Преступление из наказания

– Ладно… А что это за пуговица?

Я повертел в руках уже очищенную от грязи пуговицу.

– Симпатичная штучка… Кажется, рог. Такая – не на каждом пиджаке.

На «Шерлока Холмса» я сейчас не притязал: такого размера пуговица могла быть только от пиджака.

– А пуговичка…

Я скользнул глазами по пиджаку убиенного.

– … явно не из этих мест.

Действительно, все пуговицы «на трупе» были в наличии, да и в виду своего пластмассового происхождения «не покушались» на оригинальность.

– Конечно, это ничего ещё не значит…

Я с сомнением повертел в руках пуговицу.

– … Эта штука вполне может не иметь никакого отношения к делу. Её мог «оставить» любой завсегдатай «очага культуры», и не обязательно сегодня…. Хотя пуговичка – весьма примечательная. И, если она – «того, кого надо, нога», то здесь она неслучайно.

– «Оставили на память»? – полыхнул глазами следователь: парень явно выказывал прогресс в части работы головой.

– Или в процессе работы с товарищем.

Я проиллюстрировал текст косым взглядом на жертву.

– А, если случайно? – не догадался уняться «следак».

– Мог бы и сам додуматься! Если случайно, значит, непосредственно к моменту убийства она не имеет отношения.

Следователь ушёл глазами в сторону – за недостающими мыслями.

– То есть, Вы хотите сказать, что…

– .. пуговица была оторвана в драке, предшествовавшей моменту убийства, и не связанной с ним. И я не «хочу сказать», а уже сказал выше. Слушать надо – и делать выводы!

Следователь и «опера» переглянулись: я шёл по пути наибольшего сопротивления, и их вёл за собой.

– Убийц… то есть, участников было больше двух?! Ты на это намекаешь, Петрович?!

Общую позицию озвучил хорошо мне знакомый майор из УУР УВД области. И, несмотря на то, что мужик был башковитый и не «шланг», озвучил он не только общую позицию, но и общее недовольство. И то: одно дело – убийство «раз на раз» на почве ссоры, или надо искать разрозненные звенья! Как говорят у нас в одном южном городе: «две большие разницы и одна маленькая»!

В ответ на вполне понятный вопрос «`опера» я даже не стал усмехаться: я ведь тоже – не Павка Корчагин. И у меня, помимо служебной жизни, есть личная… была, то есть… должна быть…

– Ну, «надейся на лучшее – готовься к худшему»… Будем надеяться на то, что наш оппонент «всего лишь потерял» эту пуговицу, а не аккуратно «расстелил» её под унитазом… Хотя…

Словно отгоняя малоприятные мысли, я махнул рукой и переключился на остальные вещдоки.

– Так, окурок чистый, без следов помады. И духами не провонял. Маловероятно, что он «из женщины». Да и обслюнявлен хорошо… Хорошо, доктор?

Эксперт оторвался от трупа.

– Хорошо.

– А не слишком ли хорошо?

Я может, и не хотел, так мои губы сами растянулись в усмешке. Эксперт посмотрел на фильтр и «прилегающую к нему область» в лупу.

– Ну, насчёт слюны – вряд ли… Но тут даже фрагмент отпечатка имеется… Может, это – слишком? Такие сигареты грязными руками не курят. Ну, руками алкаша.

Вдохновлённый анализом, я на время позаимствовал у эксперта «монокль».

– Браво, медицина! Хоть зачисляй Вас в резерв опергруппы. Правда, фрагмент вряд ли пригоден для идентификации… Семёныч?

Пожилой эксперт НТО отделился от группы и от стены, которую он ковырял скальпелем.

– Чего?

– Отвлекись от раскопок. Кстати, чего ты там накопал?

Вместо ответа Семёныч протянул мне фрагмент кафельной плитки. Я даже не стал приглядываться: сразу же покачал головой.

– Смотри, ты! А что: «сгодится нам этот фрайерок»!

«Фрайерком» работал бурый отпечаток пальца, вполне пригодный «для запуска в производство».

– А у тебя, Петрович – чего?

Мы, «практикующие юристы» – люди простые: если я ему «Семёныч», то он мне, самой собой, «Петрович».

– Да, вот, взгляни.

Семёныч лаконично приложился глазом к лупе и тут же покачал головой.

– «Не прохонжэ».

– Тогда я надеюсь на твой.

– А что тебе ещё остаётся? – хмыкнул эксперт.

– Ладно, ковыряйся дальше, – не остался я в долгу. – Так, джентльмены, и что мы имеем, так сказать, «итого»? Окурок, отпечаток, пуговица, «палец» на стене… Ах, да: ещё покойник в резерве.

Без должного, а заодно и недолжного, почтения к умершему… негодяю, я вывернул карманы его брюк и пиджака. Улов оказался богатым: пачка «сотенных», лишь слегка початая, два презерватива в упаковке – товарищ явно не собирался ограничиваться «одним заходом» – и несвежий уже носовой платок, явно заменивший владельцу салфетку.

Наибольшего внимания заслуживали две вещи: записная книжка и монета достоинством в одну копейку. Последнее само по себе уже не могло не вызвать законного любопытства: товарищ сотенных не считал, и уже не только рублей. А тут – копейка! Да ещё не простая. Нет, не золотая: согнутая посередине. Аккуратно согнутая, как по линейке.

– Любопытно…

Я обратился за солидарностью к коллеге из прокуратуры, но тот «солидаризовался» со мной лишь выпученными глазами и слегка отвешенной челюстью. Поскольку товарищ подводил меня, пришлось и мне подводить его… к ответу.

– Никаких аллюзий, как говорит наш словоохотливый Михал Сергеич?

– Хм… хм… – старательно прочистил горло коллега.

– Знак? – ещё решительней подтолкнул я товарища. – Или подсказка?

– Знак?!

Лоб коллеги проявил удивительные способности в деле формирования морщин: они избороздили там всё пространство. Но отвешенной челюсти «на выходе» это мероприятие не отменило.

– Не понял…

– Вижу, – не пожалел я коллегу: оно и для ума полезней. – «Судьба – индейка, а жизнь – копейка». А жизнь этого типа и гроша ломаного не стоит.

Челюсть коллеги отвисла ещё ниже, но во взгляде появился смысл.

– А ведь верно! Бандитский знак!

– Или наводка на него, приятель. Иначе говоря: подсказка нам

с тобой. «За так», но не просто так.

– Что-то вроде крючка?

– Не исключено…

Я покачал головой: ну, вот, не люблю я, когда много всего. Потому что на месте происшествия много всего – это… слишком много. Это чересчур. Да, чаще всего, по глупости. Но нередко и от большого ума. А это уже совсем нехорошо.

– Ладно, заглянем в записную книжку.

Я веером развернул записную книжку и опять удивился. И опять неприятно.

– Ба, да кто-то уже заглянул в неё до нас!

Заинтригованный прелюдией, коллега простонародно выглянул у меня из-за плеча. Не меняя «диспозиции», я «ткнул» парня «глазами» в книжку.

– Видишь: несколько страниц отсутствуют. И вырваны они явно не в стерильных условиях: наспех, грубо, да ещё грязными пальцами… Семёныч, это – по твоей части.

Эксперт НТО, уже откровенно скучающий у стены – всё, что можно было взять от неё, он уже взял – присоседился к «следаку».

– Приглядись, Семёныч, к первой – от «демонтажа» – странице.

Эксперт вооружился лупой и последовал указанию. Пару раз он вынырнул у меня из-за плеча, а потом это ему надоело – и он протянул руку:

– Дай сюда!

Некоторое время он молча вертел блокнот под разным углом к источнику освещения: забранной в металлическую сетку люминесцентной лампе. Спасибо «Ахмеду»: прежде здесь тускло мерцала покрытая слоем пыли и мушиного кала двадцатипятиваттная лампочка накаливания – одна на весь туалет, тогда ещё уборную.

– Знаешь, Петрович, можно попробовать…

– Методом съёмки в косопадающих лучах?

Эксперт ухмыльнулся.

– Ну, ты же дока в наших делах… Хотя кое-что я и сейчас могу сказать. На первой «живой» – от последней вырванной – странице остались вдавления каких-то цифр. Что-то с нулями. Ещё просматриваются крестики. Остальные подробности завтра.

– Сегодня.

Семёныч отдернул рукав пиджака.

– Тьфу, ты: и в самом деле!

– «Ах, как скоро ночь минула…», – поработал я «немножко Остапом Бендером».

– Вот именно, – декадентски хмыкнул Семёныч. – Ладно, звони после обеда: что-нибудь «нарисую».

Я разогнул спину.

– Ну, что: для начала хватит добра?

На этот раз коллектив моментально выказал сплочённость: все дружно загудели в ответ: «Хватит» Хватит!». Понять товарищей было несложно: каждому хотелось поскорее в душ и к обеденному столу, чтобы слегка взбодриться перед очередным «забегом на длинную дистанцию»: ненормированный рабочий день явно просматривался на неделю вперёд. Почему именно на неделю? Никакой тайны: практика. Например, раскрытие дела по «очень горячим следам» – это в течение суток. Раскрытие по «горячим следам» – до трёх суток включительно. Раскрытие по ещё «тёплым следам»… когда ещё теплится надежда – в течение недели. Раскрытие в течение десяти дней – это уже комбинация из «ещё не совсем простывших следов», фарта и случая. То есть, уже – «как карта ляжет».

После десяти дней – исключительно «делопроизводство»: работа на бумагу. Для объема. Для проверяющих. Для того чтобы «замазать глаза» и «отмазаться». Потому что декада вхолостую – это «висак сто процентов». Нет, «висаки» тоже иногда раскрывали, но исключительно в двух форматах: либо чудом, либо «перевешиванием на добровольца» в порядке «аналогии преступлений». Не знаю, как в других областях, но в нашей дело – вместе с «делами» – обстояло именно так. Первые три дня мы «рыли носом», до недели включительно «рвали пупки и жилы», «на автопилоте» дотягивали до десятидневного «юбилея» – и, наконец, переводили дух. Именно так: не «капитулировали», а «утирали заслуженный трудовой пот»: «я сделал всё, что можно – пусть другой сделает больше».

– Тогда – по коням?.. Отставить!

Товарищи ещё не успели испугаться, а я уже уточнил формат команды:

– «Не пужайтесь, граждане»! Это – скорее, «задание на дом». Как мы видим, «наш подшефный» не сверкает ни золотом, ни бриллиантами. А это не очень вяжется с его «обликом выходного дня». Отсюда задача: установить, не сняли ли с этого хмыря «что-нибудь на память»? Ну-ка, дайте сюда уборщицу!

Один из оперов быстро метнулся к двери: видимо, ему больше всех хотелось домой. В проёме он столкнулся с движущимся во встречном направлении коллегой. Не моим: его.

– «Ахмеда» привезли!

Моя бровь без спроса выгнулась дугой.

– «Ахмеда» привезли»?! Смелые люди!

Я не иронизировал: этот «авторитет» был таковым не только в кавычках. Как говорил Аркадий Райкин: «Всё городское начальство туваровед любит, ценит, увжает!». В нашем случае поправку нужно было делать лишь на уровень начальства: «любило», «ценило» и «уважало» «Ахмеда» всё областное начальство. Но за то же самое, что и городское – коллегу «Ахмеда» по юмореске: как и «туваровед», «Ахмед» «сидел на дефсыт». Только уровень «дефицита» у «Ахмеда» был выше: в эпоху всеобщего дефицита этот товарищ мог обеспечить не только белужью икру, дачу, иномарку или шикарную девочку, но и «переход в другую лигу»: из политиков в бизнесмены и наоборот. А «материальную помощь» – это, уж, как водится.

Поэтому областное начальство горой стояло за «Ахмеда»… и свои привилегии. А уже поэтому доставка «авторитета» в порядке навязчивого сервиса была сродни подвигу.

Пока «доставляли» «Ахмеда», я успел переговорить с уборщицей, «насмерть» запуганной вопросом о «перемещении материальных ценностей» из гражданина бывшего начальника юстиции.

– Клянусь, товарищ… господин… гражданин…

– Ну, так, уж, и сразу: «гражданин»! – решительно снизошёл я.

Для того чтобы сделать это, мне достаточно было одного взгляда на изуродованные хлоркой руки уборщицы, и её не менее изуродованное – но только жизнью – лицо.

– То есть, Вы, как увидели этого «друга» в петле, так только Вас и видели?

Вокруг засмеялись, но старушке было не до тонкостей стиля, и, уж, тем более, не до смеха. Вместо этого она принялась истово осенять себя крестным знамением.

– Так и было, гражданин… то есть, товарищ… ну…

– Ну, понятно, понятно, бабуля! – не отделил я себя от народа: похлопал старушку по плечу. – Можешь идти: никто тебя ни в чём не подозревает… Ну, а с «Ахмедом» мы поговорим не в сортире…».

Глава третья (наши дни)

… – Товарищ генерал! – вклинился «Новичок». Пока мы с «Важняком» предавались философии, он работал «за себя и за того парня» на осмотре места происшествия. – Есть свежая партия вещественных доказательств…

– Дежа вю…

Я хмыкнул и покачал головой. «Новичок» ещё и не успел подключиться к недоумению «Важняка», а я уже «заходил на него» с вопросом:

– Ну, и что вы «нарыли»?

«Новичок» тут же «вывесил» передо мной в воздухе полиэтиленовый пакет с просвечивающим сквозь него окурком.

– Чьих будет? – слегка покривил я щекой.

«Новичок» в меру дозволенного осклабился.

– Пока – только от марки «Давидофф», товарищ генерал. А над подробностями будем работать.

Мы переглянулись с «Важняком».

– Приметные сигареты, – уважительно хмыкнул я. – Не для народа…

– «Автандил»? – включился «Важняк».

Я пожал плечами.

– Не торопись с выводами… Может, он. А, может, и нет.

Да, не только я, но и все – кому положено – знали, что упомянутый товарищ давно и бесповоротно отдал приоритет сигаретам именно этой марки. Но сразу «делать наколку» на этого человека мне бы не хотелось: «Автандил» являлся самым авторитетным «авторитетом» нашей области, имел выходы на столицу, и они оба пользовались там заслуженным уважением. «Они оба» – это он и его бизнес. Там за ним стояли очень «рослые» фигуры, поскольку он стоял за них здесь. При таких исходных без «железобетонных» улик к нему и соваться не стоило. Потому что соваться к нему «наобум Лазаря» – всё равно, что соваться в петлю. А для таких подвигов я был всего лишь маленьким генералом, и отнюдь не Наполеоном.

– Что ещё?

«Новичок», «отсутствовавший» в момент нашего диалога – не положено по рангу – встрепенулся.

– В столе прокурора среди его рабочих бумаг обнаружена странная бумага…

– «Странная»?

– Да, товарищ генерал: именно странная. Это – какой-то список без оглавления. Выполнено, похоже, рукой прокурора: мне этот почерк знаком.

– Покажи!

«Новичок» быстро нырнул рукой в папку, и протянул мне единственный листок. Я скользнул по нему глазами.

– Да, это – его рука… А фамилии-то, какие! Мама миа!

А контекст! Мда… За один «несанкционированный взгляд» на них и свинцом угостить могут!

«Важняк», уже наполовину протянувший руку к бумаге, тут же отдёрнул её обратно. Я усмехнулся.

– Не боись, сыщик! В крайнем случае, мы ничего не видели, потому что ничего не нашли! А не нашли потому, что и не искали! Ты понял?

Этот вопрос адресовался уже «Новичку». Парень вздрогнул, и испуганно заморгал глазами.

– Я… конечно… Я… ничего… Я…

– Ну, вот и славно! – «приговорил»я товарища «к соучастию». – Значит, теперь мы можем спокойно исследовать этот документ. Итак, кто тут у нас?

Я и в самом деле уже гораздо… ну, не спокойней: внимательней – прошёлся по каждой фамилии. Список действительно «бил», и не «по дых», а сразу «наповал». Я ещё не «въехал» в то, в какой связи, но в нём оказались все, за малым исключением, «вожди» области и областного центра. Здесь присутствовала вся верхушка областной и городской администраций, вся «силовая компонента» от прокуратуры до ФСБ, руководители «экспортно ориентированных предприятий союзного значения», крупнейшие «частники» и вся местная «авторитура». В плане личного авторитета… точнее: наличия «авторитетов», нам было, чем похвалиться: наследие «проклятого советского прошлого» и проклятого уже без кавычек «дикого капитализма девяностых». Это наследие представляли, аж, сразу три «вора в законе» и столько же «цивилизовавшихся беспредельщиков межобластного масштаба».

– «Ого! – сказал восхищённый Остап. – Полный архив на дому!»

Пока «Новичок» таращился на меня непонимающими глазами, «Важняк» успел с хохотом подключиться:

– «Совершенно полный, – скромно ответил архивариус. —

Я, знаете, на всякий случай…».

Мы ещё немного посмеялись вдвоём – «Новичок» так и не «включился» – и я первым «утёр слезу». От нагрянувших мыслей «за жизнь» смеяться уже почему-то не хотелось.

– Да, запасливый оказался наш главный законник…

– Паук и его паутина, – тоже без усмешки констатировал «Важняк»: понял уже, что «время плакать, и время смеяться». «Время плакать» ещё, слава Богу, не пришло, но смех уже лучше было отставить – до лучших же времён.

– А ты заметил, что часть фамилий зачёркнута?

«Важняк» тут же нырнул глазами в бумажку.

– Действительно…

– Не торопись «выныривать обратно»! – ухмыльнулся я. – Обрати внимание на то, какие это фамилии!

«Важняк» «задержался с возвращением», чтобы распрямиться уже под изумлённый взгляд и простонародное «фью».

– Вот именно! – покачал я головой. – Одна часть этих людей уже снята с должности, вторая находится в СИЗО под следствием. Есть какие-нибудь мысли «по поводу»?

«Важняк» даже не стал задумываться.

– «Сняты с учёта»?

– Хорошо сказано! – хмыкнул я. – Только небольшое уточнение: не они «сняты с учёта», а он «снялся с учёта» у них… Да, похоже, наш «бескорыстный и беззаветный» оставил нам в наследство список «дойных коров». Зачёркнутые фамилии – это, похоже, «бесперспективные», с точки зрения покойника, «кормильцы»… А вот это совсем интересно…

– Что, шеф?

– Ну, и ну!

Я оказался «настолько интриганом», что «Важняк» тут же присоседился своим взглядом к моему.

– Ты только посмотри: наш «авторитет» – в списке «выбывших из строя»!

– «Автандил»?!

Сомнения в голосе «Важняка» оказалось значительно меньше уверенности в обратном.

– Этого не может быть!

– «Он слишком рано нас похоронил»? – в очередной раз сослался я на Высоцкого.

– Вот именно!

– А, если он был уверен в том, что «Автандил» «кончился», или гарантированно «кончится» в ближайшее время?

«Важняк» откровенно растерялся: мужик «понюхал жизни» и знал ей цену, в редакции как «имени себя», так и «областных небожителей».

– Но – «Автандил»?!.. Ум отказывается верить!

Я рассмеялся, и по-свойски хлопнул товарища по плечу.

– Понимаю тебя, дружище. Но это только «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой – в горе, в надежде и радости»! Да и тот, как оказалось, не «всегда»… А наш «Автандил» – не Ленин, а так: переменная величина. Формата «свято место пусто не бывает». И не только для нас, но и для таких хренов, как наш покойничек. А для него – так в первую очередь.

«Важняк» простонародно шмыгнул носом, и прошёлся указательным пальцем по переносице.

– Вы хотите сказать, что прокурор был уверен… ну, в «кончине» «Автандила»?

– И какой следует из этого вывод?

Я ещё раз продемонстрировал верность Холмсу: промежуточные звенья – «по боку»: сразу вывод. «Важняк» прикусил зубами ноготь: фирменная привычка товарища.

– Да, пожалуй, что – не один…

– Ну, ну?

– Первый вывод…

«Важняк» на отечественный манер загнул палец.

– … Прокурор был в курсе намерений «заинтересованных товарищей» в отношении «Автандила».

– Разумно! Дальше!

– Второе…

«Важняк» «отложил» ещё один палец.

– … Уже «Автандил» был в курсе того, что прокурор – в курсе…

– «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю»?

– Именно так, шеф! Ну, и главный вывод…

Я тут же «водрузил» указательный палец.

– … У «Автандила» был мотив для… скажем так: «воздания».

– И я того же мнения!

Согласие с доводами «Важняка» я закрепил солидным шлепком по его плечу.

– Вероятно, наш «борец за личное благосостояние» «встал на учёт» у какого-то другого товарища. А поскольку нет ничего тайного, что не стало бы явным, то «товарищ «Автандил» не остался в неведении. В том числе, и в неведении относительно того, что «за так и прыщ не вскочит».

– ??? – обошёлся без голоса «Важняк».

– Прокурора могли «зачислить на довольствие» только за заслуги перед очередным «кормильцем». «Овёс нынче дорог» и авансом его не выдают. А это значит, что он попросту «сдал» «Автандила»: прокурор много, чего любопытного, знал…

Я «притормозил» и хмыкнул:

– … Думал, что на свою корысть, а оказалось, на свою задницу… Ладно… Подкрепимся ещё немножко пищей духовной.

– ? – в отсутствие мысли поработал бровью «Важняк».

– Как сказал бы товарищ Бывалов: «Пошли по объектам!».

– ??? – ещё раз оказался честным «следак».

– Посмотрим, какую запись сочинила наша красавица о посещении шефа начальником УСБ… и не сочинила ли она её?

– А-а-а! – честно же «сознался» «Важняк».

«Красавица» сочинила… и не сочинила: запись о визите начальника Управления собственной безопасности в книге регистрации посетителей имелась. Больше того: девица успела внести и запись о времени «начала визита»: оно пришлось на заключительную пятиминутку рабочего времени.

– Символично! – хмыкнул «Важняк».

– «Пять минут до двенадцати»?

«Важняк» рассмеялся.

– Ну, шеф, с Вами неинтересно разговаривать: всё-то Вы знаете!

– «Бытие мое…»! – хмыкнул я. Не слишком весело хмыкнул. А всё потому, что намёк относился не столько к фразе из знаменитой комедии, сколько к марксову «Бытие определяет сознание». Уж, моё бытие основательно поработало над сознанием!

– Пригласить «тётеньку»? – «догадался» «Важняк».

– И поживее!

Долго искать девицу не пришлось: она предавалась горю в пределах досягаемости. Точнее, в коридоре.

– Когда ушёл начальник УСБ?

Я устал задавать «красивые» вопросы, и поэтому изменил себе. Девица тут же собрала лоб в морщины.

– Так я же говорила, товарищ… то есть…

– Товарищ, товарищ!

– … товарищ генерал, я ушла, а они вдвоём с прокурором остались. Я же говорила!

– Вы не стали задерживаться?

Девица замешкалась с ответом.

– Ну, иногда шеф просил задержаться… когда приходили нужные люди… то есть, посетители. И я задерживалась. Но на этот раз такой просьбы не было. Мне даже показалось, что вчера шеф «попросил» бы меня, если бы я задержалась.

– Даже так?! «С вещами на выход»?!

Мы с «Важняком» обменялись быстрыми взглядами.

– Да, мне так показалось.

Видя, как глаз девицы всё время «съезжает» на покойника, я из соображений такта… или тактики решил не подвергать её дальнейшим страданиям.

– Ну, что ж: спасибо…

Девица направилась к двери, где и её и застиг «вопрос

на дорожку», он же – «на засыпку»:

– Значит, Вы ушли и больше не возвращались?

Было заметно – даже без бинокля – как секретарша очень постаралась не вздрогнуть. Да и её ответный текст «спиной к нам» тоже был «говорящим».

– Н… нет, не возвращалась…

– Тогда, всего доброго, но мы с Вами ещё встретимся.

Стараясь держать шаг с фасоном, девица вышла за двери, и первое, что я услышал, были слова «Важняка»:

– Врёт, как сивый мерин!

– Я тоже так думаю.

У меня и в самом деле не нашлось оснований для оппозиции. Правда, я их не слишком усердно искал: ведь, кроме оснований, у меня уже не находилось ни времени, ни терпения.

– Поедем к себе: не люблю я думать на ходу. А товарища пусть отгружают: нечего ему загрязнять окружающую среду.

«Важняк» оперативно распорядился – и «вольнонаёмные декабристы» из «суточников» засуетились возле трупа с полиэтиленовым мешком. Да, цивилизация, пусть в такой форме, затронула и наш городок. «При коммунистах» у нас «этого Запада» не было: «объект» укладывали на любую подходящую по размеру тряпку. Иногда это было одеяло, иногда – плед, редко – ковёр. Чаще всего транспортировали «жмурика» в простыне. И не всегда это делали наши верные «декабристы» из пятнадцатисуточников. Нередко приходилось напрягать и личные мышцы, подрывая, тем самым, здоровье и авторитет.

Оттого-то я всегда терпеть не мог советские детективы, в которых мордовороты в белых халатах – на носилках! – загружали покойника в карету «Скорой помощи». В реальной жизни врачи быстро поставили нас на место: «Мы возим живых!». Заодно они так же быстро ставили нас и «на уши»: нам, следователям и «операм», приходилось самостоятельно изыскивать и транспорт, и грузчиков.

Спасибо безотказным участковым: именно на их плечи ложилось тяжкое бремя отлова ни в чём не повинных водителей автомобилей, При этом в работу шли не только бортовые авто, но и самосвалы: «на войне – как…» в жизни, а не в кино. Нюансы из отношений родственников усопшего – и к нам, бессердечным, и к способу транспортировки – игнорировались: поначалу – старательно, затем – равнодушно.

Проводив «рабочим» взглядом чёрный мешок, я повернулся к своим ребятам, изнемогавшим у меня за спиной в ожидании долгожданной команды.

– Домой!

Глава четвёртая (год 1991)

«… Несмотря на фактор «навязчивого сервиса» и «где-то даже принудительной доставки», «Ахмед» встречал нас в своём кабинете. Я не возражал против несущественного «отступления от устава»: за минусом отдельных нюансов, пока ещё мы гостили у товарища, а не он у нас. Обстановка в служебном кабинете владельца «увеселительно-образовательного заведения» «была» и била: в глаза и за край. На дело дурновкусия «Ахмед» не пожалел ни денег, ни буйной фантазии. Товарищ явно не был знаком с хорошим вкусом, зато очень хорошо был знаком с хорошими деньгами.