя в счастливое состояние «грогги», или по-русски «пьянее пьяного», увязался было за ними, но был пойман уже на перроне за руку бдительной женой.

– Ты куда подался, идиот? До нашей Костромы еще ехать и ехать!

Теперь синяки украшали уже оба глаза отставного ефрейтора. Эх, не сдержался, не смолчал!

Завалившись на свою полку, Колян заприметил меня. Он с наслаждением вдохнул свежего вагонного воздуха и сходу начал:

– Эй, парень, а ты знаешь, что про твою жену говорят? Еще не выяснял, сколько у нее до тебя мужиков было? А сколько сейчас, когда ты уехал, к ней начало похаживать?

Я было вскипел и пальцы рук сами сжались в кулаки. И такое дикое желание дать этому говоруну в лоб мной овладело! Спокойно, спокойно, Димон, сказал мне внутренний голос, поразительно похожий на голос моего многоопытного отца, это всего лишь глупая провокация. Ничего этот Колька про нашу Липу не знает, просто болтает, чтобы тебя обозлить. Пренебреги и отсеки все другие его домыслы. И я пренебрег и отсек.

– Не женат я, дядя, – строго ответил я. – И родни у меня нету, и друзей. И про внешность свою все знаю. Ты поспи лучше, сон он лечит. Вот перед работой оба глаза и полечи. Глядишь, и полегчает.

Отчаявшись донять такого непробиваемого чувака, Колька быстро захрапел.

Меня все это не смущало. В столицу я прибуду во что бы то ни стало, должен же Бобёр встретить своего неловкого, но очень талантливого, невзначай опоздавшего сотрудника на вокзале!

В Москву мы прибыли только в шесть часов вечера, вместо положенных по графику 10 часов утра, и на Казанском вокзале меня, конечно, уже никто не ждал. Вспомнив наказ многоопытного отца не брать такси возле самого вокзала, ибо обдерут, как липку, распознав во мне не знающего ни цен, ни дороги приезжего лоха (в голове так и звучал его строгий голос: у вокзала своя таксистская мафия, чужих водителей, пытающихся снизить цену, просто бьют!), я побрел со своим чемоданом на выход. Звучали разнообразные объявления:

– Поезд Уфа-Москва…

– Поезд Караганда-Москва…

– Пассажир Комаровский, срочно подойдите к справочному бюро! Повторяю…

Лысеющий толстяк подхватил чемодан, рюкзак, пару пакетов и рванул в нужную сторону. Да, велика Россия, а от нас, Комаровских, нигде не избавишься. Толстяк удачлив, о нем кто-то заботится и ждет, а я здесь гость запоздалый и никому не нужный.

С этими нелегкими думами я отошел от вокзала на пару кварталов, не обращая внимания на крики мафиозных таксистов, крутящих на пальце ключи от машин:

– Далеко ехать, парень?

– Пойдем! Махом домчу!

– Впервые в Москве? Я помогу!

Лучше отойти подальше, но взять такси подешевле! – гордо задрав нос, думал я, удаляясь от этих привокзальных обирал.

Накрапывал мелкий и теплый летний дождик, близился вечер. Я поднял руку возле трассы и возле меня тут же притормозила какая-то потрепанная иномарка. Водитель, молодой усатый кавказец, весело закричал, открывая мне дверь:

– Садись скарэй, дарагой! Пулей дамчу!

Сознавая собственную пассажирскую значимость, я гордо умостился на переднем сиденье, а чемодан положил себе на колени. Закинуть его на заднее сиденье или поставить между ног я как-то не решился. Это он сейчас такой добрый этот абрек, а как отъедем подальше, небось враз покажет здоровенный кинжал и отнимет все деньги вместе с трусами, прихватив до кучи и чемодан.

Кавказец бодро рулил минут пять, рассказывая, постоянно улыбаясь и временами даже смеясь, о своей таксисткой лихости и доблести, а потом этот веселый усач, почти моего возраста или чуть постарше, остановился и спросил:

– Слюшай, дарагой, а куда едем? Дорогу показывай, да?

Я чуть не хлопнул себя по лбу. Это же ведь не автобус или трамвай, который едет по известному маршруту, тут ведь адрес говорить надо! Впрочем, один, без родительской опеки, я на такси ехал впервые в жизни, и мне было простительно. А вот таксист-то куда глядел? Почему адрес не спросил?

– Да я второй дэнь сегодня работаю, нэ наловчился ешчо!

Похоже мы были два сапога пара… Я степенно вытащил из кармана паспорт и зачитал записанный мне для верности на вложенной в него бумажке майором адрес.

– Как как? – не понял опытный перевозчик, – ты пальцем покажи куда ехать!

– У вас же есть разные приборы для ориентации, джи-пи-эсы там всякие, иной раз прямо в телефон встроенные…

– Какие пээсы? Все пальцем показывают!

У меня внутри все опустилось… Мы, два неопытных паренька, стояли посреди громадной Москвы и понятия не имели, куда надо ехать…

– Я не знаю где это…, – еле слышно прошептал я.

Водитель замолчал, видимо пораженный столь странным для его короткого опыта поворотом извоза, да и я сидел ошеломленный такой неожиданной дорожной прорухой. Какое-то время мы горестно помолчали. Потом он встрепенулся, окрыленный новой мыслью.

– Пазвани родственникам!

– Они за тысячу километров отсюда, и телефон у меня разрядился, а я их номеров не помню, – горестно сообщил я.

Эх, был бы здесь мой отец, он враз бы чего-нибудь придумал! Сообразил, изобрел, догадался! Рванул бы на всех парах к заветной цели, волоча следом за шкирку своего неловкого сынка! Только его со мной рядом нет, и я тут один мыкаюсь. Хваткая Наталья на симпозиуме. Даже мамы нету! Совсем один…

– К кому же ты приехал?

– На работу…

– Эй, друг, мы все сюда на работу едем! Зачем сюда просто так ехать?

От моих глупых разговоров у джигита даже почему-то совсем исчез режущий слух кавказский акцент.

– Друзья, знакомые, знакомые знакомых, земляки, к кому ехал? Или ваш аул совсем маленький, и у тебя в Москве даже земляков нету?

– Новый начальник есть, – пролепетал я.

– Звани! – вернулся к генацвале акцент вместе с уверенностью в себе.– Номер помнишь?

Я уныло развел руками и приготовился пропадать.

– Давай дяде Бахраму позвоным! – принял судьбоносное решение гастарбайтер.

– Откуда он знает…, – прошелестел я.

Мои пораженческие настроения были немедленно пресечены:

– Дядя Бахрам все знает! – гордо поднял указательный палец вверх кавказец. – Ох, какой это человек!

С трудом вытаскивая телефон из узкого кармана джинсов, он сообщил:

– Меня Вагиф зовут. Я тэбя не брошу!

– Я Дима, – весело заорал я, почувствовав рядом надежное плечо.

Дядя Бахрам взял трубку не сразу. Сначала он неласково буркнул сонным голосом:

– Алле. Кто это? – но услышав голос любимого племянника или земляка, как-то встрепенулся и бойко затараторил по-нерусски. Через каждую пару слов он произносил или Вагиф, или Москва.

Потом беседа закончилась. Вагиф телефон прятать не стал.

– Сейчас дядя позвонит.

– Не знает? – ужаснулся я.

– Сэйчас узнает! – уверенно заявил племянник. Его вера в великого дядю Бахрама, по-видимому, была беспредельной.

Минут через пять трубка забренчала какой-то народной кавказской мелодией.

– Я! – гаркнул в нее джигит, а потом долго слушал.

Отключившись, он сообщил, заводя машину и трогаясь с места:

– Доедэм до Волгоградский праспэкт, потом нэмного по улице Ташкентской, упромся в парк, а справа будет твой адрес.

Его все усиливающийся акцент, конечно, внушал надежду на благоприятный исход, но на всякий случай я все-таки поинтересовался:

– Вагиф, без обид, но где мы будем искать этот Волгоградский проспект?

Горец поднял согнутые в локтях руки вверх, при этом бросив руль, и гордо сказал:

– Я его знаю! Хароших людей сегодня туда вазил! Нэ ошибусь.

Конечно, подумал я, привык на родине по горным тропам лазить, небось где хоть раз побывал, это место с закрытыми глазами сыщет.

Ехали долго, поминутно увязая в пробках. Меня это не волновало: последние годы количество машин все возрастало и возрастало, а дороги в моем родном городе, вытянутом вдоль Волги, почти не расширялись, и к постоянным заторам на дорогах я уже успел привыкнуть. Между пробками Вагиф пытался дать газу, бешено ускориться – видать играла горячая кровь, но расстояния между пробками были невелики, два-три квартала от силы, и его рывки никакого преимущества перед более спокойными участниками движения нам не давали.

Нашему неспешному разговору это тоже не мешало, и я узнал, что Вагиф прибыл к дяде Бахраму на место двоюродного брата Васифа, недавно женившегося и переехавшего к русской жене-москвичке, и через тестя тут же нашедшего себе приличную работу.

– А у вас что, работать негде? – спросил я у кавказца.

– Работы почти нет, а если есть, то платят очень мало, – ответил помрачневший Вагиф, – и у нас в ауле, и в ближайшем городе одно и то же. Да по всему Дагестану так.

– Так ты дагестанец?

– Я житель Дагестана и россиянин, также как и ты.

– Ну по национальности-то ты дагестанец?

– Нэт такой национальности!

– Как это? Республика есть, а национальности нет?

– Национальностей у нас много. Тут тебе и аварцы, и чеченцы, и русские, и азербайджанцы, и лезгины – умаешься перечислять, а Дагестан, это общее понятие. Мой народ очень маленький, в горах всего три селения, и наше название тебе мало что скажет.

– Извини, я не знал.

– Пустяки, – отмахнулся Вагиф. – Я ваши национальности тоже плохо знаю. Говорила мама, она у меня была русская, еще о татарах, да и все.

– Немало у нас в Самаре и мордвы, и чувашей, а в последнее время все больше азербайджанцев и армян делается. Кстати, тебе мой чемодан не мешает назад смотреть?

– Назад глядят только трусы!

А вот эта точка зрения показалась мне довольно-таки сомнительной, и я все-таки поставил чемодан между ног. А Вагиф в это время уже рассказывал, как он угнал эту машину рано утром и начал зарабатывать большие деньги.

Ужас прошиб меня с головы до пяток! Так этот автомобиль еще и краденый, и сейчас первый же гаишник, взглянув в ориентировку о розыске, арестует нас обоих! Вагифа их диаспора махом выкупит, а меня объявят организатором банды. Бобёр от такого сомнительного сотрудника тут же откажется, мой телефон отберут, и сообщить родителям о своей беде я не смогу. На меня повесят все кражи автомобилей по Москве за последние 19 лет, увязав их с продолжительностью моей явно криминальной жизни, выбьют признание, и вот он закономерный итог: пожизненный срок!

– А может быть лучше было бы пойти куда-нибудь поработать? – спросил я, борясь с неистовым желанием выпрыгнуть из машины и рвануться назад к Казанскому вокзалу.

– Ничего дэлать не умэю! Ни стэны строить, ни крышу крыть, ни полы постилать, ни плитку класть, ни обои клеить. У нас в ауле все дома по трыста лет стоят, нэгде учится было. Я, как школу кончил, только овэц пас, ахотылся на горных козлов и сабырал горный мед. Другого ничего нэ умею. Рулить умэю!

– Так ведь посадят…, – проблеял я.

– Меня? За что? – удивился Вагиф.

Чего ему бояться, подумал я, у них на Кавказе угнать табун чужих лошадей или отару овец обычное дело, а у нас за это судят. Объяснил ему свои тревоги. Быстренько вникли, и выяснилось, что иноземца подвело недостаточное знание русского языка. Машину он не угнал, а завел, иномарка дядина, и к Вагифу перешла по наследству от Васифа.

– А ты куда идешь на работу? На штукатура ты нэ похож.

– В Федеральную службу.

– В ФСБ? – удивился Вагиф. – Дысыдентов ловыть?

– Да кому они сейчас нужны! – возмутился я. – Сейчас в кого ни плюнь, тот и диссидент. Только и думают, как бы подороже Родину в виде нефти, леса и прочих полезных ископаемых продать. А мы вроде как филиал ФСБ, только по особой линии. Меня сейчас обучат, а потом закинут в стан противника.

– Так ты разведчик, шпыон! – ахнул Вагиф. – Смелый ты человэк, настоящий джигит!

Тут он опять бросил руль, чтобы пожать мне руку. Потом добавил:

– Завыдую! Платят хорошо?

– Не жалуюсь, – скромно ответил я.

– Сыльно завыдую!

Мы некоторое время помолчали – кавказский джигит завидовал русскому шпиону, а я чувствовал себя на седьмом небе от счастья от идущих друг за другом подъемов моего рейтинга: совсем недавно десантник принял меня за умника, теперь я рисуюсь в роли высокооплачиваемого разведчика-храбреца.

– А сколько тебе лет? – спросил я.

– Уже восэмнадцат, – гордо ответил абрек. – Уже цэлый мэсяц! А тэбе?

– А мне уже девятнадцать! – не менее гордый своим старшинством ответил я. – И после учебы я сразу стану офицером!

– А долго учиться? – неожиданно затормозил посреди дороги Вагиф.

Сзади кричали и сигналили взбешенные московские водители, но мой собеседник не обращал на них внимания – он был весь в теме.

– Два-три месяца.

– Всего?! – ахнул Вагиф.

– Всего, – подтвердил я.

Тут кавказский юноша опечалился.

– Там, навэрное, экзамэны сложные… Ты-то навэрняка отличник, вон очки какие мощные… А у минэ сэльская школа, да я и в нэй нэ блистал…

– Я троечник! – возмутился я. – А на их экзаменах нужна только храбрость и способности, знания здесь дадут.

– Какие же способности? – загорелся юноша.

Тут к его окошку подвалил высоченный здоровяк в спортивном костюме и, размахивая бейсбольной битой, заорал:

– Ты, козел, чо встал?! Я из тебя счас бифштекс сделаю!

– Исчэзни, – не оборачиваясь, сказал вполголоса Вагиф, – зарэжу.

Крикун немедленно исчез.

– А какые способности? – продолжил животрепещущую беседу Вагиф.

Нда, обсуждать вопросы личной смелости тут явно неуместно, подумалось мне.

– Это определяет майор Бобёр, – поделился опытом я.

– Пазнакомь!

– К нему и едем.

Машина прыгнула с места, и мы понеслись дальше.

В общем, после еще часа поиска и неоднократных консультаций с дядей Бахрамом по телефону, неведомая улица была найдена. Приткнув машину к бордюру нужного здания, мы попытались войти, но рабочий день уже закончился, и дверь была заперта.

– И что же теперь делать? – запаниковал я. – И ночевать негде, и Вольдемара Иваныча теперь не сыщем…

– Заночуешь у нас, – стальным голосом пресек мою панику Вагиф. -Моего друга дядя нэ выгонит. Или ты мнэ нэ друг?

– Я друг! Я очень даже друг! – горячо заверил я.

– Вот и нэ дэргайся. Сэйчас охрану спросим, – и Вагиф застучал кулаком в дверь.

Никакого результата это не дало, но моего нового друга это не смутило, и повернувшись к двери спиной, он начал долбить ее ногой. Через пару минут подошел охранник и поинтересовался:

– Курсанты, вы чего на ночь глядя в учебный корпус ломитесь? Ушли уже все.

– А нам бы товарища майора найти…, – робко попросил я.

– Которого?

– Бобра…

Ответ охранника был уже заранее ясен – все Бобры вместе с выхухолями уже ушли, и приходите завтра, но неожиданно он сказал:

– Вольдемар Иванович еще здесь, вроде ждет кого-то. Пойдемте, провожу.

Он провел нас по длинному коридору и заглянул в нужную дверь.

– Товарищ майор, к вам люди.

– Какие люди? – удивился майор, – я только одного жду.

И тут вошли мы. Вольдемар Иванович мне зримо обрадовался, а вот мой спутник вызвал в душе контрразведчика понятные сомнения.

– Здравствуй, курсант. А это что за джигит с тобой?

– Это Вагиф, мой друг, и он тоже хочет учиться у вас на курсах, – выпалил я одним духом.

– А откуда он взялся? – поинтересовался майор ФСИКИА, в недавнем прошлом офицер ФСБ. – Присоединился к тебе возле американского посольства?

– Я – россиянин, – не стерпел поругания своей чести гордый кавказский юноша, – а прибыл из Дагестана.

– Предположим, – согласился с этой версией Бобёр, – но ведь учеба, а потом дальнейшая работа у нас предоставляется далеко не всем, уж очень она специфична, и требует довольно-таки редких способностей.

– Провэрьте! Я очен, очен спасобный!

– Вдобавок, она еще и крайне опасна…

– Я нычего нэ боюсь!

– Ну что ж, пойдемте ко мне домой – там и проявите свои суперспособности и невиданную храбрость, но, если их не окажется, уж не взыщите – нам придется расстаться.

– Я отвэзу! – вскричал окрыленный Вагиф.

Вольдемар Иванович действительно жил неподалеку, и скоро мы уже входили в стандартную двушку в панельной девятиэтажке. Пока я раскладывал свои вещи по полкам в предоставленном мне шкафчике, майор решил учинить решающую проверку моему другу.

– Вот смотри, я сейчас открою дверь, а тебе нужно будет в нее пройти. При этом будешь испытывать некоторое сопротивление.

Я прекратил свою возню и с печалью воззрился на этот опыт. Десять тысяч человек не прошли, и шансы Вагифа преодолеть барьер между мирами тоже были ничтожны. Но мой друг об этом не знал, и в его глазах светилось предвкушение победы. Начальник филиала очертил в воздухе контур, и за ним постепенно начала проявляться уже знакомая мне картинка: лес, дорога, река. Только сейчас в Тридевятом Царстве уже вечерело, в воздухе пахло свежестью и какой-то прелью. Вагиф решительно шагнул… и уперся в преграду. Я тихо застонал – только встретишь хорошего человека, и тут же жизнь разводит с ним в разные стороны…

– Не идет! – заметался Вагиф, – что дэлат?

– Проходи как хочешь, – тоже с печалью отозвался Вольдемар Иванович, – а уж если не получится, то иди, зарабатывай извозом дальше.

Вагиф зарычал как зверь и толкнул преграду обеими руками – без эффекта. Он отошел и ударил всем телом – не помогло. Майор вздохнул и отвел глаза – исход проверки был ясен. Тогда Вагиф отбежал аж в прихожку, разбежался, с ревом носорога ударил в прыжке ногой… и улетел в Сказочное Царство! Оттуда он спросил:

– И что дальше дэлат, товарищ майор?

– А.. вернуться ты сможешь? – с каким-то придыханием спросил Бобёр.