Русская сага. Брак. Книга вторая

– Ина, я Игорю давно говорила, чтобы вы сходили в сад и собрали смородину. Вы не пошли, так я подруге предложила. Теперь не знаю, осталось ли после неё хоть что-то.

Игорь недоумевал, когда это мать ему говорила? Они вместе ринулись в сад. Мелкие ягодки остались! Собирать их замучались, но Алёнка так любила компот.

Чем же Ина не угодила свекрови? К отсутствию каких-либо родственных чувств к себе она уже привыкла и даже нашла причину такого отношения: она сама так и не назвала свекровь мамой. У неё, мол, мама одна! Угодить пыталась, отчистив буфет на кухне и плиту, но этим только зацепила самолюбие главной хозяйки дома. Тем не менее Ина продолжала намывать полы не только в своей комнате, но и в общем зале, хотя этого никто не замечал. Вскоре Ина поняла, что и Игоря в семье не очень-то уважают. Может быть от того, что так долго сидел на их шее? Кто знает. Зато теперь он будет зарабатывать не только деньги, но и уважение. Для неё это было очень важно.

Вскоре в гости к ним приехала мама, Мария Михайловна, с неподъёмным чемоданом продуктов. Она предупредила в письме о своём приезде, но телеграмму о том, чтобы её встретили, не дала, решив сделать сюрприз. Ина едва сдержала слёзы, когда не смогла даже приподнять привезённый ею чемодан, чтобы перенести в свою комнату.

Мама, мамочка. Миниатюрная до хрупкости, невероятно добрая и сердечная, она постоянно жертвовала своим здоровьем и красотой ради семьи, поэтому по сравнению со свекровью, своей ровесницей, казалась старушкой. При взгляде на её изрезанное морщинками лицо, наполовину седые волосы, спрятанные под платочком, полные потаённого сострадания глаза у Ины всегда сжималось от жалости сердце, поэтому она старалась хотя бы ничем её не огорчать.

Был организован торжественный стол, Мария Михайловна раздала подарки. Первое знакомство сватов состоялось. После демонстрации прекрасных взаимоотношений в новой семье Ине смешно было жаловаться матери на что-либо, хотя так хотелось поплакать в родную жилетку на своё сиротство и беззащитность вдали от них, от родного дома. Вот такая она взрослая жизнь, в которой иногда приходится изображать счастливую семейную идиллию. Самое странное, что изображать ничего и не надо было.

Игорь с самой первой встречи легко нашёл с тёщей общий язык, а она с умилением наблюдала, как он возится с маленькой внучкой и соглашается с любым желанием её дочери. Ина видела, что матери нравится их обустроенная уютная комната и их отношения с мужем, значит ей удалось убедить её в своём семейном благополучии. Этого Ине хотелось больше всего.

Неожиданно и у самой мелькнула странная мысль: неужели нелепая случайность, какой она считала своё замужество, оказалась счастливым случаем, а все её обиды – это всего лишь следствие послеродовой депрессии? Если бы не она, то её брак можно было бесспорно считать удачным. Разве каждый раз глядя на дочку, она не говорила «счастье моё»?

Позади бессонные ночи и кормление Алёнки по часам, её неловкое, а потом скоростное ползание: только успевай ловить. Позади муки с прорезыванием зубок и тревоги первых самостоятельных шагов. Для Ины это было время не только бесконечной усталости, но и безграничной нежности. Она с улыбкой вспоминала, как Алёнка сидела среди подушек на широкой тахте и усердно рвала кипу газет на мелкие кусочки, выделяя маме время на приготовление обеда. Чем больше газет, тем больше времени. В год пошла, потом заговорила на своём тарабарском языке.

Ина сама стригла дочку под «сэссон», самую модную причёску семидесятых годов, и не могла налюбоваться её густыми русыми волосами, её огромными серыми глазами в обрамлении пушистых ресниц, доставшимися от папы. Из-за них Ина заодно любила и его. Вместе с Алёнкой она вновь возвращалась в своё детство, открывая вместе с ней мир сказок и чудес.

Вторая зима в жизни Алёнки запомнилась Ине первой сознательной встречей малышки с падающим с неба снегом. Снежинки были огромными. Алёнка сначала удивлённо растопырила глазёнки на ещё невидимое явление, а потом наклонила голову и побежала к ней спасаться, чтобы эти белые падающие хлопья не ушибли её.

Она прижимала дочь к себе, смотрела на падающий пушистый снег и счастливо улыбалась, забыв на миг все трудности и тревоги материнства. Дома она уложила Алёнку спать, и не было ничего в этом мире более трогательного, чем смотреть на спящего сладким сном ребёнка.

Как-то вся семья сидела в зале и смотрела фильм о войне. Пришло время укладывать Алёнку спать, но та взбунтовалась. Ина объяснила, что этот фильм ей лучше не смотреть, потому что в нём умирают солдаты. Алёнка, которой и трёх лет не было, заплакала и сквозь слёзы закричала: «Неправда, солдаты не умирают!» Это был первый советский лозунг, который она где-то услышала и запомнила.

В два года Алёнку отдали в младшую группу детского сада, потому что Ина вышла на работу. Алёнка два дня поплакала, потом привыкла. Прошла зима, весна. Ина с улыбкой вспоминает, как летним вечером пришла забирать её из детского сада и увидела такую картину: на широких качелях сидит Алёнка с другими детками, воспитательница их качает, а они поют: «Через две, через две зимы, через две, через две весны отслужу, отслужу, как надо, и вернусь. Запомни!» Подошли другие родители, все слушали, смеялись, просили повторить песню на «бис», а потом аплодировали им.

Праздник в детском саду. На Алёнке сшитое ею шёлковое платье с белым воротничком и огромный розовый бант, сделанный из дефицитного газового с блёстками платочка. Алёнка вместе с детьми сидит на стульчике и смотрит на выступление клоуна, а приглашённый фотограф именно на ней ловит свой лучший кадр: запечатлённое на снимке восторженное счастье детства. Ради этого счастья Ина готова была пережить любые трудности в чужом доме.

Чужой дом

Не ходи в чужой монастырь со своим уставом.

(Пословица)

По материнской линии Пугачёвы вели свой род от мелкопоместного дворянства, а по отцовской – из зажиточного крестьянства. Деда Ивана после революции должны были раскулачить и сослать в Сибирь, а он порезал скот, сжёг свой дом и в один миг превратился в бедняка, таким радикальным образом избежав ссылки.

У деда Ивана было три сына и дочь. Старший сын умер в сорок восемь лет, младший во время войны стал Героем Советского Союза и тоже умер, не дожив до пятидесяти, а средний после ФЗУ пошёл работать на станкостроительный завод и дослужился до начальника одного из самых крупных цехов. Это и был Свёкор. Высокого роста, с орлиным носом, не красавец, он выковал в себе такую волю, что даже сильное заикание не мешало ему чувствовать себя королём. В военные годы, когда большинство мужчин было на фронте, он снискал себе славу ловеласа и честно злоупотреблял служебным положением в этом вопросе.

Потом его взяла в плен красота задорной и смелой девушки с примесью польской крови. Плен длился до первого ребёнка-сына и перешёл в брак, иначе секир башка: партком! Девушка умела постоять за себя. За первым сыном родился её будущий супруг, а за ним долгожданная Доченька.

Главной заботой уважаемой свекрови оставался муж, кормилец и бабник. С его многочисленными любовницами она воевала всеми возможными способами и побеждала, после чего стала бороться с приступами астмы и снова не сдавалась. Приготовив ужин, она высовывалась в окно и смотрела на остановку трамвая в ожидании супруга, чтобы вовремя разогреть еду. Иногда ожидание затягивалось, свекровь нервничала.

Свёкру было наплевать на всех, он продолжал жить в своё удовольствие: строил подчинённых на работе и нахлебников дома. К Ине он относился вполне доброжелательно, внучке улыбался, считая это достаточным. Одним словом, семья как семья, которая для Ины так и не стала родной, но это была уже её личная проблема.

Муж Игорь очень скоро оброс друзьями на заводе и после тяжёлой рабочей смены стал заходить с ними в гаражи, построенные рядом с проходной, чтобы выпить водочки и закусить её килечкой. Ине грозила участь свекрови по статье «ожидание», исключая её часть под грифом «измена». Она была благодарна мужу за полное осуждение отца в этом вопросе, но за пьянство устраивала разгон.

Денег хватало только на питание, жизнь от получки до получки убивала даже маленькие радости, но вскоре и Ина вышла на прежнюю работу в смену по двенадцать часов: день, ночь, два дня выходных, и жить стало веселей. До работы приходилось добираться сначала на трамвае, потом – на электричке около часа. Если она работала, то дочку из детского сада забирал муж, иногда он просил об этом мать, которая устроилась на работу совсем рядом с садиком. Всё прекрасно, но однажды Ина приехала с работы после дневной смены в девять вечера, а в комнате пусто.

– Где мои? – в ужасе спросила она свекровь.

– Не знаю, – равнодушно ответила та.

Ина рванула в детский сад. Сторож сказал, что Алёнку забрала воспитательница, живущая за городом. Она записала её адрес, поехала на вокзал, единственное место, где можно было взять такси, и уже на нём помчалась в пригород, с трудом разыскав уже в полной темноте дом воспитательницы. Пришлось всех будить, долго извиняться и забирать уже спящую дочь. Всю обратную дорогу она проплакала. Пресвятая Дева, как можно не забрать из сада собственную дочь?! Неужели ответственность и долг для мужа пустой звук? А тот уже метался дома в праведном возмущении, объясняя ей, что Алёнку обещала забрать мать! Короче, ответственность и долг у мужа были, но он потихоньку стал их сплавлять другим, чтобы не отягощали жизнь.

Заснуть Ина не могла. Сначала ей хотелось, чтобы родители мужа любили Алёнку так же трепетно, как и её родители, чего не случилось. Теперь надо привыкать к тому, что и муж не любит дочь так, как мечталось. Как любил её саму папа в далёком солнечном детстве. Это очень трудно признать и принять. Трудно… до не проходящей сердечной боли.

Завтра она проснётся и уже с осознанных позиций спокойно примет эту реальную нервнопаралитическую жизнь. Ничего другого не остаётся. Муж оправдался и заснул сном праведника. Толстая кожа у пацана. Кто мешает ей нарастить такую? А тут ещё зимние сапоги порвались, не выдержав бесконечной зимы, а денег на новые не хватает…

Весна всё же пришла, как и практика Ины в школе. Третий класс. На вопрос, кто хочет ответить, все тянут руки, что приятно. Но ответ знают не все, что смешно, и Ина не может скрыть улыбку. По фамилиям в журнале обнаружила, что в классе учится младший брат Юры, последней её любви. Сердце ёкнуло.

Вспомнилось, как они с Игорем, где-то через месяц после свадьбы, радостными и весёлыми возвращались с пикника и почти на ходу заскочили в трамвай, в котором ехал Юра. Она его не заметила, зато Игорь, захлёбываясь от самодовольства, рассказал, как тот, увидев их, покраснел так, словно горел изнутри. Вот ведь как получилось… интересно. Юра вынужден был жениться на нелюбимой девушке, а через год и она была обязана выйти замуж… Прямо по Цветаевой:

Я от горечи – целуюВсех, кто молод и хорош.Ты от горечи – другуюНочью за руку ведёшь.

Когда-то ей невыносимо больно было даже представить, что Юра возьмёт за руку другую, не говоря о большем. С ним никакой чужой дом не испугал бы Ину, а вот рядом с Игорем этого не получилось. Мало того, иногда казалось, что в своей родимой семье её муж и сам чужой.

Любимой неугасимой звездой семьи Пугачёвых был старший брат Игоря, который неожиданно бросил университет, потому что тоже решил жениться. До этого он, по его же собственному признанию, был искусным соблазнителем женской половины столицы и выбрал среди них самую умную и самоуверенную. Им отгрохали свадьбу с родней.

Жена, полноватая блондинка, учила в Москве японский язык, была остроумна и очень амбициозна. Её отец был Начальником в их городке, позже Ине придётся поработать под его руководством. Детей у них не было, но прожили они вместе довольно долго. Вот в их семье кипели куда более крутые страсти, чем у Ины с Игорем.

Теперь о Доченьке, младшей из семейства. Её любили, холили и лелеяли с детства. В четырёхкомнатной квартире выделили собственную комнату. К десятому классу стали собирать приданое. Она редко выходила из своего гнёздышка, до маленькой племяшки иногда снисходила, потому что малышка просто-таки рвалась через вечно закрытую дверь к таинственной королеве в шикарном махровом халате с капюшоном.

Иногда дверь сама открывалась, и Алёнка легко просачивалась в комнату, спеша показать тёте всё, чему научилась. Начиналось представление со стихами, песенками и… балетом. Однажды, увидев танец умирающего лебедя по телевизору, она начала тренировки, чтобы повторить его. Эта страсть к высокому искусству заставляла всех хвататься за животы от смеха, потому что Алёнка не отличалась в три года хрупкостью.

Постепенно Ина приняла жизнь в чужом доме, поскольку ничего другого не оставалось. Науке хитрой ласковости её никто не учил, а строптивый характер вредил ей ещё долго. Могло спасти поведение толстокожей хабалки, но случившаяся после родов болезнь добавила нервозности и уязвимости.

Исчезла ещё одна иллюзия о существовании тёплых отношений между свёкрами и невестками. Они, конечно, случаются, но при другом раскладе, когда за невесткой стоит стеной сильная и не бедная родня. Во все времена, даже советские. А если ты бедна, будь вежлива и терпелива!

Ину уже осчастливили, приняв в семью и прописав в квартиру, а она этого главного почему-то не оценила. Видимо, потому, что никогда и нигде не чувствовала себя человеком второго сорта. Не те книги читала, а те, которые надо было читать перед замужеством, ещё не написали. Ещё со школьных лет она привыкла к уважительному отношению к себе, легко добилась этого среди коллег по работе, а семья мужа продолжала смотреть на неё свысока. Ина старалась этого не замечать, но не чувствовать не могла. Это было слишком непривычно, это давило и мешало расслабиться. Ей бы чуть прогнуться под этим давлением, а она сопротивлялась, ещё не понимая, что гибкость спасает от излома, поэтому и сломалась.

Поплачем?

На обиженных воду возят. Их болезни косят.

(Пословица)

Если быть честной, то Ину сломали стрессы: дородовой, сами роды и послеродовой. Их непрерывная череда не дала никаких шансов выстоять. Токсикоз после беременности, вынужденное замужество и переезд в семью мужа выбили её из привычного образа жизни, а утрата привлекательности лишила уверенности в себе. После родов замучила тахикардия, плохой сон и не понятные самой обиды.

Обратись она к врачу с этими симптомами вовремя, можно было бы помочь своей эндокринной системе. Именно она позволяет организму приспособиться к постоянно меняющимся условиям внешней и внутренней среды и поддерживает его нормальную жизнедеятельность. Роды окончательно нарушили её работу, и уже через год после них её здоровьишко приказало долго жить и пало на милость, которой в ближайшем окружении не наблюдалось.

Бессонные ночи с грудным ребёнком сменял трудный день, и всё повторялось до бесконечности. Тяжелее всего давались прогулки зимой. Сначала надо было спустить с четвёртого этажа коляску, подняться, одеть ребёнка, натянуть на уже мокрое от пота тело верхнюю одежду, взять в охапку укутанную Алёнку, спуститься, уложить в коляску и отправиться гулять с заездом в магазин. Так два раза в день. Между прогулками надо приготовить, накормить, постирать, погладить и, наконец, укачать малышку на ночь. До вечера Ина еле дотягивала, падала в постель рядом с мужем, надеясь на крохотное сочувствие.

– Ну, что, мамочка, устала? Рученьки дрожат, ноженьки не держат? – «сочувствовал» муж и с усмешкой предлагал верное средство, – поплачем?

Ина отворачивалась и плакала. Прямо рефлекс какой-то. Игорь удивлялся такой реакции на шутку и пытался успокоить. После слёз и утешений ей становилось легче, и она засыпала до первого плача ребёнка. Снова засыпала, но среди ночи начинали невыносимо болеть суставы, заставляя тихонько подвывать. Потом стали дрожать руки и голос, вплоть до заикания.

Как ей не хотелось снова сталкиваться с советской медициной, но пришлось. Ина сидела перед врачом и рассказывала о том, что сама никак не могла понять:

– Откуда у меня, женщины с нормальной психикой и уравновешенным характером появились все признаки истерички? Почему теряю вес, задыхаюсь, раздражаюсь? Почему уже с утра у меня нет сил что-либо делать? Только боль в суставах не удивляет. Она у меня хроническая.

После осмотра и сдачи всех анализов врач дала ответ на все её вопросы:

– Это не ваш характер изменился, а работа эндокринной системы, что часто случается после родов. У вас жуткий тиреотоксикоз из-за диффузного зоба третьей степени. Скажите спасибо, что не рак! Как вы с таким диагнозом столько протянули? Срочно в больницу!

В больнице Ину положили не в палату, а на единственную койку в конце длинного коридора. Всего лишь на ночь, успокоил врач. Как жесток мир! Она рыдала, уткнувшись в подушку, всю ночь.

Потом была огромная палата. «Когда я упал на самое дно, снизу постучали», – сказал мудрец. У многих из пациентов дно болезни было гораздо глубже, чем у неё, что вдохновило.

Замужество

Замужество не брак, а медаль «За мужество».

(Народный юмор)

Больничная палата на две койки. На них лежат две молодые женщины. За окном ночь. Тусклая лампочка под высоким потолком освещает всё мертвенно бледным светом.

– Ни стыда, ни совести… – вздыхает одна из них, худющая блондинка с отросшими русыми корнями волос, собранными в хвостик.

– У кого?!

– У моей бессонницы. Только закроешь глаза, она мозг включает…

– И мне мысли дурные в голову лезут: есть ли жизнь после жизни? – жалуется другая, более ухоженная молодая женщина в теле и с модной стрижкой.

– И что решила?

– После жизни не знаю, а после свадьбы – нет. Отгремел марш еврея, а потом хоть трава не расти.

– Какого еврея?!

– Мендельсона, – соседка хихикнула. – Забыла уже даму из общей палаты?

Там их было восемь, и у каждой история, естественно печальная, а очень полня и самодовольная дама из торговли подводила один и тот же итог: «Это всё евреи виноваты!»

Однажды кто-то возмутился:

– Ну, где ты видишь этих евреев?! Я, например, не знаю ни одного среди коллег.

– В колхозе своём, что ли? Еврей в колхозе?! Ха-ха! Ещё «Еврей – дворник» – самые короткие анекдоты. Они гнездятся в других прикормленных местах. И здесь где они? Ау! Все в «Кремлёвке» лечатся или за границей.

Доказывать ей, что сукиных наций не бывает, было бесполезно. Худая блондинка, вспомнив торгашку, нервно хихикнула и сказала:

– У той дамы во всём евреи виноваты, у других – коммунисты. Помнишь у …Иртеньева, блин, еврея… – внутри женщины с хвостиком уже всё дрожало от смеха, – Глаз заплыл. Пиджак в пыли. Под кроватью брюки…

– … до чего же довели коммунисты-суки! – сходу продолжила вторая.

Посмеялись. Помолчали.

– Да, свадьба – на крыльях, семейная жизнь – на носилках, как у меня. Недаром все сказки заканчиваются свадьбой, потому что после неё уже не сказка, не песня, а драма, – продолжила разговор женщина с модной стрижкой.

– Радуйся, что драма, а не трагедия. Не нравится драма, преврати её в комедию, – не поддержала её худышка.

– Ты, как понимаю, пробовала, но всё равно лежишь рядом со мной.

– После родов случается иногда сбой систем жизнеобеспечения. Кстати, надо подкрепиться!

Худышка достала из тумбочки кефир с булкой и начала есть, а соседка вздохнула и сказала:

– Сбой… И почему-то только у женщин! Злая наша судьба и доля.

– Долюшка женская, конечно, не мармелад, но разве мужчинам легче, например, на войне?

– Как исключение!

– Но ужасное. А мы рожаем сами себе счастье. За него и пострадать не грех. У меня оно одно – доченька, у тебя – два!

– Счастье, когда и муж его разделяет вместе с тобой.

Худышка выбросила пустой пакет в корзинку, залезла под одеяло и только после этого заговорила:

– Не могу вспомнить, но где-то я прочитала: «Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». Помню только, что прочитала и чуть не заплакала. Так красиво! До слёз…

– Может быть, в церкви слышала?

– Нет. Читала.

Обе замолчали. В палату без стука зашла медсестра, выключила свет и ушла.

– Ты хочешь спать?

– Нет. И зачем ты вспомнила эту клятву? У меня была шикарная свадьба, по-мещански богатая… но, всю эту пышность маскарада я поменяла бы на исполнение супругом этой клятвы.

– У Пушкина не пышность, а ветошь маскарада…

– Ветошь ещё точнее. Меня больше волнуют слова: «любить в болезни и здравии». Если по совести, то без всяких клятв в человеке должно быть элементарное сочувствие к заболевшему человеку. У моего мужа оно только пока к котятам проросло, а мне после заболевания не сказал ни одного слова поддержки. И после родов не жалел, не давая времени на восстановление.

– Откуда у мужчин может взяться сочувствие, если они не болели и не рожали? Чтобы нас понять, им надо хоть раз родить или хотя бы представить, как ребёнок проходит через их канал… Каждый раз не могу удержаться от смеха от такой картинки.

– Да чтоб канал порвался, и на него пяток швов наложили! А жена с идеальной фигуркой рядом от нетерпения настаивала на скорейшем исполнении супружеского долга.

Обе от души посмеялись, потом молодая женщина с модной стрижкой вытерла выступившие от смеха слёзы и уже спокойно сказала:

– Картинка смешная. Но, чтобы хорошо относиться к жене и детям, не обязательно самому рожать. Надо просто быть человеком.

– И добавь: ответственным, честным, благородным, добрым и заботливым. Мой папа такой. Своего мужа я другим не представляла. Кстати, он вполне соответствовал моим ожиданиям, как и я – его. Вот только роды всё изменили. После них муж вместо гарантированного секса с хорошенькой женой получил ребёнка, бессонные ночи и измождённую истеричку.

– К не менее измождённой жене в общей палате муж каждый день бегает! А что ждать от моего, если жениться его заставили, клятв не давал? И попала я в семейный ад.

– Я сама замуж не хотела, но пришлось выйти ради дочки. Теперь смотрю, как муж носит нашу кроху на руках, и радуюсь. Он тоже не собирался так быстро становиться отцом, но после рождения с удовольствием нянчился с дочкой и мне помогал во всём. Жаль, не долго, но, как говорят другие мамочки, для молодых отцов это в пределах нормы. Я, как молодая мать, тоже подвела семью и заболела…

– Вроде рождение детей – это богоугодное дело, но почему-то оно становиться наказанием…

– Не наказанием, а испытанием, – поправила худышка. – Ребёнка родить – не в туалет сходить. Слишком большой стресс, а мы к нему ещё добавляем обиду на мужа. Надо срочно заканчивать с истериками и выздоравливать! – худышка помолчала, а потом улыбнулась и добавила, – Сначала я поправлю здоровье, а потом верну свою внешнюю привлекательность, после чего, надеюсь, ко мне вернётся и внутренняя уверенность в себе. Пока на это сил не хватает… и денег.

– Мне больше всего хочется избавиться от тирании, – призналась её соседка. – Выйду из больницы и снова попаду в тюрьму, в которой надзиратели будут плевать на моё мнение, заставят жить по их законам и снова доведут до края. Пока их нет дома, приучаю детей с лишним весом к диете, на прогулке заставляю играть в подвижные игры, но потом приходит с работы бабушка и заваливает их шоколадом с тортиками, игрушками и обновками, а они виснут у неё на шее и визжат от счастья. Вижу её злорадный взгляд и ухожу в свою комнату реветь. Все мои попытки выйти на работу, а детей отдать в детский сад для социализации воспринимают в штыки.

– Тюрьма и надзиратели – плохо. Но тюрьма удобная и богатая! Продукты приносят, одевают, ты рядом с детьми. Расслабься и кайфуй. Моя знакомая тоже не работает: встаёт, кашей деток накормит и начинает пёрышки чистить. Потом в парке с ними гуляет, укладывает спать и сама спит. Только перед приходом свёкров и мужа ставит кастрюлю с водой на плиту, включает стиральную машинку и оставляет в центре комнаты пылесос с намёком: «Извините, не успела!» Свекрови приходится первое варить и котлеты вертеть на неделю вперёд. Поскольку она и детей не учит, их пришлось в садик отдать. Теперь пропадает в парикмахерской и в магазинах. И муж её обожает! Разве не умница?

– А мы, значит, дуры. Недавно читала детям Киплинга. Неужели для того, чтобы дать отпор бандер-логам, нужно стать удавом Каа? Не хочу!

– Тогда беги из джунглей или… «во глубине сибирских руд храните гордое терпенье»!

– Из-за терпенья я сюда и попала.

– Да и я не от великого ума лежу рядом с тобой. Скажи, разве можно назвать меня умной, если я ухитряюсь обижать саму себя? Во время беременности мне до смерти хотелось фруктов, мяса да икорки, а я на декретные деньги сделала ремонт в комнате и купила мебель.