Последний из Первых Миров – На Границе Эпох

Френтос промолчал. Он изредка поглядывал на Милору, которая явно любыми методами избегала его взгляда. Мне эта картина тоже казалась знакомой. Но, опять же, я все еще не мог представить, где я мог ее видеть. Тем более, что Френтос, за всю свою почти никчемную жизнь, вообще очень многим успел насолить. Я бы не удивился, что и эта девочка была когда‑то «жертвой» его слишком жестоких шуток. Хоть убей, я никак не мог ее вспомнить.

Как раз, когда мы, потратив на это еще немало времени и сил, поднялись по лестнице наверх, в самую высокую беседку, нас там уже ждали Пофисс и Элиза. Как и всегда раньше, они уже смотрели в нашу сторону, совсем не удивляясь нашему появлению. Очевидно, они всегда знали ближайшее будущее. Глаза Пофисса и представляли из себя вечно салатовый и яркий циферблат. Этот узор его глаз точно был их частью, не иллюзией, и не какими‑либо безделушками для глаз. Иногда этот циферблат на мгновение будто сверкал, показывая тем самым, что Пофисс уже использовал свое окто. Если это окто было связано с ходом времени, оно наверняка показывало ему будущее. Мы все были почти уверены в этом. Он был одет в кожаную куртку, закрывающую некие небольшие крючки на одежде под ней. Ими он мог парировать любые атаки. В бою он никогда не страдал от ранений, и всегда отовсюду выходил победителем, почему его и прозвали Неуязвимым. Он будто знал ход противника наперед.

Элиза же, что следовала за ним хоть на край света, была одета в более или менее простую форму священнослужителя. Такую форму носили монахини, служившие кому‑то из Богов. Не помню, кому именно, но вряд ли Богу Времени Руэнре, которому явно и служили сами Пофисс и Элиза.

– Мы думали увидеть вас здесь только к вечеру, Кацеры. – встал из‑за скамейки Пофисс, поднимая тем за собой и Элизу.

– Вы уже минуту назад знали, что мы придем сейчас. – сразу сделал упор на способности Пофисса я. Он никогда не скрывал их, и все знали, что он видел жизнь на минуту вперед. Даже если многие и считали, что частью его окто это и не было, мы в этом были почти уверены.

– Конечно. Я говорю о том, что мы думали минутой ранее. – как всегда таинственно улыбаясь, подошел к нам Пофисс. И каждому по очереди пожал руку.

Но в один момент он наткнулся на Френтоса.

– Меньше пить надо, Френтос. – с ходу успокоил Френтоса Пофисс, пускай Френтос еще ничего и не сказал…Ну, или сказал, но об этом уже знал только сам Пофисс.

– Вы хотели с нами о чем‑то говорить? – продолжал будто держать в себе любые чувства Таргот.

– Вы уже решили, что присоединяетесь к Информаторам, так? – вернулся на прежнее место Пофисс.

– Да, пожалуй. – без команды Таргота ответил я. Я даже надеялся, что, может быть, хоть теперь размышления Таргота на эту тему закончатся. Я уже и вправду хотел к ним присоединиться. Пусть даже раньше мы все и были о них не лучшего мнения – они оказались вполне неплохими людьми. Пусть мы еще и не встретили их лидера Серпиона.

– Ну так вот, о чем я. Серпион вернется только завтра. Они с Коллорином и Ультрой собрались куда‑то там на юг.

– А до завтра они точно успеют? – уже начался нервный тик у Таргота.

– Наверняка. – уверила его Элиза. Девушка, которая, как и Пофисс, выглядела уж слишком молодо для восьмидесятилетней старушки, которой она и должна была быть. Но говорила она все равно как восьмидесятилетняя. Пусть и говорила редко.

– Значит, у нас есть время отпраздновать День Бога Людей всем вместе! – радостно повернулась к нам Филони. Мне стало только радостнее от ее же радости.

– Конечно. У нас ведь еще целый день впереди! Будет весело! – уже без каких‑либо потайных страхов улыбалась Милора. Или, теперь я этих страхов просто‑напросто не замечал.

– Погулять с вами в этот прекрасный День для нас точно будет большой радостью. – вспомнил я свое обаяние, ранее принадлежавшее благородных кровей господину Соккону Кацере.

– Достаточно было сказать, что пора бухать. – ухмыльнулся Френтос.

– Если собираешься пить, мы приведем тебе собутыльника. Сейчас он в архивах. – засмеялась Филони.

– Только не говорите, что он потому там и спит, что вечно пьет. – сразу понял, что речь идет о Тиадраме, Таргот.

– Нет, он просто всегда готов выпить за компанию. Тиадрам. – пояснила Филони.

– Пить будет только Френтос? – будто вовсе не нам, сказал Пофисс.

– Если будут пить все, я тоже выпью, конечно. Иначе я вас совсем перестану понимать. – захохотала Кайла, уже второй раз повторив, как и любила, фразу еще с Леса Ренбира.

Все мы дружно и радостно покинули странно вообще теперь не шевелившихся Пофисса и Элизу. Не было теперь никаких страхов или неприязни. Была лишь дружба, теплая и добрая, будто между совсем уже родными людьми. Возможно, праздничное настроение и вправду тогда было аномально, и навязывалось людям города каким‑нибудь Богом. Но мы не думали об этом. Не думали о Серпионе и каких‑то странных Планах, не думали и о Думе, страшном прошлом, и имтердах. Мы думали лишь о будущем, что ждало нас за светлыми дверьми Пирамиды. Праздник уже начался – мы все это понимали.

Я уже даже и не помню, как мы попали на улицу, и когда к нам присоединился Тиадрам, но там, снаружи, мы все уже как раз были в сборе. Конечно, Пофисс и Элиза с нами не пошли. Герои Шеагральминни, кажется, вообще все до единого были заняты чем‑то своим. Чем‑то, о чем они никому говорить не хотели. Но это было их дело, а нашим делом было дождаться Серпиона. То есть, теперь отпраздновать День Бога Людей, да все вместе. Я, Френтос, Таргот, Кайла, Тиадрам, Филони и Милора. Кажется, я только тогда стал понимать, как раньше я скучал по настоящему веселью, как мне надоели тусклые краски нашей Кацерской халупы, и как одиноко нам с братьями было лишь втроем. Все поменялось почти в мгновение, ибо что было, пока мы не встретили наших новых друзей, мы уже почти и не помнили. Да и не стоило тогда об этом вспоминать.

Уже через час мы побывали почти везде, где только могли, и тогда я думал именно так. Но Филони все равно тянула нас то туда, то сюда, и каждый раз мы лишь убеждались, что город этот, Ренбир, был многократно больше, чем казался с улиц. Он был огромен, и в нем было очень, и очень много всего интересного. Множество разных развлечений и конкурсов, в которых мы все вместе принимали участие. Кое‑где проводились забавы, вроде тех, где нужно было узнать спутницу по поцелую. Надевали на мужчину и его спутницу повязки, собирали так по 5 пар, и пускали их друг за другом. Вот вам и способ поймать свою вторую половинку на измене. Пусть и в День Бога Людей такая поимка была явно еще не так опасна. Френтос предложил нам всем сыграть в это, но Тиадрам решил, что тогда кто‑то останется без внимания. Желание поскорее, как говорила Кайла, «прикоснуться к великому», во Френтосе перебарывало любые страхи. Но мы все равно этим не занялись. Филони была против, чтобы Милора в этом участвовала, хотя та и не показывала, что сама была против.

По большей части мы ходили парами, дабы никто не оставался в одиночестве позади всех, и чтобы мы не сбивались в кучу, потому как народу на улицах Ренбира было уже и без того «опасно» много. Каждая наша пара тогда говорила о чем‑то своем. Впереди всех шли Таргот и Филони, и их речь мне была не ясна совсем. Слишком уж их перебивало городское веселье и взаимные шуточки идущих позади них Кайлы и Тиадрама. Френтос шел с ними же. Я шел с Милорой. Она почти все время молчала, а конкретно со мной и братьями она вовсе говорила лишь с серьезной осторожностью. Не сказать, чтобы она выглядела все еще как‑то напугано. Больше было похоже на то, что она просто стеснялась нашего общества, и мне даже трудно было тогда представить, почему именно. Хотя и кое‑что о ней я уже, кажется, начинал вспоминать. Как и начал вспоминать, где именно я ее раньше мог видеть. Конечно, Френтос во всем этом тоже играл немалую роль, но совсем уже не такую, как я думал изначально.

Сотней красок залился в тот день великий Город Знаний. Тут и там уже пьяные, но все же добрые и веселые гости бегали по магазинам то за бутылкой, то за закуской. Смех разносился со всех углов, отражался от каждой стены, и выливался, с шумным гомоном, из дивных ресторанов. Музыка гремела до самых городских стен, и даже мы сами то и дело пускались в пляс. У многих вокруг заплетались ноги, у кого‑то, от алкоголя, заплетались и языки. Но мы пока не думали пить – впереди еще целый день!

Френтос вечно бегал где‑то в стороне, но все равно от нас не отставал. Таргот и Филони, кажется, уже даже флиртовали, а вот Тиадрам и Кайла говорили друг с другом так, будто и вправду были всю жизнь знакомы. Кайла, кажется, говорила, что она чувствует в нем что‑то вроде того, что она чувствовала и во мне. Будто ее к нему тянуло. Конечно, это снова н казалось ни чуточку плохим, и мысли на эту тему мне в голову просто не шли – я думал совсем о другом.

Наши празднования, также, приносили нас и в некоторые заведения, занимающиеся готовкой непростых, октовых блюд. Кажется, в Ренбире такие места встречались достаточно часто, но Филони потянула нас именно в самое дорогое. Она хотела платить за нас сама, но мешок Таргота, который, что совсем не удивительно, он все еще носил с собой, быстро привел ее в чувства. С помощью этого мешка такое заведение и купить можно было.

Внутри места было немного, но хозяин самого заведения быстро нам его нашел. Также, он быстро дал нам понять, что прекрасно знает, кто мы. Информаторы и Братья Кацеры. И Кайла. Теперь, просто Информаторы.

Как октолимам, нам эти блюда показались не только приятно необычными, но и приятно очень вкусными. Наедаться мы могли до предела. Гулять мы могли еще очень долго, и все уже успели хорошенько проголодаться, особенно учитывая, что даже октолимам не есть целые два дня – вообще противопоказано. Кто‑то ел, еще стараясь показывать хоть какую‑нибудь воспитанность, а кто‑то был Френтосом, и заваливал рот так, что он уже чуть ли не заполнял собой весь стол. Ох уж это окто Френтоса, которое он использовал при любом удобном случае. Хоть и, чаще всего, окружающим назло.

Снаружи, еще почти час жалуясь на боль в животе, Френтос нас вдруг покинул. Что мы заметили лишь сейчас, и что было уже поздно, Френтос забыл в гостинице Лемоть, хотя и, даже на ночь, ее снимать не рекомендовалось. Теперь его организм с переработкой еды во внутреннюю силу и энергию тела справлялся слабо, и он убежал. Как ни странно, Милора вдруг, будто долго на что‑то решавшаяся, также попросила нас идти пока дальше без нее, и побежала вслед за Френтосом. Ее не было довольно долго, и я уже начал, с подозрением, волноваться за них обоих. Только мы двинулись дальше, не прошло и пяти минут, как она вновь очутилась рядом со мной, как‑то странно весело, молча глядя на меня, и идя рядом.

– У тебя все в порядке? – ухмыльнулся я.

– Ага. Все замечательно. – весело хихикнула она.

Чуть подустав от безостановочных прогулок, мы решили, наконец, остановиться у входа в весьма немалый Ренбирский Парк. У входа стояли скамейки, которые, пока, никем заняты еще не были. Но был уже почти вечер, и наверняка скоро сюда, в Парк, потянулись бы люди. Где еще им приходить в себя после попойки, не попадаясь старым знакомым, не нашедшим себе с ними компании, на глаза?

– Вижу, ты не очень разговорчива. Надеюсь, Френтос не причинял тебе зла? – решил начать уже хоть какой‑то разговор с и вправду слишком молчаливой только со мной Милорой я.

– Да нет, что ты…Просто вы для меня новые люди, и все такое. – явно чуть растерялась она.

– Точно новые? – старался выглядеть как можно более дружелюбно я.

– Конечно… – продолжала как‑то сильно блестя сапфировыми глазами смотреть на меня она.

Да, у нас с Милорой почти весь путь тянулась немая пауза. У меня были предположения насчет нее, которые я пока и не думал подтверждать. Не знал, как, а просто спросить ее, так это, или нет, я просто не мог, и сам боялся. Да и возможно ли такое? Даже в нашем сумасшедшем мире…

Не представляю, почему мы не общались с Информаторами раньше, но, скорее всего, их всех мы приравнивали, примерно, к Серпиону. Он был все время угрюмым, и почти что обиженным. На людях показываться не особо любил, и был всегда, не только по моему мнению, странным. Сейчас же, когда он куда‑то там пропал, для нас он был еще страннее. Он был наставником Информаторов, а точнее Филони, Милоры, и Тиадрама, но даже они, кажется, не знали о нем много. И, поскольку я уже немного ушел от темы, Тиадрам в один момент упомянул, что характер Серпиона очень изменчив, и почти всегда как‑то связан с изменениями погоды вокруг. Среди всех разновидностей окто, даже такое изменение характера под стать природе окто его владельца было более чем обычным делом. Но Серпион учил Информаторов конкретно бороться с имтердами, рассказывая им о каждом из них. И Филони, к примеру, уже показала, что о каждом из Генералов и Военачальников имтердов она многое знала. Все‑таки, хорошо еще было, что Филони, Милора и Тиадрам не стали такими же замкнутыми, как Серпион, проведя с ним какое‑то время обучения. Долгая подготовка пока не вызывала в них каких‑либо воинственно‑радикальных наклонностей.

Пока мы еще не дошли до скамеек перед парком, Таргот вдруг решил отправиться в магазин. За чем именно, никто тогда еще и не подозревал. Но когда же он вернулся, никто уже не знал, куда убежали мои глаза, когда вывалились из орбит. Таргот пришел с букетом цветов – красивых и ароматных. Эти цветы он преподнес Филони, а даже проходившие мимо люди смотрели на него с завистью. Мало того, что цветы были дорогие, и их было много, так еще вдобавок нес он их девушке, от которой легко можно было потерять голову. Некоторые смотрели на него, даже, тихо посмеиваясь в кулак. Наверняка, Таргот был далеко не первым, кто дарил Филони подарки, но, возможно, и первым, кого она не отшила. Мы с Тиадрамом также решили заскочить в магазин – посмеяться над Тарготом, да, может быть, заодно купить и цветов своим спутницам. Когда мы уходили, Милора и Кайла покрылись таким румянцем, что, казалось, лопнут. Я уже мог назвать Тиадрама своим другом. Пусть это и было странно, но он казался мне уж очень похожим на Френтоса. Такие люди, от всего мира отстраненные, мне нравились. Наверное потому, что я к ним привык. Да и он, должно быть, привык к своему наставнику Серпиону, потому как теперь и смеялся над действиями Таргота. Потому, что наверняка представлял именно Серпиона на месте Таргота – были они и вправду многим друг на друга похожи.

Тиадрам еще не знал, какие цветы нравятся Кайле, и спросил совета у меня, но и я этого не знал, или просто не помнил. Я спросил, какие цветы нравятся Милоре, но и он ничего об этом, как оказалось, не знал. Но ничего страшного, думал я. У меня все еще было то предположение, которое могло подсказать мне и это. Я купил те цветы, которые больше всего подходили и к волосам, и к глазам девочки, но не по внешнему сходству. Это все то же предположение. Цветы, которые могли нравиться ей раньше, если ее я раньше уже и видел – восхитительные синие астры.

Я старался не теряться, и всегда легко добивался сердец девушек, как и легко их разбивал. Я знаю, я был плохим человеком, вечно остающимся в не менее плохой компании. Но я еще хотел во всем разобраться, и должен был сблизиться с этой девочкой, Милорой, дабы раз и навсегда узнать – та ли она, о ком я думал, или нет. Скрыв цветы своим окто, я не спеша, будто совсем по своим делам, отворил дверь цветочной лавки, вышел наружу, подошел к лавочке с девочкой, и, неожиданно, проведя рукой по воздуху, грациозно вручил ей цветы на коленях, низко опустив голову. Так, как учила меня мама. Кайла, сидящая рядом с Милорой, возможно и некой тихой ревностью, ткнула ее в бок и рассмеялась. Своего принца она еще не дождалась, хотя и явно также волновалась. Лишь теперь мы с Тиадрамом и Тарготом проявили к девушкам интерес уже не как к коллегам, а как…к девушкам. Конечно, все они три мне очень нравились. Но стоял я на одном колене, с букетом в руке, именно перед Милорой. Вывел ее из окоченения лишь тычок в бок от Кайлы. Цветы она приняла охотно, и я сел рядом с ней, стараясь сразу не пугать ее взглядом. Лицо ее от румянца и вправду превращалось в сдобную булочку.

Говорил я на сторонние темы, потому как знал, что сейчас стоит последить за словами. Я многое хотел ей сказать, но не при всех. Особенно, не при Тарготе. И не при Френтосе, которого с нами сейчас все еще не было. Та самая теория все больше и больше не давала мне покоя.

Из лавки, уже не цветочной, а кондитерской, как и ожидалось, вдруг что‑то бодро вышло. Что‑то черноволосое, коротко стриженное, да при этом еще и с коробкой дорогих конфет. Причём, даже не одной. Село это что‑то прямо между Милорой и Кайлой. Не знаю, кто тогда съел больше, но делали это Тиадрам и Кайла с одинаковой частотой. Где‑то перед этим, подходя к лавочке, он сказал что‑то вроде "Зачем цветы, если нам итак уже все ясно. И их нельзя есть". Потом и они начали говорить. Таргот и Филони говорили все время. Что именно, я не слушал, но те слова, в конкретно его исполнении, звучали для меня настолько смешно, что я их слушать не хотел. Чтобы меня не приняли за ненормального, смеющегося на пустом месте. Они, Таргот и романтика, кажется, всегда жили в отдельных мирах.

Кайла с Тиадрамом также решили теперь отсесть на другую скамейку, поодаль от нас. Скамейки в этом парке были очень длинными, а народу в нем было пока не так и много. По крайней мере, пока.

– И давно вы все знакомы? – продолжая стараться держать улыбку, спросил я Милору.

– Да вот уже пару лет точно… – еще немного дрожа, пусть и вряд ли от уже имевшей место быть прохлады, отвечала она.

– Интересная у вас компания. Мы рады, что встретили вас. И я рад, что встретил тебя. – все с той же улыбкой говорил я, глядя ей прямо в глаза. Но уже после этого, невероятно удачного, как казалось на первый взгляд, хода, храбрость меня покинула безвозвратно.

Милора еще гуще покраснела, избегая моего взгляда. Слишком она была милой. О да, это вдруг вскружило мне голову. На секунду, я даже забыл, о чем я думал совсем недавно. Я ждал, пока она сама скажет мне что‑нибудь. Хоть что.

– А я рада…что встретила тебя. – сказала она.

Но я ждал не этого, хотя и ждал зря. Она бы не сказала этого сейчас. Не при всех. И да, это касалось не любви. Вернее, не той любви, которая возникает между едва знакомыми, пусть и сильно понравившимися друг другу, мужчиной и девушкой. Это касалось чего‑то большего, о чем я, конечно, пока сказать не мог.

До вечера наши приключения все продолжались. Было еще довольно рано, когда мы отправились развлекаться, но делали мы это невероятно долго. Все преследовавшие нас тогда мысли быстро ушли, и мы этому были только рады. Но Френтос к нам так и не возвращался. Как мы тогда же и узнали, он, почему‑то вернулся в Пирамиду, и задержался там. И сейчас я мог поблагодарить его как раз за то, что он нас вдруг оставил. Без него мне могло быть проще разобраться в том, в чем разобраться я хотел. В чем я только и убеждался все то время, пока мы развлекались.

Ходили мы и в цирк, и на представления в парк, да и в самом парке во многие веселые места. Все это время мы говорили, шутили и смеялись. Но я чувствовал себя идиотом. Я снова почти ничего не говорил Милоре. Я все ждал, когда нам, наконец, удастся уединиться. Так, чтобы никто нас не достал. Я должен был придумать способ.

– Картинная галерея? Танцора понесло в бордель, не иначе. – удивились мы внезапному предложению Филони, пусть и за нас всех слово сказал именно Тиадрам.

– Разве я не похожа на деятеля искусства? – хихикнула Филони.

– О, я знаю, там есть твоя картина.

– Ты художница? – удивился Таргот.

– Нет, ее там просто нарисовали. Называется картина – "День в деревне".

– Причем тут она?

– Ха‑ха, Тиадрам. Браво! – похлопала в ладоши от шутки товарища она.

– Просто там такая смешная свинья была…– посмеялся уже сам Тиадрам.

– В нос получишь, шутник. – почти повисла на его шее рукой Кайла.

– Не беспокойся, я сама этим как‑нибудь займусь. – усмехнулась Филони.

Внутри, еще лицезря не совсем понятные мне творения все того же не совсем понятного искусства, я попросил Тиадрама и Таргота отойти со мной в другую комнату, потому как настроен я был уже почти что решительно, но делать задуманное в одиночку все равно было уж слишком тяжело и страшно. Пора было, будто это было так задумано, увести Милору туда, где нас не услышат. Пора было поставить точку в нашем молчании, и наконец узнать правду.

– В чем дело, Соккон? – спросил улыбающийся уже почти весь день Таргот.

– У меня есть хороший спор на полтос рен. – сказал я, продолжая немного дрожать.

– У‑у‑у‑у‑у. То, что надо! – радостно потер руки Тиадрам.

– А надо всего‑то взять свою спутницу, и уже с ней пройти в парк и там, барабанная дробь, признаться ей в любви. – использовав всю наработанную мной за "долгие" годы харизму, засмеялся я, пусть и старался не показывать, насколько я тогда был взволнован. А волновался я просто чудовищно, как никогда раньше. Я не знал, что могло случиться, если бы я ошибся…

Тиадрам сразу успокоился и, после некоторой паузы, вздохнул. Такой ход был ему немного тяжеловат.

– Интересно. Я принимаю спор! – хлопнул в ладоши, от чего окружающие нас посетители едва не подпрыгнули до потолка, и растер их, Таргот.

– Ладно, ладно. Я тоже с вами. Давно уже пора, мне кажется. У меня для нее уже кровать дома застелена! – улыбаясь, крикнул Тиадрам, снова вынудив посетителей чуть отступить.

Но только мы вернулись к своим дамам, как уже готовящийся через дрожь смех ушел обратно за дверь, из‑за которой мы вышли, оставив нас без себя. Таргот подошел к Филони, взял ее за руку, а потом сказал те самые слова, от которых, с его бесподобной улыбкой, можно было потерять и дар речи. Но Филони не молчала, и тут уже дар речи потеряли мы. Она сказала ему примерно то же самое, что и он сказал ей. Он никуда не ушел, а сделал это прямо на месте. Признался в любви. Даже если ранее я думал, что они с Филони так…просто играются. Было ясно сразу – Тиадрам сделает то же самое. Мне это было совсем не на руку. Я не собирался признаваться Милоре в любви, как бы я этого не хотел. Я быстро оказался возле нее, ласково взяв ее за правое плечо. Она испуганно обернулась, и я тихо шепнул ей, что нам нужно незаметно товарищей покинуть.

– Давай прогуляемся, Милора. Я ведь вижу, что ты тоже хочешь со мной о чем‑то поговорить. – прошептал я, стараясь сохранять не столь жуткую, какой она была на самом деле, улыбку.

Она не сопротивлялась, и мирно последовала за мной на выход из галереи. Тиадрам, когда мы выходили, уже успел оказаться возле Кайлы, однако также решил не признаваться ей во всем на месте. Как бы сказал сейчас Френтос, «Зассал, неудачник!». Но в нашем споре такого условия, как признание на месте, к слову, не было. Да и делать это все должны были только для галочки. Не знаю даже, правда ли Тиадрам влюбился в Кайлу, и наоборот. По поводу Таргота сомневаюсь еще больше. Это же Таргот. Какая девушка, узнав Таргота поближе, не захотела бы стать его собственностью во всем и навсегда? Даже и не знаю. Глупая, наверное. Да и глупой надо быть, чтобы думать, что Таргот будет для нее постоянен. Ей пришлось бы тесниться в постели сразу с ним, его гордостью, ответственностью, и горой лишних дел. Наших общих дел. И, конечно, с нами с Френтосом вместе. Но сейчас не об этом – не о них.

Мы с Милорой быстро дошли до парка, причем весь путь держа напряженное молчание. Я знал, почему она молчала. Это сводило с ума. Когда же мы, наконец, дошли до самого подходящего, как мне казалось, места, я быстро повернулся в ее сторону. Она казалась немного напуганной, а от моего взгляда краснела все больше и больше. Я знал – это не стеснение. Она волновалась. Как и я. Очень, и очень сильно. Каждая секунда причиняла какую‑то ноющую боль, будто уже давно мной забытую. Такова была цена такого ожидания.

Еще какое‑то время я молча всматривался в нее, стараясь получше разобрать ее черты. Но это просто не могло продлиться долго. Насмотревшись, я наконец решился сделать то, что сделать был должен не только для себя, но и для нас обоих. Таков был предел моих мечтаний. Я уже не мог сдержать слез. Я крепко обнял ее, ведь уже не мог ошибиться. Сердце не обманешь.

Поначалу, она лишь тихо всхлипнула. Как и я сам, она не понимала, зачем я это делаю. Но так могло показаться лишь со стороны. Уже через пару секунд, она тоже заплакала. Ее маленькие нежные ручки обвели мою талию, крепко взяв ее в объятия. Я гладил ее волосы. Я знал – она все понимает. И сама уже, наверняка давно, только этого и ждала. Освещенный кристаллами Зоота, переполненными слабой внутренней силой, парк выглядел в это время просто невероятно. Небольшой водопад, возле которого мы тогда и остановились, прекрасно освежал воздух, делая его более приятным даже для дыхания. Его мы тогда едва собирали носом. Еще с минуту мы стояли в том самом положении, ласково и с любовью обнимая, и гладя друг друга. Я слышал ее дыхание, чувствовал каждый удар наших сердец. Они бились быстро, бились в унисон. Нам уже было плевать на все, что могло бы нам тогда попытаться помешать. Единственное, что было для нас важно – простая мысль, затмевавшая теперь собой любую реальность. Мы снова вместе. Снова.