Полная версия
Двадцать два дня. Из цикла «Кто я?»
Двадцать два дня
Из цикла «Кто я?»
Маргарита Мартынова
Мы любим тех, кто нас не любит,
Мы губим тех, кто в нас влюблен
© Маргарита Мартынова, 2022
ISBN 978-5-4493-0753-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
– Доктор! Скорее! У нас беда! Мадам Жанна упала с лестницы!
– Святой Петр! А ваш месье?
– Ой! Это другая история! Он сейчас совсем помешается! Мадам упала, но в себя не приходит! Сделайте же что-нибудь!
– Успокойся, Аннет, уже одеваюсь! Что за беды вечно падают на этот дом…
Граф Анри де Барвиль вернулся домой под утро, когда на небосклоне уже поднималось солнце, обливая своей краснотой спящий Париж, и устало сел в кресло, предоставив заспанному слуге возможность снять с себя сапоги.
Сзади прозвучали легкие шаги, сопровождаемые шуршанием ткани, и молодой женский голос сказал:
– Дорогой супруг, вы сегодня играли дольше обычного…
– Моя Луиза, прости, ты совершенно права! – тот повернул голову и посмотрел на жену. – В клубе в этот раз было чрезвычайно интересно, – граф вытянул ноги и, жестом подозвав к себе молодую жену, усадил её на свои колени. – Если бы я был беден, то после сегодняшнего вечера мог бы стать богат.
– Анри! – с укором воскликнула Луиза. – Ты пользуешься правом сильного игрока, разве это правильно?
– Ничего подобного. Я играю ради процесса, а не результата. Ты представляешь, бедняга все проиграл. Всё. Совсем. Даже заложил под расписку фамильное кольцо жены, – граф нервно хохотнул. – А ведь я и другие не раз просили его прекратить делать ставки. Эх, игра-игра…
– И… – девушка пристально посмотрела на мужа. – Что вы теперь с друзьями хотите сделать?
– Ничего. Завтра я хочу навестить его и предложить реванш, – граф почесал под усами. – Конечно, я поддамся, позволю ему вернуть назад все, что он проиграл. Может быть, даже сверх этого… Эх, игра-игра! Вся жизнь – это игра! Никогда нельзя чрезмерно увлекаться! Ты бы видела лицо этого бедного нотариуса, я уж хотел оплатить ему кучера, чтобы он мог добраться домой, но он ушел пешком… О, жизнь это загадка! Дорогая, ты почему не в постели?
– Я там уже была. По традиции жду, когда мой муж возвратится с клуба…
– Семейная жизнь тоже, как игра, Луиза… – граф встал с кресла. – Идем спать…
Доктор Сажо поневоле подумал о том, как удачлива его новая пациентка. Лестница дома четы Обедьен была высокой и довольно крутой. Упасть оттуда – могло быть равносильным самоубийству, но, к счастью, молодая женщина была абсолютно цела. Правда, прежде, чем осмотреть её, доктору пришлось настойчиво попросить слуг отвести подальше убитого отчаяньем и ужасом мужа молодой женщины. Жанну Обедьен перенесли на второй этаж и уложили в постель.
– Доктор, и что теперь? – спросила горничная Аннет, теребя свои манжеты.
– Будем ждать, – он развел руками. – Очень затяжной обморок, ушиб на лбу. Больше никаких травм я не увидел. Она везучая. Как её угораздило?
– Потеряла равновесие, – немного сухо ответила служанка и покосилась в сторону двери. – Бедный месье Жан…
– Сварите ему что-нибудь горячее и угомоните хоть как-нибудь, а то мне придется заняться ещё и им… – вздохнул доктор и сочувственно покачал головой. – Тут не знаешь, что пожелать этому бедняге…
Прошло несколько минут гнетущей тишины. Ничего не менялось. В просторной комнате вокруг постели стояли врач и служанка. Огромный подсвечник на прикроватной тумбочке придавал происходящему оттенок мрачной суровости. Дверь в спальню осторожно открылась и внутрь заглянула слегка лохматая седая мужская голова.
– Есть изменения?
– Никаких, Жером, – ответила Аннет. – Как месье Жан?
– Мари внизу все продолжает свои маневры и пытается заставить его съесть что-нибудь…
Горничная снова потеребила свои манжеты и бросила на постель робкий взгляд.
Жанна Обедьен была высокой изящной блондинкой с аристократически длинными руками и пухлыми губами. Её нельзя была назвать красавицей, но и дурнушкой она не слыла. Гасконский профиль странно сочетался со светлой кожей молодой женщины, порой, порождая странные сплетни о ее происхождении, которое было малоизвестным. Сейчас практически весь Сен-Жермен её знал, как мадам Объеден, несколькими месяцами ранее её девичье имя звучало иногда только в Париже.
Доктор Сажо наклонился к больной, потрогал её лоб, пощупал пульс и снова вздохнул.
– Может, ещё нашатырь? – предложила Аннет.
На удивление, это сработало. Жанна Обедьен конвульсивно дернулась и широко открыла глаза. Растерянный взгляд уставился в потолок, на котором плясали тени от свечей.
– Боже! – Аннет подняла руки к потолку. – Хвала тебе! Мадам! Мадам, как вы себя чувствуете? Жером, скажи месье!
Тот быстро скрылся за дверью.
– Я… – Жанна беспомощно пискнула и замолчала, завертев головой по сторонам. Доктор Сажо коснулся её руки:
– Мы перенесли вас в постель. Вы упали с лестницы. Все хорошо, не волнуйтесь. Вы больше двух часов были без сознания, сейчас вам надо отдохнуть…
Молодая женщина молчала, ноздри её раздувались, губы дрожали. Темно-синие глаза беспомощно бегали туда-сюда.
– Аннет, открой окно! – сказал доктор, и та бросилась выполнять просьбу.
– Жанна, поговорите со мной. У вас что-нибудь болит? Вы понимаете меня? – доктор показал ей кисть руки. – Вы видите мою руку? Сколько на ней пальцев?
Та нервно закивала:
– Пять пальцев. Да, я вижу вас… Я только…
В этот момент в спальню буквально ворвался взъерошенный молодой человек и плюхнулся на колени перед кроватью.
– Жанна! – он схватил её руку и прижал к своим тонким губам. – Жанна, любимая моя… Боже… Я чуть с ума не сошел…
Голос его прерывался.
Она смотрела на него несколько секунд в недоумении, потом довольно резко вырвала свою руку. Тот со стоном раненого отпрянул назад и повторил её имя, в карих глазах стояло нечеловеческое отчаяние.
– Я прошу прощения… – вдруг неуверенно сказала Жанна, втягивая голову в плечи и не сводя с него глаз. – Но… Кто вы? – она перевела взгляд на доктора. – И кто вы все?
Повисла тишина. Глаза хозяина дома буквально остекленели от шока, Аннет вдавилась в стену, возле которой стояла. Хладнокровие сохранил только доктор Сажо.
– Я – врач, которого к вам вызвали. Это – ваш супруг. Месье Жан Обедьен. Вы у себя дома в Сен-Жермене…
Она поморщилась и замотала головой:
– Не помню! Я не помню!
– Жанна… – доктор сжал её ладонь. – Главное – не надо паники! Никакой паники! Я не в силах вернуть вам память, это последствия вашего падения. Может быть, завтра все вспомнится…
– А… – она жалобно смотрела по сторонам. – А если нет?
– Не волнуйтесь вы так. Вас окружают любящие вас люди, вам все расскажут, вам не о чем волноваться. Отдыхайте…
Жан снова схватил руки жены, но доктор отстранил его:
– Не стоит. Вы её пугаете сейчас… Ей надо поспать… И вам тоже, дорогой коллега, выглядите вы ужасно…
– Луиза, мой Бог, что творится?
– Пьер! – графиня д'Оливи поспешила к мужу, шурша юбками. – Да-да, я знаю, ты будешь сердит…
– Да я не сержусь, я… – граф почесал бородку, подбирая слова. – Я поражен твоему безрассудству! Только я на порог, прислуга давай мне рассказывать эту мрачную историю!
– Я не могла пройти мимо! – воскликнула та. – Я одного только не понимаю, зачем эта несчастная женщина потащила с собой дочь? И вообще не понимаю, какое отношение она имела к этой забастовке? Если только там был и её муж… – она вздохнула, расправляя складки ткани на юбках. Платье графини было расшито по последней моде конца 18 века. Конусообразный шлейф придавал ее фигуре еще большую утонченность.
– Где они? – спросил граф
– Девочка со слугами, она как-то боится меня, поэтому находится с ними… А мать… Она бредит… и…
– И? – уточнил граф д'Оливи, поймав возникшую паузу.
– И она в нашей спальне… – графиня прикусила губу с видом провинившегося ребенка.
Граф молчал две секунды, потом громко расхохотался
– Доброта Луизы д'Оливи войдет в историю Парижа! Что ты будешь делать, если мать не придет в себя? Как хотя бы её зовут?
– Девочку зовут Жанной. Но больше я ничего не знаю. Попробую отыскать родственников каких-нибудь…
В гостиную чеканным шагом вошел дворецкий
– Графиня, вы ещё вчера просили экипаж на этот час, Карл спрашивает, вы едете или нет…
– Ой! – она прикусила губу. – Второй четверг месяца! Я же должна навестить мадам Обедьен…
– Нет, – вдруг сказал граф слуге. – Сегодня графиня больше не выезжает. Пока жандармы не успокоят рабочих – никаких выездов, а уж тем более, в те районы, – он взглянул на жену. – Я думаю, мадам Обедьен не сильно обидится, если ты заедешь к ней позднее.
– Мари… – Аннет тихо окликнула вторую горничную. – Месье Жан не просыпался?
– Проснулся около получаса назад, – таким же тоном ответила та. – Жером убеждает его в необходимости успокоиться и побриться… Я заглядывала в спальню, мадам спит…
Аннет кивнула:
– Я тоже заглянула. Как ты думаешь, а что, если память не вернется к ней?
Мари шевельнула бровями:
– Ты спрашиваешь, хорошо это или плохо?
– Вот представь: она же ничего не помнит. Совсем ничего… Это значит, что…
– Тихо! Месье!
Наверху лестницы показался хозяин дома. Проигнорировав приветствия горничных, он лишь спросил:
– Жанна не просыпалась?
– Я пойду ещё раз посмотрю! – сказала Аннет, и быстрее, чем кто-либо успел её остановить, убежала наверх. Назад она вернулась ещё стремительнее.
– Месье! Мадам Жанна проснулась! Вас просит…
Все присутствующие обменялись пристальными взглядами, в которых сквозило напряжение.
Солнце пыталось пробраться сквозь занавески, обнимая этажерку с цветочными горшками. мебель, подобранная в синих тонах, при дневном свете уже не казалась зловещей. Жанна Обедьен полулежала на подушках и рассматривала потолок, когда вошел муж. Они несколько секунд внимательно смотрели друг на друга, потом он присел на край постели и позволил себе коснуться губами лба супруги.
– Как ты себя чувствуешь? – нежно спросил Жан.
– Хорошо, но… Ничего не помню. Что делать? – тон её был трогательно-жалобным.
– Для меня это не имеет никакого значения. Все хорошо. Ты в безопасности. Я люблю тебя и сейчас самое главное, что ты цела и невредима. А память… Она вернется, – он взял её ладони в свои. – Главное – не волнуйся…
Жанна улыбнулась:
– Я уже начала собирать сведения о себе. Меня зовут Жанна Обедьен, я замужем. Живу в Сен-Жермене. Правда, этого мало, но уже что-то… А давно я замужем?
Он вдруг легко улыбнулся с тенью облегчения:
– Это очень важно сейчас? Почти восемь месяцев.
– Ааа…. —протянула она. – Хорошо…
– А что такое?
– Я подумала, – Жанна нервно хихикнула. – Вдруг у нас есть дети…
Жан чуть смутился:
– Нет пока…
Она задумалась:
– А… – на её лбу появилась легкая морщинка.
– Спрашивай-спрашивай, – молодой человек поцеловал её руки. – Не бойся, я буду тебе помогать восстановить мир вокруг себя!
– Я вдруг подумала про маму. Моя мать наверняка все обо мне знает. У меня есть родители?
Жан помрачнел и покачал головой.
– Нет. И у меня уже тоже…
На удивление, молодая женщина не расстроилась, а даже слегка улыбнулась:
– Ой, и мы росли в одном приюте?
– Нет. И тебя и меня участь приюта и исправительных домов миновала. Да, и моей матери не стало всего шесть лет назад…
Он замолчал. Повисла пауза. За окном утренний легкий ветер шуршал ветками деревьев, играя какую-то свою мелодию. Где-то далеко пронзительно заржала лошадь.
Жанна села удобнее и смутилась:
– Наверное, зря я все это спросила, просто я ничего не помню, и чтобы собрать картину…
– Нет-нет, любимая! – отчаянно перебил её Жан. прижимая к себе её руки. – Ты ни в чем не виновата, даже не думай об этом! Тебе можно и нужно задавать вопросы. Я знаю не очень многое, касаемо тебя. Нет, мы не росли вместе, просто тем, что есть сейчас, мы обязаны одной женщине, графине д'Оливи. Она воспитывала тебя, и помогала мне и матери после смерти отца.
– Ты его помнишь?
– Отца? Да, конечно, – Жан встал и заходил по комнате, рассказывая. – Мне было почти девять. Отчетливо помню этот звук выстрела в кабинете, – он сделал паузу. – Отец вернулся домой под утро, проигравшись в прах. Совсем, даже мамино кольцо было проиграно под расписку. Вернулся, заперся в кабинете и застрелился… Стечение обстоятельств! Граф де Барвиль – первый муж графини д'Оливи – вовсе не собирался пользоваться выигранным. Он потом все годы, пока был жив, вспоминал это недоразумение, просил прощения у меня и матери. Собирался буквально на следующий день дать отцу отыграться полностью, но уже было поздно. Сама графиня Луиза и после того, как снова вышла замуж, всегда поддерживала нас и помогала. Мать не хотела принимать никаких подаяний, поэтому она устроила её швеей. Позднее они даже стали приятельницами, – он сделал паузу и прибавил. – Несколько лет моего обучения, включая учёбу в Англии, были устроены графиней Луизой д'Оливи.
– Как интересно! – прошептала Жанна, глядя на мужа округлившимися глазами. – И эта женщина воспитывала меня? А она сейчас в городе?
– Эм… – он слегка прикусил губу. – Нет… Графини сейчас нет в Париже. В отъезде.
– Жаль, – Жанна снова откинулась на подушки. – Наверняка, она много знает обо мне….
Жан снова сел на край кровати:
– Пока её нет, все, что знаю, могу рассказать тебе я…
Молодая женщина несколько секунд молчала видимо, обдумывая его слова, потом спросила:
– Ты сказал, что графини нет в Париже. Значит, я тоже жила в Париже…?
– Да. Это я после учебы обосновался в Сен-Жермене и после нашей свадьбы был куплен этот дом.
– А что сказал доктор? Я могу вставать?
– Жанна, дорогая, ты уверена…? – дернулся Жан.
– Но у меня ничего не болит, – пожала плечами та. – Я просто ничего не помню, но чувствую себя хорошо. Я бы хотела встать. Хотя бы осмотреть этот дом… дом, где я живу… – она пару раз моргнула, не сводя глаз с мужа.
Жан встал:
– Хорошо. Сейчас скажу, тебе помогут одеться. Посмотришь дом, но только со мной, чтобы я мог тебя удержать, если тебе станет дурно.
В ответ ему был послушный кивок. На лице Жанны вдруг возникло детское выражение.
Молодой человек вышел из спальни. В коридоре стояли Аннет и Мари и внимательно следили за каждым его шагом по мере приближения.
– Месье… – ахнула первая. – Вы….В розовых и белых пятнах… Что там?
– Ничего, – он мотнул головой. – Помогите Жанне встать и одеться. Хочет посмотреть дом. Только ради Бога – следите, чтобы не упала снова! Я не переживу ещё и этого… Ах, и да! Графини д'Оливи нет в Париже…
Мари взглянул на него с легким укором:
– Месье!
– Нет… – Жан устало помотал головой. – Оставьте мне хотя бы то, что есть…
Гул, шаги, возня. Двери роскошного особняка распахнулись, показалась графиня д'Оливи, которая втащила за локоть женщину с окровавленным лицом и быстро усадила её в кресло в холле.
– Генрих! Сара! – крикнула графиня, повертев головой по сторонам. – Кто-нибудь! Пошлите за моим врачом и принесите воды!
Голос её звучал громко и уверенно. Она глубоко дышала, и кружево ее декольте грациозно вздымалось.
– Не… Не стоит… – несчастная женщина в бедном грязном платье пыталась вытереть рукой с лица кровь, смешанную с грязью. – Это царапина…
– Любезная мадам, – выдохнула графиня. – Вы чуть не развалились под моим экипажем, и говорите мне, что вы в полном порядке! Вы, конечно, можете убедить в этом кого-нибудь, но не графиню д'Оливи!
– Графиня… – та попыталась рассмотреть хозяйку дома, но кровь, которая пачкала лоб, мешала это сделать. – Вы – графиня д'Оливи..? Вы не помните меня..?
Быстрый топот ног по ступенькам второго этажа прервал эту сцену, на лестнице возникла фигура белокурой девочки лет одиннадцати.
– Жанна! – быстро скомандовала графиня. – Иди на кухню, позови кого-нибудь! Пусть сбегают за моим врачом! Граф у себя?
– Нет, мадам, – ответила девочка. – Его сиятельство уехали, Сара ушла к вашей модистке…
– Кто в доме?
– Мадемуазель Шаньи.
– Гувернантка… – пожевала губами графиня. – Хорошо… Зови её сюда!
– А что с мадам? Она ранена?
– Мадам чуть не очутилась под колесами моего экипажа. Ей нужно оказать помощь… Эй, мадам, вы только не теряйте сознание… лягте…
– Мари… – та ухватила её за платье, – Меня зовут Мари… Графиня, вы не помните меня? Месяц назад… на паперти церкви Святого Августа…
Графиня на секунду всмотрелась в запачканное кровью лицо:
– Вы та женщина с больным ребенком?
– Ребенок умер, графиня… спасибо вам, но… было поздно… – голос её стал ослабевать.
– Ой-ой! – графиня отчаянно замахала на неё своей шалью. – Мари! Вы меня слышите?! Только вы ещё умирать не вздумайте!
– Все, мадам, а теперь ложитесь… Я могу дать вам книгу или газету, но вы и так сегодня много времени были на ногах… – сказала Мари, разбирая постель. Жанна пожала плечами:
– И совсем немного. Я себя отлично чувствую. Скажи мне, Мари…
– Да, мадам…
– А это правда, что ты помнишь меня ребенком? Мне Жан сказал…
– В какой-то мере так оно и есть, – горничная выпрямилась. – Я помню вас с одиннадцати лет, я попала в дом графини как раз после смерти своего сына. Хорошо помню это время. Но мне неизвестно, откуда вы родом, если вы об этом сейчас. И сама графиня не знает. Вам не было и семи, когда вы лишились матери. Графине вы говорили что-то про улицу Тампль, она ездила туда, но соседи сказали, что женщина по имени мадам Пито с дочерью Жанной въехали в этот дом две недели назад, и больше ничего никто не знает. Так вы и остались на воспитании графини д'Оливи.
Жанна села на постель и пожала плечами:
– А не все ли равно. Даже, если б моя память была при мне, разве я бы помнила что-то о столь раннем детстве…? Наверное, это действительно уже не имеет значения. Я за сегодня уже не раз слышала имя графини… Она очень добра к людям!
– О, графиню называют неосторожным гением всех обездоленных Парижа! – засмеялась Мари. – Так уж сложилось. Она много лет протягивает руку помощи всем, кто в этом нуждается, особенно сейчас, когда не стало и её второго супруга… Давайте, я помогу вам снять платье, мадам.
– А где мой муж?
– Месье Жан в кабинете. Как правило, вечерами он перечитывает много книг по своей работе, – гордо ответила служанка. – Но, конечно, он зайдет пожелать вам доброй ночи.
– У меня был вопрос, но Жан мне не ответил на него…
Мари заметно замялась:
– Какой вопрос?
– Когда я упала, мне позвали врача, так? Но ведь мой муж тоже врач и, как я уже поняла, очень успешный…
Мари, расшнуровывающая корсет, вдруг начала нервно связывать банты из шнуровки:
– Месье Жан… Он очень испугался. Вы упали на его глазах… – заговорила она. – Знаете, мы об этом не подумали. Аннет бегом кинулась за доктором Сажо, а я даже не знала, что делать. Вы упали, мсье Жан рядом с вами чуть с ума не сходит. Он вас очень любит, мадам! – выпалила она на одном дыхании.
Жанна смутилась:
– Я заметила…
– Это действительно так! Я ещё не встречала мужчину, который был способен на подобной силы чувство! Давайте, я помогу вам лечь…
Когда спустя два часа Жан зашел в спальню, чтобы пожелать жене спокойной ночи, та уже спала.
Заглянув в спальню, Аннет увидела, что Жанна в сорочке и пеньюаре стоит у окна и смотрит на улицу.
– Мадам! Вы проснулись? Что ж не позвонили… Доброе утро.
– Не хотела. Я перебрала немного своих платьев. Надень мне вот это…
– Как скажете. Как вы себя чувствуете?
Та пожала плечами:
– Хорошо. Чувствую я себя отлично, ничего не болит. Голова не кружится. Вот только все равно не помню ничего…
– Память вернется, мадам. Не мучьте себя. Вы пока решили держать втайне от всех эту неприятность?
– Это было предложение Жана, и я полностью согласна. Я не готова встречаться с кучей незнакомых людей, каждый из которых будет спрашивать, не помню ли я его… Ох… затяни туже… – Жанна ухватилась руками за спинку кресла. – Мой муж уже встал?
– Его нет дома… – осторожно сказала Аннет. – Рано утром его вызвали на роды. Дочка мясника, мадемуазель Лорин, не может разродиться уже пятый час, и послали за доктором. Месье ушел на рассвете. Он не стал тревожить вас, – и прибавила. – Это нормальное явление, мадам. Сюда часто приходят и ночью… Много времени мсье Жан проводит в больнице. В Сен-Жермене всего два врача, месье здесь очень любят и уважают…
Жанна расправила плечи и взглянула на себя в зеркало:
– Собери волосы пониже, чем вчера… – и прибавила. – Тогда я подожду его возвращения.
Как только Жанна и Аннет спустились вниз, им встретился Жером с клочком бумаги в руке.
– Мадам, – начал он. – Принесли записку. Это почерк мсье Жана, без подписи, внизу только две буквы Ж. О. Здесь не было указано ничье имя адресата, она была не запечатана, и я позволил себе её прочесть.
– Что там?
– В Париже произошла авария на мануфактуре гобеленов. Много пострадавших. Мсье Жан в парижском госпитале, там не хватает врачей. Неизвестно, сколько затянется эта ситуация…
Жанна глубоко вздохнула и ничего не сказала.
Со стороны кухни раздался топот, и вбежала Мари:
– Вы слышали?! Молочница сказала, что в Париже… – она скользнула глазами по лицам присутствующих и вздохнула. – Понятно…
Жанна прошлась туда-сюда и бросила:
– Накрывайте завтрак. Мари! Ты же парижанка?
– Да, конечно, мадам.
– Ты знаешь, где находится госпиталь?
Мари переглянулась с другими слугами и кивнула:
– Да, мадам…
– Хорошо. Поедешь со мной. Жером, скажи, пусть приготовят экипаж сразу после завтрака. Аннет, подбери мне другое платье…
Прислуга снова переглянулась между собой.
– Позвольте спросить, мадам, – осторожно начал Жером. – Вы хотите ехать в госпиталь?
Жанна спокойно кивнула. Осанка её была гордой, взгляд – невозмутимым:
– Да. А что-то не так?
– Дело в том, что, – Мари подбирала слова. – Вы не любили больниц… и больных… и…
На это Жанна лишь слегка пожала плечами:
– Там мой муж и я должна быть там. Возможно, смогу чем-то помочь! Мне некогда думать, почему раньше я не любила больниц!
С этими словами она направилась в сторону столовой. Слуги переглянулись.
– Боже, – прошептала Аннет. – Храни лестницу этого дома…!
– Простите-простите… – Жан Обедьен лавировал в потоке собравшихся, выделяясь среди их шелковых нарядов своим коричневым костюмом на английский манер. – Простите…
Увидев впереди седоватого господина в ливрее слуги, он проскользнул между беседовавшими дамами и метнулся к нему.
– Простите, любезный, мне нужен молодой виконт Жариль…
Слуга повернулся и уставился на него, чуть не выронив поднос, который держал в руках.
– Боже! Месье Жан?! Серьезно?! Вы?!
Молодой человек несколько секунд вглядывался в это покрытые лучиками морщин лицо.
– Жером?! Старина Жером? Не может быть!
Они обнялись, насколько второму позволял поднос в одной руке
– Месье Жан… Я просто поражен! Сколько лет прошло! Последний раз я видел вас перед отъездом в Лионский колледж! Как поживает мадам Клотильда?
Жан покачал головой:
– Её больше нет, Жером. Почти пять лет…
Старый слуга мрачно покачал головой
– Неумолимо летит время. Когда-то я с чистым сердцем был старшим клерком в конторе вашего батюшки, а уж сколько лет его нет на этом свете, – он взял Жана за плечи. – И вы невероятно похожи! Сколько же вам сейчас лет. Дайте угадаю! Двадцать шесть?
– Двадцать семь.
– Наверняка женаты!
Жан с еле заметной улыбкой покачал головой:
– Нет. Несколько лет учебы в Англии, а теперь много работы… Собственно, я за этим здесь. По долгу службы. Дома у виконта сказали, что он сейчас здесь. Я по поводу его отчима…
Жером напряженно поджал губы.
