Средиземка

Молодые матросы остались одни. Леха посмотрел на товарища по несчастью, протянул руку и сказал:

– Меня Алексеем звать.

– А я Иван, – ответил матрос, пожимая Лешину руку.

В процессе разговора Леша узнал, что Иван Пэдуре из Молдавии. Где эта Молдавия, Леха Переверзнев не знал, но из рассказа Ивана понял, что это очень красивая страна и там много-много вина. И это вино там пьют утром и вечером вместо чая и дети, и взрослые. В конце рассказа Иван обещал Лехе, что после демобилизации они вместе поедут к нему домой. Спустятся в подвал, где хранится вино, и выйдут оттуда через год! Потому что столько вина, сколько у него в подвале – быстрее, чем за год – не выпить.

Алексей никогда в жизни не пил вино – считал это плохим занятием. Но после рассказа нового знакомого ему очень захотелось попробовать этого чудесного напитка. И на предложение Ивана погостить у него годик он с радостью согласился.

Пока они говорили, подошел еще один матрос. Он стоял рядом и слушал их разговор. Когда новые друзья закончили говорить, он обратился к ним:

– А я тоже в эскадру попал. Только в Индийский океан. Это намного дальше Средиземного моря. Я буду служить на такой же плавбазе с названием «Волга». Эта «Волга» там уже два года болтается. Давайте знакомиться. Меня Игорем зовут. Я с Украины, из города Чернигов.

Игорь протянул руку. Они поздоровались и стали рассказывать о себе. И так разговорились, что не заметили, как вернулся их общий «друг» Радченко.

Но Радченко, выкурив на баке две подряд сигареты «Ватра», полностью справился с мимолетной слабостью. Поэтому, когда увидел у себя под носом душевно беседующих духов, у него моментально сработал рефлекс полторашника. Он заорал на весь кубрик:

– А ну разбежались, караси немытые! Чтоб я вас до вечернего построения не видел и не слышал!

Духи со скоростью звука выскочили из кубрика. Когда они остановились на шкафуте, Иван спросил у Игоря:

– Ты давно на корабле?

– Уже вторую неделю, – ответил Игорь.

– Ты не знаешь, где тут санчасть? У меня голова болит, надо таблетку выпить.

– Знаю, могу даже показать.

– Я тоже зайду, – присоединился к Ивану Леха. – У меня что-то горло побаливает.

– Пойдем за мной, – позвал их Игорь и пошел в сторону кормы.

Друзья последовали за ним.

8

Через некоторое время они были около санчасти. Игорь остался снаружи, Леха с Иваном зашли внутрь.

За баком с лекарствами и пробирками сидели два огромных моряка.

«Доктора», – сообразил Леха.

Но, что странно, заметил он, они как две капли воды были похожи друг на друга. Он никогда не видел близнецов, а это как раз были два брата-близнеца Феоклистовы – Федя и Николай.

– Ну что, матросики, на что жалуемся? – участливо спросил Федя.

– Голова болит, – ответил Иван.

– А у меня горло, – добавил Леха.

– Так-с, голова и горло, – задумчиво произнес Федя. – Это очень, очень плохо, брат. Что будем делать? – обратился он к Николаю.

– Болезнь надо обязательно лечить, чтобы не заразить других людей. Я так думаю, брат, – ответил Николай.

– Правильно думаешь, брат. Ну, что ты будешь лечить: горло или голову? – спросил Федя.

– Ты же знаешь, я спец по головам, – уже улыбаясь, ответил Николай. – Иди ко мне, матросик, – позвал он Ваню. – Я твою головку попробую вылечить. Нельзя, чтобы головка у моряка болела.

– Садись на баночку и наклони голову, я у тебя температурку померяю.

Иван сел на банку и наклонил голову.

Николай размял пальцы, положил ладонь на голову, оттянул второй рукой средний палец и затем резко его отпустил. Получился сильный удар по голове, так называемый «фофан». В голове у Ивана зазвенело так, что он чуть не упал с банки. Сквозь звон послышался голос лекаря:

– Ну как, полегчало? Или еще таблеточку прописать?

– Не-е-а, – промямлил Иван.

– Ну, тогда ступай с богом и не болей. Болеть очень нехорошо.

Ваня встал и, качаясь, поплелся к выходу.

Леха с ужасом наблюдал за этой картиной. Увидев метод лечения, он решил поспешно удалиться вслед за Иваном, но не успел. Крепкие руки Федора сжали его как тиски.

– Ну, садись, посмотрим твое горлышко.

– Горлышко важнее головы. В горлышко ты ешь. А если не сможешь есть – умрешь, – спокойным голосом заговорил Федя. – Но мы этого не допустим. Сейчас мы его смажем замечательной мазью, и оно пройдет.

После слова «смажем» Леха успокоился и понял, что «фофан» его миновал.

– Покажи горлышко, матросик, – ласково попросил Николай.

Леша открыл рот. Николай взял палочку с ватой и стал мазать Лешино горло.

Горло защипало, но Леша терпел.

– Все готово! Я тебя, можно сказать, из могилы вытащил. Ступай к своему другу и не болей. А если что – приходи, помажем ещё.

Алексей ничего не ответил, так как горло у него горело огнем. Он пулей вылетел из санчасти.

Ваня и Игорь, увидев Лешу, выбегающего из санчасти с открытым ртом, спросили:

– Что случилось? Почему у тебя рот зелёный?

– Не-е-з-знаю! – с трудом ответил Леха и стал плевать за борт.

– Наверное, эти «братья Пироговы» ему горло зелёнкой помазали, – первым сообразил Иван.

Минут пять Алексей терпел боль. И когда горло немного отпустило, он посмотрел на своего друга по несчастью.

Иван чесал на макушке только что полученную шишку.

– А голова действительно уже не болит, – улыбаясь, сказал он.

– И у меня горло в порядке, – сказал Леха. И, сами не зная отчего, они стали хохотать. Настроение друзей передалось Игорю, и он засмеялся с ними.

Насмеявшись вдоволь, они решили отметить свое излечение перекуром на баке.

К счастью молодых матросов, на баке никого из годков не было. Они спокойно закурили. Во время перекура взгляд Алексея упал на стоящую на крутом берегу беседку.

Солнце освещало ее так, что с корабля казалось, она окружена золотым ореолом. А внутри этого ореола выделялись два целующихся силуэта. Какая-то молодая пара пришла полюбоваться красотой бухты.

От лицезрения такой картины сердце у Алексея сжалось, голову пронзила страшная мысль: «А вдруг там Аня Молотова?»

И ему нестерпимо захотелось домой, проверить свою догадку. Он с грустью сказал:

– Эх, мужики, сейчас бы плюнуть на всю эту службу и махнуть домой, на гражданку.

– Куда махнуть? – изумился Игорь. – В Севастополе ты в форме и десять шагов не сделаешь. Тут кругом патрули. С «Котельникова» даже годки в увольнение не ходят. Бесполезно.

Те, кто пытался сходить в город, оказывались в лапах патруля однозначно. Патруль знал, к чему придраться. Вот и приходилось вместо увольнения строевыми в комендатуре заниматься, или на губе сидеть. Поэтому в город мало кто ходил. А тех, кто пытался сходить в увольнение, называли «камикадзами».

– А ты говоришь, на гражданку. Забудь о ней и не вспоминай. И с такими мыслями скорее в дисбате окажешься, чем на гражданке.

– Всё, ребята, пора сматываться. Годки идут, – прервал их Иван.

И действительно, по правому борту на бак шли три годка. Встреча с ними не входила в планы молодых матросов, поэтому они быстро покинули бак по левому борту.

На шкафуте Леша и Иван попрощались с Игорем и пошли в кубрик. Осторожно, не привлекая внимания Радченко, они затихарились в углу кубрика. Полторашник лежал на люльке и сладко спал, поэтому появление духов прошло для них самих безболезненно. Леша и Иван сели на рундук и, прислонившись спинами к переборке, задремали. Это было очень опасно. За сон в дневное время духов обязательно бы строго наказали, но бороться со сном они уже не могли – усталость победила страх.

9

Выходные прошли для Лехи без приключений. Корабль отдыхал, духи и караси работали.

Новая неделя началась довольно необычно. В понедельник после построения в кубрик пришел зам командира БЧ-7 (радиометристов) мичман Козлов (однофамилец ст. лейтенанта Козлова) и сообщил Сергею Стицурину, чтобы он готовился к посещению гауптвахты.

– Во вторник утром я имею честь лично отвезти вас, товарищ матрос, в пятизвездочный отель города-героя Севастополь для последующего отдыха от нелегкой корабельной жизни. За пять суток отдыха вы полностью перестанете мечтать о гражданке и займетесь службой, – сострил мичман. – Так что готовьте форму одежды, завтра в 8. 30 я жду вас у трапа. Ясно?

– Так точно, – ответил Сергей. – Товарищ мичман, разрешите вопрос задать.

– Задавайте.

– А девочки там будут? – спросил Стицурин мичмана.

– Когда я тебя туда отведу, девочки тебе уже не понадобятся. Там тебе будет не до девочек. Я лично об этом позабочусь, – ответил Козлов и удалился.

И вот наступил вторник. Сергей попрощался с товарищами и отправился на губу. Мичман, улыбаясь, стоял у трапа.

– Ну, пойдем, остряк. Посмотрим на тебя через пять суток, как ты тогда шутить будешь.

Они спустились с корабля и пошли в комендатуру.

Начальник гауптвахты капитан-лейтенант Мурыжный был очень нехорошим человеком. Можно даже сказать – редиска. Он ненавидел всех, кого сажали на губу. Мало того, что он ненавидел их, он также плохо относился к сопровождающим. Разницы между наказуемым и тем, кто приводил, каплей не видел. И те, и другие мешали ему разгадывать кроссворды и читать любимый журнал «Крокодил».

Поэтому, оглядев двух очередных нарушителей спокойствия, он злобно приказал Сергею:

– Покажи носки.

Сергей сделал шаг правой ногой и задрал штанину.

– Так, носки неуставные, – сделал заключение Мурыжный. – Берите документы – и назад на корабль, приводить форму в порядок. Завтра в это же время ко мне, – сказав это, Мурыжный протянул документы мичману.

Мичман возражать не стал. Он знал, что шутки с комендантом заканчивались довольно трагично. Поэтому, отдав честь, они с Сергеем покинули комендатуру.

На корабле Козлов отругал Стицурина за нарушение формы одежды, применив при этом весь свой запас ругательных слов. И приказал к следующему посещению гауптвахты одеться строго по уставу.

В среду утром, в назначенный срок они стояли перед Мурыжным. Но комендант, к удивлению мичмана, не стал проверять носки. А взглянув на Сергея, спокойно сказал:

– Покажи трусы.

Сергей отстегнул две пуговицы штанов, которые у всех моряков расстегиваются сбоку, показал трусы.

– Да вы что, издеваться надо мной пришли, товарищ мичман?! – покраснев от злости, закричал каплей. – Вы чё это матроса на гауптвахту привели в неуставных трусах? А ну, оба бегом на корабль и привести форму одежды в порядок, мать вашу…

Тут Мурыжный не выдержал и дополнил свою речь целым комплектом морских выражений.

На корабль Козлов возвращался в очень нехорошем настроении. Он весь кипел от злости.

– Если ты, сукин сын, завтра на губу не попадешь, я тебя 31 июня домой отправлю. Ты у меня самый последний с корабля уйдешь и вспоминать будешь мичмана Козлова до самой смерти! – шипел он, потеряв от бешенства голос.

Утром третьего дня, перед очередным походом в комендатуру мичман лично проверил уставную форму у Стицурина. Трусы и носки строго соответствовали уставу, то есть были синими. Довольный собой, Козлов повел Сергея на губу, уже не сомневаясь в успехе этого мероприятия.

Но беда его была в том, что он недооценил коменданта. И когда Мурыжный увидел своих «знакомых», он встал, вытащил из ящика стола линейку и подошел к матросу. Линейкой каплей измерил расстояние от низа шинели до пола. Посмотрев на результат измерения, Мурыжный покраснел как кирпич и заорал на всю комендатуру:

– Почему длина шинели не соответствует уставу? Вы что, товарищ мичман, матроса не можете на гауптвахту привести? Или сами захотели к нам в камеру? Я вам это мигом устрою! Завтра, если еще нарушение найду – матроса отправлю на корабль, а вас арестую. Может, это научит вас относиться более ответственно к несению службы! А теперь вон отсюда, идите и готовьте свою форму одежды тоже, а я вам пока камеру похолоднее подберу!

Последние слова полностью сломали Козлова. Всю дорогу на корабль он молча плелся за Стицуриным. Поднявшись на корабль, он, ничего не говоря, побрел в свою каюту.

Примерно через час вахтенный матрос, проходя мимо каюты Козлова, заметил, что дверь приоткрыта. Естественно, он туда заглянул.

На полу каюты лежал мичман. Сообразив, что случилось что-то страшное, матрос побежал к дежурному.

Скорая успела вовремя, мичман был еще жив. Его срочно увезли в госпиталь.

После этого случая больше на корабле его никто не видел. Потом кто-то сказал, что Козлова списали со службы по состоянию здоровья. Но об этом никто не сожалел. Слишком много он доставил неприятностей своим подчиненным, чтобы ему сочувствовали.

В связи с этим событием о Стицурине забыли. И через неделю включили в список демобилизации. Он и еще 14 «гражданских» благополучно сошли на берег под звуки марша «Прощание славянки».

На прощание Сергей пожелал Лехе не принимать все близко к сердцу и постараться продержаться до конца службы. Затем пожал руку сослуживцам, отдал, по вечной флотской традиции, честь кораблю и спустился по трапу на берег.

Первый раз Алексей увидел мужские слезы. «Гражданские», прощаясь с кораблем, плакали.

«Странно, – подумал Леха. – Почему они плачут? Покидая это адское место, надо радоваться, а не плакать. Да разве может быть что-то лучше родного дома, тем более, это не больше, чем железный ящик, на котором тебя все время бьют и унижают. Нет, я уж точно плакать не буду. Было бы из-за чего плакать! Странные эти люди – „гражданские“. Наверно, у них с мозгами что-то не так».

10

Прошел почти месяц пребывания Алексея на корабле. От мичмана Подплето не было ни слуху, ни духу. И Леша даже как-то стал свыкаться с мыслью, что останется на «Котельникове» до конца службы. Он потихоньку приспособился к особенностям корабельной жизни и был даже немного доволен ею, если бы не одно ЧП.

Однажды после обеда к ним в кубрик забежал матрос из соседнего кубрика и, тяжело дыша, закричал:

– Помогите, дух повесился!

Все, кто был в кубрике, бросились к выходу. Леша тоже побежал с ними.

Когда они подбежали к месту происшествия, повешенного уже сняли. Корабельный врач, стоя на коленях, делал ему искусственное дыхание. Леша протиснулся через толпу и посмотрел на матроса. На палубе лежал Игорь. Какое-то время Алексей стоял как оглушенный. Он перестал слышать и соображать. Вокруг все суетились, кричали, но Леша стоял как вкопанный, все время повторяя про себя: «Игорь, Игорь, зачем, зачем?»

Кровь бешено стучала в висках. Он даже не заметил, как на носилках Игоря унесли на причал. Пришел в себя он только в кубрике.

Леша посмотрел на сидящего рядом с ним Ивана и произнес:

– Почему он это сделал?

Иван, опустив голову, молчал.

И тут Алексей увидел, что Ваня плачет. И у него вырвались слёзы, сердце схватила жгучая боль. Друг, с которым они так сошлись, решил покончить с собой. Почему не поделился с ними своими мыслями? Зачем так поступил?

Если б они знали, что он задумал, наверняка отговорили бы его от этого поступка. Мысль, что можно было спасти друга, но не удалось, еще больше заставляла их плакать.

Время на «Котельникове», казалось, остановилось. Матросы старались громко не разговаривать. Даже вахтенный, отбивая склянки, делал это как можно тише.

Вечером вернулся врач. По кораблю прошла новость, что Игорь еще живой, но не пришел в сознание. Эта новость немного успокоила друзей, хотя осадок от того, что произошло, остался.

Прошла неделя, но Игорь так и продолжал лежать в коме. На десятый день, не приходя в сознание, он умер. Служба для него закончилась, так толком и не успев начаться.

Кто-то потом говорил, что он дурак и слабак. Другие ругали его «маменькиным сыночком». А Алексей, когда слышал эти высказывания, с трудом сдерживал слезы и сжимал кулаки, говоря про себя: «Какая разница, кем он был, но был бы живым. Для своей матери он самый любимый и единственный сын, а теперь его нет. И в том, что Игоря не стало, виноваты вы, безмозглые бараны, с вашей проклятой годковщиной».

Ему было до боли жаль своего нового друга, но вернуть его он был не в силах. Недели две после смерти Игоря Леша ходил сам не свой. У него была апатия ко всему. Единственное, о чем он думал, это поскорее попасть в эту самую эскадру. Хотя, узнав обстоятельства смерти Игоря, Леша немного изменил представление о будущем месте службы.

Дело в том, что Игорю здорово «помогли» в кубрике годки. Они, узнав, куда он попал служить, рассказали ему о чудовищной годковщине на «Волге». Они так напугали Игоря, что после этого разговора он решил расстаться с жизнью. Ему не было еще и двадцати лет!

11

Несмотря на несчастный случай, служба на «Котельникове» продолжалась. Погруженный в работу на корабле, Алексей стал понемногу забывать о погибшем друге. За день он так уставал, что как только ложился в кровать, моментально засыпал. У него даже не было времени написать письмо домой.

Днем кроме работы ему приходилось заниматься изучением корабля. Естественно, изучал он его не по своей инициативе, а под чутким руководством «годков».

Каждый молодой матрос, попав на корабль, должен в течение месяца полностью узнать корабль, до каждого шпангоута. А чтобы молодые быстрей запоминали все морские названия, для них придумывали всякие приколы.

Однажды после обеда в кубрике Радченко подозвал Лешу и сказал:

– Дух, возьми чайник в баке и сбегай на клотик, принеси мне кипятка. Хочу чайку попить. Даю тебе пять минут. Время пошло.

Это «время пошло» на корабле означало то же самое, что для спортсменов-бегунов выстрел из пистолета. Не прошло и минуты, как Леха уже стоял с чайником на верхней палубе. Мимо него в это время проходил такой же, как он, молодой матрос.

– Ты не знаешь, где здесь клотик? – спросил его Алексей.

– Зачем тебе нужен клотик? – с недоумением спросил его моряк, глядя на чайник в руках Леши.

– Да кипятка для полторашника набрать надо.

– Там, – ответил он улыбаясь и показывая пальцем на конец самой высокой мачты. – Это прикол, там кипятка не было и никогда не будет, – уже с сочувствием сказал матрос и удалился.

Леша с опущенной головой, с чайником в руках спустился в кубрик.

– Ну что, тормоз, принес кипятка? – хохоча, спросил Радченко.

Алексей молчал.

– За то, что рассмешил меня, сегодня бить не буду. Ну, а если еще раз попадешься на прикол – ответишь по всей строгости военного положения, – то ли серьезно, то ли в шутку закончил «полторашник».

И Леха, конечно же, попадался. И так часто, что Радченко в конце концов устал его бить. Он стал наказывать Леху работой в гальюне.

И слово «гальюн» наш герой запомнил на всю жизнь.

Но методы обучения Радченко не прошли даром. Через три недели Леха уже очень хорошо ориентировался на корабле и выучил все морские названия. Постоянные удары в грудь и тяжелая работа заставили мозг Алексея работать быстрее. В конце концов полторашник понял, что дальше «прихватывать», то есть гонять, этого духа нет смысла, и принялся обучать других молодых матросов. Для Лехи на корабле настала более спокойная служба. Если, конечно, службу молодого матроса на корабле можно считать спокойной. Полтора года жизнь у молодых очень тяжела и полна опасностей.

Как-то раз Леха познакомился с одним молодым матросом из кубрика мотористов. Звали нового знакомого Сулейман Сулейманов. Он был родом из Азербайджана. При разговоре с Алексеем он часто повторял, что к нему должен приехать брат.

Однажды Леха не вытерпел и спросил:

– Сулейман, твой брат младше тебя или старше?

– Старше, – ответил Сулейман.

– А сколько ему лет?

– Пятьдесят.

– …?

– А маме сколько?

– Маме – восемьдесят.

– А сколько тогда отцу?

– Папе моему всего восемьдесят пять.

Леха остолбенел. Брат Сулеймана был старше матери Алексея.

Сулейман был очень веселым и добрым человеком. И Леша с ним быстро сдружился. Сулейман оказался единственным азербайджанцем на корабле, и годки дали ему кличку «Сулико».

Сулейман был родом с юга. И как у каждого нормального южанина, у него очень быстро росли борода и усы. А так как на корабле усы и бороду носить молодым запрещено, то ему приходилось бриться два раза в день. Однажды после обеда Леха и Сулейман зашли в умывальное помещение. Там над умывальниками висело маленькое полуразбитое зеркало. И Сулейман, увидев его, решил побриться. У Алексея усы почти не росли, а бороды не было даже в зародыше, поэтому он встал у самого крайнего умывальника, чтобы вымыть руки. Сулико тем временем намылил помазком лицо и достал из футляра станок для бритья. В это время в помещение спустились три здоровых годка. Увидев бреющегося и улыбающегося Сулеймана (а Сулейман всегда улыбался, когда брился), один из них заорал:

– Сулико, ты что это бреешься возле моего зеркала?

Сулейман с недоумением повернулся к кричавшему. Но ответить не успел. Три сильных удара обрушились на его челюсть. Сулико согнулся от боли. Годок схватил его за робу, оттащил к выходу и на прощанье дал пинка.

Желание умываться у Алексея моментально пропало. Чтобы не привлечь внимание годков, он осторожно вышел вдоль переборки. После этого случая Сулико больше никогда не брился в умывальном помещении. Он это делал в помещении для хранения орудий приборки. Он заходил туда в свободное время, доставал из кармана станок и «на сухую» брился. Было очень неприятно, но безопасно.

12

Прошло три месяца пребывания Алексея на «Котельникове», а от мичмана Подплето не было никаких известий. И Леха уже перестал верить, что когда-нибудь покинет этот корабль. Но как всегда бывает, то, чего мы меньше ожидаем, всегда случается.

То же произошло с нашим героем. В одно солнечное воскресенье его и Пэдуре вызвал дежурный по кораблю и сообщил, что завтра они отправятся к постоянному месту своей службы. Приказал собрать свои вещи, а утром в 8.00 быть готовыми к отправке.

В понедельник утром на корабль поднялся Подплето. Леха и Пэдурэ с аттестатами (вещмешками) стояли у трапа. Мичман поздоровался с ними и сказал:

– Ну что, моряки, не надоело на берегу сидеть?

– Надоело, товарищ мичман, – ответил Иван.

– Ну, раз так, то пойдем со мной к новому месту службы. Сейчас отведу вас на другой корабль, а завтра на нем выйдем в море. Даю вам десять минут, чтобы попрощаться с друзьями. Через десять минут встречаемся на этом же месте.

Леха пошел в кубрик к Сулейману. Сулейман сидел на рундуке и чистил годку пряжку. Увидев Леху, одетого в парадную форму одежды, он улыбнулся:

– Куда это ты собрался, неужели в увольнение?

– Нет, Сулейман, я в эскадру ухожу. Пришел попрощаться.

– Как попрощаться, совсем уходишь?

– Да, насовсем.

– Ай-ай-ай, такой хороший друг меня покидает, что я теперь один буду делать? Мне без тебя совсем плохо будет, – с грустью сказал Сулико.

– Что сделаешь, служба есть служба. Но я тебе обещаю, как только прибуду в эскадру, сразу письмо напишу. А сейчас давай прощаться, может, больше никогда не увидимся.

Леха подошел к Сулейману, и они крепко обнялись. Попрощавшись, Леха вышел из кубрика и пошел к трапу. Иван был уже там. Мичман, оглядев их, скомандовал:

– За мной шагом марш!

И первым стал спускаться с трапа. За ним пошел Иван. Алексей уходил с корабля последним. Отдавая честь кораблю, он повернулся и в последний раз посмотрел на «Котельников». У борта увидел Сулеймана. Тот стоял и махал Лехе рукой. Леша тоже помахал ему. Уже спускаясь с трапа, Алексей краем глаза взглянул на обрыв, где стояла беседка. Там никого не было.

– Нет, это была не Аня, – успокоил себя Леха и шагнул на причал.

Глава вторая

Средиземное море

1

Я не позволю себя,

сорокалетнего мужика,

тереть головой об бак.

(мичман Бидяк)

Мичман привел моряков на другой корабль. Это был старенький сухогруз, ходивший под полувоенным флагом. Подчинялся корабль военным, но служили на нем гражданские моряки. Подплето сдал документы на Леху и Ивана вахтенному (дежурному), а сам сошел на берег. Перед тем, как уйти, он объяснил матросам, что теперь они подчиняются вахтенному, а Подплето прибудет на корабль вечером.

Вахтенный попросил их следовать за ним. Они спустились в большой трюм. Трюм был заполнен военными моряками, которые отдыхали на матрасах. Вахтенный показал Лехе и Ивану на два матраса в углу трюма и с улыбкой сказал:

– Это ваша каюта на время перехода. Завтрак, обед, ужин – по команде. Камбуз находится на верхней палубе. Будут вопросы – обращайтесь ко мне. Меня зовут Андреем. Я дежурю до утра. Счастливо оставаться!

И ушел, оставив молодых матросов одних. Леша сел на матрас и осмотрелся. Рядом с ними были не только молодые, но и старослужащие. Леху охватило беспокойство.

«А вдруг тут будет то же самое, что и на „Котельникове“? – подумал он. – Так же будут бить и унижать»?