О Дхане и Земле. Все книги трилогии

Утро встретило нас улыбками солнца и шуршанием жёлтых листьев на дорожках. Мы пошли-поехали в парк. Там была горка, на которой он тренировался, и он меня покатал с горки на своей коляске. Мы неслись вниз, лавируя, как слаломисты, влево и вправо, а затем вверх, смеясь, я толкала его коляску, несмотря на его протесты, что он и сам может. А потом он спросил:

– Вот некоторые говорят, что ты цыганка, что ты приёмная дочь Валентины Александровны, а Радек как-то обмолвился, что ты и в самом деле его родная сестра.

– Это наполовину правда. Матери у нас с Радеком разные, а отец ― один. Но говорить об этом я пока не могу! Это не мои тайны! Когда будет можно, я всё тебе расскажу. Обещаю!

– А почему ты не говоришь про Любу, ведь она тоже сестра Радека.

– Давай не будем об этом, это тоже тайна и тоже не моя, спроси лучше о чём-либо другом.

– Ну, тогда можешь ли ты, как Радек, превращаться в какое-нибудь животное? Я, например, видел, как Радек превращается в кота.

– Могу, но никогда не буду этого делать, особенно у тебя на глазах. Я не хочу, чтобы ты запомнил мой облик преображённым в морду зверя, пусть даже это будет вполне симпатичная собачка.

Потом мы опять гуляли, а потом опять пошли на танцы. Танцевать с безногим на коляске ― это я вам скажу нечто! Мы всех растолкали и распугали на танцплощадке, но что-то всё же у нас получилось! Затем мы оставили запуганную танцплощадку и укатили в ночь. Пред нами был весь мир, и мы были его властители!

А потом началась война.

Радек Рексович о своей предвоенной жизни

Гудят моторы самолёта и несут нас обоих всё ближе и ближе к дому. Петруха молча страдает, так как раны на ногах у него опять открылись. Моя же рана в плече почти утихла и только по ночам ноет, когда пытаюсь повернуться не на тот бок. Но всё кончается, вот самолёт идёт на посадку. С трудом выгружаем тяжеленного Петруху из самолёта и кладём его на каталку. На это уходит время, и мы оказываемся на поле, когда поток прибывших уже схлынул. За оградой взлётного поля вижу только две женские фигурки. Одна из них ― в ядовито-красном платье. За время войны я отвык от ярких, кричащих одежд. Как бы сказала Любочка, такой цвет явно говорит о несъедобности или даже ядовитости его обладателя. Где-то сейчас она, придёт ли нас встречать? Подходим ближе, и, о ужас, красная змеиная фигурка оказывается моей сестрой Розой. Но как же она изменилась! А рядом, рядом мама Валя. Она бросается мне в объятия.

– А где Любочка? ― был мой первый вопрос.

– Любочка всё учится. Недавно возвратилась из Австралии, где повышала квалификацию, через месяц у неё защита диссертации.

– Почему ж она нас не встречает? Ведь она здесь, в городе!

– Я не стала её беспокоить. Ведь у неё последние дни перед защитой, а ещё так много надо успеть! Ох, мама, мама! Ну как вы не понимаете!

Они, видите ли, всё за неё решили и ничего ей не сказали о моём приезде. Оглядываюсь на Розу, а она тем временем уже успела откатить каталку и втихомолку целует моего Петруху. А он, дурачина, ей улыбается! Я прямо всей своей кожей ощущал весь яд её поцелуев. Кого мы вырастили в своей семье? Какое инопланетное чудовище?! Надо будет с Петрухой серьёзно поговорить!

Но поговорить мне с ним удалось нескоро. Его сразу забрали на срочную операцию, а я отбыл в город, чтобы найти Любочку и, если надо, хоть чем-то ей помочь.

Месяц пролетел, как сон. Мы с Любочкой как брат и сестра поселились в одной комнате, но отношения у нас сразу установились гораздо более близкие, впрочем, остальным об этом знать было незачем. Я помогал ей чертить плакаты, рисовал иллюстрации. Она, как и мечтала, занималась большими хищными птицами, диссертация её была посвящена физиологии грифов.

– Знаешь, ― сказала она мне как-то, ― я изучала полёт различных птиц и выяснила, что именно грифы тратят на полёт наименьшее количество энергии. Ведь за падалью не надо охотиться, надо только быть терпеливым и ждать знака, когда соседний гриф начнёт падать вниз. Мы с тобой обязательно научимся летать как грифы!

Затем была защита диссертации, банкет, шутки и смех её друзей по учёбе. Особенно понравилась всем шутка, что мужа она теперь будет выбирать только среди настоящих грифов. Я смеялся вместе со всеми и думал, что шутка эта, пожалуй, недалека от истины. Вот только военные мне не позволят долго гулять на воле и опять отправят на передовую. Но я ошибался! Меня не только никуда не отправили, но строго приказали не отлучаться далеко от города, даже выделили небольшое содержание.

На выходные поехали с Любочкой домой. Вот тут мне и удалось поговорить с Петрухой. Его уже выписали, но ходил он смурной.

– Ничего не понимаю, ― сказал он мне, ― она меня любит, но гонит каждую ночь. А мне ведь скоро ехать, вот и билет уже купил.

Я сразу почувствовал вокруг него сильное напряжение неведомых мне сил. Неужели он не понимает, что существо, которое называется моей сестрой и которое его любит, так просто его не отпустит. Та, которая с помощью магии сумела проникнуть на космический корабль и прилететь на другую планету, которая так легко адаптировалась к непривычной для себя жизни! Что для такого существа какие-то железнодорожные билеты!

– Ты не поедешь на этом поезде!

– Спорим на бутылку коньяка! Принесёшь на вокзал, когда будешь меня провожать!

– Спорим!

Через пару дней он принёс мне бутылку и виновато сказал:

– Знаешь, я решил лететь на самолёте. Это и быстрее, и удобнее…

– И на самолёте ты не полетишь! ― ответил я ему.

– Полечу! У меня и билет уже куплен!

– Да не полетишь! Но на коньяк больше не будем спорить. Давай поспорим всерьёз! Если ты и через год отсюда не уедешь, то отдашь мне свою снайперскую винтовку. Я знаю, она у тебя разобранная в вещах припрятана.

– Ты не знаешь, чего просишь! Эта винтовка мне особенно дорога! Но так и быть, от тебя я потребую не меньшего. Если через год ты меня здесь не застанешь, то обещай опять пойти служить в мой полк. Ребята мои тебя полюбили, говорят мне, что ты наш талисман. Пока ты был с нами ― ни одного не убили!

– Согласен! ― сказал я. ― А что же такого особенного в твоей винтовке кроме её малого веса?

– Хорошо, расскажу тебе некую историю, которую до сих пор никому не рассказывал.

Дело было в городе N-ске, где я тогда служил после окончания военной академии. Служил я в военном городке, а чем мы там занимались, к делу отношения не имеет. Но вот рядом с городком был оружейный завод, оттуда мы получали разное оружие, проверяли его и отправляли по месту назначения.

Так вот, иду я как-то вечером с гулянки и вдруг слышу какой-то шум. Кто-то вроде мычит или ругается. Захожу за угол, а там двое вяжут третьего.

– Эй, вы! ― кричу. ― Это что же вы делаете?

А один из придурков, что вязал, вынимает в ответ из кармана свою пушку. Эти гражданские киллеры привыкли, что при виде пистолета все в ужасе застывают и ждут, пока их прикончат. Я же ждать не собирался, ― качнулся вправо, затем влево, как нас учили. Пистолет у горе-киллера так и запрыгал то влево, то вправо. А потом он и вовсе нажал на курок и разбил окно соседнего дома. Вот тут-то я до него и добрался. Второй от удивления разинул рот, я и его успокоил. Снял с головы мешок у спасённого, развязал его. Но спасённый тоже повёл себя странно. Прежде всего, он схватил с земли пистолет и пристрелил обоих своих обидчиков, затем отдал пистолет мне.

– Ну ты и злопамятный, ― только и сказал я. ― Они же тебя не убивали, а только упаковать хотели.

– Меня-то они, может, и не хотели убивать, а вот тебя они запомнили и убили бы обязательно! Идём!

И потащил он меня, прежде всего, на городскую свалку. Подлез под старый мусорный ящик и достал свёрток. Вот, думаю, сумасшедший мне на голову свалился.

– А теперь, ― говорит, ― веди меня куда угодно и прячь где угодно, но чтобы гражданские крысы меня не нашли, а я тебя уж отблагодарю!

– Ну, пошли, что ли. А как мне тебя звать-то?

– Зови хоть Тимофеем, а настоящего имени тебе всё равно знать незачем, да и мне его тоже следует позабыть.

И повёл я своего спасённого в казарму. Там мы сожгли его старую одежду и нарядили его солдатом. В общей массе солдат никто на него внимания не обращал, а тех, что поближе, я предупредил, что дело серьёзное, чтоб не болтали.

Рассказал мне Тима забавнейшую историю. Работал он на оружейном заводе и занимался изготовлением винтовок. Раз прошла весть, что организуется всегосударственный конкурс лёгкого огнестрельного оружия. И оружие, победившее в конкурсе, будет принято на вооружение в армии. И конкурс этот будет проводиться прямо на полигоне рядом с заводом. И загорелся Тима идеей сделать свою винтовку и выставить её на конкурс. Тем более что его друзья обеспечивали организацию всего этого дела.

Задумка у него одна была, и очень простая, почему ствол ружья обязательно должен быть цилиндрическим, а не сужающимся на конус. Были у него и некие соображения по расчёту оптимального конуса, была на заводе и ионная пушка, которую можно было приспособить для вытачивания ствола такой фантастической формы. К его ружью и пули должны быть особые ― переменного калибра, со сминающейся юбочкой. За начальный калибр он взял стандарт 7.5 мм, а конечный калибр пули не превышал 5 мм.

Перед самыми испытаниями готов был действующий образец винтовки. Стараниями друзей под соответствующим шифром его винтовка была внесена в реестр состязания. Тут-то и обнаружилось, что конкуренцию его винтовке составить некому. У остальных винтовок начальная скорость пули не превышает 600 м/сек., а скорость пули его винтовки более 1300 м/сек., разброс пуль у остальных винтовок около 30 угловых секунд, а у его винтовки не превышает 5-и. На расстоянии 100 метров его винтовка пробивала 20-миллиметровую броню, а остальные винтовки не могли пробить и 10-миллиметровую. Одним словом, победило его изделие по всем параметрам.

Всё бы было хорошо, если бы не было так плохо! За разработку изделия был положен приз в три сотни тысяч долларов и заказ для армии на пару миллиардов долларов. Одиннадцать научных институтов сражались для получения этого заказа, а выиграл его простой слесарь. Сразу же, как узнали, кто победитель, к нему пошли предложения работать под крышей того или иного института либо продать права на своё изобретение тому или другому институту, или вовсе некому неведомому лицу. Тима понял, что дело худо, разобрал свой станок, оборудованный ионной пушкой, затем выкрал с помощью друзей своё изделие и спрятал его на свалке, а сам собрался пуститься в бега, но не успел.

В общем, вывез я Тимофея вместе с нашими солдатами из этого городка. Уже и дороги все были перекрыты милицией, но военных не остановили, только проверили личности шоферов.

После N-ска направлялась наша часть на восток. Там купил Тимофей документы на имя какого-то Ахмеда и остался жить и работать. А винтовку эту призовую он мне подарил. Да ещё периодически он мне подбрасывал партии патронов, так как стандартные для неё не годились.

Я поставил на эту винтовку оптический прицел и так и не расставался с нею всю свою военную кампанию. Много раз она мне жизнь спасала. Скоро и боевики научились меня отличать. Как увидят где моё рваное ухо, так и слышу, ― перекликаются: «Йек-гуш! Йек-гуш!» ― и ни одного уже не увидишь даже на расстоянии в два километра.

На следующий день мы с Любой опять уехали в город. После защиты диссертации Люба стала работать научным сотрудником при зоопарке, а меня устроила там же лаборантом. Целые дни мы проводили в созерцании клеток с грифами, изучали их обычаи, язык, мысли, а вечерами пробовали по очереди превращаться, пока в нашей маленькой комнатёнке. Иногда мы перезванивались по телефону с мамой Валей. Как я и предсказывал, мой Петруха так никуда и не уехал. У него опять было плохо с ногами, а через полгода мама Валя уже говорила о близкой ампутации. У меня при этом возникало совершенно необъяснимое раздражение против моей сестрицы Розы, как будто именно она была виновата во всех бедах моего друга.

Через год мы с Любой приехали в отпуск в наш дом, к маме Вале. Я опять увидел Петруху ― уже без ног он работал сторожем на складе. Петруха сильно изменился: ни шуток, ни лишних разговоров. Сразу вытащил свой заветный свёрток с ружьём, но я не взял. Сказал:

– Пусть побудет пока у тебя, в городе ведь его не спрячешь!

Он согласился и убрал свёрток.

– Как Роза? ― спросил я.

– Не знаю, ― ответил он, ― мы теперь не встречаемся… ― Потом помолчал немного и сказал: ― Знаешь, все мои ребята погибли! А я жив! Никому, кроме тебя, я об этом не рассказывал.

– Таково уж военное счастье.

– Ты был нашим талисманом. Не стало тебя ― вернулась смерть и забрала всех, кого щадила последние годы.

Он опять замолк. Я понял, что это надолго. Молча посидел с ним минут десять, выпил чаю и ушёл.

Всё лето мы провели дома. Уходили с Любой в дальние поля и продолжали наши эксперименты. Скоро мы уже уверенно превращались в двух грифов и освоили простейший полёт с горки в низину.

Петруху я больше не видел, уж больно тяжело мне далась последняя встреча. Я слышал, что он уже не охраняет склад, а работает в слесарной мастерской при госпитале.

В конце августа мы с Любой вернулись в город. И тут ― неожиданная телеграмма: Петруха и Роза решили пожениться. Мы с Любой так и не поехали на свадьбу. Я всё ещё ощущал некое противление такому развитию событий, не мог представить эту свадьбу, как мне казалось, со слезами на глазах, с безногим инвалидом. А Любочка просто не могла отлучиться, на неё повесили заведование всей секцией хищных птиц.

Думали выбраться на недельку в октябре, но в октябре уже была война. Из города никого не выпускали. Странная это была война. Никакой мобилизации, зато охрана и колючая проволока вокруг города. Всех в город пускают и никого без разрешения не выпускают.

Теперь я передаю перо Любе, так как только она может написать об этом самом трагическом этапе жизни нашей семьи.

Глава 10. 8 ― 7 гг. дкс

Начало войны

Люба ― о нашей предвоенной жизни

Студенческая жизнь моя была небогата событиями. Учёба, учёба, практика в зоопарке… В свободное время ― друзья, в основном мужского пола, которые быстро становились моими любовниками и ещё быстрее сменялись новыми увлечениями. Я не могла долго выносить их глупость и предсказуемость. Казалось, каждый следующий будет не такой! Но через пару недель я убеждалась, что ошиблась, что всё это одно и то же. Тем временем пришло известие о возвращении брата из армии. На встречу я не поехала, дел было много перед защитой диплома, да и не слишком-то привлекал меня его образ щуплого мальчишки, оставшийся со школьных лет. Радек нашёл меня сам как раз перед защитой. Я была приятно поражена его возмужалым видом так, что не захотела сразу его отпускать, пока не расспрошу как следует о его военной жизни. Так он остался на ночь в моей общежитской комнатёнке.

– Почему бы и нет? ― подумала я, забыв, что Радек прекрасно читает мои мысли.

– Почему бы и нет? ― ответил он мне мысленно. И тела наши сплелись во взаимном экстазе, сопровождаемом полным мысленным единением. Ничего подобного я не испытывала ранее, а Радек ― тем более. Так мы нашли свою судьбу! Но приличия заставляли нас таиться от окружающих, ведь официально мы считались братом и сестрой.

Защита моя прошла прекрасно, а Радек, вот удивительно, не уехал из города. Его командование потребовало, чтобы он никуда не уезжал. И он остался, к нашей общей радости, в моей маленькой комнатёнке. Всё это было очень странно, временами я замечала чьё-то ненавязчивое внимание к нашим незначительным персонам. Иногда обнаруживала топтуна у порога нашего дома, просвечивала примитивные его мысли и убеждалась, что тому приказано только наблюдать и докладать, а кому ― неизвестно. Впрочем, к этим странностям работы секретной службы я была привычна ещё со времён моего детства. Моя мама тоже всегда была под наблюдением и никогда этого не боялась.

А потом началась война. Как уже написал Радек, это была очень странная война. Никакой мобилизации и никакой информации. Все газеты закрыты, почта, телеграф, телефон ― не работают. По радио ― только восхваления наших доблестных военных сил, сдерживающих коварного врага.

Но я-то знала, как всё обстоит на самом деле. Благодаря моим талантам я могла часто связываться мысленно с мамой и Розой (до войны я почему-то избегала мысленных контактов с Розой, так как при этом я болезненно чувствовала всю чуждость её мыслей, а потому и с мамой старалась говорить только по телефону, после начала войны ― всё изменилось). А Роза… она могла мысленно облететь всю Землю и много более того! Она знала всё, но мало что понимала.

Итак, в первые часы войны правительства большинства стран были уничтожены. Власть перешла к неким неизвестным «отцам», чьей эмблемой было число 13 внутри тринадцатиконечной звезды. Командный состав во всех действующих армиях также был уничтожен, но армии не распались, а продолжали действовать согласованно, хотя и весьма загадочно. Не вступая в столкновения друг с другом, армии вторглись на территорию противника и двинулись вглубь её, уничтожая по пути мелкие селения и крупные города.

Пока все эти военные действия были очень далеки от нашего города, и мы с Радеком продолжали прежнюю жизнь, тренируясь по ночам на дорожках зоопарка или в пустующих вольерах взлетать с ровного места, превратившись в грифов, но прогресс в этом отношении был у нас нулевым. Скажу заранее, мы и впоследствии не научились этого делать и взлетали, только спрыгивая с возвышенного места.

Пока мы так развлекались, беда подобралась к нам совсем с неожиданного направления.

Надо сказать, что стараниями Розы и отца Иоанна во многих сёлах и монастырях тайно работали четвёрки воспитанников Розы и отца Иоанна по мысленной борьбе со злом. Каждое утро Роза начинала с мысленной связи со всеми своими подопечными. И вот однажды одна из отдалённых деревень не ответила на её зов. Роза обеспокоилась, но ничего не предприняла. Затем замолкла другая деревня, потом ещё одна… Потом вдруг до Розы донёсся отчаянный зов отца Иоанна:

– Монастырь атакован солдатами в мыслезащитных шлемах. Мы ничего не можем с ними сделать! Они врываются в храм! О Господи!..

И далее полная тишина, мысли отца Иоанна исчезли полностью!

Надо было что-то предпринимать. Роза по привычке обратилась к Радогасту, но тот сказал, что в этом случае он не может вмешаться, так как данная акция находится под контролем самого Упыга. Роза совсем растерялась. Она всё рассказала маме Вале. А тем временем опасность приближалась к нашему лесному госпиталю…

Мама Валя села на свой старенький велосипед и отправилась навстречу солдатам. Мы с Розой находились в непрерывном мысленном контакте с нею и видели всё, что с ней происходило, её глазами.

За двадцать километров до госпиталя она их встретила: два бронетранспортёра, набитые солдатами в чёрных шлемах со щитками, закрывающими лица. Она остановила свой велосипед поперёк дороги. Это было глупо, но тем не менее сработало. Бронетранспортёры остановились, и два человека подошли к ней.

– А, Валентина Семёновна! ― сказал один из них и откинул щиток шлема от лица.

Валентина узнала Семёна Андреевича.

– Как давно я вас не видел. Всё дела, дела… Ничего, теперь будем встречаться чаще.

– Семён Андреевич, зачем вы направляетесь к моему госпиталю?

– Что делать, Валечка, госпиталь твой в связи с войной придётся ликвидировать. Вообще-то, приходится ликвидировать не только твой госпиталь, но и все поселения вокруг города, чтобы они не достались наступающему врагу.

– А куда денутся мои больные?

– Всех отвезут в город.

– Но в городе в больницах для них не хватит мест.

– Что делать, Валечка, другого выхода у нас нет.

– Я не согласна с вашим решением и, пока жива, не позволю закрывать госпиталь!

– Эх, Валечка, Валечка, ― глупая ты баба! Ну уж по старой дружбе объясню тебе, какова ситуация на самом деле. Пойдём-ка на соседнюю полянку, поговорим, а мои солдаты пусть отдохнут. Вот взялась ты нас останавливать, а сил-то у тебя для этого нет! ― говорил Семён Андреевич, взяв маму под руку, второй солдат с пистолетом в руке молча шагал за ними.

– Вот посмотри на этого солдата, ― он под полным моим контролем. Вот на груди у меня пульт управления. Надо, сделаю так, чтобы все солдаты озверели и разорвали противника на куски, а надо ― они будут любить всех вас, как родные матери. Надо ― солдат слышит, что я сейчас говорю, а повернёшь рычажок в другую сторону ― так он хоть и слышит, но не поймёт ни слова. Сейчас именно такой случай, так как то, что я тебе расскажу, ему знать не положено. А на случай дурости твоей ― знай, что уровень агрессивности я у него поднял почти до максимума, при первом твоём подозрительном движении он и выстрелить может, так что веди себя спокойно. Солдаты мои почти полностью защищены как от ментального воздействия, так и от физического. Никакая пуля, кроме, может, специальной бронебойной, не пробьёт их доспехи. Теперь ты понимаешь, насколько глупой будет твоя попытка остановить нас.

– Сёмочка, ну объясни мне, зачем всё это? Почему нельзя оставить людей жить там, где они живут?

– Верь мне, всё это делается для счастья человечества. Да! При этом кое-кто пострадает! Но зато на Земле будет построен если и не рай, то некое его подобие.

– Сёмочка, ну пощади хотя бы мой госпиталь! Ведь я же люблю тебя и любила всю свою жизнь!

– К сожалению, то, что ты любила меня, особой ценности не представляет. Моя бабка научила меня накладывать на людей заклятие, чтобы они меня любили. Ну и на тебя, чтоб не ревела и не пугалась, наложил я такую любовную петельку. Так что ненастоящая эта любовь! Настоящей-то любви из-за этого моего искусства так и не было в моей жизни! Впрочем, к тебе я всегда хорошо относился. Как ты думаешь, смогла бы ты стать директором госпиталя без моей санкции?!

– За директорство благодарю, а вот насчёт любви ты, Сёмочка, ошибаешься! Твою любовную петельку я обнаружила, ещё когда мне лет десять было. Забавной она мне показалась. Поиграла я с ней, поиграла, а потом поняла, как снять, и сняла. А полюбила я тебя за то, что ты мне такую забавную игрушку подарил, благодаря этой твоей петельке я себя лучше понимать стала, а потом и других людей тоже. Потом уж и мысли их научилась читать.

– Что же, я очень рад. Тогда я могу говорить с тобой, как с равной, и объяснить, что закрытие твоего госпиталя ― не просто мой каприз, а деяние, необходимое для счастья всего человечества. Понимаешь, существует некая инопланетная цивилизация, готовая нам помочь в построении Рая. Но построение этого Рая требует некоторых жертв, и моя задача спасти всех талантливых людей от возможного уничтожения.

– Значит, вы не убили отца Иоанна.

– Ну что ты! Зачем же его убивать!? Он прекрасный телепат, его направят на ферму производителей. Он будет у нас отцом множества талантливых детей.

– Но я его не слышу.

– Его просто усыпили, чтобы он по дороге не навредил сдуру ни себе, ни сопровождающим.

– Но зачем всё же разорять мой госпиталь?

– Объясняю подробно. Пока инопланетная цивилизация не имеет права вмешиваться в наши дела, так как человечество не получило свой статус. Для того чтобы инопланетяне могли вмешаться, недостаёт двух вещей. Человечество должно получить статус «разумных животных», и человечество должно получить статус «исчезающего вида». Причём получить эти два статуса мы должны собственными силами, без инопланетных советов. Сразу возникла идея ― уничтожить большую и наименее талантливую часть человечества. Уничтожая большое количество людей, мы доказываем всем, что мы животные и по-настоящему ещё неразумны, и одновременно доказываем, что мы исчезающий вид. Но как это сделать? Первая мысль была ― вырыть большие котлованы и просто закопать туда лишних людей. Но пришлось от этой идеи отказаться, так как, оказывается, при этом мы доказали бы, что только те, кто закапывал других, ― животные, а совсем не всё человечество. Была ещё одна идея ― произвести побольше атомных бомб и развязать атомную войну всех против всех, но и от этой идеи пришлось отказаться. На этот раз закапризничали инопланетяне, они, видите ли, не поедут помогать на заражённую радиацией планету. Наконец, выбрали третий вариант: армии всех стран вторгаются к соседям и уничтожают всех мирных жителей, затем сражаются друг с другом и самоуничтожаются. Но чтобы армии не гонялись за отдельными людьми по всей стране, решено всех жителей собрать в крупных городах ― так их удобнее уничтожать. Армия при этом может быстро двигаться только по дорогам и не вытаптывать полей, не портить красоту лесов и лугов. Ваш госпиталь, кстати, находится как раз на предполагаемом пути вражеской армии и будет наверняка уничтожен.