bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

Для средств массовой информации и кабинета правительства, – продолжил Торгвальд, – мы должны выглядеть примерно в таком разрезе: у нас есть труп, мы имеем некоторые сведения от свидетелей, но поскольку следствие находится в начальной фазе, говорить о каких-то результатах рано, а о предположениях желательно помалкивать. Но группа расследования, учитывая личность погибшего и его близость к элите нашего общества, понимает масштаб своей ответственности и прикладывает все возможные и невозможные усилия для взятия преступников. Далее мы раскроем прессе некоторые данные, полученные от криминалистов и свидетелей, но, конечно, далеко не все. Это понятно?

Хильде еле успевала записывать за шефом.

Давай вместе еще раз проанализируем имеющиеся у нас факты.

1. Хальворсен приглашен на встречу, это не совсем официальное мероприятие, и оно связывает некую общность близких друзей, их родственников и знакомых. С кем по военным годам он был более всего близок?

2. В аэропорт его отвозит сын. Он вылетает из Гардермуэн в 10:40 во вторник в Лондон. Здесь его встречает… Кто его встречает?

3. Хальворсен заселяется в гостиницу. Кто проявляет к его личности особый интерес? Торгвальд достал пачку увеличенных фотографий предполагаемых участников встречи. Фотографий немного.

4. В среду Хальворсен как-то проводит время до 15 часов, где он побывал до торжественного вечера?

5. После небольшой торжественной части состоялся обед в ресторане той же гостиницы. На обеде приглашенные сидят по четверо за столиками. Кто с кем сидел рядом, кто говорил с Оскаром и о чем? Кто организовал встречу, оплаченную банком “Кори”? Как гости расходились, кто кого провожал? Что делал Хальворсен по приезде домой? Звонки с его телефона проверить. Проверить звонки, поступавшие на него. Ленни, это тебе. Все что связано с действиями Магды. Как преступники вошли в дом, сколько их было. Возможные свидетели, поквартирный обход ближайших соседей, дать срочно объявление, вдруг кто-то что-то видел вчера рядом с домом, где произошло убийство.

6. 7.


8. 9.

10. Расспросить его коллег по университету.


Якобсен не выдержал.

– А что, если это убийство вообще не связано с поездкой в Лондон?

– Лично я не верю в совпадения, – безапелляционно заявил шеф. Квартиру можно было сто раз ограбить во время отсутствия старика, какая-то связь, несомненно, есть, преступники явно охотились за чем-то еще, если они так долго пытали Хальворсена.

– Старые друзья, раньше встречались, пили, ели, вспоминали былые времена. Они знали друг о друге все или почти все. Почему эта трагедия случилось именно сейчас?

– Вот, Якобсен, это и есть ключевой вопрос. Получив на него ответ, мы можем претендовать на зацепку. Ленни уже запросил списки пассажиров рейса Лондон-Осло. Мне кажется, здесь вылезет еще одно совпадение. Он мог хвост за собой притащить.

Пока в Лондон ехать нет смысла. Близкие друзья и родственники обязательно приедут на похороны, и мы воспользуемся этим. Понаблюдай за ними, постарайся найти к ним подход, мы же не имеем право учинять им официальный допрос. Возможно, что-то и всплывет. И еще: не надо забывать о завещании, оно может пролить свет на мотив преступления. Необходимо найти нотариуса или свидетеля. Работай, Якобсен, работай, пока у тебя нет никаких зацепок. Вряд ли ты что-то выдавишь из семейных фотоальбомов. И еще, мне не понравились результаты поквартирного обхода Арвига. Полезной информации никакой. Автомобиль за углом – и что дальше? Переделай, пошли туда Хильде Робертсон. Она старательная девушка, обязательно чего-нибудь раздобудет. Работаем без выходных!

Вечером зал для пресс-конференций был переполнен третьей властью. Даже задние места оказались занятыми. В президиуме с сосредоточенными лицами сидели при полном параде Эйрик Торгвальд, пресс-секретарь управления Хельге Карлсен, Гуннар Арвиг и Хильде Робертсон.

За минуту до назначенного часа Торгвальд проверил микрофон и объявил пресс-конференцию открытой. Кроме того, он предупредил журналистов, что рабочая группа по делу Хальворсена очень загружена, вследствие чего встреча будет короткой.

– Свен Мортен, “Афтенпост”, представился самый шустрый представитель прессы, – какова основная версия полиции по данному делу на текущий момент, что вы предпринимаете?


– По данному делу создана розыскная группа, руководителем которой назначен Адриан Якобсен, один из наших самых успешных следователей, начал Торгвальд отвечать на вопрос с конца. Им выдвинута версия ограбления, причем с применением грубой силы, что и повлекло за собой смерть Оскара Хальворсена.

–”Эстландетс блад”, Юрген Грин, не связано ли это преступление с профессиональной деятельностью Хальворсена в годы Второй мировой войны?

– Я отвечу на этот вопрос, – слово взял Арвиг. Пока нет никаких свидетельств связи преступной группы с национал-социалистическими группировками. Кроме того, прошло слишком много времени для сведения подобных счетов. Торгвальд с благодарностью посмотрел на Гуннара.

– Телеграфное бюро, Карл Бруннер, в момент нападения пострадала женщина, каково ее состояние на данный момент, дала ли она какие-либо показания.

На этот вопрос вызвалась ответить Хельге Карлсен:

– Помощник по хозяйству Оскара Хальворсена Магда Желевска получила незначительные травмы головы, она была госпитализирована, ей наложили шов. В настоящее время она чувствует себя хорошо и находится под охраной полиции. Эта женщина дала нам очень важные показания касательно картины преступления, которые пока являются тайной следствия.


Еще несколько изданий задали ряд совершенно безобидных вопросов, после чего Торгвальд свернул пресс-конференцию, и президиум удалился на свои рабочие места в управление.

Раздел 6

Апрель 1940. Хальворсен

– Этот поезд тащится ужасно медленно, но от немцев мы оторвались, – Кристиан Беренджер достал из вещевого мешка банку тушенки, и начал ее вскрывать ножом.

– Я бы особенно не радовался. Нам предстоит еще перегрузить эти чертовы ящики в грузовики, и двигаться дальше на север. Немцы уже в Нарвике. Случится чудо, если они нас днем не обстреляют со своих “Ю”. Поезд на равнине – отличная цель.

Хальворсен прислушался.

– Мне показалось, или в тамбуре какой-то стук? Кроме нас в вагоне никого не должно быть. Пойди, проверь.

Беренджер оставил консервы и вышел в тамбур.

– Ты кто? Он удивленно уставился на подростка. Мальчику можно было дать лет одиннадцать или тринадцать, его лицо, перемазанное машинным маслом и припудренное пылью, скрывало истинный возраст. Одежда его состояла из промасленной гимнастерки с чужого плеча, грязных мешковатых брюк и тяжелых лыжных ботинок. Мальчугана трясло мелкой дрожью, то ли от страха, то ли от холода.

– Юхан, я тут при железной дороге, вроде как. Помогаю машинисту…

– Полно-ка врать. Как ты сюда попал? Давай, начистоту, а то сейчас возьму тебя за уши и высажу прямо на ходу.

– Я к грузовику прицепился, когда солдаты ящики грузили. Они не заметили, как я под брезент забрался в последнюю машину когда она поехала. Немцы бомбят, деться некуда, я в кузов сиганул, потом, когда перегружали ящики на поезд, я тоннеле отсиделся. Дайте поесть чего-нибудь, а то с голоду просто помираю. Не высаживайте меня.

Беренджер открыл дверь и втолкнул мальчугана в вагон.

– Нет, ты посмотри на этого прохвоста, мало того, что он едет зайцем, так он еще хочет есть.

– Дай ему поесть, Кристиан.

Беренджер достал из мешка еще одну банку тушенки, здоровенный кусок ржаного хлеба и пару вареных картофелин.

Мальчик моментально впился зубами в неочищенную картофелину.


– Стой, так не пойдет! Хальворсен насильно потащил мальчугана к рукомойнику. И лицо мой с мылом!


Юхан неохотно начал намыливать руки и лицо.

– Вот, теперь другое дело, – воскликнул Беренджер, когда парень появился в купе. Его лицо и руки не сияли безупречной чистотой, но уже выглядели намного приличнее.

На спиртовке разогревалась открытая банка с тушенкой, Хальворсен чистил картофель.


– Ты что, сирота? – задал вопрос Беренджер.

– Дай поесть, – мальчишка уже набил рот картофелем и хлебом, и пытался прожевать.

– Держи ложку и тушенку, – Хальворсен снял с огня банку, и, завернув ее в тряпку, чтобы не обжечься, протянул мальчику. Не торопись, ешь, потом расскажешь, нам еще долго ехать.

Когда с ужином было покончено, они начали устраиваться на ночлег.


– Да, ты парень, я смотрю, немногословный.

– А сигаретку дадите?

– Рано тебе еще курить, давай, рассказывай свою историю.

– Мы с матерью и отцом на побережье жили у маяка близ Кьеррингвика. Мы этот маяк поддерживали и нам платили за эту работу, а еще у нас огород был за домом. Немцы ночью начали обстреливать берег с кораблей, один из снарядов прямиком в наш домик залетел, когда я спал на маяке. Родители погибли сразу, я еле выбрался. Схватил, что сохранилось из одежды и бежать. Кругом грязь, снег, еле добрался до города. Он всхлипнул и вытер нос грязным рукавом.

– А сколько тебе лет?


– Девять, а что?

– И где же ты был все это время?

– На вокзале околачивался. Там один добрый человек из ресторана мне давал еду. Ну, то, что не доедали посетители. Потом меня погнали оттуда, немцы пришли. Все в черной форме, такие важные. Я спрятался в поезде, так и попал в другое место, я даже не знаю, что это за станция. Мальчик снова всхлипнул.


– Ну-ка, снимай ботинки, – приказал Беренджер.

Мальчишка начал неохотно развязывать шнурки. При свете дежурного освещения офицеры увидели очень худые и грязные ноги Юхана с кровавыми мозолями на пятках и костяшках.

– Так, ступай мыть ноги, так и гангрену можно заработать!


Юхан снова поплелся в сортир, а Кристиан пошел в начало вагона.

Порывшись в рундуке проводника, он нашел пару старых стоптанных туфель с круглыми носами без шнурков.

– Вот, носи, – он протянул туфли мальчику, который вошел в купе и переминался босыми ногами, – на первое время подойдут.


– Ну, как, не жмут?

– А ты по-норвежски плохо говоришь. Ты что, англичанин?


– Шотландец. Какое тебе дело?

– Ну, по мне, один хрен, англичанин. А что ты тут делаешь? Я немного учил английский в школе, – Юхан стал считать по-английски, и добравшись до двадцати начал зевать.

Когда мальчик заснул, а это произошло очень скоро, Хальворсен сказал:


– Придется взять с собой парнишку? Я думаю, он нам не повредит.

– Главное, задание выполнить.

– Придумаем чего-нибудь. Жалко мальчика. У меня сын такого же возраста. И когда еще я его увижу?

– Давай, поспим немного, в четыре ночи будем на месте. Находясь на задании, они научились спать дозированно, днем, ночью, лежа, сидя. Утро наступило быстро.

В зашторенные окна сквозь щели пробивался солнечный свет. Поезд шел по высокой насыпи.

Юхан открыл глаза и увидел купе вагона и двух спящих мужчин в полевой форме. Он встал, влез в туфли и вышел в туалет.

Потом проснулся Беренджер. Он подсел к окну и отодвинул шторку. Пылинки взметнулись и заплясали в солнечном луче. Поезд шел по высокой насыпи.

– Оскар, вставай, скоро будем на месте, уже половина четвертого.

Хальворсен продрал глаза, выглянул в окно.

– Еще долго. Еще километров сто.


– В ваших норвежских названиях черт ногу сломит. Это “О” или “Ё”? А где наш юный пассажир?

– В туалете умывается. Черт, он мое полотенце утащил.

Мальчик появился на пороге.

– А что это вы везете в этих зеленых ящиках? – задал он вопрос, – в вагоне кроме нас никого?

– Мы везем патроны, гранаты, тушенку и ветчину в банках для армии и флота.

– Врешь, патроны в таких ящиках не возят. Я рядом с этими ящиками в грузовике сидел. В них ничего не гремело, и они очень тяжелые. Что везете, я интересуюсь?

Это прозвучало так наивно, что офицеры прыснули от смеха.

– Ладно, таможенник, – Хальворсен сделал таинственную гримасу, – мы везем бриллианты, камни разные, сокровища. Ты никому не расскажешь. Это военная тайна.

– Врете, – резюмировал прагматичный ребенок. Хочу ветчину в банке, я как-то пробовал, она вкусная, я знаю, у вас есть.

– Пойдем, так и быть, – Беренджер вооружился гвоздодером, и они с Юханом отправились в соседнее купе. Беренджер вскрыл один из ящиков, и извлек банку с надписью “HAM”.

– Она, – удовлетворенно заявил мальчуган, – а хлеб есть?


– Есть.

Хальворсен принес кипяток из титана, а сразу же за ним в купе появился лейтенант охраны:

– Радиограмма, срочно.


Беренджер вышел.

– Только что сообщили, что дорога в десяти километрах от этого места разрушена бомбардировкой. Нас будут ждать четыре грузовика, если этого будет недостаточно, придется здесь ждать следующего транспорта. Полотно восстанавливают, если вами будет принято решение продолжить путь в поезде, то это связано с ожиданием около трех часов.

Мальчик, почуяв неладное, начал быстрее уписывать ветчину из банки.


Поезд сделал поворот на северо-запад и сбавил ход. Хальворсен открыл окно и высунулся.

Паровоз с черепашьей скоростью тянул маленький состав вперед. Скоро они остановились.

– Ну, вот, приехали.

Впереди блестела лента реки. Дождя не было, и это радовало. Третий раз перетаскивать весь этот груз под косым ливнем не улыбалось. Беренджер спрыгнул на насыпь, и начал раздавать указания двум охранникам.

– Ты, – Хальворсен ткнул мальчишку в указательным пальцем в грудь, – сиди в вагоне как мышь!

Отвечаешь за сохранность ценностей, никуда не выходи.

Мальчишка осмотрелся – ценностей, вроде никаких не видать. – Мы скоро придем, и скажем, что делать дальше.

Хальворсен покинул вагон. Впереди за насыпью стоял большой грузовик, вторая машина приближалась к поезду по грунтовой дороге с севера.

Солдаты приступили к погрузке. Вся работа заняла не более получаса. Ящики сверху затянули маскировочным брезентом. Часть груза оставалась во втором вагоне, для нее места в машине не хватило.

– Ты уверен, что все правильно делаешь, – спросил Беренджер, кивнув головой на ящики в грузовике, может, все же останешься.

– Думаю, мы ничем не рискуем. Все по инструкции, а главное у тебя. Он мечтательно посмотрел на заснеженные горы, какой вид, давай увековечим этот момент на пленке, – он достал из рюкзака фотоаппарат, расчехлил, и заснял Кристиана на фоне поезда. Потом попросил лейтенанта охраны сфотографировать их вместе на фоне гор.

– Вот, отлично, – он спрятал лейку в чехол, – будет хоть какое-то доказательство, что мы добрались до этого места.

Головная машина засигналила.

– Мне пора.

– Удачи тебе, Оскар.

Хальворсен обнялся на прощание с Беренджером и занял пассажирское место в грузовике, машина тронулась с места.

Раздел 7

Мартин

Полицейское управление пообещало послезавтра доставить тело Хальворсена из морга для прощания в Ураниенборг – кирке. Мартин начал день со звонка в похоронную службу. Он заказал самый лучший гроб из имевшихся в фирме, указав цвет и размеры, Оскар Хальворсена был человеком крупным. Через полчаса прибыл посыльный из ритуального агентства за дедушкиным костюмом и туфлями. Мартин выбрал наиболее темный костюм, дед не любил черный цвет в одежде, предпочитал синие или коричневые тона. Нашелся и подходящий галстук, серебристый в черную косую полоску. Мартину почему-то не хотелось расставаться с этими вещами, они пахли дедом, его туалетной водой. Машинально он проверил карманы брюк и пиджаков. Можно было биться об заклад, преступники и эксперты тут не копались. Вот, какая-то картонка, билет в метро, наверное, старый. Не разглядывая, он положил его в карман рубашки. Посыльный убыл и Мартину стало совсем тоскливо. Начало горькой стези похорон. Теперь ему предстояло встретиться с пастором, позвонить друзьям деда. Мартин достал свою записную книжку, в которой перед вылетом в Лондон Хальворсен предусмотрительно записал телефоны Кристиана Беренджера, Юхана Смолвилля и Сары Митков. Конечно, были тут и другие номера, но им, конечно, передадут. В Осло многие придут проститься с дедом.


Он вышел из дома, и направился в сторону церкви, которая находилась всего в десяти минутах ходьбы от дома. Констебль, несший службу, выглянул из окна автомобиля и приветствовал молодого человека, помахав рукой. Мартин ответил ему кивком головы, и ускорил ход. Холодный ветер насквозь продувал Хольте гата. На улице около портала церкви оказалось вовсе безлюдно.

Даже постоянно сидящий у входа одноногий старик Лукас покинул свое место, чтобы пропустить стаканчик, или выпить кофе в забегаловке на другом конце улицы.


Мартин вошел в церковь и огляделся. Никого не было видно, утренние лучи солнца играли в витражах, освещая пустые скамьи цветными пятнами. Интерьер церкви, в меру скромный и в то же время величественный, располагал к размышлениям на духовные темы. Он прошел через главный неф, несколько минут любовался фигурами святых и распятием, а затем сел в переднем ряду и стал ждать. Вскоре раздались шаги, и в проходе появился пастор. Мартин много раз встречал на улице этого священника, а в Ураниенборг-кирке, к стыду своему, не бывал с самого детства.

– Здравствуй, сын мой, что привело тебя в этот неурочный час?

Мартин представился и рассказал о кончине деда.


Отец Густавсон оказался человеком очень приятным и обходительным. Он выразил искренние соболезнования юноше.

– Мы все любили твоего деда, он был удивительно талантливым художником и ученым. Он многое сделал для этой церкви. Оскар после войны занимался реставрацией мозаичного панно, – пастор указал на фигурки ангелов. Он иногда забывал про еду, и только, когда за ним приходила Ребекка, отвлекался от работы. Венчались они в этой церкви, тогда еще был жив отец Бауэр. Конфирмация твоего отца прошла здесь, когда я уже принял приход. Гедеон приедет на похороны?


– Он уже в пути, отец Густавсон. Я весь в раздумьях, прошу помощи. Как лучше устроить прощание?

Наверное, многие захотят проводить его в последний путь.

– Мы все сделаем, Мартин. А какую музыку любил Оскар?

– Он многое любил. У него была коллекция классики, ему нравились и Моцарт, и Бах. Он любил шотландскую музыку, их старинные песни, арфу. Если дед рисовал, он включал что-нибудь с повторяющимся мотивом. Тогда его фантазия лучше работала. А как насчет органной музыки?

Наверное, Бах подойдет.

– Да, Мартин, у нас новый молодой органист. Он родом из Риги. Талантливый парень. Да, ты же должен выбрать псалмы, которые прозвучат, – Густавсон протянул Мартину книгу.


– Боюсь, без подсказки мне не разобраться.

– Я бы рекомендовал включить в торжественное прощание 295 и 297 псалмы. Молодой человек заглянул в псалтырь и дал свое согласие.

Они некоторое время провели в духовной беседе, которая несколько успокоила Мартина и вселила в него уверенность, что похороны пройдут достойно.

Он вернулся домой, дежурный констебль по-прежнему сидел в машине и читал книжку. Мартин открыл калитку и подпер ее кирпичом, чтобы гости могли пройти по дорожке непосредственно к дому. Так делал всегда его дед, если на праздник собиралась семья или компания друзей. Только праздника не было.

К обеду приехал из аэропорта отец.

– Марти, какой ты большой! Ты перерос меня! Лучше бы мы встретились по другому поводу. Эх, Оскар, Оскар, как же так вышло. Будто кто-то накликал эту беду. Ты так привык уже к старику. Как твоя учеба, диплом скоро, ты успеваешь?


– Беду никогда не ждешь.

Он много и несвязно говорил, а Мартин даже слова не мог вставить. Он не переставал удивляться. Его отец из молчаливого северного человека стал совсем южным, по темпераменту, и по смуглому цвету кожи.

– Пойдем, присядем на кухне, нам с тобой многое надо обсудить.

Отец достал из прозрачной упаковки “Duty Free” бутылку “блэк лейбл” налил себе и Мартину.

Гедеон выпил и тут же налил себе еще, Мартин сделал один глоток и отставил свой стакан.

– Знаешь, он писал мне иногда, рассказывал о тебе. Писем было немного, я привез их. А я не люблю писать тексты, слог мой никак не складывается, мысли не переходят в строчки.

– Отец, я был только что в кирке. Прощание назначено на послезавтра в одиннадцать часов.

Сегодня знакомые и друзья начнут собираться. Я думал, что можно после похорон с близкими друзьями собраться в доме. Вино в кладовке, ящика два найдется, есть белое и красное. Будет много гостей или нет, трудно сказать.

– У тебя деньги есть на первое время?

– Есть, ты ведь, мне перевел, есть и наличные. Но я уже потратился. Полиция, скорее всего, ускорит раскрытие завещания. Инспектор Якобсен захочет с тобой переговорить, у него куча вопросов.

Почему твоя жена не соизволила прибыть, – в голосе Мартина звякнула нотка обиды, – я думаю, это неправильно.


– Мари Лу не любит летать на самолете, зато Сильвия приедет. Ты будешь рад своей биологической матери?

– Ты что, общался с ней?

– Она нашла меня и позвонила, когда узнала о смерти моего отца. Папа, кажется, боготворил её, но это не помешало ей в одночасье покинуть наш дом.

– Он мне рассказал, что ты увлекся другой женщиной.

– Сильвия могла бы и не устраивать скандал из-за пустяков.

– Но это тянулось три года!

– Дед сгустил краски. К чему все эти разбирательства сейчас? Мы встретились вовсе не для того, чтобы выяснять отношения, которых давно нет.

Мартин выплеснул остатки виски из своего стакана в раковину, вымыл его и убрал.


– Пап, мне нужно сделать еще несколько звонков. Если ты устал с дороги, устраивайся на втором этаже, поспи.

Мартин почувствовал действие алкоголя, к нему примешивалась горечь от обиды, ревности. С дедом всегда было все просто и хорошо. Наверное, он никогда не изменял своей Ребекке, был верным долгу, государству и королю. А вот отец… Покинул дом ради какой-то азиатки, которой приглянулись его статус и деньги.


Он набрал телефон нотариальной конторы, что находилась на пятом этаже здания окружного суда на Театер-гата. Трубку взяла секретарша.

– Нотариальная контора Зелински.

– Добрый день, меня зовут Мартин Хальворсен, могу я поговорить с герром Зелински?

– Герр Зелински сейчас занят с клиентом, он перезвонит по этому номеру, как только освободится.

Боковым зрением Мартин увидел, как серебристый гольф остановился на улице около их дома.

Кто бы это мог быть? Если детектив, то он выбрал неудачное время.

Раздался звонок. Он открыл задвижку, на пороге стояла невысокая по его, Мартина меркам женщина лет пятидесяти в коротком изящном пальто и голубой косынке. В руке она держала зонт в виде трости, а через плечо был перекинут тонкий ремешок сумочки-клатч.

– Сильвия?!

– Мартин, это ты? Да, ты просто Гулливер, – она сказала это таким тоном, будто уезжала на пару лет, а теперь удивилась, как сын подрос. Сильвия оставила пальто и зонт на вешалке в прихожей на вешалке из оленьих рогов, и прошла в гостиную.


Теперь он лучше разглядел эту даму.

На ней был строгий темно-серый брючный костюм, подчеркивающий стройность фигуры.

Пепельно-серебристые волосы коротко острижены, лицо такое же, как на картине, потрясающе красивое, но с заметной сеточкой морщин. Сильвия с ностальгией осматривала гостиную, и его, Мартина. Они не заметили, как сзади подошел отец с зубной щеткой в руке.

– Сильвия? Как ты доехала? Ты одна, или с мужем?

– Я одна. Нормально доехала. А ты сильно изменился. Я остановилась в отеле на Конгенс-гата.

– Почему не здесь? Проходи, я сделаю кофе, ты не голодна?

Мартин с удивлением смотрел на родителей сверху вниз. В его сознании никак не укладывался факт их совместного присутствия в дедовом доме. Мать, действительно, оказалась похожей на ту женщину с собачкой на картине деда, имевшей успех в выставочном зале на Альбин Упп. Слова невольно вырвались из него:

– А собачка? А где твоя собачка?

Этот вопрос привел его мать в замешательство.

– Марти, наверное, имеет в виду ту картину, – влез с комментариями отец.

– Эта картина еще жива? Она в доме? Марти, понимаешь, никакой собачки на самом деле не было.

Это всего лишь очередная выдумка, фантазия Хальворсена. Он говорил, что надо чем-то занять мои руки в этом сюжете, только и всего. Художественный вымысел, ах, даже если бы та собачка существовала, то, наверняка она уже давно бы сдохла от старости. Можно будет потом взглянуть на эту картину?

Отец переоделся в домашний халат деда и появился в гостиной уже побритый и причесанный. Он и не думал ложиться спать, а сразу потащил Сильвию на кухню. Зашипела кофемашина, отец с матерью затеяли какой-то бестолковый разговор о политике, о деньгах. Это не нравилось Мартину.

Черт возьми, они как будто и не расставались на двадцать два года, эти родители. Бросили его, как надоевшую игрушку и разбежались кто куда. И зачем они тут сейчас. Проводить деда в последний путь приехали, или только ознакомиться с завещанием? Потом он услышал, как отец снова наливает себе виски, достает из холодильника лед.

На страницу:
3 из 4