bannerbanner
Плюшки Московские. Жизнь из окон моих глаз
Плюшки Московские. Жизнь из окон моих глаз

Полная версия

Плюшки Московские. Жизнь из окон моих глаз

Язык: Русский
Год издания: 2018
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

Охранник, слегка меня напугав, объявил, что выходить из клуба нельзя. «Как это так – „нельзя“?..» – возмущался я. Мы с ним обменялись злобными взглядами и репликами. Мне сразу вспомнилось 12 июня 2008-го года, когда я немного перепил в компании с Сандрой Лекс и ее друзьями, после чего ко мне в метро подошли два мента и стали долго докапываться, точно ли я «всего лишь» пьян и нет ли при мне каких-нибудь завалящих наркотиков. После небольшого обыска они оставили подозрительного для них (на себя бы лучше посмотрели…) неформала в покое, а до того я рявкал на них: «Что, русский человек уже не имеет права напиться в день России?!» Наверное, то были провинциалы, раз каждого неформала априори держат еще и за наркомана (хорошо еще, что не гея) … Итак, охранник клуба наконец, слава Богу, догнал, что я выхожу совсем, а не просто тупо бухнуть у палатки, и мы чуть посмеялись над улаженным недоразумением. Это было облегчение: перспектива остаться без автографа Пелевина никого в мире не напугает так сильно, как Михеева Алексея Сергеевича…

Но вот минут за сорок до часа «П5» я стою в «Москве» и узнаю у персонала, где тут дают причаститься великой литературы. Оказалось, нужно вписать свои имя и фамилию в пронумерованный разграфленный список. Я пришел как раз вовремя, чтобы оказаться пятидесятым из пятидесяти человек в «списке Пелевина»… Случайность, или рок? Сразу за мной пришли еще люди и тоже на всякий случай записались, как выяснилось впоследствии – не зря, потому что трое из списка не пришли. Тем не менее, вопреки инет-прессе, без автографов осталось чуть ли не большее количество людей. Самые хитрые приезжали заранее (по их словам, они с шести вечера там проторчали). Были даже люди из других городов.

Присев, пока было время, на диванчик, я листал взятый со стенда «Омон Ра» Олеговича, книгу про семейку Озборнов, а также самоучитель игры на гитаре. Люди вокруг обсуждали творчество нашего постмодерниста номер один, причем одна дама заявила, что все его книги кроме одной читала много раз, но экземпляр новинки с автографом ей нужен не для себя. Я тогда не знал, что это была ЖЖ-юзер vonema. Она – певица, музыкант, поэтесса (автор строк «Однажды придет ко мне слава, /Какой бы она ни была, /И те, кого я целовала, /Соврут, что я с ними спала…») и прочее. Скинуть, что ли, и ей ссылку на главу? Можно.

Мы немного пообщались, и пока вожделенные автографы переходили в жадные руки, у нас с ней взяли интервью (не у одних нас; кто брал, не помню) … увы, лишь как у фанатов Пелевина. При этом она пространно поведала о том, какой она музыкант, я же не упустил случая пропиарить себя как писателя. На «Ютубе» есть порезанные отголоски всего этого, случайно заснятые на другую камеру, где от Вонемы нет ничего, а от меня есть голос, предполагающий, что берущие интервью еще придут на автограф-сессию и к Алексею Михееву, последователю Пелевина.

После некоторых моих слов, как то: сравнение ее внешности с тем, как, по моим представлениям, должна выглядеть лиса-оборотень А Хули из пелевинского романа «Священная книга оборотня»; выражение озабоченности по поводу дыры в ее, кажется, майке на спине… Было еще что-то, чего уже не вспомнить, что я, сам того не замечая, почти кричал, так как был наполовину оглохшим после концерта; а чтобы расслышать собеседницу, мне приходилось наклоняться ближе, за что я получал от нее замечания… так вот, после всего этого Вонема без тени смущения поинтересовалась:

– Молодой человек, можно вам задать один вопрос?

Я сразу почуял подвох уже в самом «вопросе о вопросе», но дал добро.

– Почему вы всё время глупости говорите?

Во как! Не больше и не меньше. Я взял едва не пятиминутный таймаут и с трудом нашел ответ:

– Вы спросили, почему я всё время глупости говорю… Я люблю постоянство!

Друзьями мы потом так и не стали, даже в ЖЖ. Она была 48-ым номером в очереди, но из-за неявки троих стала 45-ым. Аналогичная метаморфоза со мной снизила пафос: с 50-го я перешел на 47-ое место.

Когда мы стояли в очереди, мне, естественно, вспомнилось произведение Сорокина, которое было, как говорится, «в тему». У нее в ЖЖ некто isolder потом удачно прикололся: «В. Пелевин „Очередь“»… Всё же, говорю я, эти авторы неотделимы, как две части одного «Романа».

По дороге домой встретил Бивня и Сыпра, завершив исторический для меня день прозаическим глотком пива.

Один рассказ Владимира Георгиевича мы с Сандрой Лекс, подругой с Прозы, записали как аудиокнигу. На форуме сайта srkn.ru я оставлял ссылку на трек, который размещен на realmusic.ru. До того, как оставить ссылу, я поинтересовался у мэтра, не против ли он использования его текста для создания аудио. По ряду признаков убедился, что ответил мне сам Владимир Георгиевич; на форуме он обозначил себя ником Писатель. В частности, он уверил, что абсолютно не против любительских аудиоверсий своих рассказов: он слышал сделанные кем-то, и они ему понравились. Стал ли он слушать, в конце концов, наше творение, я не знаю.

Пелевина не только никогда в жизни не видел, но даже нигде с ним не общался – врать не буду. Зато одна моя бывшая знакомая довольно долго с ним поговорила (насколько это возможно за одну встречу). Как же ее звали? Настенька, вроде так. С пьяной Настей еще более пьяный Михеев познакомился, естественно, в «Релаксе». Был у меня такой период (с 2004-го по 2008-ой; примерно в тот же отрезок времени, ближе к пятому году, я начал отращивать волосы, без лишнего веса которых сам себя уже и не представляю). В тот период мой брат (ныне бас-гитара у ЛеРы) Саша «Лысый» (прозвали в штуку, так как некогда он был единственным из парней на всё Коптево, кто носил длинные волосы) лабал в группе «Отражение», а где-то с весны 2005-го – в «Лире». Как правило, по субботним ночам я приходил бесплатно на эти party – поддержать брата, послушать музло (выступления групп плавно перетекали в метал- и готик-дискотеку, но иногда кто-нибудь играл на сцене уже под утро), побухать и познакомиться с девушками. Количество знакомств было астрономическим, но при этом все они без исключения оставались платоническими или в лучшем случае на уровне поцелуев в разные места. Последний вариант, впрочем, тоже имел место лишь в паре-тройке случаев и считался мной заметным достижением. Брат, сволочь, трахал всех подряд в гримерке или вез к нам домой и не парился. Было слегка завидно и немного обидно. В «Релаксе» не везло из-за того, что, кроме моей внешности, девушки мало что могли оценить по достоинству. Причиной тому служила моя на тот момент бедность честного пролетарского филолога. Внешность также заставляла ждать лучших времен: хаер мой был еще коротким. Плюс всё усугублял тот факт, что хозяин волос каждый раз оказывался чересчур скромным. То ли дело дамы, с которыми знакомился по Интернету и особенно на Прозе.ру! Но я опять забегаю вперед.

С Настей мы пьяно танцевали; особенно весело было крутиться, взявшись за руки, полностью их выпрямив и смотря прямо в глаза друг другу. Потом целовались. Про танцы в своей жизни я не могу не сказать отдельно. В «Релаксе» приглашение дамы на танец рассматривалось мной как прекрасный способ знакомства, когда на часах уже три или четыре ночи, и под «химовскую» тягомотину про «Join Me In Death» танец через объятия перетекал в поцелуи, за которыми следовал иногда вопрос: «А как тебя зовут?» Впрочем вопрос этот не был обязательным.

Танец с уже знакомой девушкой – совсем другое дело. Многое тут зависит от взаимной симпатии с позиции отношения полов, но в любом случае это всегда возможность уединиться и спокойно побеседовать. Вот помню случай, как танцевали с Ниной-рок-н-ролл под слабую балладу какой-то группы (какой – хоть убей, не вспомню), игравшей «в живую». Я параллельно прочитал подруге свой последний стих, закончив чтение одновременно с последними аккордами выступавших. Когда мы прервали танец, Нина стала аплодировать, а потом сказала, что хлопает исключительно мне.

Куда большее, поистине магическое значение имел для меня танец в период, когда я отдыхал в летних пионерских лагерях – конец восьмидесятых и самое начало девяностых. В последовавшие годы я тоже отдыхал летом, но лагеря тогда уже не были пионерскими.

В ранние годы объятия в танце были единственным способом пообщаться с женским телом. С пареньком одиннадцати лет в лагере «Чайка» соглашались танцевать отнюдь не красавицы; это напрягало, но не очень. И если во время кружения на дискотеке, уже не вспомнить кто, подкрадывался сзади и, хихикая, толкал меня на партнершу, я бежал за ним лишь для показухи и престижа. Мой член стоял, чувствуя женскую плоть сквозь одежду, как до́лжно.

Саня, брат, отдыхал там же, но так как он двумя годами младше, то и партнерши для танца у него бывали моложе, причем обычно оказывались еще и красивее моих. К одной из них его как-то приревновали два моих ровесника, и пришли в нашу комнату пи́*дить. Не найдя его, оба кинулись на меня. Я с достоинством сдерживал их натиск до прихода вожатой… Когда та спросила, что здесь происходит, я с ухмылкой от смущения пояснил:

– Ревнуют…

Вообще, лето 93-го года было щедрым на драки, удачно заканчивавшиеся для меня.

Снова я отвлекся, я же про Анастасию вам рассказываю!

Под утро мы с ней из клуба пошли к «Пролетарке». Сам клуб находится в том же здании, что и печально известный Театральный центр, где шел мюзикл «Норд-Ост»; в отличие от Эдуарда Лимонова (его я недавно добавил в друзья в «Контакте» – не знаю, подлинного ли…), я не склонен вешать вину за ту операцию на Путина. Как и Эдуард, я написал в тот страшный год текст «по горячим следам» («Кто в ответе за „Норд-Ост“»): «Кто в ответе за „Норд-Ост“? /Дядя Путин, или тот, /Кто заложников берет?..»

Итак, шли мы, обменивались мобильниками, выясняли взаимную любовь к фантастике (фактом ее симпатии к Вячеславу Рыбакову я был поражен, ибо сам узнал об авторе незадолго до того совершенно случайно, но уже успел полюбить) и договаривались о будущем совместном походе в «Третьяковку».

В Третьяковской галерее она выступила в роли моего экскурсовода, так как училась в «художке» и могла поведать много интересного и познавательного о живописи.

В числе прочего я узнал интересные детали и ее жизни. Будучи родом откуда-то из провинции, она успела много где побывать и насмотреться на мир; одно время ей даже приходилось бомжевать на вокзале. На момент нашего знакомства училась и преподавала как репетитор ребенку богатых родителей. В той местности, откуда она уехала изначально, подростки и более взрослые не знали, куда себя приложить, кроме бухла и драк. Когда война началась, там все мужики только рады были и добровольно в Чечню уезжали.

Поведала она и поучительную, весьма печальную историю об африканской принцессе. В общежитии их института жила учившаяся с ними принцесса. Всё бы ничего, но по неосторожности и плохому знанию местных порядков и обычаев она покидала общагу в темное время суток. Убив ее, маньяк или маньяки измельчили труп до такой степени, что он влез в коробку, которую подбросили администрации вуза.

Декан позже пугала девушек:

– Я одну коробку уже отправила родителям!

Хоть и страшно, но Настя с подругами еле сдерживали смех.

После «Третьяковки» проводил ее до общежития, где-то на Севере за МКАДом. Позже предлагал встречаться. В конце концов получил от нее SMS с признанием: «Извини, но я люблю другого».

А теперь перехожу к сути того, из-за чего завел о ней речь. Как позже Лиза, хорошая подруга теперь и некогда моя любовь, встретит Лимонова, и тот скажет ей «Здравствуйте!» (почему не мне?!), так Настя случайно познакомилась с Пелевиным.

В каком именно городе, по ее словам, это было, я не помню. Помню лишь, что не столица и не Пальмира.

Двое нестарых мужчин выясняли у нее дорогу. Они разговорились. Один собеседник по большей части молчал, зато второй заливался соловьем. Неожиданно он, будто спохватившись, замолчал, потом спросил собеседницу:

– А вы знаете, кто это такой идет с нами рядом?

– Кто? – после небольшой паузы молвила Настенька.

– Да так, Виктор Пелевин, не хрен с горы!

Настя долго не верила, тем более что фото писателя раньше не видела. Но ход беседы ее убедил, и уже она засыпа́ла писателя вопросами о его жизни и творчестве:

– Правда, что вы используете наркотики для вдохновения, когда сочиняете ваши вещи?

– Я?! – Виктор всем видом показал оскорбленное достоинство невинности… – Никогда!

Звучало это, как «я такой мастер и без лишнего стимула». Потом, конечно, он признался, что употреблял всякое в жизни.

Уже в Москве подруга Насти как-то дала ей почитать журнал со словами:

– На, погляди – про твоего тут…

На большой фотографии было запечатлено знакомое уже лицо, и последние сомнения мигом отпали.

Последний раз я видел Настю мельком на презентации очередной книги Марии Семеновой. Точнее сказать, это мы с Евой-Лоттой (писательницей с Прозы.ру и поклонницей Семеновой, положившей один поэтический фрагмент из «Волкодава» на музыку) приезжали на презентацию, а что там делала выходившая еще до начала мероприятия из павильона Настя, я, видимо, уже никогда не узнаю. О встрече Марии с читателями я узнал лишь за день до события, там же на ВВЦ, и об этом предшествовавшем дне я расскажу подробнее в следующей главе.

Собравшиеся фанаты после речи Марии Васильевны и ее ответов на вопросы как зомби тупо просили поставить автограф, и лишь я один отличился. Мария, как я и попросил, следующим образом отметилась на титульном листе «Волкодава» и в моей судьбе:

«Начинающему автору – Алексею Михееву с самыми добрыми пожеланиями!

М. Семёнова

18.03.07».

Глава 3. Опавшие листья Прозы

О Прозе.ру я узнал от Нади «DAFinn/ex-supergoth» Манаевой, знакомой по рок-клубу «Релакс» (кстати, недавно перестроенному). Зная о моей страсти к литературному творчеству, она посоветовала мне зайти на www.proza.ru и почитать там ее сокурсницу Марию, которая публикуется на разных сайтах под никами «Мелисса» и «Фиона Вэйн». Некоторое время я выступал на Прозе исключительно в роли «неизвестного читателя», причем «неизвестного читателя» одного автора – Фионы Вэйн с ее «вампирическим» фэнтези (довольно-таки качественным). Зайдя на сайт в первый раз (до 2007-го года у меня не было «выделенки» от «Корбины», и поэтому приходилось пользоваться расточительными «роловскими» карточками, в чем были и свои плюсы: не нужно было сутками торчать перед монитором) и увидев, что у Фионы более восьмисот читателей, я испытал шок и выпал в осадок от зависти. Это было в марте 2006-го, где-то за неделю до моей днюхи. Родился я, к слову, 24-го марта 82-го года. Начитавшись Фионы Вэйн и не зная ее лично (редкость: интересный мне автор с Прозы и притом москвич, не знакомый мне в реальной жизни сейчас), а также начитавшись про интеллектуальное времяпрепровождение Стругацких с Ариадной Громовой и прочими писателями их времени, я захотел пригласить девушку-автора на свой день рождения. На тот момент Фиона была единственным человеком, занимавшимся литературным творчеством, с кем я мог наладить хоть какой-то контакт. Этому, увы, не суждено было сбыться – я постеснялся ее пригласить. Впоследствии на материале Машиных творений я написал шутовское «Подражание Фионе Вэйн», которым, кажется, все остались довольны.

Прошла пара месяцев, и я, собравшись наконец с духом, разобравшись с интерфейсом и узнав о том, что каждому произведению присваивается на сайте свидетельство о публикации, решился продвигать свое творчество в массы. Разместив «Выход ненависти» и «Скачок в 12 лет» (06.05.06), затем «Сектант и Пети» и «О моем грядущем читателе» (07.05.06), я, как и все начинающие авторы портала, стал ожидать потока рецензий, который должен был хлынуть, как мне тогда казалось, в первый же день. Естественно, я не получил ничего, как и большинство. И тогда я справедливо решил, что стоит начать писать рецензии самому.

Самый первый отзыв я, правда, написал сразу же – впечатления от «Мая» Лисы А. Датированная шестым июня, рецензия получилась задним числом, о чем я тогда и не думал вовсе. Перед тем, как опубликовать свой комментарий, я осознал в душе всё значение момента, ведь уже тогда я предвидел долгие годы сетевого писательства, ознаменованные мириадами рецензий – как написанных, так и полученных. Проникшись торжественностью, я преодолел оторопь и дрожь в ладонях перед лицом Вечности, и начал:

«„Я смахну с лица рукой огорчения слезу,

Буду ждать свою счастливую весну…“, – некогда пел господин Клинских, который ее (весну) уже, к сожалению, не дождется… А вот у нас, хочется верить, всё еще впереди!»

«Спасибо, Алексей)))» – ответила та, чей ник из списка рекомендованных, по-моему, у той же Фионы привлек меня своей «пелевинистичностью».

Мне же никаких рецензий так и не пришло, и тогда я опубликовал «Пляску смерти», чувствуя, что ее-то точно молчанием обойти будет сложновато.

Десятого июня на этот текст мне пришло от Евгения Усовича такое:

«Вот это именно то, что я называю самолюбованием. Когда с таким восторгом смотришь на себя – „гениального“ в зеркало рукописи, то о каком смысле может идти речь?»

Ответ Михеева:

«Во многом вы правы, т.к. вещь писалась давно, и тогда ошибочно казалось, что создается действительно что-то новое. Но всё-таки смысл там тоже есть…

Кстати сказать, я «П.С.» потому и опубликовал, что показалось, хоть она-то должна вызвать какую-нибудь читательскую реакцию…»

Ожидая новых рецензий, я, кажется, читал намного больше тогда, чем писал. Больше всего меня на начальном этапе привлекло сумасшедшее антихристианское постмодернистское балагурство В. Бердяева (не знаю, чей-то клон ли это, или оригинальная страничка).

Двадцать второго июня я написал ему рецензию на «Книжный бунтъ. Глава 1». Вот она:

«Бросается в глаза очевидное влияние творчества Виктора Олеговича Пелевина. Постмодернизм чистой воды, будто по учебнику…

«Говоряще-генитальные» имена и фамилии («Дик», «Кокер», «Хулио», включая и логин автора («derfallos» – А.М.)), да и вообще весь юмор произведения вызывают безудержный приступ смеха, но дальше смеха дело пока, к сожалению, не заходит.

Представленный в произведении эпатаж неаргументированной критики христианства способен, я полагаю, отпугнуть от автора и довольно либерально настроенного читателя, хотя, с другой стороны, меня не отпугнул.

Жду продолжения!»

Виталий сказал: «Спасибо, Алексей.

Всё верно, вы меня раскусили.

Продолжение обязательно следует.

Дальше, больше…»

В московской кастрюле под зноем летних рабочих будней (не каждый год беру отпуск) мне было интереснее думать о Прозе.ру, чем о чем-либо, связанном с работой. Показательно стихотворение из моего ЖЖ того периода:

«Сегодня позже выхожу…

Вскочив с кровати поутру,

Я в «Избранное» захожу

И выбираю „Проза.ру».

Я поражаюсь круглой цифре.

Мысли кружатся, словно в вихре!

Сто человек меня прочли,

Мечтал я хоть о десяти!

Порой и правда нелегко

Знать, как признанье далеко,

Но верный Знак неоценим:

Живу без грусти днем одним!»

(21 июня)

На работе я гадал, какая судьба ждет всех нас – авторов, какого уровня – писательского или же уровня известности – кто из нас достигнет со временем (тогда я был готов видеть себя в будущем только номером 1 – не меньше: писателем, который придет на смену постаревшим и исписавшимся Пелевиным и Лукьяненко); мечтал о тусах авторов в реальном мире. Виталия Бердяева мне хотелось встретить в Москве и сходить с ним в «Релакс»: познакомиться там с готками, выпить вместе…

Следующим откровением на Прозе для меня оказалось творчество Яго Яго (как выяснилось впоследствии, очередной эманации нашего замечательного неутомимого Сергея Неупокоева). Цитирую свой пост «Чтиво» от 25-го июня из ЖЖ:

«Только <что> оторвался от чтения произведений Яго Яго на „Прозе.ру». Пока все не прочитал, не отходил от компьютера. Сначала не понял, <почему> это многие его так ругают, но в одной из рецензий нашел ответ: за грубой формой читатели просто не хотят видеть содержание. Но мне очень понравилось: человек, бесспорно, талантливый».

И Виталий Бердяев, и Яго Яго (от зависти к последнему я написал «Как отпиариться на „Прозе“») быстро стали пассивны в творческом плане, а мне, впечатленному по самое не балуйся Виктором Пелевиным и Венедиктом Ерофеевым, как воздух был нужен современный русский постмодерн в любой из его форм.

Я нашел его в лице Игоря Руры, известного части моих читателей как Сергей Павловский. С талантливым автором из Ухты у меня завязалась дружба, которая длится и по сей день.

Теперь постараюсь вспомнить, в какой последовательности и кого за прошедшие три с половиной года из авторов Прозы я знал или знаю лично.

Первой была Ева-Лотта – девушка, чья рецензия на «Выход ненависти» навсегда впечатана в мое сердце:

«Я в восхищении!

Просто здорово! Снимаю воображаемую шляпу и подбрасываю ее в воздух».

С Евой (Юлей) я гулял по ВВЦ сначала просто так, а потом, как ни удивительно это сейчас, уже не просто, о чем, собственно, и поведал в предыдущей главе.

Далее была Алина, на Прозе.ру она «Алитта». Кое-кто из вас почти наверняка слышал ее милый голос в новостях на «Эхе Москвы» или в других программах на том же радио. Одна из самых прекрасных и гармонически развитых девушек из всех, кого я знал. Слава Богу, дружим с ней до сих пор. Недавно ходили вместе в «Пушкинский» на третий «Ледниковый период: эра динозавров». Про то, как ходили с ней в «Релакс», надо будет рассказать в главе о «Релаксе»…

Некоторые из дам с Прозы, оказавшиеся мне ближе, чем друзья, в духовном и/или физическом планах, останутся здесь без упоминания имен по этическим соображениям.

Видеться время от времени с тем или иным автором «в живую» было дьявольски приятно. Читая на Прозе о встречах в Питере Шкирманов, Пашкевичей и прочих… авторов, я всякий раз завидовал, как Лимонов тандему Путин/Медведев. Идея собрать в реальности уже знакомых мне авторов родилась в голове сама собой. Первая встреча, которую я организовал среди пишущих на сайте, прошла двенадцатого мая 2007-го и была приурочена к приезду Нэлля. В своем дневнике на Прозе я прокомментировал это так:

«Тюмено-московский ответ Петербургу

Вчера состоялась внеплановая встреча авторов Прозы.ру в Москве. Со стороны московских гра… молодых талантов присутствовали: Валентина Поднебесная, Элвер Касс, Алексей Михеев, голос Алитты (по телефону). Делегация Тюмени была представлена такими людьми, как Нэлль, Катя (его муза, которая сама не творит на сайте) и Ветер Воды.

Встреча прошла на высоком уровне, все остались довольны общением друг с другом. Для меня события начались со встречи с Нэллем и с распития пива «Tuborg» и «Guiness» у меня дома. Оттуда мы поехали на «Библиотеку им. Ленина», встретили Валентину, потрясающего человека и писателя (особенно, учитывая возраст). В музей Вернадского мы опоздали, как и в храм Василия Блаженного, пошли в «Макдоналдс» через Александровский сад (встретился интересный то ли бомж, то ли не совсем, знаток тяжелой музыки), в саду встретили Юлю «Ветер Воды». Из «Макдоналдса» поехали на Воробьевы горы, туда чуть позже подъехали Элвер и Катя.

Фотоотчет о проделанной работе ждите на странице автора Манагос, на которой пишут трое из вышеуказанных авторов».

Валентина Поднебесная (ex-«Мрачная») и Нэлль, которых я познакомил и которые всё еще дружат, пишут в сходной стилистике любовного (этого компонента больше у Нэлля) фэнтези (больше у Валентины). Писали, точнее. Сейчас они отошли от литературы – для них это не смысл жизни. А вот для меня – да, смысл и большая часть ее содержания. Порою мои знакомые не выдерживают груза многолетнего водительского труда за рулем аполлоновой «Нивы», предпочитая, так сказать, материальное «Шевроле», хотя таланты среди них попадаются недюжинные. Но формула успеха не из одного таланта ведь состоит, иначе это было бы простое тождество. Разовью эту мысль. Недавно из ЖЖ Евгения «Отца» Алехина узнал фамилию более или менее молодого автора – Прилепин. Учитывая в некотором роде иронический контекст, решил сперва, что это стебное обозначение Пелевина. А вот и нет – зайдя в книжный, увидел обилие книг данного писателя. Начинал он, как я понял, с книги о Чечне, ибо сам он воевал и знал, как и о чем тут сказать. Эта книга (название – «Патологии»), которую я пока не прочел, оказалась единственной у писателя, которую я нашел в без-SMS-очном доступе к скачиванию. А что? Меня-то бесплатно читают. К слову, вопросу электронных носителей в контексте литературы я еще уделю место в этой главе. Полистав несколько работ Прилепина, я наткнулся на практически платоновские «Диалоги» – книгу в форме бесед с известными и пока не очень известными людьми, избравшими целью жизни писательский труд. Был там знакомый того же Жени Герман Садулаев, был и Сергей Лукьяненко (о нем в этой главе будет много сказано). Страницы, посвященные беседе с последним, я проглядел прямо в магазине. На вопрос о том, случайным или закономерным видит Сергей свой успех, последний ответил, сославшись на другого автора, разработавшего принцип «ТРОЯ»: «талант», «работа», «опыт», «ярость». Бывает достаточно пары его составляющих, но лишь все вместе они могут гарантировать хотя бы какой-то успех.

На страницу:
2 из 3