Мой город 1: Трагедия одной семьи

Роман.Письмо Веры Роману

Вы правы, я встречалась с Виктором на его презентации, но я Вам с ним не изменяла. Я очень Вас люблю, чтобы изменить Вам с ним и с кем бы то ни было.

Эта была лишь презентация и только, уверяю Вас, только она и больше ничего. У меня с ним ничего не было, только деловая встреча.

Все еще любящая Вас Вера.Письмо Веры Роману

Роман, я, конечно, могла бы сказать, что Вы мне стали безразличны, но это не так. Я, как и прежде, Вас люблю, хоть Вы и изменили. Но в этом есть и моя ви́на. Надо было сразу сказать Вам, что я здорова. Возможно, всей этой проблемы тогда не было бы. Да, я виновата в этой ситуации и не снимаю с себя вину. Возможно, если бы я сказала правду, то всей этой ситуации не было.

Вы хотели встретиться и поговорить, давайте встретимся на нашем месте. Надеюсь, Вы помните где?

Все еще любящая Вас Вера.Письмо Веры Надежде.

Уважаемая Надежда, по Вашей просьбе я встречусь с Вашим сыном и моим еще мужем Романом. Я не обещаю, что мы помиримся. Измена – это измена, и ее простить не так просто.

О нашем разговоре с Романом я Вам сообщу в одном из следующих писем. Надеюсь, что он осознает то, что сделал и попросит у меня прощения. Я его, возможно, прощу, но это только слова. Так что, я определенного Вам ничего не обещаю. Я люблю Вашего сына и не виню его за то, что он мне изменил.

С уважением, Вера.

Женщина сидела у себя в комнате в кресле, смотрела телевизор. За окном было пасмурно, грозовые тучи заслали все небо. Солнце не было видно из-за облаков. Дождь, за окном лил дождь. Женщина прочла письмо. Надежда отложила его в сторону, облегченно вздохнула. Она добилась своего. Разговор между ее сыном и Верой состоится. Она была довольна этим. Надежда не потеряна, все еще может измениться, и семья снова воссоединится. Что может быть прекрасней, чем домашний очаг? По-моему, ничего лучшего быть не может. Так считают многие, в том числе так считаю я.

Впрочем, может кто-нибудь считает по-другому? Говорите об этом, высказываете свое мнение.

Глава 6

Родственник

Сегодня хороший солнечный день, после вчерашнего дождя природа вокруг ожила. В лесу пели птицы, утренняя роса на деревьях и кустарниках покрыла листву капельками ночного прошедшего дождя. Чистый воздух, на небе играла семицветная радуга, возвещая прекрасную погоду и хороший радостный день.

Я сидела на террасе моего загородного дома. Настроение было у меня отличное, просто замечательное. Сегодня пятница. Конец рабочей недели. А у меня она начинается сегодня. Побывав в офисе до полудня, я закончила разбирать корреспонденцию и, посмотрев в журнал записи клиентов, я не нашла там никого, кому бы я могла назначить на сегодня встречу. День был так сказать, пуст, и я поехала к себе на дачу в деревню. Она находилась по Казанской железной дороге, на Куровской ветке железной дороги. Это станция Шевлягиино. Там у меня был отдельный дом с участком. Свой огород, своя картошка. Что еще надо? Вокруг лес, недалеко железная дорога. Правда электричка ездит раз в час, а то и вообще отменена. Итак всегда. Кто живет по этой ветке железной дороги, всю свою жизнь ругают правительство и РЖД, что они не могут нормально организовать им проезд по этому направлению. А что толку? Все остается по-прежнему: электричка, как ездила раз в час, так и ездит раз в час, а то отменят.

Но в остальном здесь хорошо. Рядом в Кузяево есть церковь. Правда завод в Кузяево иногда воздух портит, но где нет заводов?

Сегодня ко мне должна приехать мама. Если электричку не отменят, то она приедет в четырнадцать часов пятьдесят минут. Ну а если нет, то, очевидно, только к вечеру, в семнадцать часов девятнадцать минут. Да, электрички ездят здесь очень редко, так послать бы все, и… Но это, впрочем, из другой оперы, так что не будем отвлекаться и продолжим эту историю.

К станции Шевлягино подъехала электричка, двери открылись, и из второго вагона в сторону области вышла женщина. На вид ей было не больше сорока лет. Она была красивой и привлекательной женщиной. Ее упитанная и сексуальная грудь, ее густые и длинные волосы – все это говорило о том, что она была в полном соку. Звали ее Екатерина Дмитриевна.

Я была рада ее приезду, хотя время уже около шести вечера; я всегда была рада, когда она приезжала в деревню. Городские проблемы все забывались, мы могли поговорить, о чем угодно, никто нам здесь не мешал.

Сегодня Екатерина Дмитриевна приехала в деревню, потому что ей надоела городская жизнь с ее заботами, хлопотами. Она хотела покоя и тишины. Отойти от городских проблем и насладиться деревенским воздухом кур и свиней.

Она рассказала мне, что недавно она встретила Вику. За все то время, когда она ее не видела, говорила мне Екатерина Дмитриевна, Вика похорошела и расцвела. Она стала красивой и привлекательной женщиной. Она вышла замуж за олигарха и живет теперь припеваючи, не зная никаких забот. Когда же она спросила ее, как ей это удалось? Вика похвасталась, что когда-то она познакомилась с Алисой. Однажды та сказала ей, что ее счастье находится рядом, что его надо только увидеть. Вика тогда не понимала, что Алиса имела в виду, и лишь увидев украшения Лозань, она почувствовала, как они притягивают ее, она не могла оторвать от них взгляд. Они заворожили ее. Вика захотела их купить, но у нее не было столько денег. Тогда Алиса предложила ей сделку, которая заключалась в том, что Алиса подарит Вике эти украшения, а та, в свою очередь, поклянется, что никогда и никому не расскажет, откуда они у нее. Та согласилась. Вскоре украшения сделали свое дело. Вика стала богатой, вышла замуж и родила. Правда, от кого она родила? До сих пор остается загадкой.

Но впрочем, я продолжу. Вика рассказала мне эту историю, потому что ее об этом попросила Алиса. Она откуда-то знала, что я хочу от жизни, и она дала мне то, что я хотела.

– Что же это такое?

– Красоту, – ответила Екатерина Дмитриевна. – Она дала мне красоту. Теперь я никогда не состарюсь, в общем понимании этого слова. – Екатерина Дмитриевна закурила и, выпустив струю густого дыма, продолжила. – Я, конечно, состарюсь, но и в сто лет я буду выглядеть гораздо моложе своих лет.

Я удивилась. Ее слова привели меня в замешательство. Как это возможно, чтобы человек не старел? Это же нефантастический фильм и не роман Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея», где старел не человек, а его портрет. Хотя? Чем черт не шутит? Как я поняла, эти украшения могут дать много и ничего. Все зависит от желания и амбиций того человека, который владеет этими украшениями. Но владеет ли Вика ими? Я задала ей этот вопрос и получила следующий ответ.

– Как мне было сказано, украшение сами выбирают себе тех людей, кто действительно что-то хочет получить от жизни. Они дают нам то, что мы желаем, и наказывают нас, если мы желаем все больше и больше. Все получить нельзя. – Нина сделала очередную затяжку и, выдохнув струйку дыма из своих сексуальных губ, продолжила. – Кто этого не понимает, тот долго не сможет хранить эти украшения. Они выбирают хозяина и остаются с ним до его смерти.

– А после?

– Ищут другого. Более амбициозного, чем предыдущий.

– Вы считаете себя амбициозной?

– Нет.

– Тогда кем Вы себя считаете?

Нина докурила сигарету.

– Мы считаем себя теми, кто мы есть, – сказала она, – и горе тем людям, кто считают себя теми, кем на самом деле не являются. Они берут эти украшения и желают то, что нельзя исполнить. Их амбиции не безграничны, их желания неисполнимы. Тогда нас эти украшения просто убивают. Так мы считаем, но на самом деле нас убивают наши амбиции, наши желания.

Я слушала ее и понимала, что и она пожелала что-то, что нельзя было выполнить. Она всегда была моей мамой, хотя и не родной. Родная мать оставила меня на произвол судьбы и никогда обо мне не вспоминала. Екатерина Дмитриевна вырастила меня и дала образование. Она моя настоящая мать, она – и других родителей мне не надо. Да их и нет. Они отказались от меня. Я им не нужна. Этим все сказано.

Затаив дыхание, я у нее спросила.

– Что Вы сделали, маменька? Что пожелали? Говорите! Не молчите!

Та тяжело вздохнула. Она не знала, что же мне ответить. Казалось, что ответ был на ее устах, вот-вот вырвется наружу и ответит на поставленный мною вопрос. Но этого не произошло. Казалось, что Нина просто не может ответить на этот вопрос. Ее уста хотят что-то сказать, а разум приказывает ей молчать. Нелегкая ситуация, не правда ли?

– Что Вы молчите? Не мучьте меня! Скажите? Что Вы пожелали?

Екатерина Дмитриевна тяжело вздохнула. Она не могла ответить на поставленный мной вопрос, но и молчать она тоже не имела права.

– Я больна, – призналась наконец Екатерина Дмитриевна. – Врачи диагностировали у меня начало туберкулеза. Я, как Вы знаете, люблю курить. Первую сигарету я выкурила еще в школе, где-то в классе седьмом. С тех пор не смогла бросить. – Она сделала долгую паузу и, вытащив из пачки одну сигарету, сказала: – К сожалению, здоровье невозможно купить, даже за желание. – Она снова закурила. – Знаете, – сказала она, – ведь я тогда Вас обманула. – Затем она сказала: – Все то, что я делала для Вас, я делала ради Вас.

Я прильнула к ее груди и тихо сказала.

– Я знаю.

Екатерина Дмитриевна улыбнулась. Она знала, что ее дочь об этом знает. Ведь она ее кровь и плоть. Да и кто же не понял, что кто-то о ком-то заботится, отдает себя без остатка.

Эмма продолжила.

– Я всегда знала об этом. Вы всегда заботились обо мне.

Екатерина Дмитриевна обняла свою дочь и заплакала горькими слезами. Она плакала потому, что знала, что времени у нее осталось мало. Она умирала и с этим ничего не могла поделать. Даже украшения не спасли бы ее от продолжительного курения, которое дало свой отпечаток. Легкие Екатерины Дмитриевны были все в очагах, развивался туберкулез. Все, конец. Скоро умирать.

Смерть, переселение души или отход в лучший мир? Туда, где нет ничего, кроме покоя и тишины. Кто знает, куда отправится Нина после смерти? Я надеялась, что она попадет в лучший мир, чем этот, где она пребывает сейчас.

Затем Екатерина Дмитриевна сказала:

– Вы помните свою бабушку?

– Конечно помню.

– Мы с ней давно не общались. Она последнее время не хотела никого видеть. Она стала затворницей последнее время. За все эти года я не слышала о ней, ничего.

– Я последнее время не общалась с ней, – сказала я. – Я не знала, что она скончалась. – Она сделала паузу. – Соболезную.

– Спасибо, – сказала Екатерина Дмитриевна, а затем продолжила: – Она скончалась, оставив Вам и мне только долги. Но Ваш дед, – продолжала Екатерина Дмитриевна, – он оставил Вам огромное состояние.

Я не понимала, о чем говорила моя мама? О каком состоянии? Мы были бедны, и все это знали.

– Вы удивлены? – продолжала Екатерина Дмитриевна. – Я понимаю, и я удивилась, узнав такое! – она сделала очередную затяжку. – Ваша бабка была действительно бедна, – сказала она. – У нее за душой не было ни гроша.

– Тогда откуда? – не понимала я. – Как вообще появилось наследство? И причем здесь дед?

Нина рассказала мне, что мой дед, царствие ему небесное, после своей смерти вначале этого года оставил мне все свое состояние и бизнес. Правда, бизнес был скорее призрачный. Дело в том, что он был знаком всему району здешней полиции. Но его состояние было реально. За все эти годы он скопил состояние равное по величине одному миллиону фунтов стерлингов. Как ему это удалось? Загадка. Конечно, эти все деньги были в обороте и находились за границей, где-то в Англии. Чтобы их получить, надо было уехать из страны.

Я сказала:

– Но у меня нет денег даже на авиабилет до Лондона.

– За это не беспокойтесь, – успокоила меня мама. – Я позаботилась о своей дочери. У меня дома лежит пластиковая карта VISA. На ней достаточно денег, чтобы сделать себе загранпаспорт и на билет до Лондона.

Я посмотрела на нее и спросила:

– А как же Вы? Вы что, останетесь здесь?

Екатерина Дмитриевна ласково посмотрела на меня и, улыбнувшись, ответила.

– Ах Вы, простая душа! Кто же выпустит меня с моим диагнозом? Нет, мой удел умереть здесь. Вы же можете уехать и жить там припеваючи. – Она сделала паузу, посмотрела на меня, будто говоря, что я должна что-то ей пообещать. – Зарекитесь, – сказала она и, показав мне сигарету, повторила: – Клянитесь, что никогда не закурите и не употребите спиртного. – Она требовала ответ. – Клянитесь.

– Клянусь, – ответила я. – Клянусь, что никогда не возьму в рот сигарету и не выпью спиртного.

– Хорошо, – успокоилась мама. – Запомните, Вы поклялись.

– Да, – ответила я. – Я поклялась.

Екатерина Дмитриевна докурила сигарету.

На часах было без пяти минут семь, но на улице еще было светло, солнце клонилось к закату, покрывая золотом листья деревьев.

Екатерина Дмитриевна смотрела на золотистые деревья, и ей стало хорошо. Тревога и печаль ушли. На душе покой. Как прекрасно здесь, вдали от городского шума. Тишина – что еще надо людям? Только покой и тишина. Екатерина Дмитриевна сделала потягушечки.

– Хорошо то как!

Я заметила, что пора и поужинать.

– Я не прочь, – ответила мама. – Я действительно проголодалась, с утра крошки во рту не держала, только булку и съела.

Мы прошли на кухню.

Глава 7

Перстень

Сегодня день новолуния. Я сидела в кафе. Мой столик находился у окна. Смотря в окно, я думала о прекрасном! Что может произойти плохое в такую прекрасную погоду. Да, за окном погода была действительно прекрасна! Светило яркое солнце, недалеко от кафе играли на своих национальных инструментах народ с далекого севера. Здесь, в этом кафе был полумрак. На потолке висели пыльные люстры. Плафоны на них были покрыты небольшим слоем пыли. Само же кафе было обшито красным деревом, и хоть на люстрах была видна грязь, но скажите, в каком из Российских кафе, нет хоть какой-то грязи? Согласитесь, грязь процветает везде. Она всегда старается взять над нами верх, и мы боремся с ней ежедневно.

Я посмотрел на наручные часы, на них было около полудня. Встреча была назначена на полдень, но не грех сказать, что женщины всегда опаздывают. Опаздывают, придумывая себе в оправдание столько разнообразных и иногда нелепых причин, что хочется улыбнуться. Вот, уже полдень – никого. Где же она? Где же Вера? Неужели она не пришла? – думал я и тотчас ответил себе на этот вопрос, вспомнив. «ах я дурак! Мы же договорились встретиться в другом кафе! А здесь я обедал с Ларисой, черт ее побери».

Опоздав порядком на полчаса, я пришел в то кафе, где меня ждала Вера. Я видел, как она злится, ругая очевидно меня за мое опоздание, и была права. Вера сказала мне, что она меня дождалась, чтобы только сказать… тут на меня полилось все то скопившееся зло и обида в ее душе, прежде которую я до сих пор даже и не слышал. Да, правильно говорят: женщина в ярости хуже любого черта. Ну, об этом как-нибудь в другой раз. А сейчас, высказав обо мне все, что она думала, и закончив, наконец, свою женскую брань, она села за стол и, оглянувшись по сторонам, увидела, что все посетители, включая обслуживающий персонал, смотрят на нее. В женских глазах читалось, что Вера мало ему высказала то, что он заслуживал, а мужчины как бы говорили Роману, что он дурак, и если забыл прийти, то не приходил бы вовсе.

Впрочем, не отойдя от разноса Романа, Вера рявкнула на зал:

– Ну что вылупили свои бельма? Что, с мужем поговорить нельзя? Эй Вы! В очках, чего вылупили свои бельма, что, нравлюсь?

Сидящий неподалеку мужчина в очках отвернулся от нее, а его девушка, которая очевидно была младше его по крайне мере вдвое, что-то сказала ему, и те, попросив счет, ушли.

– Что? – рявкнула Вера вослед уходящей паре. – Не хотите смотреть на меня? Вам молодых подавай, старый кабель.

Мужчина тотчас обернулся и в отчаянии отпарировал.

– Дура! Это моя дочь. – А затем добавил. – Как Вам не стыдно, а еще женщина? – затем он кинул. – Вам бы на рынке торговать, и то проку больше было б.

Вера что-то хотела ответить, она даже раскрыла рот, но мужчина с дочерью уже ушел. Тогда она обратилась к Роману.

– Вы видели? – недоуменно сказала она. – Нет, Вы видели, а? Он на рынок меня послал, что за сволочь? – затем она пришла в себя после нанесенного ей оскорбления и вслед ему крикнула: – Ну и пойду! По крайне мере я там больше заработаю, чем где-либо, – продолжала громко говорить Вера. Но ее больше никто не слушал, все были заняты своими делами. Увидев, что ее больше никто не слушает, она перевела свой гнев обратно на Романа. – Ну что молчите? Слушаю объяснение? Что Вы еще там выдумаете, чтобы оправдаться?

Роман не знал, что ему ответить, он был отчасти виноват в том, что сейчас произошло в этом кафе. Он перепутал их и пошел совершенно в другое кафе, кафе, где они с Ларисой проводили время, если конечно не ходили в ресторан. Впрочем, они, честно говоря, и были в нем раза два, не больше.

– Неважно, почему я опоздал, – сказала он. – Важно то, что я пришел. Все остальное неважно. – Он достал из кармана пиджака коробочку, положил ее ближе к Вере и, открыв ее, сказал нежным и ласковым голосом: – Это Вам.

Вера взяла со стола маленькую коробочку и, заглянув в нее, и! Что это такое? Возможно Роман романтик, но я пишу это примирение, как я его себе представляю. Что плохого в том, что мужчина в примирении дарит женщине что-то ценное, ни на один день, а на всю оставшуюся жизнь. Так и Роман-романтик. Что же он подарил Вере? Кольцо с бриллиантом в три карата. А так как я уже написала, что Роман – он романтик, впрочем, и в жизни возможно что-то подобное.

И видя, как Вера остыла после долгого жаркого обвинения в мой адрес и словесного разноса всего кафе и присутствующих в нем людей, она могла сделать что угодно, но ничего такого она делать не стала. Мне кажется, что в подобной ситуации женщина немножко чувствует свою вину. Она не дала Роману раскрыть рот. Говорила только она и обвиняла его во всех смертных грехах. А он, очевидно, бегал по ювелирным магазинам, ища эту прелесть. Она искоса посмотрела на Романа. Ей было нечего ему сказать. Она чувствовала себя, как последняя сволочь. Ее муж искал перстень, нашел и принес. А она? Но все же она была женщиной. Она не упала к нему на колени, не расплылась в улыбке, не бросилась в объятия, она просто спросила твердым голосом:

– Это что?

Тут я хочу заметить, что этот перстень оказался у Романа неслучайно: вчера, он говорил со своей мамой по телефону, и она-то предложила ему купить что-то запоминающееся, что-то, что нельзя было выбросить на помойку и забыть об этом. А какой хороший подарок женщине? Их много. Каждый любит что-то особое, и никто не любит цветы. Большинство из них пахнут покойником. Что здесь скажешь? Роман спокойно ответил:

– Это Вам.

Вера вытащила из коробочки перстень и, посмотрев на него со всех сторон, надела его на палец левой руки. Затем она протянула руку к стеклу и, посмотрев на него сквозь окно солнечного света, увидев всю красоту камня, переливающегося в лучах солнце за стеклом, она подумала, что, возможно, она была неправа. Что такие украшения дарят не просто так. Видимо, он долго искал его, если пришел в кафе на полчаса позже. Да, он точно искал его. Она посмотрела на него: и что я за дура такая? – ругала она сама себя. – Он хотел сделать мне приятное, а я? Какая же я дура! – говорила она сама себе. – Дура, дура и есть.

Конечно, в разных ситуациях примирение происходит по-разному, а иной раз оно просто невозможно. Но не для Романа. Он был уверен, что этот подарок смягчит сердце Веры, и они хотя бы поговорят.

Вера, посмотрев на Романа, думала о том, что возможно еще не все потеряно. Их брак возможно спасти. Ведь, в конце-то концов, она отчасти виновата в случившемся. Что она была за женой, если не могла родить, а потом побоялась сказать, что вылечилась, и возможно, дело не в ней?

Страх перед неизбежностью разрушить брак обрек эту семью на расставание, теперь надо было исправить эту ошибку.

Вера посмотрела на Романа. Он смотрел на нее, в его глазах было видно, что он раскаивается в содеянном. Он хотел поговорить, попытаться наладить хоть какие-то отношение с ней, со своей женой, Верой.

Вера сказала.

– Я еще никогда не видела такой красоты!

– Нравится?

Вера посмотрела на перстень, а затем на Романа. Ей нравился этот перстень, нравился бриллиант в нем. Казалось, что она вот-вот и простит Романа, но это было не так. Она не могла так простить его. Ведь, по сути, он ей изменил, и то, что он был бесплоден, здесь не было оправданием. Да, возможно она отчасти и виновата в случившемся, но он?.. этого Вера не могла ни забыть и ни простить.

– Что ж, – сказала она так холодно, что со стороны казалось, что ей был безразличен этот подарок. Она смотрела на этот перстень и видела в нем лишь одно – желание, желание прощения. Но сможет ли она простить Романа? Сейчас она была на него обижена, обижена так, что ей было трудно его даже видеть, ни то что говорить с ним. – Я согласна Вас выслушать, и только. – Вся эта фраза была произнесена так, что со стороны казалось, что ей безразлично, сидит он здесь напротив нее или нет. Она согласилась его выслушать лишь потому, что об этом ее попросила мама Романа, Надежда. Также она сама хотела посмотреть в его бесстыжие глаза и понять, почему он это сделал? Неужели дело только в детях или она не устраивала его как женщина? Это предстояло ей выяснить. Затем она бросила слова в его сторону еще холоднее, так, что Роман испугался. – Говори, что молчишь? Я что, Вас до вечера ждать буду?

По его телу пробежал ледяной холод, и он сделал глотательное движение и, вылупив на Веру свои испуганные глаза, ответил.

– Что ж. – начал он и, замявшись, добавил. – Правда, я не знаю, с чего начать.

Вера тотчас же отпарила.

– Начните с главного. – И сделав недолгую паузу, она начала за Романа. – Дорогая, я Вам изменил. – Затем она спросила, как бы с насмешкой: – Надеюсь, я ни ошиблась, я все еще для Вас дорогая?

Роман тотчас же отпарил.

– Конечно. Вы для меня всегда были, есть и останетесь дорого́й для меня женщиной!

Вера равнодушно ответила себе в нос.

– Кто бы сомневался.

– Что?

– Я говорю, – начала Вера, – я жду, пока Вы что ни будь родите. Я слушаю, – сказала она и добавила: – Я же Вам сказала, с чего начать: ДОРОГАЯ, Я ВАМ ИЗМЕНИЛ. – Она сделала паузу и продолжила. – А может, Вы не считаете, что мне Вы изменили? Хорошо! Нечего сказать, или все же я услышу от Вас хоть что-нибудь в свое оправдание?

Роман посмотрел в окно. Тучи сгущались на небе, было темно, вот-вот польется дождь. Он посмотрел на Веру и сказал.

– Мне нечего сказать. Вы правы, я Вам изменил. Я был ослеплен желанием иметь своего ребенка, но вышло все наоборот.

Вера ухмыльнулась. Она смотрела на Романа победоносным взглядом. Теперь она не сомневалась, что он все еще любит ее. Она считала, что если б это было не так, то он ни за что на свете не признал бы свою измену. Да, он ее любил, и она это знала. Простит ли она его, посмотрим? Ясно сейчас лишь одно: она все еще любила Романа. Ее чувства не остыли, и она это знала.

– Что ж. – сказала она повелевающим тоном. – Это хорошо, что Вы признали свою измену, и может, я Вас прощу, но? Простите ли Вы сами себя? Вот в чем вопрос.

Роман тяжело вздохнул.

Глава 8

Парализация

Письмо Веры Надежде

Уважаемая Надежда!

Пишу Вам, так как хочу поделиться, как прошел разговор между мной и Романом. В целом разговор был продуктивным. Роман признал свою измену, и возможно я его прощу, когда-нибудь, но не сейчас. Прошло мало времени, и рана еще кровоточит. Забыть это трудно, только время лечит раны. Так что в данный момент я могу только… что только? Я не могу к нему вернуться и простить тоже не могу. Но я понимаю, что все мы небезгрешны, и я в том числе. Сейчас мне надо подумать, все поставить на свои места, так что я уезжаю. Когда Вы будете читать это письмо, меня уже не будет в городе.

До свидания.

С уважением, Вера.Письмо Надежды Роману

Сынок. Вы идиот, что упустили Веру. Лучше женщины Вы все равно не найдете. Из письма, написанного Верой, мне ясно, что она все еще любит Вас, оболтуса. Вопрос в другом: сможет ли она простить Вас. Вы виноваты в случившемся оба, но Вы? Что, не могли пойти на компромисс? Вы могли бы попробовать завести детей с Верой, согласившись с тем, что Вам нужна суррогатная мать. Но Вы об этом и думать не смели. Теперь ждите, когда она приедет, делайте все возможное, чтобы загладить свою вину.

Ваша мать.Письмо Романа маме

Дорогая мама!

Я уже попросил прощения у Веры, даже подарил ей перстень, но она не хочет признать того, что на эту измену она толкнула меня сама. Если бы она раньше сказала, что здорова, и дело только во мне, то я бы знал, что делать. Но произошло совсем не так. Она скрыла от меня, что она здорова. А теперь что хочет? Я, конечно, не снимаю с себя вину за случившееся, но она виновата не меньше моего. Я понимаю, что она это сделала не со зла, очевидно, она хотела, чтобы наш брак не был разрушен, но она ошиблась. Ложью брак не спасти, и она это отлично понимала. Ее оправдания основываются лишь на одном: она не хотела иметь детей, очевидно у нее есть какая-то тайна, о которой мы не знаем.